Алхимик с Земли

*** Прошло два с половиной года после того, как я очнулся без рук. Не сказать, чтобы это было лёгкое время, а впрочем, когда это было иначе? Прежде всего очень долго мучался с автобронёй. Не меньше полугода у меня ушло на реабилитацию, хотя, честно говоря, я до сих пор особо не привык к этим протезам. За это время я был смещён со своей должности, а как хоть чуток освоился с руками, стал личным адъютантом Веллингтона, и мне пришлось носиться по всей стране, выполняя различные поручения. Существенных результатов за прошедшее время добиться не удалось, но обзавёлся многими полезными знакомствами и компроматом на парочку влиятельных личностей. От старых пропавших знакомых больше не было ни слуху ни духу. Примерно два месяца назад мне всё-таки удалось сдержать обещание, и я выбил окольными путями повышение для Чески… Чего мне это стоило — это отдельный разговор, тут вполне честно следует сказать, что девчонка растёт, и если бы не её инициатива, то, может, мне и не удалось бы поставить её главой архива в Централе. Во время этой интриги едва не засветился с устранением майора Альфтека (прим автора: майор, который принял Ческу в архивы по протекции гг), проклятые ищейки из отдела разведки едва не вышли на мой след, пришлось оборвать налаженные за последние два года личные связи с криминалом, зачищая хвосты. Увы, теперь связь с теневым миром поддерживалась только через Вильду. Моя же команда оказалась растащена по разным отделам за время моей реабилитации, назад мне удалось выбить только Курта, да ещё и Финч со мной остался как вольнонаёмный специалист. Фрау, с которой меня познакомили на собрании «Веллингтона и Ко», меня мягко отшила. Так как я и не горел желанием, то и не стал упрямиться. Наоборот, так даже проще заниматься неофициальной деятельностью… Хотя недовольство пока ещё полковника Веллингтона было весьма и весьма ощутимо, но хоть тут новые руки сыграли мне добрую службу — удалось смягчить последствия, просто указав на то, что инвалидность и была причиной для этой гражданской, а с таким «ненадежным элементом я связывать свою личную жизнь не горю желанием». Наступала весна… По улицам шла капель, струились ручейки талой воды, а воздух был пока ещё свеж и бодрящ. Щебетали возвращающиеся с зимовки птицы. Тем не менее не ладно все было в «Датском королевстве». В предыдущем месяце мы с Веллингтоном вернулись из исследовательских лабораторий в Иштваре. Несмотря на спокойную обстановку в этих лабораториях, я побывал и в обычных частях, и отношение к увиденному у меня двоякое. Как офицеру Аместрийской армии положение дел мне крайне не нравилось, а как разведчик, собиравшийся подорвать обороноспособность этой страны, я был в восторге. Будущее мне видится крайне кровавым. И дело не только в геноциде несчастных иштварцев — эта война скоро подойдет к завершению. Этот вывод был неочевиден, но он напрашивался любому опытному военному, наблюдавшему ситуацию непосредственно на месте. Всё дело в людях… Для победы над противником всегда необходимо желание убивать врага, и тут-то крылся весь подвох: с самого начала простые аместрийские солдаты не особо понимали за что они воюют. Да, в текущей ситуации был создан институт политической грамотности солдат, заключающийся в том, что к каждому батальону приписывался человек, объясняющий политику правящей партии, и почему эта война необходима, и, хоть на пару месяцев это и помогло,но в общем и целом, справлялись они ни шатко ни валко. Армия — это не только генералы, офицеры и талантливые военноначальники, армия — это так же самые обычные солдаты, о чём порой забывают. От действий каждого солдата зависит успех на поле боя, да, это как песчинка, но песчаная буря безжалостна и неостановима… Как побеждать, когда при наступлении или обороне армия исчезает, разбегаясь? Никак… Ситуация ещё не была настолько плачевной, но опасность уже явно замаячила на горизонте. И я сейчас наблюдал страшную для любой страны ситуацию — обычные солдаты устали и не хотели воевать, они не понимали, за что они воюют, а