Певчая для Тёмного Лорда

Гарри, сидя на коленях в грязном переулке перед бесчувственным телом Тома, пытается хоть что-то в своей голове собрать. Уже второй раз ему подкидывают шанс сбежать, которым почему-то не хочется воспользоваться. Колени жжёт от того, что только что Гарри проехался на них по асфальту. А в лицо дует холодный ветер с другой стороны переулка. В голове пульсирует мысль, которая последний час просто не покидает пределы разума. Что за пиздец происходит? Том держит Гарри за запястье, хотя и в отключке. Боясь сделать что-то неправильное, Эванс аккуратно перемещает свободную руку с груди Реддла ему на шею, чтобы проверить пульс: через грудную клетку почему-то уже не чувствуется биение сердца. Паника накатывает на Гарри, но он всё равно старается всё делать медленно, чтобы не сорваться. Он читал, видел в сериалах, что если человек умирает, его мышцы застывают в том положении, в котором были, а не расслабляются. Поэтому нужно понять, каким образом отцеплять от себя пальцы Реддла. Гарри именно этим и объясняет себе свою осторожность. Чтобы просто понять, что свобода наступила так скоро. Как только пальцы касаются холодной кожи чуть ниже правого уха, Гарри вдруг прошибает озноб. До сих пор он будто горел огнём, ему было жарко от адреналина. Но при одном прикосновении к месту, где слабо бьётся жилка, Гарри понимает, что сознательно второй раз пытается спасти жизнь человеку, который сделает всё, чтобы разрушить жизни всем вокруг. И пока под прицел попадал только Гарри, нет никакого сомнения в том, что он — не первая душа, которую используют. Он не должен умереть. В голове снова звучит тот женский голос, который иногда является во снах. Гарри привык игнорировать этот голос, ведь с каких пор какой-то голос решает, каким именно способом существовать в этом мире? И всё же снова стоять перед выбором убить или спасти Гарри не собирается. Он знает, что в результате выберет жизнь. Так, что он сделал в прошлый раз, чтобы Том очнулся? Искусственный массаж сердца, точно. Одна рука всё ещё была во власти пальцев Тома. Поэтому Эванс решает справиться только одной рукой. Он возвращает ладонь обратно на грудь Реддла и надавливает всего один раз. Во втором толчке нет необходимости, потому что Том, отпуская руку Эванса, резко открывает глаза и кричит так громко, что кровь внутри Гарри стынет в жилах. В его глазах, в его чёрных глазах будто угасает сама жизнь. Тонкая серебристая пелена быстро обволакивает собой угольные радужки. То, как он кричит… Этот крик будет всегда звенеть в ушах Гарри. — Боль-но, бо-льно, — задыхаясь, хрипит Том. Гарольд начинает паниковать. Он только что сделал ещё хуже, чем было. Что же делать? На мгновенье взгляд Тома останавливается на Гарри, и тот понимает, что сейчас не может самостоятельно помочь. Он не знает, насколько критично состояние Тома, ничего не смыслит в медицинской помощи. И к тому же немой! Последнее выбивает из равновесия окончательно. Радужки Тома продолжают наливаться серебряным цветом. Ещё чуть-чуть, и Эванс будет смотреть в совершенно стеклянные глаза с отливом металла. От этой мысли всё тело прошибает дрожь, а Том, вероятно, заметив это, закрывает, наконец, свои пугающие глаза. В самой безвыходной ситуации Гарольд всегда находил выход. Каждый раз получалось сделать что-то, что сразу приходило в голову, и всё заканчивалось хорошо. Относительно хорошо. Так или иначе, но каждый раз Эванс даже не сомневался в правильности своих действий, чтобы достичь желаемого результата. Вот только именно сейчас Гарри вдруг начинает обдумывать каждый свой следующий шаг, ещё глубже путаясь в собственных догадках. Будет ещё хуже, если самостоятельно оказывать первую медицинскую помощь, о которой ничего не известно. Нужно вызвать кого-нибудь на помощь. Например, того Антонина, с которым Том вчера что-то обсуждал в своём кабинете. Нужен телефон Тома. Гарри быстро изучает карманы Тома и находит его смартфон. Запаролен, конечно же. — Эй, эй, мистер