Бракованная благодарность

Весна заполонила каждый уголок Общества Душ и совершенно не собиралась на этом останавливаться. Март проторил дорожку для апреля, и теплый озорной месяц не мог усидеть на месте. Цветочным ароматом он пропитывал весь воздух, солнечным светом пробирался в дома, а радостное настроение пробуждал в душе самого стойкого скептика. Мир не мог не вызывать восхищения. Бирюзовая дымка на лугах, сиреневые горы на просторах Руконгая, а в чертогах столицы — сакуровый рай. Все оттенки розового, казалось, сошлись сейчас на одной великолепной картине, но истинные ценители могли с легкостью определить меж них и ранний сорт, и заморский вид, и даже день для первого опавшего лепестка в разгар ханами. Князь Кучики поймал на кончик носа розовый снег и улыбнулся началу любимой поры. Опадающая сакура — явление чуть грустное, много философское, но неизменно похожее на атаку его банкая. Сенбонзакура был горд подобным сравнением, хотя в точности ни он, ни его хозяин не могли ответить на вопрос, что полюбилось юному принцу Дома Кучики быстрее — эти удивительные своим изяществом цветы или превосходно танцующие росчерки катаны. Бьякуя вспомнил детство. Засмотрелся на родной сад, перемежаемый нынче розовой порошей поверх стриженной изумрудной травы. Ребенком Бьякуя любил бежать по ней быстро-быстро, что есть сил, и подымать вихрь лепестков за собой вслед. Это выглядело в его понимании чем-то волшебным. Впрочем, сам того не ведая, проводя последние беззаботные дни, отпрыск славного рода готовился вскоре стать полноценным наследником. После смерти отца, у клана не оставалось другой надежды, и детство Бьякуи закончилось слишком быстро. Шкодливые лепестки легкими снежинками упали на макушку и пристали к волосам, не желая так быстро смешиваться на земле со своими собратьями. Князь Кучики сурово изогнул брови, но его стального взора нахальные цветочные мошки не испугались. Они и не шелохнулись, более того — даже в пальцы к нему не пошли, словно зная — силу к ним не применят. Кучики вздохнул и просто поцеловал запорошенную макушку, упирающуюся ему в грудь. Ни на поцелуй, ни на прилипчивые лепестки внимания не обратили, сконцентрировавшись всецело на порче имущества поместья, а именно — вековых досок энгава и стопки дорогой васи. Маленькая пухлая ручка, вцепившись мертвой хваткой в кисть, пыталась толстыми черными росчерками оставить какое-то явное послание, но пока из этого получались одни сплошные каракули. Похоже, о наследственном таланте к каллиграфии можно было забыть. — Бу-у-у… — Кисти юному художнику оказалось мало, и в ход пошли руки вместе с пузырьком опрокинутой туши; Бьякуя даже охнуть не успел, как это произошло. А вот к сюнпо у ребенка явно имелись хорошие задатки. Строгий хозяин дома, да еще и аристократ, чтивший правила этикета превыше всего, попытался пресечь это непотребство, но лишь испачкал руки сам, а на светлом кимоно получил на память несколько цветов-отпечатков от борющихся с ним ручонок. Бьякуя сверился по солнцу и подумал, что еще немного — и он больше не выдержит, даже при всей своей любви к близким. В это же время ребенок на его ногах принялся ворочаться и пытаться улизнуть из-под рук — похоже, у него тоже появились иные планы на полдник. Например, хорошенько поесть, выпросив на кухне непременно у поваров что-то вредное и сладкое, к превеликому недовольству князя Кучики. Он продолжал ратовать за то, что лучшее лакомство — фрукт. Недовольным ворчанием и хныканьем обратились и все тщетные попытки высвободиться неусидчивого комка проблем — всё-таки капитан Шестого отряда был очень проворным, чтобы поймать в случае чего как врага, так и мелкого непоседу. Однако детского плача его давно оттаявшее сердце не могло выдержать, а потому, чтобы заинтересовать беспокойного беглеца, пришлось пожертвовать одной из нэцке, висевшей на оби. Красный полосатый тигр не мог не напоминать кого-то такого же неугомонного, вертлявого и неуклюжего. Абараям на