Больные

Я не отпускаю его от себя ни на шаг. Саша, отвыкший от такого внимания, сперва возмущается и то и дело выскальзывает из моих объятий. Мне и самому происходящее в новинку. Я все никак не могу насытиться прикосновениями и будто бы узнаю его заново с каждым действием и словом. К вечеру Саше становится лучше. Пропадает болезненная бледность, появляется живой блеск в глазах. Конечно, не такой яркий, как раньше: мы оба сильно изменились и повзрослели. Саша даже вызывается приготовить ужин. Я, долгое время питавшийся в кафе, ресторанах и фаст-фуде, чувствую себя по-настоящему счастливым, учуяв запах домашней еды. Уже когда мы наконец пьем чай, расположившись друг напротив друга, словно в старые добрые времена, я задаю давно мучающий меня вопрос: — А где Андрей? Саша тут же хмурится и сжимает пальцами кружку. Потом отвечает: — У него все хорошо. Не лезь в его жизнь больше, я тебя по-человечески прошу. Кухня вновь погружается в молчание. Я кошусь в окно — с моего ракурса виден только соседний дом и кусочек неба, а Саша с сомнением интересуется: — А с чего ты вообще спросил о нем меня? Это ты должен знать, где твой бывший. — Саш, я же знаю, — я мягко улыбаюсь, понимая, что он догадался, о чем речь. — Мы друзья. Он действительно хороший человек, так что я тебя убью, если ты его еще раз обидишь, — угрожающе заявляет он. Я вновь не сдерживаю улыбки. От сердца отлегает. Я так и не смог полюбить Андрея, и потому я искренне рад за то, что он наконец счастлив. В ту ночь я люблю Сашу долго, как никогда прежде. Без жестокости, без драк, без синяков. Но он отнюдь не кажется слабым, податливым или безвольным. Я стараюсь не думать о прошлом и не вспоминать, как все было когда-то. Наоборот, по максимуму наслаждаюсь процессом. Саша по обыкновению царапает мне спину и громко стонет, не заботясь о том, что соседи давно спят. Я весь отдаюсь ощущениям. Хочется вновь и вновь целовать его, сбавляя темп, скользить языком по коже, вдыхать такой родной, все еще не забытый запах его волос. Саша жмется ко мне всем телом, обхватывая ногами мои бедра, кусает за плечо и утыкается носом мне в шею. Дыхание щекочет кожу — это буквально сводит с ума, но уже не в прямом смысле, как раньше. Я больше не болен Сашей. Я счастлив каждым мгновением, проведенным с ним. Он кончает первым, без сил откидывается на подушку. Вскоре я вытягиваюсь рядом с ним. Все как всегда: тяжелое дыхание, темнота, скомканное постельное белье и разливающаяся по телу слабость. И Саша под боком. Плевать, что другая квартира, что прошло несколько лет, что завтра нужно идти на работу, — я вновь чувствую себя беззаботным студентом, счастливым и свободным. — Сашка, — меня хватает только на то, чтобы повернуться набок и слабо обнять его. — Как же хорошо с тобой… — Помнишь, что ты обещал? — задумчиво спрашивает он и ведет пальцем по моей груди, выводя какой-то воображаемый узор. — Помню, — выдыхаю, ласково касаюсь губами его виска. — А еще найду врача, который тебе поможет. И никаких больниц и стационара, это точно. Саша размыкает губы, видимо, желая что-то сказать, но все-таки оставляет слова при себе. Потом двигается чуть ближе, укладывая голову у меня на руке. — Вадь? — окликает, когда я уже почти засыпаю. — Что? — Разбуди меня, если мне снова будет плохо, — просит он. Влажные глаза блестят в темноте. Я согласно мычу что-то в ответ, впрочем, тут же проваливаясь в дрему. Однако Сашка спит спокойно, и кошмары, на удивление, не мучают его. Несколько раз я просыпаюсь, подолгу смотрю на него и так до конца не могу поверить в происходящее. Но верить отчаянно хочется: и в то, что все между нами наконец будет хорошо, и в то, что Саша выздоровеет, и в то, что мы оба будем счастливы. Вместе.