некоторые слитые высшим командованием операции, которые были необходимы для растягивания конфликта во времени и набора большего материала для создания философских камней, весьма негативно повлияли на боевой дух. Ситуация неотвратимо катится к грани, и скоро армия побежит, пусть и не вся… Всё-таки ротация войск организована весьма неплохо, но это станет существенным фактором, который будет нарастать, как снежная лавина. Да, можно расстреливать дезертиров, но так армию долго не удержать — у солдат начала пропадать вера в себя: уже несколько лет превосходящая по численности, вооружению и на самом деле даже грамотностью управления и налаженной логистикой армия не могла задавить один сепаратистский регион… Авторитет армии падает, меняется отношение народа к ней по всей стране. А вот у иштварцев это не было проблемой — они все стояли до конца, не только мужчины, но и женщины, и дети. Было немало случаев, когда расслабившийся солдат был убит ребенком… Становилось ясно: пока ситуация не стала катастрофической — войну следует заканчивать, и произойдёт это в ближайшие месяцы. Это означает масштабные наступательные операции по всему фронту и переход от скрытого геноцида иштварцев к жёсткому подавлению, вероятно даже, расстрелам целых деревень и селений. Вероятнее всего, моя следующая командировка будет иметь к этому непосредственное отношение. Я вышел на балкон своей квартирки и, потянувшись, оглядел город. Люди спешили по каким-то своим делам, хотя толпы ещё не было. Солнце весело отблёскивало от ещё нерастаявших снега и льда, даря радость глазам и предвкушение скорого лета. Я стоял и наблюдал за городом. Тут послышался шум открывающийся двери, и на соседний балкончик вышел мой старый сосед — майор Петер Шлоссель. Он не был алхимиком, обычный военнослужащий, лет тридцати, с самой средней непримечательной внешностью: карие глаза, тёмные волосы, прямой нос и незапоминающиеся лицо. Он поселился здесь через два месяца, как я вновь вернулся к службе.  — Доброго утра, Петер, — поприветствовал я его. Подозреваю, что он имеет отношение к новой службе безопасности, но никаких подтверждений этому так и не нашёл.  — Доброго утра, Двоерукий, — произнёс он и, подобрав гантели с пола, принялся за зарядку. Весьма забавно, но прозвище, данное мне при поступлении на службу, стало использоваться только при потере рук. Армейский менталитет, что уж тут сказать… Я глянул на город, но весь момент уже был разрушен пыхтящим на соседнем балконе знакомцем. Эх… Сколько мне ещё тут лет предстоит провести, прежде чем выдастся возможность съездить в Драхму? Эта империя сильно напоминала мою родину, и порой ностальгия становилась настолько сильной, что, несмотря на всё, хотелось взять баян, хряпнуть несколько рюмочек водки и пойти на улицу распевать песни. Каждый раз я сдерживался, и каждый раз становилось ясно, что мне всё сильнее необходим отдых. Не помогала даже природа, куда я выбирался на некоторые выходные с несколькими знакомыми гражданскими… Природа тут была другой. Я вздохнул и ушёл в квартирку собираться на работу. Веллингтон обещал мне сегодня очередную командировку, вопрос только в одном, куда? *** Фюрер устало вздохнул и, отложив подписанный документ, отодвинул стул и, встав с него, подошёл к окну. Несмотря на то, что солнце било в единственный уставший от чтения глаз и вызывало дикое раздражение, он даже не прищурился, как поступил бы всякий нормальный человек. На небе не было ни облачка. Снег и лёд активно таяли. Город сверкал. Фюрер наслаждался этим видом. Мало кто задумывался об этом, но Бредли на самом деле ценил свою страну, свою семью, но не своего Отца. Отцу он был, пожалуй, признателен, всё же своим становлением в значительной мере он был обязан ему. Семья же была полезна, несмотря на выполнение мутных планов Отца, которые порой очень мешали править, однако за всё время пользы они принесли гораздо больше. Как же жаль, что скоро это всё закончится, — часто мелькала у него эта мысль. В отличие от остальных он сообразил, в чём заключается план