Ipso jure. /лат. «В силу закона.»

— Здравствуйте, профессор Люпин, — проговорил Вячеслав, входя в классную комнату после всех уроков. — А, здравствуй, Слава, — кивнул ему преподаватель и встал со своего места. — Проходи, и садись… Рогозин с любопытством разглядывал кабинет ЗОТи, сидя за первой партой: при каждом из новых профессоров в классе менялся интерьер. У Квирелла весь кабинет был задрапирован тканями, на вид пыльными и старыми, минимум книг и вещей. У Локонса — все было увешено его портретами, и находиться в кабинете было неприятно — у сидящего создавалось впечатление, что нарисованные Локонсы следят только за ним. А у теперешнего преподавателя по защите все пространство занимали книги… И Ремус Люпин, как никогда, казался «человеком на своем месте». — Итак, — Люпин взмахнул волшебной палочкой, и на доске сами собой проступили рисунки, — так как ты не контролируешь себя при встрече с дементрами, то я обучу тебя одному из разделов высшей магии… Он не изучается в школе, но, в редких случаях, нужен… Например, в таком, как сейчас. Дементры — это мини-демоны, стражи крепости Азкабан. Они любят мрак и влажную погоду, а еще туман, в котором они благополучно и размножаются. Даже маглы их чувствуют: вся радость моментально уходит из тел, как и из глаз — вся жизнь. Человеком, попавшем под влияние дементора, легко управлять. Он сделает от безнадежности и тоски что угодно… — Но зачем… -…зачем их привлекли на службу к нам, когда логичнее было не трогать их? Как ты знаешь, обычные преступники опасны… А вот маг, переступивший закон — еще опаснее… Есть маги, — и тут Люпин заговорил глухо и монотонно, — которые заслужили пожизненное заключение в крепости. Если они вырвутся, то в стране начнется хаос… Посадить в Азкабан такого мага можно только при наличии всех верховных судий Визенгамота… Поверь, даже самое малое заключение в этой мрачной крепости, причиняет разуму, телу и душе непоправимый вред… А теперь догадайся, почему их привлекли… — «…дементров тщетно умолять, тщетно просить прощения…» — Процитировал Рогозин слова директора, сказанные на пиру. — Потому что они лишь бессловная прислуга в этом аду? К тому же, еще пьют энергию и силу… в общем все светлое в преступнике… — и тут до него дошло, — они лишают преступника шанс на раскаяние! Жизнь переступившего закон летит под откос, потом у него пропадает все светлое, все чувства, воспоминания, чаяния… И он сходит с ума? И либо умирает, либо становится овощем, не пригодным к дальнейшей жизни и на то, чтобы оттуда убежать… — Молодец. Да, все кто сидят в тюрьме, сходят с ума. Дементрам хорошо — у них очень много таких магов, и сосать энергию есть из кого… Да еще и остров, что стоит посреди океана — неприступный… Бежать некуда… — Да, — заметил тихо Вячеслав, — самая сильная боль — это не телесная, тело может еще зажить без следа, а душевная… От душевной боли легче всего покончить с собой, чем жить дальше… Люпин кивнул: — Но с этими существами можно и нужно бороться… — Но почему я падаю от них в обморок? — спросил Рогозин. — Ты еще во младенчестве пережил такое, что не удалось пережить ни одному из ныне живущих… — Да… Когда дементр зашел в купе, я впервые в жизни услышал голос своей биологической матери… И то, как ее убивали… — голос Вячеслава на этих словах дрогнул. — Я и упал без чувств… Слишком… слишком это страшно. — Да. Ты хочешь защитишься — и это похвально… Заклятие против дементров называется Патронусом. — А как оно действует? — спросил Рогозин. — Если все сделать правильно, заклинание вызовет Патронуса, — пояснил Люпин. — Патронус — что—то вроде покровителя, будет тебе щитом против дементора. В общем, антидементор… У каждого мага появляется свой патронус… Но надо сосредоточиться на самом мощном счастливом воспоминании… В отличие от дементров, патронус не знает, что такое отчаяние, и поэтому тот не в состоянии причинить ему вреда… — Вот как вы его прогнали! *** — Экспекто патронум! — Рогозин, без палочки, отрабатывал слова заклятия. — А на чем же мы будем тренироваться? — На этот счет я позаботился. Боггарт примет вид твоего страха… Кстати, то, что боггарт оборачивается в это существо, говорит о многом. Например, что ты большего всего на свете боишься собственного страха… — Ремус глядел на парня с уважением. — Потому что, профессор, мне хоть и мало лет, но я знаю… что такое настоящий страх. — Тихо проговорил Вячеслав. — Моя мама работает с самыми опасными магловскими преступниками, и я постоянно боюсь за нее… Ее… в любой момент… может не стать… Но это ее работа… Ее жизнь. Она знала об этой опасности с самого начала. Но все равно пошла на это и согласилась… На нее было много покушений… ее пару раз пытались похитить и убить… Но мы с дедом смирились… — Я общался с ней, — заметил Люпин, — волевая женщина… Сильная… — Горячие точки прошла, она ведь врач-хирург… Потом в Милиции работала, а девяностые годы… Страшно было. Потом создали особую структуру, Федеральную Экспертную Службу… И тогда я у нее и «появился»… Я и узнал-то, что не родной, уже в сознательном возрасте… А потом на нашем пороге появилась МакГонагалл с конвертом в руке, объясняющим почти все… — Вячеслав с головой погрузился в воспоминания… — Готов применить заклинание на практике? — выдернул его Люпин из гущи мыслей. — Да. Заклятие «Экспекто патронум», сосредоточиться на счастливом моменте… *** Но у него не вышло. Быть может, впервые, но не вышло… Просто счастливых воспоминаний было у него много, но никакое из них не было достаточно сильным… Люпин отпустил его, при этом всучив почти насильно плитку шоколада, но велел тщательно подумать над сильным воспоминанием. Его нужно было обязательно найти. Войдя в гостиную, он почти сразу же наткнулся на четыре пары любопытных глаз. Его друзья горели желанием узнать, как все прошло. — Плохо, — устало плюхнулся Вячеслав, не слыша даже вопросы. — Не смог… — Это же высшая категория волшебства! — заметила Гермиона, — разумеется, у тебя сразу не получилось! — Не по этому, Герм, у меня не получилось. Мне нужно найти счастливое воспоминание… А еще и преодолеть свой внутренний страх, барьер… — Вячеслав потер виски: голова противно побаливала. — Это личное… — объяснил он Джинни, которая немного не поняла о чем идет речь. — Страх о матери? — произнесла вслух Полумна, и глаза Рогозина расширились в орбитах: он поднял голову, сразу забыв о головной боли. — А как ты узнала? — Вячеслав, чем минуту лишь смог собрать все мысли в кучу. — А ты думаешь, что я лишена страха? — с какой-то внутренней бравадой проговорила блондинка. — У меня тоже с Дмитрием Юрьевичем… Тот же страх… Трое оставшихся друзей, не принимавших участие в беседе, не понимая, переводили взгляд с мальчика на девочку. — Луна, — сказал по-русски Вячеслав, — я — идиот. Прости… — Принимаю, — улыбнулась девушка уголками рта. Они пожали друг другу руки. — Э-э-э, — проговорила гриффиндорка нерешительно, — Слав, Луна… Что с вами двумя происходит? Что вообще происходит?! — Так, — заметил Рогозин, — милая, дружеская беседа…