«Папа»
Слово на выдохе обернулось тяжёлым кашлем. По губам потекло что-то горячее, и руки было потянулись к лицу, но они были такими тяжёлыми, словно бы настоящий камень. Вокруг метель. Где-то рядом захрустел снег под чужими тяжёлыми шагами. А руки всё тянуло к лицу — коснуться губ, понять, что же такое быстро застывает у подбородка. Плечо и позвоночник заныли и зачесались так, что захотелось плакать. Но слёз, как и всхлипов, не было. Только тьма сгущалась, сдавливала и при этом будто растягивала комнату. Отовсюду в голову лез тихий-тихий шёпот, в уже едва различимое помещение влетела чья-то огромная фигура. А потом всё разбилось на сотню маленьких осколков. Как те, что висели под потолком. Сначала показалось, что этим всё кончится. Больше не ныли раны, тело стало таким лёгким, как самое настоящее перышко. И тут в темноте появился дверной проём, ведущий в лес. Резкий, но приятный запах ударил в нос. Шёпот обрёл очертания слов. Зверь. Вой. Охота. Искать. Мимо скользнула тощая страшная тень, оставляя на снегу кровавые следы больших лап. Тень будто заглянула в душу и тут же бросилась вперёд, зазывая в чащу. А потом что-то дёрнуло назад. В запах, окутавший словно покрывалом, и в прежнюю форму. Перед глазами закружились снежинки, открытое окно. «Борись!» — закричали позади. Пространство схлопнулось, тень сверкнула страшным взглядом белых глаз и тоже исчезла. Очнулась. — А-а-ах! — Адериен с хрипом вдохнула и закашлялась до того скрипуче, что рядом с ней кто-то вскрикнул. — Кха-кха!.. Плечо пронзила боль и прокатилась по спине. Девочка чуть не вскочила, но чьи-то руки удержали забрыкавшегося ребёнка в постели. — Пришла в себя!.. — выдохнула баба Нанна, затем хлопнула дверь в дом и кто-то тяжёлым быстрым шагом подошёл к постели девочки. — Во имя Кинарет, нельзя же так врываться! Адериен дёрнула головой, почувствовав присутствие папы, а когда его рука осторожно пригладила её волосы, задышала ровнее. В голове был настоящий бардак, девочка узнавала голос и жесты, но понять, где она и что произошло, была не в силах. Глаза было так сложно открыть, много сложнее, чем обычным ранним утром после попыток папы её разбудить. — Хвала Девяти, ты жива, — голос папы был такой тихий и печальный, как в тот раз, у могилы матери. — Волчонок, я уже думал, что ты… Неделю, целую неделю я не знал, выживешь или… Адериен тихо захныкала, утыкаясь в его ладонь щекой. Она не могла видеть, но точно представляла переживания папы. Раньше она считала его сильным для слёз, но теперь понимала, что и сильные могут плакать. Она не хотела быть причиной его слёз. — Па… па… — неверными губами прохрипела она. — Так, увиделись? А теперь пшёл отсюда. Ей необходим отдых, а не расстройства, бестолковый! Явишься, когда перестанешь нести чепуху! Баба Нанна вмешалась так же неожиданно, как до этого в её избу ворвался отец девочки. Судя по звукам, она под громкие возмущения мужчины выпроводила его и закрыла за собой дверь. Адериен даже представила, как старушка схватила папу за ухо, и непременно бы улыбнулась, если бы не боль. Когда Нанна снова оказалась около постели, Адериен почувствовала запах каких-то трав. Старушка ткнула ложкой ей в губы, и девочка открыла рот. Отвар не был похож на тот, каким её отпаивали во время простуды — этот был совершенно пресный, но с ужасным запахом. Но девочка не возмущалась, хотя ей очень того хотелось. Она понимала, что заболела, причём очень серьёзно, раз лечением занимается не папа. И её цель — скорее поправиться, чтобы папа не волновался и чтобы скорее увидеть Тринна. Только один раз Адериен скривила лицо, когда отвар уже стал жечь ей горло, а спину и руку