Волчий след. Затянувшаяся зима

      Адериен была бесконечно рада, когда папа сказал, что закончил дела раньше, чем предполагал. Обычно отцовские дела занимали неделю, но на этот раз он забрал её через три дня, за которые виделся с дочерью лишь ранним утром или глубоко за полночь, так как она просыпалась вместе с ним и не могла без него уснуть. В течение этих трёх дней Асбьорн выслушивал от Балимунда за его «непростительное отношение к малышке доброго друга его отца» — что бы это не значило — попутно работая в лавке кузнеца. Адериен в это же время умело ускользала, с лёгкой руки Тринна, навстречу городским приключениям и милым лошадям в конюшне. Это были лучшие три дня в её недолгой жизни, за что она не уставала со смехом и смущением благодарить нового друга.       И теперь, переминаясь с ноги на ногу, маленькая девочка стояла в конюшне около отцовского коня, который тыкался мордой ей в походную сумку, пропахшую свежим хлебом и яблоками. Она хотела попрощаться на неопределённое время с обретённым другом и сообщить ему радостную новость — папа планировал теперь вывозить дочь чаще, если она того захочет. А Тринна всё не было.       Наконец тяжёлые ворота заскрипели и девочка быстро выпрямилась, взгляд прояснился и руки машинально оправили ненавистную юбку нового платья. Только она хотела окликнуть мальчишку с щелью в зубах, как тут же осеклась. Из-за ворот вышел тот самый худой ссутулившийся мужчина, которого она видела три дня назад. С впалыми щеками, тенью под глазами и в нелепой одежде: каком-то чёрном бесформенном тряпье. Глаза его не были жёлтыми и Адериен решила, что тогда ей это привиделось; у них был карамельно-карий цвет, хотя взгляд всё ещё выражал печаль. Из-за этого взгляда девочка потупилась и зашла за спину коня, который в недоумении фыркнул и отступил в сторону в попытке выпросить у ребёнка хотя бы одно яблоко.       Пронзительный взгляд незнакомца настиг Адериен и она буквально приросла к земле до тех пор, пока мужчина не подошёл к ней и не присел на корточки. С такого близкого расстояния его глаза всё же отдавали желтизной. Растянув губы в сдержанной улыбке мужчина коснулся крючковатыми пальцами подбородка — девочка заметила на руке у него браслет с украшением из чьего-то зуба — и робко прохрипел:       — Ну привет, маленький бегун. Снова мы встречаемся в те моменты, когда ты одна. Ты точно не потерялась?       Адериен бросила взгляд в сторону ворот и нервно потеребила ремень сумки в руках, замотав головой. Папа обычно спокойно воспринимал её открытость в общении со взрослыми и это её радовало. Но сейчас ей очень хотелось убежать прочь и спрятаться. Что-то в этом мужчине было не нормальным, пугающим.       — Я жду папу, — всё же подала она голос, решив для себя, что молчать при вопросе не красиво.       Незнакомец улыбнулся, хотя и улыбка у него была застывшей и неприятной. Затем он поднялся и выпрямившись спрятал руки за спиной.       — Вот как? Тогда, может быть, мы подождём его вместе?       Девочка нахмурила бровки и неопределённо мотнула головой, показав не то отказ, не то согласие. Она не знала, как реагировать на предложение незнакомого дяди. Взрослые, встречавшиеся ей раньше, обычно не проводили в доме больше получаса, полностью занятые разговорами с папой, не обращая на неё почти никакого внимания, кроме «ой, это же твоя?» и «какая она уже большая, а я помню, как ты ещё в люльке ворчала».       Незнакомец увидел в её жесте скорее «да», чем «нет», потому что продолжил стоять на месте, рассматривая её и надоедливого любителя яблок за её спиной и иногда бросая взгляд на ворота. Он будто бы ожидал подловить девочку на лжи, что никакой папа её не ждёт и она просто хотела своровать чьего-то коня. Или же она просто наслушалась всякого от тупицы Тринна. Который так некстати опаздывал на её проводы, хотя лишь вчера вечером обещал ждать её с самого утра!       — Тлинн дулак… — прошептала она, ещё сильнее хмурясь и переводя взгляд с пустых ворот на стойла лошадей и обратно.       — Что, маленький бегун? — тут же отреагировал мужчина, от чего Адериен вздрогнула, абсолютно уверенная, что сказала это очень-очень тихо.       — Н-нич…       — Хэй, старик, у тебя всё нормально? — отозвался третий голос откуда-то справа.       Тут же мужчину перед ней панибратски приобнял за плечо ещё один незнакомец, лица которого под капюшоном девочка не разглядела. На вид он был плотнее, но ниже неприятного норда, хотя и не принадлежал к другой человеческой расе — как говорил папа «говор выдавал», а она знавала многих отцовских друзей и знакомых от зверолюдов до людей. Меров папа любил меньше и старался не водить прямо в дом.       Этот новый незнакомец был одет в странного вида наряд из коричневого грубого материала с множеством кармашков разного вида. Привязанный на боку полупустой кошелёк немного позвякивал, на что сразу же обратило внимание животное позади девочки, подняв голову и навострив уши. На плечах, локтях и коленях незнакомого норда были нашивки на вид мягче основного костюма; папа на её штанишках в области колен тоже пришивал что-то подобное, чтобы она не поранилась.       А ещё Адериен могла сказать точно лишь то, что он был куда моложе хмурого дядьки, пусть и пытался подражать тем взрослым, которые зазывали папу выпить с ними для какой-то «храбрости». Девочка, кстати, никогда не понимала, как-то, что они пили, должно было помочь набраться храбрости, но папа на прямые волосы отвечал странное «повзрослеешь — расскажу». «Но ведь я уже повзрослела!» — почти капризно отвечала она, а папа только снисходительно хохотал.       Новый незнакомец чуть потянул другого на себя, и Адериен была почти уверена, что где-то там, в тени капюшона, он заговорщицки приподнял бровь, как это делал Тринн, когда задумывал очередную проказу. Папа тоже делал что-то похожее, и всё это наводило её на мысль, что так делают все — все — мужчины, имея эту способность с рождения, и сама она очень хотела научиться чему-то подобному.       Страшный незнакомец почти сразу же вывернулся из хватки и настороженно сгорбился, потянувшись одной рукой к поясу. Благодаря папе, маленькая нордка знала, что в такой позе удобно выхватывать нож или кинжал, и невольно вздрогнула. Это, кажется, заметили оба норда перед ней.       — Да ты явно её пугаешь! — со странными нотками в голосе удивился молодой незнаконец. — Могу я узнать, как подобный тебе вообще мог оказаться рядом с мелкой кудряшкой?       Адериен мгновенно стала пунцовой, надув свои пухлые щёчки и сжав кулачки за спиной.       — Это вы её пугаете, юноша, — ответил ему страшный мужчина, сверкнув карамельно-карими глазами, в которых девочка на секунду уловила ту самую желтизну. — Я её дядя, мы ожидаем… отца, моего зятя.       За этой фразой последовала пауза, после которой стоящая перед ними «племянница» попыталась вспомнить, когда бы папа упоминал кого-то из маминой родни, кроме умершей тёти Дагны. Видимо, это замешательство на детском лице заметил и незнакомец в капюшоне, потому что следующее, что он сказал и сделал, поразило бы даже вечного привереду Тринна.       — Да что ты, старик? Не врёшь? — он подошёл к девочке и её коню.       Этот человек встал так, чтобы хмурый мужчина не увидел того, что он собирался сделать. Адериен почувствовала, что сумка её стала легче как минимум на одно яблоко, но не подала виду, стараясь выглядеть как можно более расслабленной. Если он сворует сумку, но это поможет отвадить неприятного норда перед ней — она была на это согласна. Когда же она обернулась, то увидела, как отцовский конь тыкается ему в ладонь.       