Кто ты?

Один. Дыхание резко вырывается из груди. Два. Просыпаться после кошмара всегда сложно — чувствовать холодный пот, стекающий по спине, и премерзкое ощущение всепоглощающего ужаса, которое стягивает все внутренности в тугой узел. Четыре. Упрямо бояться закрыть глаза потому, что если их закрыть, то он обязательно тут же увидит всё снова. Лицо человека, сидящего перед ним на стуле, с ввалившимися чёрными глазами на смуглом лице. Кривую улыбку с почти черными гнилыми зубами; на них виднеются красные кровавые разводы, которые, кажется, появились не из-за того, что предыдущий смотритель съездил этому животному по роже, а словно он долго вгрызался в плоть своих жертв, перед тем как убить. На нем нету белых кросовок, их отобрали, но он все равно помнит его. Девять. Помнить про дыхание. Если закрыть глаза, он тут же почувствует запах гнили, крови и нечистот. И этот запах, как ему кажется, источает больше всего именно тело привязанного к стулу человека. От этого запаха начинает свербеть в носу, а тяжелый ком подкатывает прямо к горлу. Тринадцать. Если закрыть глаза, то он обязательно снова услышит леденящий душу, даже спустя столько лет, смех. Фразу, сказанную на корявом английском. «Мне нравилось, как кричать тот капитан. Мне нравилось они его убить. Он кричать, как сукин…». Звук выстрела. Двадцать один. Если закрыть глаза, он тут же почувствует то, что чувствовал тогда. Всепоглощающую злость и обиду. Не за себя — за парней. У Кинна был маленький сын, которого он даже ещё никогда не видел. У него была любящая жена… Двадцать пять. Лучший способ отключиться — попытаться занять себя чем-то. Физические нагрузки помогали переключить внимание. Забыть о том, что приключилось за всё это время такой странной жизни. И в то же время вспомнить. После таких кошмаров мысли просто наполняли его голову. Он вспоминал своё прошлое. С самого детства. Двадцать шесть. Его звали Шерринфорд Холмс. Он родился в обычной семье, такой же, как и миллионы семей Британии. В них не было ничего необычного, кроме того, что все дети были гениями. Нет, это не было только утверждением их родителей. Они на самом деле обладали просто невероятным умом. Их было трое. Майкрофт, Шерлок и Шеринфорд. Майкрофт Холмс был старшим из братьев, Шерлок и Шеринфорд были близнецами, правда, Шерлок родился на несколько минут раньше, и просто невероятно гордился этим. Как будто в этом была его заслуга. Шеринфорд в детстве часто обижался за это на брата. И думал, что на самом деле это он старший. И их просто перепутали. Но странное дело, родители никогда их не путали. И Майкрофт тоже. Тридцать. Шеринфорд и Шерлок во всем стремились подражать старшему брату, соревнуясь между собой, как-будто старались доказать окружающим, кто из них лучше. А в определенный момент Шеринфорду просто надоело это. Какой был в этом смысл? Постепенно он стал отдаляться от Шерлока, от Майкрофта с его суждениями о мире, и о том, что все люди не дотягивают до их уровня. В то время Майкрофт уже окончил университет и начал работать в правительстве. Самый молодой сотрудник министерства. Шерлок проводил всё время в чтении детективов и штудировании книг по химии, а также доведением родителей до нервного срыва своими экспериментами. Когда Шерринфорду было четырнадцать, он первый раз ушёл из дома. Тридцать восемь. Выдох. Он начал общаться с людьми за пределами элитной школы, куда определил их брат. Он научился неплохо скрывать свой ум, начал испытывать наслаждение в общении с обычными людьми. Изящный костюм сменила старая потёртая военная куртка, высокие ботинки и, что самое ужасное, короткий ёжик. Он начал следить за собой. Его тело стало хорошо сложенным, мускулистым и крепким. Это все сделало его похожим на совершенно другого человека. А еще он потребовал, чтобы его начали звать Форд. Сорок три. Это привело в бешенство его брата-близнеца. Майкрофт тогда только поджал губы и ничего не сказал, родители отнеслись к этому философски, но не Шерлок. Он повел себя совершенно по-детски. Как будто именно этот его отказ от имени был настоящим предательством. Много было сказано в тот вечер. Но именно он стал решающим в их отношениях. Сорок пять. Когда ему исполнилось восемнадцать, он не пошёл учиться. Он сообщил своей семье, что уходит в армию. Начиная жизнь там, как обычный новобранец, Форд учился контролировать свои эмоции. Учился подчиняться, учился перебарывать себя. Он пытался быть как все, но, как бы он ни старался, его аналитические способности были замечены. Потом его забрали в разведку… Лязгнули ключи, и дверь, грузно и протяжно скрипнув, открылась, а в дверном проёме показалась фигура охранника. — На выход. К тебе пришли. Форд в очередной раз с резким выдохом поднялся, принимая сидячее положение. Руки за головой. Сорок семь. Раньше наклоны туловища вперед давались ему без таких усилий. Он поморщился. Какие-то несколько месяцев и он уже чувствует себя ничего не умеющим юнцом. Форд поднял взгляд на охранника, вставая с пола. — А если я не хочу ни с кем встречаться? — Не обсуждается. Лицом к стене, руки за спину, — охранник шагнул в камеру и Форд, ухмыльнувшись, посчитал нужным подчиниться. Охранники тюрьмы особо строгого режима никогда не церемонились с заключенными, особенно с теми, кто находился на особом положении, а одиночные камеры можно было считать таковыми. Ощущая на своих запястьях холодный металл, Шеринфорд почувствовал, как давний, почти забытый страх, накатывает на него — последствие недавнего кошмара. Чтобы хоть как-то снять напряжение, он ухмыльнулся. — Я даже могу догадаться, кто это может быть. Кому, как не ему. — На выход, — буркнул охранник, несильно придавая ускорение почти ласковым тычком в спину. Форд только рвано выдохнул и поспешил к выходу из камеры. Бугай под два метра ростом, который стоял возле двери, хмуро глянул на него, затем кивнул, и они пошли по узким коридорам с рядами дверей. О да, Шерринфорд Холмс отбывал заключение за военное преступление, сроком на пять лет, с полным лишением воинских званий. Он принял это наказание с достоинством, он знал, что он виноват. Но тогда, в той ситуации, это было объяснимо. Если бы командование знало в тот момент, когда допускало Форда до охраны, что этот талиб причастен к взятию в плен команды Холмса, или лейтенанта Уолша, как знали его там почти все в целях конспирации, они бы никогда не допустили их встречи. Но он был доведён до предела и нажал на спусковой крючок. Талиб был очень ценен, за его жизнь могли отдать целых двенадцать военнопленных. Двенадцать трупов — вот цена выхода его чувств из-под контроля. Три года из этих пяти лет уже прошли и он вполне нормально справлялся, когда в один из дней во время ужина его несколько раз ударили ножом в живот. После этого он четыре месяца провалялся в больнице, а потом был переведен сюда, можно сказать, удостоился отдельной камеры. Они повернули и остановились возле металлической двери. Охранник три раза коротко стукнул и дверь с противным скрежетом открылась. Яркий свет из освещённой комнаты заставил Форда отвернуться и заморгать. После долгого пути по тёмным коридорам глазам нужно было привыкнуть к свету. Но ему решили не давать времени на ожидание. Его подтолкнули и он вошел в просторный, залитый светом кабинет, практически тут же выхватывая взглядом фигуру человека, сидящего за столом. — Чем обязан? С чего вдруг ты решил почтить меня своим присутствием, а, Майк?