неприятно закололо. Но потом она забылась спокойным сном. В нём девочка была совсем маленьким волчонком, которого не слушались собственные лапы, слишком для него огромные. Адериен пролежала в избе бабы Нанны около трёх дней — она не знала точно, скорее отсчитывала, когда просыпалась — прежде чем смогла сесть на постели. За это время папа не появлялся, только старушка всё причитала, называла его «бестолковым» и отпаивала девочку неприятным отваром. — Баба Нанна, — позвала девочка с утра нового дня. — А где папа? Он сколо забелёт меня? Старушка кинула взгляд в окно и недовольно поджала тонкие сухие губы. — Знать бы самой, деточка. Этот дурак совершенно обезумел. Потащился искать того зверя, что подрал тебя, ха! Да как же он его сыщет, снегом все следы уж занесло!.. Адериен поперхнулась воздухом и закашлялась. Зверь. Девочка зажмурилась, и перед ней пронеслись забытые части того дня. Чудовище, чуть не растерзавшее её — Адериен так и не поняла, кем же оно было. Что-то среднее между волком по виду и медведем по размеру. — Папа! Надо остановить папу! — забрыкалась малышка. — Куда ты-то собралась? Тебе лежать надо, дурёха! — за здоровое плечо Нанна удержала бойкого ребёнка в постели. — Поскакала она мне тут, посмотрите! — Но бабушка! Он в опасности! Там… там чудовище! Как в сказках, самое-самое настоящее! Оно о-о-очень большое, бабушка! Оно… оно съело папиного длуга! Эти слова как-то подействовали на старушку, потому что по всему её телу прошла судорога. — Друга? У вас дома кто-то был? Адериен отвела взгляд. Баба Нанна могла разозлиться, что её правило «не впускать незнакомых людей» было нарушено. — Я… я не могла оставить его на улице! Там волки выли, а он… он лассказал пло войну, как с папой вместе влагов бил! Я… — Акатош великий! Этот вскрик был таким громким и неожиданным, что перекрыл собой звук хлопнувшей двери. — Что за крики? — Ульвар! — баба Нанна круто развернулась и подскочила с постели больной. — Ты неожиданно вовремя! Мне необходимо прямо сейчас поговорить с тобой! Адериен уже было дёрнулась, но в глазах неожиданно потемнело, а когда она пришла в себя, взрослых не было. Они разговаривали за дверью, но девочка ничего не могла разобрать. Она замотала головой, стараясь прогнать тяжесть во всём теле. Ей хотелось услышать хотя бы часть разговора, но различить она могла только частый громкий кашель старушки. Девочка стукнула по простыням кулаками и шумно засопела, разочарованная тем, что взрослые такие упрямые. Халл бы её выслушал. Мысль задержалась на этом с виду мрачном дяде. Адериен даже не поняла, почему вспомнила его и решила, будто бы он мог понять её лучше других. Баба Нанна побледнела, узнав, что кто-то был в доме, когда напало чудище, но Адериен не понимала почему. Халл не причинил ей вреда, пока сидел в доме. Даже наоборот, он беспокоился, что папы долго не было, остался в доме, хотя явно спешил ещё куда-то. Перед девочкой неосознанно возник дверной проём и разорванная одежда на полу. А потом — тьма с горящими глазами чудища, отчего Адериен лишилась воздуха и поперхнулась, когда внезапно услышала голоса. — Я не хочу говорить попусту, Ульвар, ты знаешь. — Тогда не неси чепухи. Оборотень — здесь, Нанна? Да ещё и знающий меня? Девочка чуть не подпрыгнула от удивления, подумав, что упустила момент, когда папа и баба Нанна вошли. Но нет, оглядев комнату, она поняла, что до сих пор одна. И тут снова раздались голоса. Теперь стало ясно, что они всё ещё разговаривают за дверью. — Ещё скажи, что это вампир, а я в Стражи Рассвета записался. — Не шути так, дурень! Кха-кха! Может это и не оборотень, может тот человек и правда жертва, пусть