роду, верно, было нести головную боль капитану Кучики, даже если этот Абарай — девочка и ему чуть больше года. — Тайчо-о! Тайчо!.. — Энгава тут затряслась и заходила ходуном от топота по меньшей мере взвода солдат, но выбежавший из-за угла дома лейтенант оказался один — просто несся так, словно на него стадо меносов спустили. — Тайчо-о-о-о! Бьякуя схватил девочку на руки и отпорхнул в сторону — от «грации» Ренджи можно было ожидать чего угодно. Что, собственно, и случилось: подскользнувшись пяткой на кляксе, тот перецепился, кубарем пошел вперед, на лету проскользил мимо капитана и дочки, шмякнулся башкой об опору энгава и застыл наконец-то, распластавшись в форме звезды. — Ичика, я беспокоюсь за твое будущее, — заговорил с племянницей князь как на равных и раздосадованно потер переносицу. Ичике же пришелся по душе кульбит отца и она радостно захлопала в ладоши, явно требуя повтора головокружительных трюков лейтенанта Шестого отряда. — Что, позволь спросить, произошло? — Бьякуя подошел к помощнику и попробовал успокоить ребенка от переизбытка эмоций. Он понимал, конечно, от кого ей досталось шило в заднице, но не оставлял усердия воспитать из Ичики леди, подобно Рукии. — Ась? — перевернулся Абарай и недоуменно моргнул. — А, я просто обрадовался, что успел, а то Рукия только пришла сменить меня на дежурстве. — Хочешь сказать, что моя сестра не отличается пунктуальностью? — опасно выгнул бровь Кучики. — Что? — испуганно пискнули ему в ответ. — Н-нет. Просто я же знаю, как тяжело сидеть с Ичикой… — Хочешь сказать, что моя племянница мне в тягость? — Кучики приподнял вторую бровь, что по опыту лейтенанта означало минимум начало конца света. — Я-я-я-я не это хотел сказать, тайчо! Что вы! Бьякуя в подозрении сузил глаза, заставляя вышколенного Ренджи, мигом подорваться с места, упасть на колени и десять раз поблагодарить капитана за проявленную заботу. С опаской приняв «ценный груз» в свои руки, Ренджи прижал Ичику к себе и еще раз поклонился в благодарность. — Надеюсь, в пятницу подобное не повторится? — хмыкнул вместо прощания князь. — Прибудем на праздник вовремя, тайчо, будьте спокойны! — Подчиненный медленно ретировался с энгава, включив заднюю скорость и дав возможность Ичике вдоволь помахать ладошкой любимому дяде. Племянницу только он и удосужил улыбкой, в обещанное «спокойствие» от Ренджи Бьякуя мало верил. Порыв теплого ветра сыграл в перегонки с розовыми легкими цветами, точно Кучики — полтора века назад; детство — всё же прелестное беззаботное время. Князь прикрыл веки, вобрал в себя насыщенный ароматом воздух и ощутил, как мед принялся растекаться у него в груди. Великолепие весны не было единственной причиной растекавшейся по венам радости, что заполнила его в восстановленной реяцу и больше не покидала никогда. Некогда «капитан айсберг» теперь сам удивлялся себе, но продолжал исправно уделять больше времени семье, выполняя обязанности главы отряда Готей и главы клана Кучики решительно и идеально. Князь полюбил родной дом сильнее, ведь тот перестал быть таким пустым. Князь полюбил жизнь, ведь она перестала только отнимать у него близких ему людей — теперь она их ему давала, множа счастье в геометрической прогрессии. Князь полюбил улыбку вместо меланхолии, хоть для репутации и пытался держать строгое лицо. Князь полюбил шум, смех, гам, бесконечные разговоры и страстные вздохи, ибо мертвая тишина и одиночество слишком долго являлись его спутниками, чтобы до смерти надоесть и возжелать перемен у судьбы. Судьба всегда благодарила терпеливых. Бьякуя гордо приосанился и прошел к себе в покои, дабы сменить испачканное любимой племянницей кимоно да отмыть руки от клякс. — Госпожа вернулась? — уточнил он у слуги. — Ичиго-сама в саду, вывела на прогулку Рейю-сама. «Ну, разумеется», — усмехнулся Бьякуя, памятуя, что жена посвящала каждую свободную минуту их обожаемому ребенку; ее эйфория не прошла и по прошествии столько времени после рождения, материнство