Реддл, не засыпайте. Гарри не сразу реагирует, а когда понимает, что рядом с ним сидит человек, которого он видел перед самой смертью Седрика, он дёргается и роняет на землю смартфон. — Струпьяр, — хрипит Том, не открывая глаза. Он хватает ртом воздух, как будто задыхается. И, как только набирает достаточно, выдыхает вместе с последними словами: — Уведи Эванса. А потом отворачивается и старается не издавать стонов. Струпьяр смотрит по сторонам и бурчит себе под нос: — Кажется, он не совсем понимает, что всё уже закончилось. Хотел помощи, вот помощь и подоспела. Гарри сидит возле Тома и не двигается. Скорее всего это из-за того, что полный контроль над ситуацией он подсознательно передал Струпьяру. Руки Ступьяра грубо отталкивают Гарри от тела Тома. Нет, нельзя так думать о том, кто будет жить. Быстрыми, лёгкими и точными движениями этот странный тип, что появился из ниоткуда, ощупывает грудь Тома, получая в ответ разной тональности крики, стоны и вздохи. Гарри хочет крикнуть, чтобы он перестал, ведь совершенно понятно, что Тому больно. Но Струпьяр вдруг сам прекращает.  — Сиди здесь, сейчас вернусь.  И он исчезает из переулка. Можно ли ему верить? Гарри ещё раз думает о том, чтобы написать Антонину. Всяко это будет безопаснее, чем действия Струпьяра. Антонин показался человеком, который оперативно принимает правильные решения. Он будто не взвешивает за и против. Поставь ему вопрос, и он не будет раздумывать над ответом. Будь Гарри на месте Тома, он бы тоже ценил такого человека, как Антонин.  И тут Реддл резко поворачивает голову, в его теперь уже чернеющих глазах читается тревога. Гарри вдруг понимает, что не может отвести собственный взгляд от этой завораживающей бездны. Слышится копошение в переулке нескольких человек, и вряд ли это Струпьяр: этот передвигается незаметно. Но Эванс всё равно не отрывается от лица того, кто его постоянно спасает. — Глупый, беги, — хрипит Том почти с нежностью, откашливаясь кровью. Бессознательно Гарри хватает Тома за руку и сильно сжимает, как будто боится потерять. Внизу живота начинает неприятно тянуть, и Эванс только сейчас замечает, что цепляется не только за холодные пальцы, но и за саму жизнь Реддла. С какого момента?..  Визг колёс заворачивающей в переулок машины отрывает Гарри от его вечного преследователя-слэш-должника. Именно должника, ведь Эванс, первое, мог вовсе не оставаться подле Тома и не ждать Струпьяра; второе, мог рассказать Сириусу и Гермионе, что Тёмный Лорд и Том Марволо Реддл — один и тот же человек, что, скорее всего, очень помогло бы Сириусу. Когда машина подъезжает совсем близко, и буквально на ходу из неё выпрыгивает Струпьяр, Гарри уже не удивляется, что он полностью обрызган грязной водой и сам сидит в глубокой луже. За секунду он понимает, что даже ни разу не обратил внимание на то, что в этом переулке полно луж. Словно это ничего не значит. — Давай, малыш, помогай.  Струпьяр аккуратно приподнимает Тома под плечи, кривясь от очередной порции стонов и ругательств в свой адрес, и ждёт, когда Гарри сделает то же самое, но с ногами. — На заднее сиденье его, — не ожидая очередного взгляда-вопроса, командует Струпьяр. Гарри уже в заведённом ритме хватает лодыжки Тома и быстро проводит руками до колен. — Эй, эй! Захвати его телефон, — кивает на маленькую коробочку, которая от падения чудом не разбилась. И снова нет никаких обид к тому, что с ним так обращаются. Да, отсчёт идёт на минуты. Да, с каждым новым движением Реддлу становится всё больнее и есть шанс вогнать его в отключку от болевого шока. Но Гарри понимает за мгновенье, что каждое слово Струпьяра произнесено не просто так. Потерять смартфон Реддла — это, пожалуй, опаснее, чем сломать ещё пару рёбер ему.  