В руке, которую не должен был увидеть замерший на месте незнакомец, молодой норд держал позаимствованное яблоко, привлекая внимание коня.       — Обманывать нехорошо, — усмехнулся он. — Ты не можешь быть её дядей, потому что у моей невестки нет никакого брата, она вообще сирота, чтоб ты знал.       Адериен взглянула на мужчину в тряпье и сдержала улыбку — на его неестественном лице дёрнулся уголок губ и сдвинулись к переносице брови. Как и Тринн, когда тот нервничал, этот человек стал смотреть куда угодно, только не на них.       Но, будто этого было недостаточно, стоявший за её спиной незнакомец в капюшоне вдруг поднял её на руки и усадил к себе на плечо, от чего она в удивлении взвизгнула, вцепившись в этот самый капюшон у него на голове, как обычно хватала папу за его длинные волосы. Кажется, в какой-то момент из-под его капюшона выглянули рыжие пряди.       — Советую тебе не приближаться к маленьким детям, даже если плохих намерений нет. Такие дяди, как я, всегда где-то поблизости, чтобы защитить племянницу или племянника, — усмехнулся молодой незнакомец, его голос вблизи был ещё более юным, чем она думала раньше.       Мужчина резко выпрямился, его впалые щёки и выделяющиеся скулы окрасил румянец стыда. Пробормотав что-то вроде извинения, он исчез в направлении берёзового леса, быстро затерявшись среди пёстрой природы. Только тогда «спаситель» поставил Адериен на твёрдую землю. А потом распахнулись ворота и к ним вышел Тринн, держа одну руку за спиной, а рукавом другой вытирая чумазый нос.       Адериен, завидев друга, совершенно позабыла о только что произошедшем и бросилась к нему. Они встретились на середине и мальчик бросил недоумевающий взгляд в сторону незнакомца в капюшоне.       — Ты уже успела что-то натворить?       — А? — девочка уже хотела его обнять, но тут же остановила руки на полпути к его плечам; щёки покраснели от его необычного тона. — Н-нет, конечно. Этот дядя плосто…       — Дядя? — засмеялся незнакомец, буквально сразу же оказавшись позади неё. — Малышка, тот страшный человек уже ушёл, тебе нет необходимости притворяться!.. О, Тринн.       Последнее он произнёс так спокойно, что Адериен уже успела подумать — а не папа ли её друга этот странный мужчина. Но когда мальчишка с щелью между зубами нахмуренно произнёс:       — Ты, — она тут же выбросила эту мысль из головы. О своём отце Тринн отзывался иначе, чтобы так сейчас с ним разговаривать.       Они так надолго замолчали, что девочка даже подумала, что у этих двоих есть какое-то общее прошлое или некая тайна. А потом уже во второй раз развеяли её догадки, когда мужчина схватил мальчика и, обхватив его голову одной рукой, кулаком второй стал усердно чесать его макушку, лохмача волосы и превращая эти мягкие каштановые пряди в непонятное нечто.       Наблюдая за этим представлением, Адериен услышала скрип ворот и, ожидая увидеть очередного обывателя, обернулась. И тут же издала пронзительный визг-смех, в котором отчётливо слышалось «папа». Высокий светловолосый норд чуть присел и, разведя пошире огромные руки, поймал своё маленькое сокровище в медвежьи объятия. С этой ношей он тут же выпрямился, поднимая дочь над землей.       — Где ты был, пап?       — Ты же знаешь, уговаривал местную мастерицу сшить для тебя ещё парочку платьев, — усмехнулся он, зажимая в пальцах её нос.       — Па-а-апа! — воскликнула она, бросая взгляд на явно наслаждавшихся своим положением незамеченных Тринна и его знакомого. — Тут же люди!       Отец девочки бросил взгляд на упомянутых «людей» и, подобно Тринну ранее, нахмурил брови, многозначительно подчеркнув:       — Ты.       Незнакомец в капюшоне весело хмыкнул в ответ.       — И тебе привет. Ты бы не оставлял свою дочурку в одиночестве у ворот Рифтена. Если ты понимаешь, о чём я.       — Что ты…       Парень выставил руки перед собой, как бы предостерегая норда от возможного желания пустить в ход кулаки.       — Спокойно, я лишь проходил мимо и спас эту кудряшку от странного типа. В первый раз его вижу, кстати, так что будьте осторожны. А теперь…       Тут он вдруг подтолкнул Тринна в сторону Адериен, которую отец уже опустил на землю, и быстро скрылся за воротами, только его и видели. Папа бросил на девочку странный взгляд, но ничего не сказал, направившись к коню.       Он предоставил детям возможность попрощаться — как надеялась Адериен — ненадолго. Тринн тут же вытащил из-за спины уже успевший мелькнуть во время дурачеств с тем незнакомцем помятый жёлтый цветочек, протягивая его подруге. Она же, перед тем как принять подарок, порывисто обняла мальчишку и немного строго объяснила другу, что они не расстаются навсегда и рвать цветочки ради такого — нехорошо.       После этого неловкого детского прощания отец усадил её на коня, ворчавшего из-за не доставшегося ему яблока, и они двинулись в путь к своей лачуге. В растрёпанных светлых волосах пристроился маленький дружеский подарок, который обещал скорую встречу.       Когда городские стены были уже далеко, а стражники на дороге стали встречаться всё реже, папа стал чаще хмурить брови и оглядываться по сторонам. Девочка глядела на него украдкой, притворяясь, что изучает берёзы или зайцев, которые пробегали под копытами невозмутимого отцовского коня. Обычно такое выражение лица у папы было или когда его опять обсчитали «вредные торгаши», или же когда он столкнулся с кем-то из меров.       Сейчас же его густые нахмуренные брови и совершенно не такой добрый и приветливый взгляд говорили маленькой понятливой девочке «подождать до дома», но разве она хоть раз надела платье без решительного «нет»? Сейчас, конечно, она старательно с этим борется, но — нет! Решительно никогда. Адериен не была бы собой, если бы послушала свою зарождающуюся совесть и не полезла бы к отцу с далёким от хорошего настроением.       — Па-а-ап?       Отец бросил на неё всё тот же странный взгляд и устало пробормотал, ещё раз поглядев по сторонам:       — Хочешь отдохнуть? Можешь подремать по…       — Папа, у тебя блови хмулые, — перебила девочка, схватив двумя руками его пышную бороду и потянув к себе. — Улыбнись! — и, будто показывая, как это делается, сама растянула губы и обнажила зубки.       Но папа уже не смотрел на неё: он снова оглянулся, прищурился и направил коня быстрее. Скорее всего он даже не услышал, о чём она попросила, потому что если бы слышал, то хоть попытался бы ответить.       На холме рядом с дорогой она увидела стаю волков. Этой весной папа взял её на охоту впервые, там она и увидела этих хищников впервые. Та стая гналась за оленем, которого папа присмотрел себе на ужин. Волки же на холме были неестественно тихими, замерли и не моргая уставились на путников.       Папа напрягся, это девочка поняла сразу как он взглянул в сторону хищников. И потому промолчала даже тогда, когда цветочек Тринна выпал из её волос и улетел вместе с ветерком по дороге в Рифтен. Баба Нанна назвала бы это «плохой приметой», но маленькая девочка, сидевшая в седле перед отцом, подумала лишь о том, что Тринн подарит ей ещё при встрече, даже если она потом его отругает.       Дома было тихо. Совсем не так, как в шумном городе с запахом рыбы, которую девочка любила меньше всего. Дома нельзя было подразнить торговцев и поговорить с сиротливо сидящими на сырых лестницах нищими. Дома не было Тринна, не было весёлых музыкантов, как в городской таверне. Раньше Адериен не сравнивала дом и Рифтен, потому что сравнивать было незачем. Дом был лучше, потому что был простор, не было людей, одна лишь природа. В городе у неё не было Тринна, не было вольной прогулки до конюшен и сладких рулетов. Сейчас же она уже не могла так же однозначно сказать, хотела бы она остаться в лачуге с папой или бродить по улочкам города с Тринном до темноты.       