Everything, Everything

Клаус ушел, чтобы отнести три последние картины к заднему входу, а Кэролайн попыталась сконцентрироваться на мысли о том, каково было быть вампиром. В этот момент, это было ее единственным желанием, и она знала, что если бы смогла вспомнить чувство силы и контроля, она не истерила бы так из-за этой дебильной галереи. Ее дверь открылась — Клаус ждал ее, такой до дрожи красивый, и Кэролайн попыталась вдохнуть. Он нахмурился: — Кэролайн, что происходит? — Это из-за открытия галереи, — выдохнула она, позволяя своим рукам упасть. — Я его не организовывала, и я люблю знать, что происходит, и что, если мы облажаемся! Что, если они поймут, что это не мы! Клаус пожал плечами: — Да какая разница? Мы там никого не знаем. Они не поймут, что это не мы. Человеческий мозг работает не так, не здесь, где не происходит ничего сверхъестественного. Это не наш Мистик-Фоллс, Кэролайн. Это помогло. Кэролайн закатила глаза: — Я знаю, знаю, просто… — Это то, что ты имела в виду, повторяя, что из тебя была плохая смертная, да? Кэролайн кивнула: — Я была невротичной и чокнутой, просто одержимой, и ничем не могла себя удержать. Когда я стала вампиром, все это проявилось еще больше, но в то же время увеличило мой контроль. Я не знаю. Это так странно. Ненавижу быть смертной. — Это тоже не самая моя любимая вещь, Кэролайн, — Клаус пытался удержаться от улыбки, — но ты себя недооцениваешь. Пока ты не сказала, я вот не понимал, что мне нужно спать. Она нервно рассмеялась: — Ты просто забыл, а так ты, по крайней мере, спокоен. — Спокоен?! — Фыркнул Клаус. — Кэролайн, единственная причина, почему в этом городе трупов не стало на порядок больше, так только потому, что ты попросила меня не убивать, и я послушал тебя. Ты хоть понимаешь, скольких людей я слушаюсь? Кэролайн ухмыльнулась: — Моя любимая суперсила. — Ну же, любимая, хватит прятаться в машине, — Клаус помог ей выйти. — Мы пройдем через это, мы будем в порядке, а если нет, только скажи, и я их всех убью. Это должно было бы разозлить ее, но вместо этого успокоило. Она понадеялась, что это не потому, что она знала, что Клаус действительно убил бы всех в здании, если бы она только попросила, а из-за того, что ей придется оставаться спокойной, чтобы он никого не убил. Они вошли через главный вход, и Кэролайн сконцентрировалась на том, какой теплой была рука Клауса на ее талии. Люди улыбались им, многие здоровались, и хотя Кэролайн их не узнавала, она приветствовала их в ответ. Клауса хорошо знали, и частенько люди подходили к ним, чтобы поздравить его или задать пару вопросов. От картин, которые, должно быть, доставил в галерею еще тот, другой, Клаус, захватывало дух, хотя ей по-прежнему больше всего нравились те три, что они привезли с собой. Они были слегка темнее: итальянский пейзаж, подсвеченный только желтыми уличными огнями, абстрактное голубое полотно, на котором цвели серый и теплый оранжевый, и, наконец, та, на которой была она, с сонными глазами, завернутая в одеяло — первая его картина с нею, увиденная Кэролайн. — Мне бы и хотелось сказать, что он не отдает вам должное, но он очень талантливый художник, и рисует он вас такой же прекрасной, какая вы и в жизни, — внезапно раздавшийся голос вырвал ее из мыслей, и когда Кэролайн повернулась к источнику звука, рядом с ней стоял не Клаус. Этот мужчина был привлекательным, с светлыми волосами и зелеными глазам, и Кэролайн пришло в голову, что если бы она выбрала его, ее друзья просто визжали бы от восторга. И все равно, от его слов Кэролайн ощутила себя польщенной, но не заинтересованной. — Спасибо, — сказала она ему. — Это моя любимая картина, — она не стала упоминать их последний арт-проект, в котором на ней совсем не было одежды. Несмотря на то, насколько чрезмерно открытой она была, ей нравилось, как Клаус нарисовал ее. Мужчина усмехнулся: — И моя. Я Дэвид. — Кэролайн, — ответила она, пытаясь найти слова, потому что его флирт слегка обескуражил ее. — Эм, еще мне нравится пейзаж. — Симпатичный, — согласился он. — Но, должен сказать, с вашим портретом он несравним. Через весь зал, Кэролайн заметила Клауса, пытавшегося взглядом просверлить в спине Дэвида дыру. Он сделал шаг к ним, и Кэролайн уже видела раньше это убийственное выражение лица, за которым обычно следовало кровавое убийство. Она холодно улыбнулась Дэвиду: — Мой муж с вами бы согласился. Улыбка Дэвида увяла, хоть он и не пошевелился: — Он здесь? Я его еще не видел. — Тогда вам повезло, — сухо сказал Клаус, и удивленный Дэвид повернулся к нему. — Вижу, вы уже встретили мою музу. — А, да. Кэролайн восхитительна, — согласился Дэвид, и Кэролайн воспылала желанием ударить его за то, что он говорил так, как будто ее не было в комнате. Впрочем, у нее было чувство, что трудиться не придется, потому что Клаус явно собирался сделать это за нее. — Должен согласиться, — прошипел Клаус, — раз уж она моя жена. Кэролайн вздохнула: — Я стою рядом с вами. И, очевидно, я занята, Дэвид, так что спасибо, но спасибо, нет. Мужчины, как дети, — она закатила глаза. — Я буду у чаши с пуншем. Она ушла от них, решив, что если Клаус