***
Паша ждал Диану у ворот больницы, причём уже больше часа. Руки начинали неметь от холода, но Вершинину нужно было увидеть девушку в ту же секунду, как она вернётся. Он хотел рассказать ей всё, как есть, и посмотреть на её реакцию, и к тому же из головы не выходили её утренние слова. Паша не верил в предчувствия или в свою интуицию — но казалось, что этот диалог станет решающим, хотя он своё решение уже принял, и вряд ли сможет его изменить. Мнения сердца и мозга расходились полярно — но мозгу парень не доверял уже давно. Он понятия не имел, как отнесётся к этому Настя, понятия не имел, что говорить Костенко, и, главное, как донести до Дианы всё, что вертелось в мыслях. Заморосил колючий дождь, и Паша отошёл к дереву, с которого успели опасть не все листья, прячась под его ветвями. Это оказалось очень кстати — к воротам подъехала машина, и из неё вышла Филатова. Девушка уже последовала во двор, но с другой стороны машины вышел мужчина — тот самый, с фотографии в её доме. Он что-то сказал дочери, но Паша не расслышал, и та, обойдя капот, обняла его крепко. Они перебросились ещё парой фраз, в то время как Вершинин чувствовал себя ужасно глупо, как бы прячась за деревом. Знакомиться с отцом Дианы он сейчас не хотел — боялся сказать лишнего — к примеру, спросить как можно сдать родного ребёнка в импровизированный дурдом. Но пока не состоялся диалог Паши с Дианой, он понимал, что не имеет права встревать в эти отношения. Вершинин обещал себе, что если она позволит ему остаться, он сделает всё, чтобы спасти хотя бы её. Костенко был прав, но Паша чертовски сильно не хотел это признавать. Он сможет не сравнивать её с той, кого он знал и любил, сможет прогонять свои воспоминания, насколько это будет зависеть от него, сделает всё, что она захочет, если она позволит быть с ней. Вершинин готов был ходить к психологу, психиатру, к кому угодно, лишь бы ей с ним было комфортно. Он понимал, что это уже не нормально, и выглядит как помешательство, и, скорее всего, им самым и является. Но Диана была единственным смыслом в этой реальности. Машина уехала, а девушка, ничего не подозревая, быстрым шагом шла к отделению, но тут ей навстречу вылетел Паша. — Господи, — Диана затормозила очень резко, чуть не впечатавшись в грудь парня. — Ты что, следил за мной из-за дерева? — нахмурилась девчонка, но обняла Вершинина, который сжал её так крепко, что ещё немного — и захрустели бы кости. — Думал, что ты не захочешь лишних проблем, и решил не подходить, пока ты была с отцом, — Диана скорее машинально, чем осознанно, взяла его за руку, потащив к отделению, потому что сам Паша стоял как вкопанный. — Сколько ты тут стоял, что у тебя так замёрзли руки? — недоверчиво глянула на парня она, и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Ты бы не добавил проблем. Проблемы вообще… очень резко решились. Чёрт, как же холодно! Побежали, — Филатова действительно перешла на бег, и Вершинину пришлось не отставать от неё, чтобы не расцеплять их руки. Зайдя в палату девушки, молодые люди всё-таки отошли друг от друга: Диана потёрла плечи руками, пытаясь согреться, и натянула поверх худи, в которой была, толстовку на замке. Выглядело это плохо, но, конечно, никого не волновало. Вершинин подошёл к ней сзади, и девушка немного смутилась, когда он обнял её со спины, проведя кончиком носа по её макушке. Однако Филатова не пыталась отстраниться, и даже пожалела, что успела надеть толстовку. Она повернулась в его руках, пряча лицо на уровне его плеч, прижимаясь к нему. Казалось, что оба понимали без слов, что после предстоящего разговора всё может измениться, и хотели как можно дольше растянуть этот момент. — Что значит «проблемы резко решились»? — через