Где-то недалеко слышится вой полицейских сирен. Не очень легко, быстро и аккуратно, но им удаётся перенести Тома на заднее сиденье машины. Струпьяр, по всем законам физики оказывается внутри салона с хозяином на коленях, и именно поэтому, как в самой стрессовой ситуации, которой в данный момент она и является, Гарри на автомате забирается на водительское сиденье и хватается за руль, совершенно забыв про педали. И только спустя секунду до него доходит, что машиной в принципе управляют ногами и руками. — Малыш, ты водить-то умеешь? — нервно рычит на Гарри Струпьяр, скорее всего замечая заминку со стороны Эванса. Но тот неуверенно пожимает плечами. Не знает. Гарри просто не знает, справится ли он с управлением сейчас. Да и, собственно, он не в курсе, куда ехать. — Включаешь навигатор и едешь по адресу «Хогвартс», — будто бы читает его мысли Струпьяр. — Нас там не тронут. — Он умолкает, скорее устраиваясь удобнее на сиденье, чтобы Реддлу эта поездка причиняла минимум боли. Но когда Струпьяр снова ловит очередную паузу, которая непростительна в данный момент, он ругается так, что от этого начинают гореть уши. — Решайся, блять. Или везёшь нас по навигатору. Или держишь его в одном положении и не даёшь уснуть. Всё от того, что ситуация такая напряжённая. Гарри пулей выскакивает из машины и в момент оказывается на заднем сиденье, держа у себя на коленях голову Тома, из которого будто вздох облегчения вырывается. Гарри всматривается в морщинку на лбу Тома, по которой медленно стекает капля пота. От вида боли на лице Реддла на заднем сиденье становится как-то тесно. И в этих естественных попытках унять боль в самом себе Том резко привстаёт и хватает за плечо Струпьяра, который уже успел сесть в водительское кресло, захлопнуть за собой дверь и направить машину в нужную сторону, согласно жёлтой стрелки на экране навигатора. — Скажи Долохову. — Каждое слово даётся Тому с трудом. Он делает пару вдохов, сглатывает, а затем на одном дыхании произносит: — Он мне нужен. И ровно в тот момент, как голова Тома снова касается колен Гарри, — немного криво, конечно, но Гарри успевает вовремя поправить положение, — Струпьяр уже разговаривает с Долоховым по телефону.  — Сэр, мы едем в Северную башню. Думаю, нужен врач. Да, серьёзные повреждения. — Он всего на несколько секунд отвлекается от дороги и смотрит в зеркало заднего вида, его глаза встречаются с глазами Гарри, который понимает, что ситуация хуже, чем «серьёзные повреждения». Но Струпьяр говорит следующее: — Да, сэр, мальчик с ним. Звонок завершается также внезапно, как и начался. Струпьяр больше ни слова не произносит. Всю дорогу Эванс не спускает взгляд с нахмуренного лица Реддла. Ему больно, безусловно. Одной рукой Гарри сжимает ладонь своего мучителя, потому что тот отчаянно нуждается в поддержке и чуть ли не ломает кости тонкой кисти своей жертвы. Ситуация неоднозначная. Стокгольмский синдром? Гарри слышал нежность в голосе Тома. Разве монстр может быть способен на такое даже в минуту слабости? Ему сейчас не до сдерживания эмоций. На лбу проступает пот. Если внешне Том ничего не показывает, то его тело изнутри горит от адской боли. Да, монстр определённо не может выражать нежность в любом своём состоянии, потому что вечно контролирует свои эмоции. А это значит, что Гарри ошибся. Услышал то, что хотел, чтобы оправдать свой поступок. Ведь помогать монстру равносильно освобождению убийцы. Осталось понять, зачем нужно искать такое оправдание? Машина резко тормозит, и, как в прошлый раз, Струпьяр выпрыгивает из неё, не дожидаясь полной остановки. И также оперативно этот ненормальный тип аккуратно вытаскивает Реддла с заднего сиденья, не забывая руководить действиями Эванса. Времени прошло, чтобы иметь представление, от одного выдоха до второго вдоха. Лучше не спрашивать, в голове Гарри сейчас бьётся лишь одна мысль: спасти. У входа в Северную башню Тома перехватывают сильные руки Антонина. Гарри, опять же, без лишних вопросов, оговорок и претензий легко уступает своё место, надеясь, что так будет гораздо лучше в первую очередь Тому. «Башня» оказывается недостроенной. Гарри обращает на ограждение лишь потому, что он больше не обременён тяжёлой ношей. В основном