упокоится он с миром. Но чтобы знать наверняка, надо присмотреться к малышке. Кха-кха! — К мал… к моей дочери? Адериен удивлённо выдохнула и тут же прикрыла рот, боясь, что её услышат. Но взрослые продолжили разговор, только голос папы звучал как-то иначе, будто он испугался. — О чём ты, Нанна? — Известно о чём. После такой раны мало кто из детей её возраста может выжить, не то, что так скоро очнуться и так резво брыкаться. — Все знают, твои отвары кого х… — И дело тут не в моих отварах, Ульвар! Кха-кхм-кхрха! Молись, чтобы я ошибалась и её не коснулся Отец Охоты. И не смей ос… Адериен не дослушала, всё вдруг оборвалось. Она будто на пару минут оглохла, но потом в дом вошли взрослые. Папа подошёл к постели и присел на край, долго затем глядя в глаза девочки. — Волчонок… ты как? — Х-холошо, пап. А… Девочка замолчала, вспомнив разговор. Внутри поселился какой-то непонятный страх. — А… когда мы велнёмся домой? На папином лице впервые за эти минуты появилась улыбка, и Адериен улыбнулась в ответ. А потом он потрепал её волосы на макушке. — Я для того и пришёл, малышка. В доме теперь порядок, игрушки соскучились и ждут тебя. Прокачу тебя на повозке, чтобы не напрягать твои… раны. Баба Нанна фыркнула, но без злобы. Ульвар обернулся, но старушка уже занялась своими травами, комнату заполнил странный запах, и её задумчивое морщинистое лицо осветило едва заметное сияние листьев какого-то растения. На секунду взгляды Адериен и Нанны встретились, и девочке захотелось убежать. Что-то в ней сжалось, сморщилось, желая спрятаться. — Повозка — это плекласная идея, пап! Сколее поехали! И мамин сад тоже без плисмотла, неполядок! — Никуда вы оба не уедете, пока я не сделаю необходимый отвар! — заворчала старушка, заставив и отца и дочь переглянуться и засмеяться. На улице лежал снег, но он был обманчив. Папа ещё успел в дороге поворчать, что продержится он недолго, ещё недостаточно окреп холодный ветер. Адериен не совсем понимала, когда должен окрепнуть ветер, но снежок так красиво блестел на солнце, что ей было всё равно. Дома Адериен в полной мере осознала, как скучала по этим стенам. Остались большие царапины на полу, но сорванная дверь заменена, испорченная мебель тоже. Что-то изменилось, но в общем ничего и не поменялось. Даже букет лаванды на окне и отблеск солнца от бутылочных осколков под потолком — всё будто застыло во времени до нападения. Хотя нет, теперь в спальне стояли две кровати — привычная большая и кровать поменьше, рядом со шкафом. И папа посадил её именно на эту детскую кроватку. — Я… Волчонок, я очень рад видеть тебя здесь, а не в доме Нанны. Когда нашёл тебя здесь, то уже даже не надеялся… — голос папы дрогнул. — Но ты ведь у меня боец, да? Настоящий воин! Каким-то чудовищам не взять моего маленького волка! Адериен улыбнулась. Её папа заговорил с такой гордостью, будто это была очередная история о его войне. Но это была она, его дочь. Девочка могла бы сказать, что нападение что-то изменило в нём. Весь день отец и дочь провели так, как не проводили давно: они играли с её игрушками и даже испекли пирог! Пусть папа и не позволял помогать слишком часто, а пирог чуть не сгорел, это был прекрасный день. Вечером они перебрались в мамин сад, и там папа сказал кое-что очень важное. — Знаешь, малышка, я тут подумал. Тебе ведь уже четыре, а меня мой отец начал обучать примерно в твоём возрасте. Адериен нахмурила брови, не понимая, о чём говорит родитель. Единственное, что она поняла — папа говорил серьёзно и даже воодушевлённо. Это чувство по-странному передалось и ей. — Обучать? — Да, — кивнул он, сорвав один мамин горноцвет. — Отныне на охоту будем