какое-то время всё-таки смог заставить себя спросить Паша. Диана резко, будто её кипятком ошпарили, от парня отошла к окну, уставившись за него, будто вид на больничный двор не был ей знаком. Мельком обернулась на него и хотела снова взгляд отвести, но он своими голубыми глазами пересёкся с её карими. — Паш, мне очень сложно. Одно точно: завтра меня как бы выписывают. Но я решила не жить дома. Пока что. А потом… я уезжаю. В Киев. Насовсем, — было видно, как каждое последующее слово давалось сложнее предыдущего. В её голове этот диалог звучал совсем иначе. Но Диана и подумать не могла, что это будет настолько сложно. Внутри всё сжималось: девушка даже представить не могла, что сказал Вершинину Костенко, и что будет дальше делать Паша. Всю дорогу в больницу она пыталась настроить себя, что они расстанутся навсегда в ближайшем времени, и так должно быть. Так правильно. Он вернётся домой, а она просто будет жить дальше и иногда вспоминать, кто зажёг в ней маленькую искру этого желания. Однако сейчас весь настрой испарился. — Когда? — только спросил Вершинин, не отводя взгляд. — Я хотела с тобой обговорить. Я бы хотела побыть с тобой, пока ты ещё… здесь. Но я знаю, что нам обоим от этого будет только хуже. Тебе нужно возвращаться домой, а мне привыкать жить как раньше. Без сумасшедшего путешественника во времени, — горько усмехнулась она, изо всех сил надеясь, что он хотя бы краешком губ улыбнётся — как он умеет. Как улыбался, когда они гуляли в парке аттракционов, когда сидели у озера с кувшинками. Когда Филатова ещё не знала, с кем связалась. — Диана, — резко начал Павел, и девушка даже вздрогнула от его громкого, но хриплого голоса, который эхом отдавался от голых стен почти пустой комнаты. — Не будет никакого дома. Я не буду пытаться вернуться. Я останусь в твоей реальности. С тобой, если ты захочешь. Не захочешь — без тебя, — несмотря на голос, в котором слышалось видимое отчаяние, его лицо не выражало ни одной эмоции. — Что? Почему, что произошло за несколько часов? Что тебе сказал Костенко? — Ни слова правды, — огрызнулся Вершинин, хотя сам не понимал, почему сейчас злится на девушку. Полчаса назад обещал себе защищать её от любой опасности, и неважно, в какой реальности и в каком времени. Но кто защитит её от него самого? — Поздно что-то не договаривать. Я, как минимум, имею право знать всё, — твёрдо ответила Диана, не собираясь просто принимать его решения и уж тем более радоваться им. Паша посмотрел на девушку, по её мнению, дико, и молчал какое-то время. Она уже хотела подойти к нему, но что-то останавливало её. Ей было не комфортно находиться с ним сейчас, но Филатова всячески пыталась обманывать себя и отрицать это. Парень наконец заговорил, пересказывая слова капитана, и Диана слушала внимательно, боясь упустить любую деталь. — Теперь понимаешь? Нет никакого способа. Я давно это понял, а сейчас это просто подтвердилось. — Возможно, ещё что-то появится, как-то раскроется и… — стараясь придать голосу уверенность, начала Диана, но была резко прервана: — Ничего не появится, Диана. Ничего и никак. Я не прошу и тем более не заставляю тебя быть со мной. Но и не говори мне бред, — он встал со стула, на котором сидел до этого, нервно меря палату шагами. — Я не говорю тебе бред, — с каждой секундой злость Дианы разгоралась сильнее. Сейчас подавленным и растерянным выглядел уже блондин, а девушка больше не могла сдерживать эмоции. — Я не прогоняю тебя и не посылаю. Я, чёрт, сказала тебе, что буду с тобой, пока ты не вернёшься. Я могу уехать прямо завтра, но я остаюсь здесь, толком тебя не зная, и ты ещё пытаешься меня упрекать?! — больших усилий стоило не сорваться на крик. И она бы сорвалась, но