осталось достроить только несколько верхних этажей. Понятно, почему Струпьяр повёз именно сюда: полиция не влезает в дела Пожирателей Смерти и простые работники не будут путаться под ногами. Холл оказывается полностью подготовленным для открытия нового здания. Ресепшен, фонтанчики, ботанический уголок, диванчик, кресла и пуфики. Здесь даже пахнет так, будто никакой стройки сверху и нет. Скорее всего это из-за зелёной зоны, которой Гарри уделил бы больше внимания, но…  Стон, отдающийся эхом во всём помещении, мигом возвращает Гарри туда, где ему и положено быть. Том лежит на одном из диванов, а над ним стоит незнакомый Гарри мужчина лет тридцати и прощупывает Реддлу грудную клетку и область живота. Кажется, Гарри пропустил ещё одного человека, который был вместе с Долоховым. — Итак, сломана пара рёбер, — оглашает своё решение мужчина, — без рентгена точно сказать не могу. — Значит, он доктор. — Внутреннего кровотечения не наблюдаю, гематомы будут, но не опасные для жизни. Сотрясения нет, нужно несколько дней полежать в постели. — А затем он поворачивается к Долохову и говорит уже ему напрямую. — Я могу ввести ему морфин, чтобы дать его организму самостоятельно восстановиться. — Док, он должен быть в рабочем состоянии, — обрывает Доктора Антонин, сквозь зубы произнося каждое слово отчётливо. — У тебя одна ночь. Доктор даже не удивляется такому решению. Как будто он и раньше получал похожие приказы. По глазам видно, что он, как врач, совершенно против таких методов. Однако не собирается заводить спор об этом.  — Мистер Долохов, — вздыхает Доктор, — я собираюсь вколоть мистеру Реддлу стандартную дозу всех его препаратов, но если он из этого набора что-то употребил менее семидесяти двух часов назад, то ему станет хуже.  — Я понял, док, — соглашается Долохов и, не теряя более ни секунды, оказывается над тихо стонущем Реддлом. — Что и когда ты принимал? — почти кричит он на своего хозяина, от чего у Гарри позвонки трещат. В ответ Том вертит головой, будто старается не блевануть сейчас на себя. Тогда Антонин повторяет свой вопрос, но настойчивее: — Что? И когда? — Я чист, — на выдохе хрипит Том, жмуря глаза от боли. Гарри в миг оказывается возле Тома, протягивает руки, чтобы ухватиться за болтающуюся в воздухе слабую кисть, которая уже будто принадлежит трупу. Но Долохов, даже не отворачивая головы от своего босса, одним ударом локтя метко откидывает Эванса в кресло в нескольких шагах от дивана. — Не лги мне, — рычит Антонин и хватает Тома за рубашку на груди, тем самым подтягивая его ближе к себе. — Я. Чист, — повторяет Том и отрубается. Антонин бережно опускает Тома обратно на диван. Один быстрый взгляд на Доктора, который и глазом не ведёт при такой жестокости по отношению к пострадавшему, едва заметный кивок, и Доктор вкалывает в Тома несколько шприцов с жидкостями по очереди разницей в несколько секунд. Гарри очень хочет спросить, что это, но понимает, что Долохов старательно игнорирует того, из-за кого Том сейчас в таком состоянии.  Вся процедура занимает не больше десяти минут. Гарри, который не решился встать из кресла, чтобы не спровоцировать Долохова, не может оторвать взгляд от каждого движения Доктора. Ему кажется, что так ничего лишнего не вколют, а также ничего нужного не пропустят. Хотя от Гарри сейчас ничего не зависит. Когда все препараты введены, Том снова просыпается. Он уже не стонет, его голова не мечется из стороны в сторону, а руки хаотично не летают вокруг него. Взгляд всё ещё туманен, — Гарри, несмотря на то, что его грубо откинули прочь, уже стоит на коленях у головы Реддла, — но пострадавший будто всё прекрасно осознаёт. Доктор внимательно наблюдает за процессом восстановления после применения такой взрывной смеси. Через пару минут Антонин явно расслабляется, когда Том самостоятельно приподнимается на диване. Но во взгляде приспешника Тёмного Лорда всё равно читается беспокойство. — Скажи, кто это сделал, — тихо просит Долохов, готовый