ходить вместе, чтобы ты знала каково это. Все случаи до этого не считаются, волчонок. Теперь всё будет по-настоящему. Девочка нахмурилась ещё больше, размышляя о словах папы. А потом загадочно улыбнулась, забравшись к нему на колени и обхватив ладонями его лицо. — Значит… я смогу как ты? Мечом? На слове «меч» она чуть ли не взвизгнула и больно схватила папу за бороду. — М-мечом? Но… волчонок, я не… — Ну-у-у па-а-а-ап! Твой папа же учил тебя слажаться? И ты сам сказал, что я воин! Отец пробурчал что-то про «свою голову», но девочка не придала этому значения. Когда он надолго задумался, покручивая в руке горноцвет, Адериен подумала взять свои слова назад. — Ладно, — сдался норд. — Будет тебе… — Двулучный м?.. — …кинжал! Будет тебе кинжал, волчонок. Надо начинать с малого, понимаешь? Девочка неопределённо кивнула, сползая на траву. В глубине души она готова была прыгать от счастья, ведь папа согласился. Не на меч, но хотя бы на кинжал! И он обещал учить её охотиться! То, о чём она грезила чуть ли не с первого своего слова, наконец начало сбываться. Адериен неосознанно коснулась своих волос и к своему удивлению вытащила из них горноцвет. Мамин цветок. Его запах всегда казался ей странным. Вдыхая снова и снова, она будто из раза в раз забывала его. А может это потому, что она не знала своей мамы? Но силуэт этой незнакомой женщины всегда присутствовал в этом доме, рядом с девочкой и за спиной папы. Эта тень заставляла Адериен жалеть, что она не может быть как мать, сколько бы ни старалась себя воспитать. Вечерний лес рядом с домом убаюкивал её звуками природы. Так она и уснула, прислонившись к папе, не отпуская из маленькой ручки горноцвет. А во сне она снова была волчонком с большими лапами, но теперь он искал меж деревьев оленьи следы. Адериен быстро поняла, что этот сон не просто её фантазия. Он преследовал её и спустя неделю, и даже через месяц после того дня. Из раза в раз она бежала за оленем и в то же время от чудища, но всё заканчивалось пробуждением от голоса папы ранним утром. — Просыпайся, волчонок! Пора брать в руки лук! Суровый норд сдержал своё обещание. Когда он решил, что раны дочери вполне затянулись, начались тренировки. Каждое утро они уходили из дома на поляну в лесу. Прошло полтора месяца, но девочка всё никак не могла попасть в мишень, сколько бы не натягивала тетиву: выше, ниже, правее и левее, но никогда даже не близко к цели. Из-за этого она злилась и бросала бесполезное оружие, вынимая из-за пояса деревянный кинжал и в гневе пиная снег и разбросанные по поляне стрелы. Она почти могла отличать звериные следы, но что касалось остального — мешало неумение стрелять. Папа отказывался обучать её бою с реальным кинжалом и ставить ловушки на зверей, пока она не сможет попасть в цель. При этом повторял, что её мать училась этому сама и прекрасно управлялась с луком. Когда они снова пришли на поляну, отец привычно протянул дочери лук с десятком стрел, которые сделал для неё сам, и пошёл ставить мишени. Адериен постояла пару минут и повертела в руках лук. Нелепый самодельный лук без отличительных черт. Один раз папа показал тот, из которого мама, по его словам, подстрелила его в руку. Красивый, узорчатый, с маленькими чёрными птичками лук. Но для девочки он был пока слишком велик. Адериен закинула колчан на плечо и достала стрелу. Натянула тетиву, целясь в мишень, установленную папой у дерева. Вся она сосредоточилась на своей цели, слушая окружающие её звуки лесной жизни. Вдруг над головой пролетела ворона, громко каркая, и девочка от неожиданности выпустила стрелу. Цели та не достигла, упала совсем рядом. Папа отвлёкся от второй