тогда бы в палату точно прибежали медсёстры, или, того хуже, вездесущий психолог, докладывающий отцу о взаимоотношениях парочки. — Ну так уезжай, — совершенно спокойно ответил Вершинин, стоя в дверях. — Уезжай прямо завтра. Строй свою жизнь так, как хочешь ты. Не нужно отказываться от этого ради меня. Тем более, если ты не поняла за это время, кто я, — вот теперь он усмехнулся. Только сейчас это было так же жутко, как его блуждающий взгляд. Филатова была на грани нервного срыва: она уже чувствовала, как жгут глаза слёзы, а говорить становилось всё сложнее. — Уеду. Но я не собиралась делать этого до этих твоих фраз. Я не понимаю, чего ты хочешь, Паша, — девушка села на кровать, зарываясь руками в волосы. По щекам потекли слёзы, а Вершинин понятия не имел, что ответить ей на последнюю реплику. Он хотел остаться с ней. Но разве уйти в ссоре не было лучшим решением? Ему снова было страшно. Страшно, что она будет жалеть, если останется с ним: неважно, в Припяти или в Киеве. Страшно, что он не сможет сдерживать агрессию и вину. Вершинин вышел из палаты, оставив в ней Диану одну. Снова. Филатова плакала, укрывшись одеялом с головой. Не на такой диалог она надеялась. Он хочет, чтобы она уехала — и теперь нет смысла тут оставаться. Нужно было найти силы встать, собрать вещи, написать отцу — чтобы он уладил всё с руководством больницы, и, главное, с матерью. В голове мелькала мысль найти Настю и попрощаться с ней — и узнать, что она думает насчёт возможности вернуться в свою реальность. Но Диана боялась разочароваться в Паше ещё больше — что, если ситуации была не такой однозначной, как он говорит? Что, если он играет на её чувствах? И что хуже: если это правда, или если он действительно любит её и готов остаться тут? Филатову трясло: она не знала, что дальше. Неужели всё закончилось вот так? Она думала, что они попрощаются на хорошей ноте, и он вернётся к той, кого любит, в мир, который знает. А в итоге они просто рушат друг другу остатки психики, вместо того, чтобы попробовать на разрушенном прошлом строить что-то новое.***
Когда Вершинин вернулся к себе, уже стемнело. Темнело сейчас вообще рано, и привыкнуть к этому было сложно. Возможно, при нормальном свете, он заметил бы отсутствие вещей Насти и записку на окне раньше. Но это произошло только спустя несколько часов, и когда парень выбежал на улицу, отбой уже прошёл. Он оглядывался по сторонам, будто Мадышева могла прятаться за углом здания, и, увидав друга, выпрыгнула бы, рассмеявшись: мол, купился на розыгрыш? Но это было правдой, а не розыгрышем. Настя уехала. Он сел на лавочку, где они сидели с рыжей, когда он попросил зажигалку у Филатовой: когда они заговорили первый раз. Развернул лист бумаги, который сжимал в руках: тот помялся от вспотевших, липких ладоней.« Паша, я сразу прошу прощения, хотя понимаю, что ты вряд ли простишь. Я больше не могу находиться здесь, не могу видеть эти стены, Костенко, Диану, и даже тебя. Когда я одна, у меня ещё с горем пополам выходит отключаться, но при виде чего-то, что напоминает мне о прошлой жизни, у меня буквально едет крыша. У меня не получается взаимодействовать ни с тобой, ни с Параллельной. Ты был прав: она совсем другая, и, судя по всему, человек очень хороший. По крайней мере, в разы лучше, чем я. Я искренне надеюсь, что ты не потеряешь её. Она, кажется, действительно любит тебя. Может, наша задача состояла не только в том, чтобы спасти станцию? Что, если твоя судьба — именно эта девушка? Ты будешь злиться, я представляю. Я и сама на себя злюсь, поверь. Но если я не уйду сейчас, я не выдержу в какой-то момент и просто убью себя. Я хочу дать себе ещё один шанс на жизнь. Пусть даже в реальности, совершенно мне