оторвать голову всякому, чьё имя будет произнесено. Гарри видит это в тёмных глазах. Том мотает головой. И Гарри не понимает, почему не послать этого головореза разобраться с явной проблемой. Плевать, что это были девчонки. Одной пули в лоб каждой будет достаточно, чтобы разобраться с ними раз и на всегда. И ведь если подумать, то Гарри даже ни капли не пострадал. Вероятнее всего те, кто его похитили, на самом деле хотели сделать из него приманку. Ловушка для Тома. А это значит, что именно Тому грозит опасность. Сказать всего этого Гарри не может, конечно же. Но он в порыве собственной ярости поднимается с колен и делает шаг к Долохову, чтобы объяснить ему, что если Том не хочет ничего говорить, то информация все равно есть. Долохов должен выслушать, ведь он действует в интересах своего хозяина. — Гарри, — останавливает голос Тома. От такого тона не только сам Гарри останавливается, но и его дыхание. Холод и строгость. Будто предупреждение. — Не сегодня. Все понимают данные слова по-своему. Гарри делает шаг назад, будто покорный щенок,  встаёт за спину Тома, готовый выполнить очередной приказ, но и в момент успеть напасть на недоброжелателя, если понадобится. Доктор же достаёт очередной шприц и набирает в него жидкость из флакончика. — Без снотворного, док, — вовремя хватает руку доктора Долохов, когда игла едва касается уже исколотой кожи руки. — Ему нужен крепкий сон, — возражает тот, совершенно не пугаясь такому отношению к себе, как будто не впервые такое случается. — Не беспокойтесь, это я ему обеспечу. И хотя слова Антонина звучат весьма угрожающе, Гарри вдруг понимает, что Тому действительно придётся сегодняшней ночью выспаться, иначе будет хуже. Своего рода забота со стороны такого грозного человека, как Долохов. Доктор спокойно отдаёт шприц Долохову, предварительно накрыв иглу колпачком. — Что ж, мистер Долохов, в таком случае мои услуги на сегодня вам больше не понадобятся. — Он собирает все свои инструменты обратно в свой чемоданчик, а когда, уже готовый, поднимается и поправляет свою одежду, переводит свой взгляд на Гарри. — Мальчик, смотрю, тебе лучше, — бесстрастно замечает доктор, будто сдувает незначительно пылинку со своего плеча. — Пей больше апельсинового сока. Больше он не произносит ни слова и выходит из здания, оставляя Гарри в полном недоумении. — Белла? — спрашивает Долохов, когда в здании они остаются без посторонних ушей. — Я хочу, чтобы это было тихо, — вместо ответа произносит Том.  Долохов молча кивает. Достаёт телефон из кармана и делает один звонок. Своему собеседнику он говорит лишь три слова. — Завтра. Девять утра. Том спокойно поднимается с дивана, на его лице лишь раз дёргается мускул. Он поправляет грязный и порванный пиджак, не обращая внимание на погрешности. Делает шаг к Гарри и останавливается, хватаясь за бок. Скорее всего он переоценил свои силы, но Долохов не оказывается рядом в момент. Значит это ещё не предел. — Я должен тебя защитить, — шепчет Том, сдерживая спазмы, видимо и говорить ему трудно. Он жмурится, а затем открывает глаза, хватает голову Гарри за волосы и тянет к себе. — Мой знак не позволит больше никому к тебе прикасаться. — Ты знаешь правила, — встревает Антонин. — У тебя есть сорок минут. Том не обращает внимание, лишь тянет вниз волосы Гарри, полностью открывая для себя лицо своей жертвы. Такое грубое отношение к себе Гарри вдруг принимает, ему кажется, что Тому просто необходимо донести своё желание как можно точнее. Запомнить можно только тогда, когда слова подкрепляются болью. У Тома может быть и сломаны рёбра, но у Гарри без единой царапины перехватывает дыхание и передёргивает каждый мускул, каждый нерв. Реддл приближает к себе лицо Гарри на расстояние ладони. Его горячее и частое дыхание обжигает губы. А дыхание Гарри задерживается всего на мгновенье, и он делает вдох ртом, приоткрыв губы. — Ты мой! — улыбается Том, слабо касаясь языком таких манящих губ. — Ты тоже это чувствуешь. Это последнее, что