Создателя, творящаяся же мишура его раздражала, но не более. Жертвы были, есть и будут, это вполне нормальное явление, печально, что помешать он не в силах. Вернее, не так: силы были, но есть вопрос, что же является более весомым? Бредли считал, и при том обоснованно, что он сыграл огромную роль в процветании этой страны. Многие бы с ним не согласились — незатихающие пограничные конфликты, идущая третий год гражданская война и многое другое… Но Бредли так не думал. У жителей страны были места, где они могли работать, спать, им было что есть, и, самое главное, у них был дом, который все защищали. Страна обладала передовыми технологиями. Бредли усмехнулся. На заре своего существования, которое было неприкрытой гонкой со смертью, он намеренно избавился от эмоций в себе, они мешали принятию правильных решений. Он один выжил из группы, в которой предлагалось вырастить правителя. И фюрер признавал: проект был успешен. Несмотря на уничтоженные эмоции, он познал их все вновь, весьма символично, что повторный путь их познания он начал с гнева, впрочем, эта эмоция и осталась самой яркой среди всех остальных, и именно гнев давал ему силы. Да, сейчас он стоял, смотрел в окно и наслаждался видом его города, его страны, его народа, и вместе с этим его обуревал гнев. Гнев этот происходил из самых его глубин: взять и пустить все шестьдесят лет его жизни насмарку, обратив всё в философский камень?! То, над чьим процветанием он работал, то, куда он вложил свою жизнь и почти вложил душу, если бы её можно было вложить в прямом смысле этого слова в государство. В конце концов, он был рожден Правителем Аместриса, и он стал им! Как жаль, что Отец подстраховался после предательства Грида, и теперь они не могли ослушаться физически. Впрочем, приказы толковать можно двояко, и Кинг Бредли надеялся, что он сумеет найти подходящих людей, которые продолжат его великое дело и приведут Аместрис к величию. Главное, чтобы они не засветились перед членами его семьи, иначе выбора у него не будет… Кинг Бредли смотрел на свой город и представлял будущее… Здания становятся всё выше, люди покоряют небо и летят к звездам, и он, Аместрис, является центром мира. Обладает самыми лучшими технологиями, самой сильной армией и самой мощной экономикой. Как же хорошо, что алхимиков в других странах почти нет. Исключение составляют лишь Драхма да Ксинг. С ними соперничать будет тяжко. В отличие от своей остальной «семьи», Кинг Бредли обладал мечтой, ну, или он не знал, о чем мечтают другие, отношения как-то не заладились. Его весьма коробило их отношение к людишкам, он-то помнил, кем он был в начале, и осознавал, что по факту не относится ни к людям ни к семье, впрочем, его жена стояла особняком, она о многом догадывалась, но молчала, продолжая любить его, и он привязался к ней в ответ. Весьма иронично, — промелькнула мысль в его голове, — отобрать генералов, которые играют на руку Отцу и создать фактически предателей Аместриса, при этом не разделяя их взглядов и стремлений Отца… Желать всеми силами очистить страну от этих паразитов и не мочь сделать этого… Его вновь обуял гнев. Кинг сжал правый кулак, а потом взял эмоции под контроль. Пора за работу, мечта сама себя не построит, подумал он, и, обернувшись, отправился к рабочему столу… Впрочем, Отец тоже работает над своей мечтой, и Бредли осознавал, что мечта Отца тоже является великой целью. Уж он-то, как правитель, мог это сказать с абсолютной уверенностью. Впрочем, а могла ли быть какая-либо иная мечта у столь древнего существа? Может быть, вначале Отец имел сходную с ним мечту, и со временем она так видоизменилась? Впрочем, гадать смысла не было. Отец никогда не откровенничал с ними. Фюрер Кинг Бредли отчетливо осознавал, что он не желает класть труд своей жизни на алтарь, даже ведущий к исполнению мечты Отца. Перед ним стоял извечный русский вопрос, с которым Кинг Бредли имел дело не раз на протяжении всей своей жизни: «Что делать?» Бредли сел за стул и пододвинул документы поближе к себе… Время подумать ещё есть… Пока оно есть…