вообще преобразовало ее в степенную и чуткую женщину. Ее мать была такой, она вспоминала о ней, но без прошлой грусти. Теперь Ичиго поняла наконец, что значила жертва Куросаки Масаки, чтобы перестать тяготиться потерей. Кучики вышел вновь на энгава и окинул широким взглядом огромный фамильный сад. Ясная синь пруда весело подмигивала ему, спинки шебутных зеркальных карпов вызывали рябь, но на мосту и в беседке на воде не наблюдалось того, кого Кучики хотел увидеть. Визит жены к главнокомандующему и проведенный час с племянницей после службы разлучила их на больше, чем обычно. Бьякуя неспешно спустился вниз. Заложив по-хозяйски руки за спину, он прошелся вдоль ухоженной мандариновой аллеи и, оказавшись на перепутье, в какую же сторону сада ему отправиться, Бьякуя прислушался. Супругу он не ощущал. Нет, даже сильнейшим синигами такой порог был недоступен, зато он мог с легкостью определить иной очаг духовной энергии. Маленький, но уже стабильный и претензионный, за который нельзя было не возгордиться в очередной раз. Сакуровая роща осталась позади, хотя ханами привлекал всякого, но, видимо, у парочки Кучики возник иной интерес. Князь заинтригованно выгнул бровь, потянулся за нитью детской реяцу, миновал сад камней, чайный домик, выжидавшие своей очереди цвести магнолии и еще не проснувшиеся кусты роз. Там, за главным раздольем поместья, аллеи добегали конца и соединялись с диким уголком, разнотравьем и пролеском из сосен с кипарисом, которые отмежевывали рисовые поля да чайные плантации Кучики. Поросшая густой сочной травой поляна выглядела пестрым островком жизни посреди аскетичных пейзажей традиционного сада. Там во всю суетилась жизнь: щебетавшие птицы, трудолюбивые пчелы, тяжело гудевшие жуки да юркие проснувшиеся ящерицы. Именно там органично маячила и яркая рыжая макушка. Длинная коса на белом хаори без каких-либо знаков приковывала взгляд. Вернее, его разграничивала — солнечных макушек показалось две, подойдя Бьякуя ближе. Он улыбнулся: рыжего Кучики в наследниках рода не водилось со времен основания мира, но 28-й глава клана готов был собственноручно перекрасить весь совет старейшин, если те хотя бы словом обмолвились о нестандартной внешности его дитя. От рождения его не только Ичиго испытывала восторг до сих пор, даже по прошествии стольких месяцев. Бьякуя принялся тихо приближаться, коль его не заметили сразу, продолжая умиляться: открывшаяся картина не могла никого оставить равнодушным. Ичиго сидела на корточках, низко-низко склонившись над землей, точно сама ребенок, а не знатная дама, и, пока поддерживала рукой такое же рыжее чудо, другой указывала на огромного сочного рогатого жука, балансировавшего на хлипком стебле дайкона. Ребенок вторил матери — пучил удивленные и до ужаса любознательные глаза, что-то агукал и пытался крохотными пальчиками аккуратно коснуться диковинного «зверя». Все его движения уже были преисполнены дивного изящества. Правильная осанка, уже вздернутый горделиво нос, красивые черты тоже подмасливали отцу. А уж что до характера, то в сравнении с Ичикой любой ребенок Сейрейтея казался образцом спокойствия и послушания. Жук тем временем не пожелал быть пойманным в маленькие и еще осторожничавшие ладошки, расправил крылья и с громким жужжанием полетел по своим делам. Плача из-за исчезнувшей забавы не последовало — Кучики так просто не лили слез, а Шибы никогда не останавливались. Плод двух удивительных семей сразу нашелся — поводил взглядом и пошарил ручонками по буйной траве в поисках еще одной букашки, втягивая в свой задор и мать — Ичиго тоже сосредоточенно напрягла брови, чтобы всерьез изыскать новую «игрушку» для Рейи. Бьякуя не сдержался и хохотнул в рукав: видеть как два солнца суетятся, общаются на каком-то своем птичьем языке, заставляло его сердце сладко тянуть и чувствовать себя до безобразия счастливым. Его жена мигом среагировала на смех, но не обиделась — ответила снисходительной улыбкой. Затем приложив палец