Том делает. Его вдруг сковывает боль, и он сгибается пополам. — Быстро свалил, — простой и грубый приказ сразу же следует над ухом Эванса, который особо не успевает сообразить, что нужно не дать упасть Тому. Но Антонин всё это время был рядом, следил. Однако теперь Гарри оказывается далеко от дивана и на полу, а его место занимает Антонин, который быстро и аккуратно поднимает Тома на руки и выносит на улицу. В машине Гарри снова занимает место на заднем сиденье, но уже не по своему выбору. Антонин руководит им, как подчинённым: открой заднюю дверь, залезай, держи его голову высоко, смотри, чтобы он не упал. Указания короткие, будто в армии. Гарри даже чувствует, что выполняет какую-то важную миссию. Хотя для шуток нет никакого повода. Сейчас и в самом деле нужно всё сделать в лучшем виде. Времени, по словам Долохова, остаётся немного. Чтобы успеть, от каждого, точнее от Гарри, требуется просто не затупить. Пока они добирались до квартиры, Антонин не произнёс ни слова. Всё его внимание было сосредоточено на дороге. Время от времени от изучал сообщения, которые приходили ему на телефон раз в несколько минут, но при этом не отвечал. Прибывая в полном напряжении и гробовой тишине, разрываемой только короткой вибрацией смартфона Долохова об торпеду, Гарри вздрагивает, когда его запястья, которым он старался не шевелить, дотрагиваются холодные пальцы Тома. В момент напряжение сменяется ужасом, а затем покоем. Ведь когда Гарри переводит взгляд на лицо Тома, чтобы проверить, что случилось, он вдруг замечает во взгляде своего мучителя пробежавший страх. Всего на секунду, но Реддл поддался примитивному человеческому состоянию. И ещё до того, как страх успевает убежать, Гарри машинально сжимает пальцы Тома, совершенно не думая себе объяснить это движение. Тогда Том переводит взгляд в боковое окно и больше не двигается. Совсем ничего не значащий момент, который стоит пропустить. Уже у самого дома Гарри замечает, что с ними нет одного человека, чья бы помощь сейчас понадобилась. Струпьяр растворился в поле зрения Эванса, как только в игру вступил Доктор. Забавно, ведь Гарри думал, что такого человека, как Струпьяр, не заметить очень сложно. А оказалось, что упустить его тоже достаточно легко.  До кровати Антонин доводит Тома самостоятельно: всю дорогу его лицо в принципе выражает недовольство одному присутствию Эванса. Но он ничего не делает, лишь продолжает идти вперёд. И вот в квартире одним движением локтя Антонин легко отталкивает от Тома Гарри. Никакой двусмысленности. Однако Гарри лишь отступает на один шаг, а затем держит эту дистанцию. Том пострадал из-за него, по-другому просто невозможно поступить. Нужно убедиться, что его жизни больше ничего не угрожает. Как только голова Тома касается подушки, Антонин достаёт шприц, который забрал у Доктора, и без вопросов, без подготовки, без предупреждения вкалывает снотворное в венку на сгибе локтя Тома. Возможно, сон бы самостоятельно пришёл. Но Гарри ещё не настолько знаком с Томом, чтобы с уверенностью что-то утверждать. Доверенное лицо знает куда больше, чем любой другой. А Гарри здесь сколько?.. — Расскажи мне, чем ты сегодня занимался, — засыпая, бормочет Том, рассекая рукой воздух в поисках, кажется, самого Гарри, чтобы его привлечь к себе. Конечно ответ не следует за этой просьбой, как бы ни казалась она приказом. Но Том и не обращает внимание на очередное молчание. В какой-то момент его рука безвольно падает на кровать, а вместо очередного вопроса слышится мерное сопение. Словно весь мир больше не беспокоит этого хладнокровного… Нет. Гарри уже сомневается, что Том хладнокровный. Защищать свою собственность, например, машину — это одно. Машину всегда можно отремонтировать, поэтому никто никогда не полезет под биту, чтобы сэкономить деньги. Но когда подставляют своё собственное тело, пытаясь всеми силами вытолкать наружу «свою собственность» — это уже похоже на нечто большее. Бесшумно даже для самого себя Гарри