не знакомой. И я верю, что ты сделаешь то же самое. Не будешь пытаться вернуться, а просто примешь эту жизнь такой, какой она стала. В конце концов, всё могло быть ещё хуже. Пусть мне и не верится, что я говорю такое. Не переживай за меня, если вдруг начал. Я уже договорилась с Костенко о документах, деньгах на первое время. Я уеду из Припяти, найду работу. Не буду говорить, в какой город — не пытайся меня искать. И через Костенко тоже — если ты всё ещё любишь меня как подругу, ты не будешь этого делать. Я всё ещё люблю тебя, и, может, когда-то мы ещё встретимся. Но не в ближайшие несколько лет. Я думаю, что я справлюсь. В одиночку. А если справлюсь я, то ты и подавно. Ты намного сильнее меня, и намного сильнее, чем думаешь сам о себе. Попрощайся за меня с Дианой. И скажи ей огромное спасибо за ту прогулку и за гитару. Пусть она простит, что я украла её. И передай ей, что жизнь всё-таки того стоит: она, как минимум, продлила мою. Я желаю ей счастья. С тобой или без тебя, Паш. Но в глубине души надеюсь, что если мы и встретимся ещё, то я увижу вас вместе. Настя»
Конечно, Паша не собирался искать Настю и уж тем более пытаться остановить. Это был её выбор, и всё, что он мог сделать для неё — принять его. Сидя на холодном воздухе, он пытался справиться со стучащими в голове словами Насти о Диане. Пока Мадышева говорила о возможной судьбе, Вершинин снова причинил ей боль. Сердце рвалось прямо сейчас побежать к ней, разбудить её, целовать её сонную и просить прощения. Просить разрешить ему остаться с ней. Разум же просил думать, что делать дальше. Без Дианы. Он смял лист бумаги, и хотел выбросить его в урну у лавочки, но в последний момент засунул в карман куртки. Если вдруг Диана согласится с ним поговорить, она может и не поверить в исчезновение Насти по её собственной воле. Не факт, что Диана не считает Вершинина способным на такую ложь и вообще не держит его за окончательно сумасшедшего, который только и хочет сделать больно другим, лишь бы на миг забыть о своей боли. Почему он не ответил ей, когда она спрашивала, чего он хочет? Почему не озвученные слова сейчас не давали покоя? Он прекрасно знал, что ответов не найдёт. Надо было возвращаться в палату. Паша встал, и, смотря исключительно под ноги, медленно направился к зданию. У угла здания, за который нужно было завернуть, он услышал шаги, и этот звук резко вывел его из размышлений. Он остановился, надеясь, что это кто-то из персонала: а если так, человек свернёт и не заметит Вершинина, потому что во внутреннем дворе по ночам не было ни души. Но из-за угла показался худой невысокий силуэт, и Паша случайно сделал шаг навстречу — он точно не ожидал её тут увидеть и совершенно растерялся. Девушка наткнулась на него и вскрикнула от испуга, когда тот резко обнял её, чтобы она не споткнулась и не упала — освещённость больницы к тому же оставляла желать лучшего. — Диан, это я, всё хорошо, — успокаивающе гладил её по голове парень. — Ты что тут делаешь? Я чуть от страха не умерла, идиот, — Филатова не пыталась вырваться из его объятий, но в ответ не обнимала. Вершинин чувствовал дрожь по её телу, не зная, чем она вызвана: их неожиданной встречей или ночным холодом. Он заметил, что она всё ещё в двух толстовках — даже не переоделась с тех пор, как он ушёл посреди диалога. — Я хотел воздухом подышать, я не ожидал увидеть тебя сейчас тут. Прости меня, пожалуйста, я сам растерялся, — совсем тихо говорил Паша, оглядываясь по сторонам: не услышал ли кто их. — Не спится? — А ты как думаешь? — Диана резко вырвалась, посмотрев ему в глаза. Она молча пошла к лавочке, где до этого и сидел сам Паша, и парень расценил это как приглашение пойти за ней. А даже если она будет против — он не оставит её тут одну. Девчонка вытащила из-под скамейки пачку сигарет и спички — Вершинин даже не знал, что тут кто-то — или сама Диана — прячет сигареты. А её движения были уверенные, будто она ни на грамм не сомневалась, что они будут там. — Ты их тут прячешь? — неловко начал парень, пока Диана чиркнула спичкой и подожгла вытащенную сигарету. — Нет, не я. Пациенты. А я иногда ворую. На самом деле, это только второй раз. Перед уездом надо, наверное, купить новую пачку и оставить. Кто бы это ни был, мне он помог, — скорее себе говорила девчонка, подняв ноги в кроссовках не для такой холодной ночи на скамейку. Она поставила подбородок на согнутые колени, медленно куря и смотря в пустоту. Паша опустился рядом с ней, не рискуя сесть близко. Дымка в темноте выглядела очень плотной, иногда окутывая лицо девушки. А Вершинин надеялся насмотреться на него, пока это возможно. — Я надеялась, что не увижу тебя больше. Завтра уеду. Буду злиться на тебя как можно дольше. А потом буду стараться забыть. И вот ты снова тут. Ты будто преследуешь меня, Паша. Ты не хочешь, чтобы я была с тобой и отталкиваешь. Но тут же куда бы я ни пошла, что бы ни делала — ты всюду. Скажи, когда ты исчезнешь? — по щекам текли слёзы, но она даже не думала их смахнуть. Брюнетка дальше смотрела прямо. — Настя уехала. Оставила записку и уехала, — Вершинин вытащил из кармана сложенный вчетверо лист и протянул его Диане. Та смотрела с недоверием — парень сидел с протянутой рукой, и когда Диана всё же взяла записку, взамен ему протянула дымящую сигарету. Держать её во рту было неприятно, а курить и читать одновременно неудобно. Вершинин затянулся пару раз, пока Диана прочла Настин местами неровный почерк. Девушка протянула письмо обратно и столкнулась взглядом со взглядом Паши. — Верни сигарету, — максимально тихо. Даже ветер шумел громче её слов. — Я не хотел тебя отталкивать. Я говорил, и повторю опять: ты — единственное, что у меня осталось. Я очень хочу, чтобы ты была со мной. Если мы не будем вместе, смысла во всём этом нет никакого. Но я не хочу, чтобы всё было так — будто бы по какому-то приказу. Я хочу, чтобы мы выбрали друг друга. Мне страшно брать ответственность, и стыдно признавать это. Но если ты права даёшь мне шанс на другую, адекватную жизнь с тобой — я обещаю, что действительно буду защищать тебя от всего. Как ты говорила сама тогда, на озере. — А ты веришь себе сам? Я не смогу вытаскивать нас обоих, Паша. Я разбита внутри так же, как и ты. Ты думаешь, это легко? Я готова была до последней минуты твоего присутствия в этой реальности быть рядом. А ты посылаешь меня в грёбаный Киев, где у меня нет никого. Никого, с кем я могу хотя бы поговорить. Я не далеко ушла от тебя. — Я хочу, чтоб ты была счастлива. А без меня это более реально. Вот и всё, — он забрал у неё сигарету, туша окурок об спинку скамейки. — Тогда почему ты не думал об этом раньше? Зачем ты появился в моей жизни? Чтобы сейчас строить из себя страдальца, бросив меня одну? — девушка перешла на крик, совершенно не думая, что может услышать кто-то из персонала. — Я буду с тобой столько, сколько ты захочешь. Я поеду с тобой куда угодно, или останусь здесь, если ты так захочешь. Я не буду пытаться вернуться в свой мир, и я сказал это ещё днём. Прости меня за всё это и позволь быть с тобой. Если ты правда в какой-то момент захочешь, чтобы я исчез — я исчезну навсегда. Прости меня, Ди, — он обнял её, как ребёнка, закинув её ноги на свои, а девушка обвила его шею, больше не сдерживая слёзы и хрипы. — Я не хочу, чтобы ты исчезал, — парень чувствовал, как от её слёз намок воротник толстовки, и сильнее обнял её. — Почему ты считаешь, что я с тобой по любой причине, но