Как только они вошли в дом, норд отвёл дочь в спальню. Извозчик обещал доставить необходимое продовольствие только завтра, поэтому в их распоряжении сегодня были лишь пара яблок, хлеб и чистая вода из родника неподалёку. Но Адериен знала, что папа не может без мяса, а значит…       — Дерри, — произнёс родитель, присев перед ней на корточки и посадив её на край кровати, — папе нужно пройтись по лесу и найти нам с тобой зайцев на вечер. Не выходи из дома. Животные ведут себя страннее, чем обычно.       — Д-да, я заме…       — Главное — не выходи из дома, поняла?       Папа почти никогда не перебивал её. Папа никогда не смотрел на неё таким странным взглядом.       — Пап… что-то случилось? — робко спросила она в повисшей тишине.       В открытое окно ворвался резкий порыв ветра, принося весть о холодах, которые совсем не чувствуются в Рифтене. Адериен и её отец даже не поёжились, смотря друг на друга и синхронно поправляя свои растрёпанные светлые волосы.       — Дерри, солнышко… — он поддел её за упрямый подбородок указательным пальцем. — Просто послушайся и не выходи из дома. Дождись пока я не осмотрюсь и не найду нам ужин. Хорошо, волчонок?       Девочка молча забралась на кровать и быстро закрыла окно, как могла, своими маленькими ручками.       — Холошо, пап. Только если ты плинесёшь мне оленя, — заулыбалась она, не подавая виду, что недовольна.       В этот момент в глазах папы засветилась та же радость, с которой он смотрел на неё у ворот. А потом он ушёл.       Вечерело, а папы всё ещё не было. Обычно его охота занимала даже не день, а два или три, поэтому Адериен знала, чем себя занять в такие одинокие дни: еды хватало, спать можно было сколько угодно — и не спать тоже — и, самое главное, она могла беспрепятственно бродить вокруг дома, потому что опасаться было некого. Но тогда он оставлял ей много еды и предупреждал, что пробудет в лесу долго.       Сейчас же, ожидая папу не позже полуночи, она то ходила по дому взад-вперёд, то прыгала на кровати, то играла с деревянными фигурками, которые папа сделал, когда она ещё не родилась.       Он не мог выбросить свои старания, поэтому прятал в шкафу, который Адериен открыла, как только научилась твёрдо держаться на ногах. Она полюбила все эти неприглядные «куски дерева», как их называл папа, даже научилась различать каждую фигурку. Её любимыми были три из них, причём с фигурки лисы она по глупости съела большую часть краски.       — Где же папа? — лёжа на полу и подняв перед собой фигурку волка, спросила девочка. — Как думаешь, нам стоит его поискать? — заговорщицки улыбнулась она, а потом немного повысила голос, пропищала ответ от игрушечного собеседника. — «Нет, папа будет лугаться, не делай этого, Делли», — и потрясла волка в руке, как если бы он дрожал от страха. — Ну и тлус же ты! А ещё волком называешься!       Отбросив волка на кровать, Адериен уставилась в потолок, на украшение из осколков, которые блестели в закатном солнце. Запах любимой ребёнком лаванды, который она услышала только сейчас, отвлекаясь от ожидания родителя, напомнил о красных горноцветах. Она уже не в первый раз задавалась вопросом, которым не задаются дети её лет: а чем, кроме лица, она походила на маму? Или может, стоило спросить, чем они различались? Кажется, этого было больше, ведь они даже разные цветы любили. И мама, по словам папы, была лучницей, а Адериен хотела быть как папа. Но всё это не отменяло того факта, что маму папа очень любил.       — «Ты можешь налвать голноцветов около дома. Это ведь быстло», — пропищала она, поглядев на лису у ножки кровати. — А волк говолит, что папа будет лугаться… «Нет, не будет, он же ничего не узнает!» Точно? «Точно-точно!».       К вечеру уже холодало, но воодушевлённая своей задумкой девочка совершенно этого не замечала, стоя посреди маленького садика, который разбила около дома ещё мама. А ухаживала за ним чаще всего после её смерти тётя Клара.       Большая часть сада была из целебных трав, названий которых Адериен не пыталась запомнить, но горноцветы всегда выделялись, сиротливо растущие в углу хлипкой изгороди и будто бы позабытые всеми. Всеми да не всеми — папа всегда поливал их в первую очередь, даже иногда разговаривал с ними. Будто бы они могли ответить!       Девочка осторожно подошла к ним и уже потянулась к одному стеблю, как вдруг услышала волчий вой. Выпрямившись, она заозиралась по сторонам и вскрикнула, заметив краем глаза, как от стены дома что-то оторвалось.       — Ш-ш!       В следующую секунду кто-то зажал девочке рот одной рукой, а другой быстро привлёк её спиной к себе. Адериен поняла, что это не папа, кто-то тоньше, и зажмурившись стала метаться, пытаясь то укусить, то ударить. Это было бесполезно. «Кто-то» снова заговорил, и девочка охнула в его ладонь, признав голос:       — Я отпущу тебя, малышка, если ты обещаешь не кричать на всю округу.       Девочка замерла, поражённая открытием. Это был тот самый норд, которого утром отвадил друг Тринна! Как он только оказался тут, около их дома?       — Будем считать, что ты меня поняла, маленький бегун.       Мужчина отпустил её, и Адериен быстро отпрыгнула, повернувшись к нему. Если у неё и оставались сомнения, то теперь, стоило увидеть эти почти жёлтые глаза и чёрное тряпьё, они исчезли. Правда, выглядел он уже намного лучше, чем утром. Будто бы помолодел.       Норд протянул ей свою руку, но девочка отступила ещё на шаг назад.       — Тебе нет нужды меня бояться. Я не причиню тебе вреда, в этом можешь быть уверена. Хотя тебе сложно в это поверить, но я говорю правду.       — К-кто вы? К-как вы нашли наш с папой дом? — выдавила она робко, всё ещё уверенная, что он сейчас, подобно злодеям в папиных сказках, схватит её и съест.       — Я Халл, знакомый твоего папы. Мы воевали на Великой Войне. Ульвар рассказывал тебе о войне?       Услышав знакомое слово, Адериен нахмурилась. Папа обожал говорить о том времени, когда был наёмником и воевал. Это была его любимая тема, тётя Клара даже ругала его, когда он начинал рассказывать свои истории вместо простой сказки на ночь.       Адериен любила видеть сияющие папины глаза, когда его захватывали воспоминания. Ей казалось, что в такие моменты папа чувствует себя наиболее счастливым. Тётя Клара любила говорить, что «он живет моментами прошлого», поэтому Адериен старалась чаще просить папу что-нибудь рассказать.       Девочка закивала:       — Д-да! Папа очень любит лассказывать о войне! Как он молотом всех этих плохих дядь ла-а-а-аз! — и всех-всех победил!       Норд засмеялся, она впервые услышала такой скрипучий лающий смех. Но он не напугал её, только озадачил.       — Вот оно как, всех-всех победил? — посмеиваясь пробормотал он, не сводя своих жёлтых глаз с неё. — А ты почему тут совсем одна? Поначалу, увидев тебя, я засомневался, что ты его дочь, но теперь-то точно знаю. Я думал, что если буду видеться с тобой, хоть раз его застану. Неужели он даже здесь оставляет тебя одну? Даже не запирает, чтоб не вышла на ночь погулять?       Адериен надулась, припомнив проказницу лису, которая сказала, что никто её ругать не станет. «Как же! Не папа, так дядя отчитывает!» — она насупилась, посмотрела на горноцветы, и мужчина проследил за её взглядом.       — Папа любит эти цветочки, я хотела плинести их домой, чтобы папа улыбнулся… Дядя, а если вы…       Мужчина и девочка посмотрели друг на друга, и в тишине снова раздался вой одинокого зверя, такой далёкий, но пугающе близкий. Адериен издала тихий писк и взяла норда за руку. Весь её страх перед ним почти что улетучился, потому что волк был куда страшнее.       — Ты должна зайти в дом и не выходить. Если ты хочешь, я нарву этих цветов и при…       — Нет! — взвизгнула девочка, но тут же понизила голос. — Только я могу это сделать! Папа никому не лазлешает пликасаться к этим цветам! Он очень любит их, но меня любит тоже, только мне он плостит это… Но вы можете… Вы, дядя, хотите к нам в гости? Папа будет очень лад увидеть вас!       Адериен так и не поняла, согласился ли странный дядя, потому что он пробормотал что-то себе под нос. Но так или иначе он дождался, пока она собирала пять цветков и извинялась перед ними, как это делал папа, когда срывал их и ставил в вазу в доме.       Они вошли в дом, когда следы заката в небе уже почти исчезли. Мужчина поначалу упрямился, хотел подождать отца девочки около хижины, но большим глазам ребёнка было сложно отказать, пусть он и пытался.       — Когда же придёт твой отец?       Адериен игралась с фигурками, когда Халл снова задал этот вопрос. Он задавал его уже не в первый раз с того момента, как они вошли в хижину. С каждым её ответом он всё больше мрачнел и порывался выйти, но девочка не спешила его отпускать. В ушах до сих пор стоял волчий вой, а у дяди даже оружия не было, чтобы защититься.       Отложив в сторону птицу и солдатика, девочка поднялась с пола и подошла к мужчине. То ли дело было в слабом освещении от пары свеч, то ли Адериен просто перестала его бояться, но Халл уже не казался страшным. Даже когда он хмурился, в его взгляде не было печали. Может дело было в предвкушении встречи со старым другом?       — Не волнуйтесь, папа совсем сколо появится, я увелена.       Мужчина посмотрел на неё с улыбкой и снова повернулся к окну.       — Если… если он не придёт как можно скорее, я загляну к вам утром.       Адериен не понимала взрослых. Они никогда не задерживались на ночь. Даже если их совсем не держали ноги, стремились уйти. Сколько бы отец, пьяный с ними вусмерть, не упрашивал гостей переночевать — все уходили, ведомые своей дорогой. Кого-то ждали дома, кто-то хотел добраться до какой-то там глотки как можно скорее. А этот дядя, который так хотел повидать папу, тоже будто спешил уйти.       — Но вы можете остаться. Папа не будет плотив, честно! — она, сама того не заметив, ухватилась за рукав его тряпья и надулась. — П-пожалуйста, останьтесь.       Халл посмотрел на неё, потом покосился в сторону её с папой спальни и медленно неуверенно кивнул. В глазах малышки засияла радость, ведь впервые она проводила ночь в чьей-то хорошей компании с тех пор, как потребность в кормилице отпала и смышлёный ребёнок смог оставаться в доме в одиночку.       — Только ты пойди к себе и запри дверь. Как твой папа войдёт, мы тебя разбудим.       Адериен посмотрела на цветы в вазе на столе и представила на секунду, как вернувшись обрадуется папа. Любимые мамины цветы, она легла пораньше, а встречает его старый друг. Он точно обрадуется, улыбнётся широко-широко и от такого счастья возьмёт — и позволит завести щенка!       Воодушевлённая девочка энергично кивнула и вприпрыжку ускакала в их с папой спальню, а, закрывая дверь, улыбнулась дяде.       — Спокойной вам ночи! Обязательно лазбудите, когда плидёт папа, холошо?       — Конечно, маленький бегун.       