подходит к кровати и пальцами касается той самой руки, которая минуту назад искала опору. Холодная кожа, которая с каждой секундой становится всё теплее. Выступившие вены на ладони и запястье, замедляя бешеный ритм, всё быстрее исчезают. Том физически успокаивается. И Гарри надеется, что сегодня ночью снотворное ему поможет. Он не сможет после сегодняшнего снова слышать крики Тома, что разрезают не только тишину комнаты, но и что-то внутри груди Гарри. От внезапного прилива странной теплоты, Гарри садится на край кровати, перекладывая руку Тома, которую он ещё сжимает, себе на колени. Почему вдруг кажется, что спящий Том безобиднее котёнка? Ведь по логике человек остаётся самим собой в любом состоянии. Но сейчас очень хочется погладить это ранимое существо. И почему-то препятствовать своим желаниям сейчас не хочется. Протягивая пальцы ко лбу Тома к выбившимся локонам, Гарри испытывает какое-то правильное чувство. Одно лишь ожидание касания вызывает внутри столько вопросов, столько споров, но при этом одна единственная мысль, что так и должно быть, упорно не покидает пьедестал. — Ты для него просто тело, — режет тишину Долохов. Гарри от неожиданности сжимает пальцы, так и не успев прикоснуться к влажным от пота волосам. Он резко поворачивается к Антонину, который не сводит тяжёлый взгляд со своего хозяина. Неподвижная статуя, не излучающая никакие эмоции, лишь готовая к бою. Городское освещение со спины, лицо во мраке. В данный момент Антонин выглядит особенно зловеще, к тому же обращается к Эвансу, на которого не смотрит. Будто тяжёлая сцена из фильма. И почему-то такому образу хочется верить без возражений. — Он скоро тебя выкинет, — продолжает свою мысль Антонин, — как и другие такие же тела. Только уже мёртвые. Дверь закрывается за Пожирателем быстро и тихо, будто принятое решение господина не по нраву, однако и не оспаривается. Гарри сидит в кровати рядом с ровно дышащим Томом, держит его за руку настолько крепко, насколько позволяет сила худого мальчишки, который в последнее время активно подвергается физическому и эмоциональному насилию. Вот он — ещё один шанс сбежать. Реддл спит под снотворным, а его верный пёс давно ушёл по своим делам. На улице ночь, никто и не пошевелится до самого утра. Есть шанс исчезнуть насовсем. Мёртвое тело. Такая ждёт участь Гарри, если он останется. Антонин умный. Он не будет защищать потенциального мертвеца, конечно не будет. Но в его поступках читается безграничная преданность Тёмному Лорду. Будто без Долохова совершенно ничего не будет получаться. Будто Тёмный Лорд — это не только Том, но и Антонин. Два молодых человека держат всю организацию в своих руках. Но если бы Гарри был таким же «телом», что и предыдущие, говорил бы Долохов эти слова? Предупреждал бы? У Гарри складывается ощущение, что этими словами верный пёс только что придал значимость присутствию Эванса в жизни Реддла. И также намекнул, что если так продолжится, то не миновать в ближайшем будущем категорию «мёртвое тело». Но вот Гарри сидит уже достаточно долго, чтобы понять, что на самом деле он никуда не хочет идти. Рука Тома, что сжимает руку Гарри, даже во сне источает успокоительное тепло. За всё то время, что Гарри смотрит на закрытую дверь, размышляя, нужно ли бежать или остаться, Том ни разу не пискнул, ни разу не заворчал. И когда Гарри, наконец, обращает на это внимание, — действительно обращает, а не лишь отмечает в своём мозгу как простой фон, — он вдруг улыбается и переводит взгляд с двери на лицо Тома. Безмятежность. За окном глубокая ночь, фонари освещают весь Лондон, норовя разбудить каждого. А на лице Тома лишь безмятежность. Можно сказать, что Том впервые за их знакомство спокоен. Может это присутствие Гарри так действует. А может и просто закрытая дверь. Снотворное. Мягкий матрас. Или отблески тревожного Лондона в тёмной спальне. Гарри ложится рядом со своим хозяином, не отпуская его руки. Он прижимается животом к боку Тома и закрывает глаза.