и убьет его, виноват будет только сам Дэвид. Но, в конце концов, ее волнение не имело смысла, потому что Клаус последовал за ней буквально через несколько секунд. Он ухмылялся, такой красивый и раздражающий. — Чего такой довольный? — Наконец рявкнула Кэролайн, когда они дошли до другого конца зала. — Ну, женушка, кажется, ты только что выбрала меня, — пробормотал Клаус, так тихо, что она едва его расслышала. Кэролайн закатила глаза, пытаясь скрыть свою реакцию: — Мы же решили, что попробуем, муженек, — фыркнула она в ответ. Клаус улыбнулся: — Давай сбежим отсюда. — Нам нужно пробыть здесь еще по меньшей мере два часа, — сказала Кэролайн, хотя от желания ее голос был слабым. Клаус положил руку на ее бедро. Прикосновение было невинным, но тело Кэролайн загорелось. — Полчаса. Самое большое, — потребовал он. Кэролайн дотянулась и поцеловала его, лишь слегка мазнув губами по его: — Один час, и я вся твоя. Он вновь поцеловал ее, на этот раз серьезней: — Договорились. Она улыбнулась ему и повернулась, чтобы налить немного пунша. Он взял стакан, и Кэролайн уставилась на его улыбающиеся глаза — все остальное скрыл край стакана, пока он пил. И этот выигранный час показался ей самой большой победой в ее жизни. *** Только два дня спустя, лежа в постели, Кэролайн осознала весь вес принятого ею решения. Она понимала, что была влюблена в Клауса, и знала, что хотела его больше, чем любого другого человека в ее жизни. Но это знание принесло с собой столько проблем, которые Кэролайн никак не могла уложить в своей голове. Даже если бы она проигнорировала тот факт, что ее друзья пытались его убить, и то, что ее мать его ненавидела, и то, что он имел больше бессмертных и могущественных врагов на планете, чем кто угодно, все еще оставался тот простой факт, что Клаус не любил ее. Она знала, что ему было не все равно, это было очевидно по тому, как он заботился о ней, как отвечал на ее чувства. И все же Клаус не относился к влюбчивому типу людей, и даже если бы случилось чудо, он по-прежнему оставался бессмертным, которого не интересовала вечная любовь. Никогда раньше, ни с кем, и он никогда этого не захочет. Особенно, не с малышкой-вампиршей. Это было невозможно, и каждый раз, когда ей удавалось проигнорировать весь длинный список причин, по которым у них ничего не могло получиться, эта глупая реальность приводила ее в чувство. — Это так тебя расстроило? — Голос лежащего рядом Клауса был тихим, но он все равно смешал ее мысли. Он заговорил впервые, как они легли в постель. Он лежал на другой стороне кровати, они даже не касались друг друга, но она так привыкла к его присутствию, что это небольшое расстояние между ними причиняло ей боль. — Что? — Ответила Кэролайн. Она лишь изображала непонимание; она не хотела проверять, выдержит ли то, к чему он пытался направить разговор. Он повернулся к ней, но не притронулся: — То, что сказала твоя мать. С тех пор, как мы вернулись домой, ты напряжена, любимая. Она закрыла глаза, но это не помогло. Слова домой, любимая и мы звучали для нее, как свист пуль, и Кэролайн изо всех сил хотела, чтобы Клаус не был таким проницательным, хотя он всегда, всегда видел ее насквозь, еще до того, как они стали… Теми, кем бы они не были сейчас. «Ой, дети, это просто безумно — каждый раз, как вижу вас, вы словно снова и снова друг в друга влюбляетесь» Голос ее матери вновь и вновь раздавался у нее в ушах, напоминая о том, какой потрясающей была эта реальность, и как ужасно все было раньше. Сейчас Кэролайн жутко сожалела, что не послушала Клауса — хотя он просил — и не отменила ужин у ее мамы. Еще больше она сожалела, что вообще услышала ее мягкий голос, наполненный любовью. Голос и эти слова. — Меня расстраивает, что мы уже через все это проходили. Возможны тысячи реальностей, в которых у тебя и меня все получилось, и нам не надо было работать над этим, — она с трудом сглотнула. Как бы она хотела, чтобы дома все было так же просто, как здесь. Но это было невозможно. Клаус привстал на одной руке, с гневом глядя на нее: — Это реальность не настоящая, Кэролайн, конечно, здесь все просто. — Но почему дома не может быть так же просто?! — Сказала она, садясь и прислоняясь спиной к изголовью кровати. Клаус включил лампу на тумбочке с своей стороны и сел рядом. — Потому что мы оба наделали много ошибок, поэтому и попали сюда, — сказал он, и она ненавидела то, что на этот раз Клаус был прав. — Ненавижу, — прошипела Кэролайн. Это была не совсем правда; она ненавидела, что все было так сложно, ненавидела, что так сильно желала Клауса, хотя он был самым неподходящим для нее человеком. Но она этого ему не объяснила, и поняла, что совершила ошибку, только когда он, сжав кулаки, окаменел. — Если ты настолько все это ненавидишь, тебе стоит только сказать, и, когда мы вернемся домой, я внушу тебе все забыть, — прошипел он. — Как будто ничего и не произошло. Она понимала, что он сорвался, потому что она причинила ему боль, но живот Кэролайн все равно сжался от ужаса. Мысль о том, чтобы вновь оказаться под внушением, заставила ее всю покрыться холодным потом. — Нет! — Выкрикнула она.