не хочешь принять единственную настоящую? — он молчал, гладя её по спине и зарываясь лицом в её волосы. — Не заставляй меня признаваться тебе в любви сейчас, в таких обстоятельствах, — прошептала Филатова. — Никогда не заставлю, — Вершинин смотрел на редкие звёзды. Он вообще не рассчитывал на её любовь. Хватало его любви — лишь бы та не переросла в сумасшествие. — Пообещай, что ты не пропадёшь. Что мы уедем вместе и попробуем начать сначала. Что ты больше не будешь причинять мне боль. Пообещай. Сейчас, — её голос срывался, а слёзы не переставали бежать. — Я обещаю, — Паша сжал её ледяную дрожащую руку, но через несколько секунд она вырвала её, снова обняв его за шею и целуя скулу. Короткая щетина неприятно колола кожу девушки, но она не обращала внимания. Вершинин мягко оттолкнул её, сам целуя в губы и опускаясь к шее, оставляя на бледной коже засос. Диана ненавидела любые следы на своём теле, но изредка позволяя их оставлять. Параллельной же, кажется, было всё равно — она дрожала в его руках, слегка царапая ногтями его шею. — Я сказала отцу, что мы поедем в Киев после обеда. Я отменю всё. Будем тут, сколько надо — пока ты сделаешь документы. Я никуда не поеду без тебя. Я попрошу папу снять квартиру на время, и мы сможем пока жить там. А потом уедем. Всё будет хорошо. Будет? — Филатова говорила в пустоту, обнимая его так крепко, будто он мог исчезнуть прямо сейчас. Он обнимал её так же, всё равно не понимая: зачем она рушит свою жизнь, влюбившись в него, неадекватного? — Я сделаю всё, что смогу, чтобы было. Я люблю тебя, — последняя фраза вырвалась как-то случайно, вызывая у Дианы новые непрошеные слёзы, но она всё равно промолчала, как и до этого: не сказала того же в ответ. Это было и к лучшему: позволить себе остаться с ней и так было тем, чего Вершинин, по его же мнению, не заслуживал. — Останься этой ночью со мной, — блондин кивнул, целуя её в висок. — Завтра утром мне надо будет уехать, встретиться с психологом. К обеду я вернусь сюда, и мы решим, что делать дальше, ладно? — Пойдём в палату, ты вся дрожишь, — игнорируя последний вопрос, он повёл её за руку через больничный двор.***
Девушке хотелось плакать, и она не понимала, почему — причин не было. Всё складывалось так легко, будто происходило не с ней: она не могла понять, почему диалог с психологом, которого ей наняли родители, впервые был адекватным; почему отец порадовался за неё и согласился снять квартиру на время, пока она и Паша побудут в Припяти, и почему он не настаивал на знакомстве с парнем, ради которого его дочь меняет решения со скоростью света. Посвящать даже столь покладистого родителя в проблемы не хотелось, да и сил выдумывать, почему у парня, которого она полюбила, нет ни документов, ни денег, не было. Поэтому Филатова не сказала, что они поедут в Киев вместе. Проще будет разыграть сцену потом, как, якобы, всё удачно сложилось. Когда Диана возвращалась в больницу, чтобы забрать вещи и встретиться с Пашей, на телефон пришло сообщение от отца с адресом: квартира была снята. Диана не могла отвязаться от липкого ощущения тревоги внутри, как ни пыталась его заглушить, думая о прошедшей ночи. Её согревали воспоминания о том, как Паша успокаивал её в палате, прося прощения и обещая быть рядом. И она ему действительно верила. От следующих воспоминаний она смущалась, надеясь, что внешне это никак не проявляется; на губах словно всё ещё оставалось тепло его губ, заглушавших её стоны, чтобы никто не услышал. Утренние слабые лучи солнца, казалось, врезались в память навсегда. Сейчас было за полдень, и от солнца не осталось и следа. Небо затянуто толстой пеленой туч. Хотелось быстрее зайти в палату Паши, чтобы снова чувствовать его руки на