мишени и усмехнулся. Лицо Адериен покраснело от возмущения, девочка развернулась и заметила проклятую ворону на траве. Та посмотрела своими чёрными глазёнками на ребёнка и громко прокаркала. — Смешно? — нахмурилась девочка сильнее и подошла к вороне. Та сделала три скачка от неё, не прекращая каркать. — Ты тоже считаешь, что я не смогу? Это не я, это всё лук! Адериен от злости вытащила ещё одну стрелу, нацелилась на веселящуюся ворону. Стрела приземлилась опасно близко к птице. Она отскочила и быстро улетела, унося с собой противное карканье. От неё осталось только иссиня-чёрное перо. — Какой у меня грозный охотник, напугала целую ворону! — снова усмехнулся отец, присев на поляне рядом с дочерью. — Ну что, попробуешь ещё? Довольная собой девочка кивнула, подняла обе стрелы и натянула тетиву снова. За всё это время плечо её почти не беспокоило, от ужасного следа зубов остались только витиеватые белые полосы шрамов. Но папа был этому не очень рад, говорил, что она слишком быстро вылечилась. Невольно Адериен вспомнился разговор бабы Нанны и папы. Они говорили о каком-то Отце Охоты, но девочка забыла, что они о нём говорили. Может папа учит её, чтобы показать ему? А вдруг Отец Охоты — это главный охотник? — Давай, волчонок, сегодня всё получится. Девочка сосредоточилась на этих словах и продолжила тренировку, но папа ошибся. Адериен не попала в мишень ни разу, но, воодушевлённая мыслями о главном охотнике, пообещала папе что совсем скоро всё сможет. Всё внутри неё бурлило от желания увидеть и поразить этого Отца. Запахи леса были так близко, буквально за дверью. Волчонок с большими лапами выскочил за порог, принюхиваясь и лая. Лес уже покрылся хорошим слоем снега, меж чёрных деревьев заблестела белая оленья фигура, повеяло привычным запахом — волчонок знал его, он вёл большие лапы к цели. Чудище, до этого его преследовавшее, встало рядом и завыло, волчонок завыл следом. И они побежали в лес по тропе из дурманящих нос лепестков. Дорога была ему знакома, в свете луны на ней отражались следы чьих-то маленьких ног, мерещилась фигура человеческого ребёнка. Олень был быстр, но волчонок уже успел привыкнуть к своим неправильным лапам. Маленький хищник видел, как его встречают большие сородичи, и слышал, как их вой присоединяется к его. Чудище, сопровождавшее его, изменилось, оно стало больше похоже на волка. И в тот момент, когда волчонок приблизился к добыче и приготовился прыгнуть… Адериен проснулась от судороги, которая свела её ноги, и резко села на кровати. Папа спал, комнату освещал слабый свет двух лун — всё было так привычно спокойно, кроме этой скручивающей боли внутри. Хотя и эта боль была привычна, волчонок в её снах ощущал что-то похожее.«Дитя»
Девочка вздрогнула. Шёпот был тихим, но в такой тишине можно услышать даже мысли. Более неразборчивые голоса раздались за закрытым окном. Адериен даже показалось, что на улице мелькнули тёмные силуэты.«Дитя»
Судорога уже давно отступила, но о ней девочка вспомнила только когда открыла дверь и впустила морозный ветерок. Ночной снежный лес выглядел так чудесно, что она не смогла сдержать восторженного вздоха, но тут же обернулась. Она представила, как папа разозлится, что дочь встала с постели ночью. Но он продолжал спать, иногда всхрапывая, и это странно обрадовало малышку, что она даже хихикнула.«Дитя»