Адериен неожиданно проснулась и села на постели. Всё её маленькое тельце сотряс озноб, и девочка обняла себя за плечи. А потом заметила, что окно в комнату открыто, а за ним — глухая ночь, тонкий снежный покров и большая луна в небе. Тётя Клара говорила, что в младенчестве она просыпалась несколько раз за ночь и папа сильно ругался, потому что ему не удавалось поспать. Теперь, если она просыпалась среди ночи, девочка каждый раз просила у папы прощения и быстро засыпала вновь.       Но папы по-прежнему не было. Было только открытое окно и маленькие снежинки, залетающие в комнату и путающиеся в её волосах.       Девочка уже хотела закрыть окно и снова заснуть, как за дверью раздался оглушительный грохот, как от падения, а за ним последовала тишина. Только сейчас малышка поняла, что всё это время слышала странно-громкое сопение. Даже папа храпел тише.       Адериен бесшумно стащила с себя одеяло и соскользнула на пол, шлёпнув ступнями по доскам. В тишине что-то фыркнуло, и девочка невольно задержала дыхание, коснувшись дверной ручки. А потом дверь куда-то исчезла.       Отдёрнув руку, девочка поняла, что двери действительно нет. А прямо перед ней — огромная чёрная зверюга. Чудище, как из папиных сказок. Адериен не смогла заставить себя вдохнуть, замерев точно тот испуганный кролик, на которого они с папой охотились не так давно. Чудище не двигалось, только громко сопело и фыркало, стоя к ней спиной и клацая своими зубами.       Наконец девочка отвела взгляд и заметила на полу, у лап чудища, разорванные тряпки, очень похожие на одежду папиного друга. Ком больно сдавил горло, подступила тошнота, как когда она надкусила гнилое яблоко. Сейчас бы она тоже хотела просто надкусить яблоко и проснуться. Очень хотела.       — Д-дядя? — позвала она осторожно, надеясь, что папин друг спрятался и, если его позвать, он её спасёт.       Чудище дёрнулось, и Адериен увидела огромные жёлтые глазищи на чёрной волчьей морде. Воздух выбили из её лёгких так же быстро, как чудище поднялось во весь свой рост.       А потом его страшные клыки сомкнулись на её плече и девочка впервые почувствовала — каково это — когда ломаются кости.       — А-а-а-а-а-а-а-а!!! — закричала она, попытавшись оттолкнуть ногами чудище и избавиться от пронзившей тело боли.       Из плеча на лицо брызнуло что-то горячее, всё вокруг стало неожиданно-красного цвета. От ослепляющей боли Адериен закричала только тогда, когда прошёл шок. Когда чудище, не разжимая челюстей, подняло её холодеющее тельце и швырнуло в сторону.       — Нет! Не надо! Мне больно! Папа!.. Папа! Папочка!!!       Сквозь пелену красного цвета и собственных горячих слёз она увидела, как чудище отступило. За своим собственным отчаянным рыданием она услышала его жалобный и в то же время злобный скулёж, как у побитой собаки.       Чудище кинулось прочь из разорённого дома. В окно влетел пронизывающий до костей холодный ветер с крупными снежными хлопьями. Звенящую в ушах тишину прервал вой целой стаи, пуская по телу новую волну дрожи.       Адериен охрипла. А даже если бы не охрипла, всё равно не смогла бы кричать — просто не осталось сил. Она никогда не чувствовала ещё такого холода во всём теле. Платье тонуло в чём-то вязком и быстро остывающем. К горлу подступил такой же вязкий ком, и девочка, не сдержавшись, выплюнула его. По губам побежала кровь.       Девочка видела кровь только когда однажды случайно порезалась об папин кинжал. Она была не виновата — просто он был слишком красивым, а ей не объяснили, что он очень острый.       Последним, что увидела Адериен перед тем как провалиться в беспамятство, был маленький игрушечный волк, которого она во сне скинула с кровати. У игрушки было повреждено тело — наверное, на него наступило чудище. Жаль, а она ведь любила этого волка. Жаль.       Спустя время в замёрзшей девочке, которую нападение должно было прикончить, забурлила разгорячившаяся кровь. И в комнату вбежал её бледный как снег за окном отец.