своей спине, его голос и тепло. На месте, где ещё вчера её встретил Вершинин, сейчас стоял капитан. Диана запаниковала, но тут же взяла себя в руки: среди дня на территории больницы ей точно ничего не угрожает. Возможно, он как раз-таки и ждал Пашу. Диана огляделась, но парня нигде не было. Тревога разрасталась сильнее, но Диана продолжала идти по направлению к Костенко, пока тот не окликнул её, идущую уже совсем рядом: — Диана, здравствуй, — он сделал шаг навстречу, как бы преграждая дорогу. Девушка действительно остановилась, смотря на капитана с недоверием. — Решил, что лучше передать через тебя. Его паспорт. Украинский, потому что в России большой риск столкнуться с его копией, — мужчина протянул документ, и Филатова взяла тот в руки, осматривая. Ничего странного — не подделка. Реальный паспорт. — Почему так быстро? — Они уже давно были заказаны. Девчонка свой забрала вчера, но Паше попросила отдать меня. Такая взбалмошная была, ничего толком не объяснила. Она не с вами, я верно понял? — Вы с самого начала знали, что вернуться у них не выйдет, так? Поэтому паспорта уже есть? — Диана смотрела в глаза мужчине, надеясь разглядеть в них какие-то отблески эмоций. Он не мог выдерживать её взгляд — в памяти стояло ещё свежее воспоминание: мёртвый взгляд точно таких же глаз. — Знал, но надеялся, что это не так. Так почему Настя не с вами? — сухо перевёл тему Костенко. — Она не сказала? Решила уехать одна. Оставила записку, что ей тяжело и всё в этом роде, — Диана не доверяла ему, но вряд ли эта информация могла как-то повредить Мадышевой — Диана ведь действительно не знала о её планах. — Паша сильно переживает? — нервно оглядываясь по сторонам, спросил Сергей. Филатова не понимала, зачем ему всё это, но уходить посреди диалога не хотела. — Думаю да, — честно сказала Диана и тут же была перебита: — Послушай. Если ты любишь его и если вы будете вместе — постарайся убедить его забыть о Насте. Не искать её ни при каких обстоятельствах. Тебя он должен послушать. Она уехала ночью, а час назад я узнал, что её копия в Москве… она… вышла из комы. Копия Паши — нет. А Насти — да. — Это значит, что она… умерла здесь? — произнесла Филатова так тихо, будто кто-то мог услышать. Липкий ком страха разрастался, будто опутывая органы. Но самым страшным было другое: в глубине души Диана уже знала ответ на этот вопрос. Причём задолго до этого разговора. Она не верила, что Настя смогла бы вот так бросить Пашу, но старалась выкинуть из головы это предположение. — Если всё так, как мы предполагали — да. Я не могу связаться с ней, она не оставила никаких контактов. Где искать её — вы тоже не знаете. Я думаю, что Паше не нужно это знать, раз он поверил в её отъезд. А ты сама делай выбор: сказать ему, или попытаться построить с ним что-то адекватное. — Откровенно решили переложить ответственность? — пытаясь придать голосу твёрдость, спросила Филатова. Костенко уже развернулся, медленно шагая к выходу. — Я даю ему шанс на нормальную жизнь. И тебе — на жизнь с человеком, которого ты полюбила. Настю не вернуть, если она действительно сделала это. Я надеюсь, это была наша с тобой последняя встреча. — Но зачем мне знать это? Почему нельзя было оставить нас в покое? — чёткого осознания смерти Насти ещё не было, но девушка уже понимала, что скрывать эмоции от Вершинина будет сложно. Но как бы то ни было, она ни за что не расскажет ему правду. Она как никто другой знает, каково то: не принимать её сначала, а потом учиться жить с ней, когда внутри всё будто ломается. Злость подкатывала к горлу комом: слишком много правды за последнее время. Такой правды, которую Диане бы не хотелось знать никогда. — Потому что прошлое никогда не оставит меня.