к губам, она поднялась с корточек, поставила малыша перед собой и подмигнула супругу: — Смотри, чему Рейя сегодня научился. Где папа, малыш? Сын, завидев отца, тотчас радостно заулюлюкал, выражая всем своим видом желание поскорее оказаться в его объятиях, и Ичиго такой задор был только на руку. Она, чуть подтолкнула сына вперед и отпустила его ручки. Он качнулся, но живо поймал равновесие. Оглянулся на мать, заручился ее кивком. Рейя вновь взглянул на отца, сделал поспешный шаг, другой, но не удержал равновесия и шмякнулся носом в травяную подушку. Бьякуя дернулся поднять, но Ичиго остановила его, губами прошептав: «Он сам». Маленький Кучики, достойный своих матери и отца, вправду поднялся без посторонней помощи, только всхлипнув разок, однако с азартом в глазах предпринял новую попытку дойти до цели. В этом тоже улавливалось родство с одной несломленной синигами. Крохотный шажок снова вперед, осторожный второй, а потом более уверенные третий и четвертый. Рейя вскинул взгляд на отца опять и обрадованно заулыбался во весь свой малозубый еще рот, когда до Бьякуи оставалось совсем ничего. Малыш побежал, выбивая смешно ножками, точно чеканя шаг, и, чуть не упав еще раз, буквально врезался в присевшего и протянувшего ему руки отца. У Бьякуи сердце пропустило удар и он с любовью приголубил такого умницу к груди. Затем на радостях подхватил Рейю под руки, поднял выше своей головы и закружил мальчугана. Младший Кучики не походил на маленького жука, а вот на красочную бабочку в своей яркой богатой одежке — весьма. — Аккуратно, не урони, — мягко пожурила супруга Ичиго и подарила по поцелую каждому из своих любимых мужчин. Сыну досталось на десяток больше, зато Бьякуе — один, но продолжительный, сладкий, преисполненный вечной признательности за подаренное чудо. Кучики мог бы поспорить, для кого долгожданный наследник стал большим сокровищем, но отнюдь не сейчас. Сакура по мере их продвижения к поместью вновь закружила ароматом, цветом и вихрем шелковых лепестков, словно награждая своим благословением самую счастливую семью Сейрейтея. Князь не преувеличивал насчет этого, ибо долг обязывал его знать о каждом аристократе. Маленький принц на его руках пришел в этот мир, чтобы окончательно закрепить и доказать любовь своих родителей, которая не знала больше ни границ, ни преград, ни временных рамок. Рожденная из внезапности, взращенная на безысходности, перенесшая и взлеты, и падения, эта любовь лишь продолжала крепнуть, расти, углубляться и обещать еще море приятных моментов впереди. Незаметный пока под кимоно живот леди Кучики твердил о том весьма красноречиво. Бьякуя остановился, прижал к груди дорогого сына и обнял не менее драгоценную жену, сердце своего мира и богиню своих грез, ставшую этому миру лишь советницей, светилом, но для него — незаменимой навеки спутницей. — Я люблю тебя, — повторил он, наверное, в тысячный раз. — Спасибо, что ты есть. — И я, — Ичиго встретилась с его глазами и зарделась, — люблю и благодарю. Бесконечно. Она приласкалась к нему, положила голову на плечо и поймала Рейю за пальчики. Королева Душ не знала большего в жизни наслаждения — ее мир был огромен, но ее вселенную составляли эти двое. Сакура потихоньку облетала с ветвей и вплеталась весенним снегом в волосы наслаждавшейся ханами семьи, и не было большей проблемы для Кучики на данный момент чем эти маленькие назойливые розовые мухи. Ну, разве что еще готовящийся праздник по случаю первого года рождения наследника. Впрочем, о нем счастливые родители могли подумать завтра. Или послезавтра. Или послепослезавтра. В запасе у Кучики имелась вечность, без преувеличения. Так, где-то высоко над небом этому обстоятельству лукаво усмехался Король Душ и его новый королевский страж в бессменной полосатой шляпе. Обо всех «бонусах» для семьи Короля эти двое решили слегка умолчать. В качестве сюрприза на будущее. Настрадавшаяся за свою жизнь чета Кучики заслужила его давно и совершенно справедливо.