Шёпот стал громче, как если бы это сказал кто-то над ухом. Адериен выдохнула и сделала робкий шаг за порог. Всё внутри неё замерло в предвкушении чего-то, чего детский пытливый ум ещё не мог осознать. Собрав весь свой страх и в то же время всё своё мужество, она закрыла глаза и пошла вперёд. Будто она всегда знала дорогу, Адериен шла всё дальше и дальше, пока наконец не остановилась и не открыла глаза. Маленькая девочка забрела так далеко, что их с папой дом затерялся где-то там, за деревьями и снежными холмами. В небе приветливо сияли звёзды и луны, зачаровывая впечатлительного путника, а на снегу петляли волчьи следы. В другой раз Адериен бы испугалась, но сейчас её что-то отвлекало. Какой-то сладкий запах, до боли знакомый и привычный. — Лаванда? — изумилась малышка, обнаружив впереди целую тропу из этого растения, и подошла ближе. — Даже в мамином саду все они заснули. А может… навелное мне всё это снится. Да, я бы никогда не пошла гулять ночью. Папа ведь налугает! Девочка отступила от цветов, обернулась в сторону, откуда она пришла. Что-то внутри неприятно заскреблось, будто отговаривая поворачивать назад. Маленькому ребёнку невозможно понять всех эмоций, которые он испытывает, но даже дети знают, что значит «запутаться». Адериен путалась в ногах, когда бежала, в именах взрослых, даже её волосы бывало запутывались. Сейчас же она не знала: остаться или уйти. — Что тебе мешает решить? — А-а-а! Кто здесь? — девочка в ужасе взглянула в сторону тропы и увидела то самое мрачное чудище. — Это ты! Ты убил Халла! Чудище сверкнуло золотистыми глазами и захрипело, будто возражая. А потом, будто насмехаясь, бросило: — Я — это лишь новая часть тебя, — и скрылось вверх по тропе из лаванды. — Часть? О чём ты? Эй, погоди!.. Девочка не сдержалась и побежала следом. Пейзаж за пределами тропы темнел, искажался и превращался в неясную массу по мере её приближения к неизвестной цели. Тропа кончалась, цветы редели и иссыхали, но впереди мелькало манящее белоснежное пятно и инстинкты подсказали ребёнку следовать за ним. Ветер насвистывал странную мелодию, отзывавшуюся набатом в сердце Адериен. Эта мелодия была ей знакома от бардов, которые в Камне Шора с отцом разыгрывали сцены давних поединков. Но в этот раз поединок рисовался чем-то жестоким и совсем не героическим. Будто зверь нагоняет жертву. — Ты почти готова, дитя осени и зимы. Яркий солнечный свет ослепил девочку так же внезапно, как и этот грубый насмешливый голос. Она оказалась на большой лавандовой поляне, и вполне реальное солнце согрело её своими лучами. И посреди этого уютного уголка природы лежал большой олень с белоснежной шерстью и большими ветвистыми рогами. Его золотистые глаза безлико скользнули по маленькой гостье, будто бы не замечая её. — Это какая-то магия? Олень внезапно тряхнул головой и будто бы захохотал. — Если тебе хочется так думать, зверёк. — Э-это всё же сон, — опешив выдохнула Адериен. — Олени не говолят, все это знают. А от магии одни плоблемы, так папа сказал. — Если ты не понимаешь, это не значит, что у зверей нет голоса. Ты ведь такое маленькое существо, ровным счётом ничтожество, как и все тебе подобные, а говорить умеешь. Хотя мне нравится твоя самонадеянность, такая же глупая, как и у остальных. Ты настигла свою добычу и не ожидала трудностей, истинный охотник в тебе ещё не проявился. Но я вижу. Вижу! Ты можешь стать самым юным слугой. Девочка в удивлении приподняла брови, таращась на не раскрывающее рта существо, каким-то образом при этом говорящее. Голос этот был ей не знаком, но что-то внутри безропотно хотело пред ним сжаться. Страх. — О, не бойся. Бояться нужно добыче, но не охотнику, — олень снова тряхнул рогами и отщипнул немного лаванды. — Красивый цветок, но такой одинокий. Даже как-то предсказуемо, ужасно скучно. Адериен открыла глаза и резко села, ощутив при этом странное чувство повтора. А потом резко вздрогнула, увидев на постели кучу лепестков лаванды.