Противоречия (Contradictions)

Что-то до боли нежное и неуловимое мелькало между ними, в чем Кэссиди пока не мог разобраться. Для стороннего наблюдателя они совсем не изменились, но чувства казались другими, особенно после той ночи, когда проповедник узнал, кем был его друг, и просто принял это. В глазах Джесси проскальзывало тепло, смешанное с горечью, когда Кэссиди не заметил бы взгляда; появились затянувшиеся прикосновения, они напоминали дуновения при взмахах крыльев бабочки; появились долгие и интимные разговоры, Кэссиди не привык к ним, а Джесси с каждой минутой желал узнать больше. Это увлекательно и возбуждающе в своей непривычности и запрещенности, поэтому оставалось лишь упиваться чувствами. Кэссиди считал себя дураком, потому что, будучи наркоманом, обязательно потребует материального, но быстро отвлекся крошечными незаметными вещами, от которых учащенное сердцебиение превращалось в агонию, переходящей в потребность быть с Джесси, питаться его энергией, голосом и теплом. Это довольно невообразимо, но также очень глупо. Кэссиди ненавидел и любил каждую минуту. Он чувствовал себя легкомысленным и опьяненным, словно наивный подросток, замечтавшийся о мужчине, который был в нескольких футах от него. Очень долго не ощущал себя таким живым и человечным. Обожал все секунды с проповедником, и медленно, но верно график дня подстраивался под него, а моменты между мелкими событиями не имели значения, исчезая из головы – они неважны, если в них нет Джесси. Кэссиди так и не научился справляться с противоречиями, поэтому также ненавидел эти моменты по одинаковым причинам. Он никогда не хотел ощущать подобного, так что злился на себя и Джесси, который заставлял вновь проходить через скрученную дорогу к дробяще-разрушительной муке. На этот раз, думал Кэссиди, с багажом неудачного опыта -- на этот раз он не вынесет боли. Сложно прожить столько лет, не будучи при этом оптимистом, хотя темные представления о будущем издевались над ним, Кэссиди предпочитал называть их реалистичными. Джесси уйдет, он понимал это как никогда ясно. Оставит его или заставит уйти самому. В любом случае, пройдет не слишком много времени, прежде чем проповедник поймет, каким мудаком был Кэссиди и что тот не собирался меняться. Если Джесси вправду проходил через те же страдания, то выглядел сверхъестественно спокойно, а Кэссиди слышал собственное неугомонное сердце, стоило им соприкоснуться. Такое равнодушие злило, а в сочетании с болезненным знанием о каждом шаге другого человека, грызло изнутри двадцать четыре часа подряд. Он слаб из-за и для Джесси, и это надо прекратить. Тебя оставят, ужасно самодовольно и жестоко мурчал голос в голове. Даже у собственных демонов были чертовы противоречия. Джесси тебя оставит, и, в конце концов, ты этого не вынесешь, вещал голос. Желания, тем не менее, бедного старого ублюдка Кэссиди не исчезали. + + Он знал, кем была Тюлип, в тот момент, как увидел ее, но, что более важно, кем она должна быть. Кэссиди наблюдал, как она приходила в церковь снова и снова, кружилась вокруг Джесси, как сучка на сковородке. Смотрел с задних скамей и сочувствовал ей. Узнавал человека, который не мог просто так отпустить свое прошлое. В ней он находил то же, что испытывал сейчас. Кэссиди был не единственным, кто изнывал от боли. Кроме того, он чувствовал общее тяжелое прошлое, нависавшее между ними толстым дождливым облаком, когда воздух наэлектризован перед штормом; интимность, которая оставляла место только для двоих. Кэссиди был нежеланным и лишним, когда Тюлип казалась всем, чего когда-либо вожделел проповедник, но отрицал из-за идиотских, бескорыстных и благородных причин. Ее недостатки прекрасно складывались со всеми достоинствами Джесси, и они составляли превосходные инь и янь, или как китайцы это называли. Вскипало уродливое и жуткое желание причинить им вред, поэтому он подкармливался опасной идеей, которой, скорее всего, завершится все, что между ним и Джесси было. Хорошо, думал Кэссиди, кивая самому себе. Хорошо. Так все и должно быть. Джесси оставит его, и ничто не изменит это. + + Он выебал Тюлип на заднем сидении машины, его голые колени терлись о кожаные сидения. Кэссиди, разумеется, знал, кем была она. Знал, кого та имела в виду, упоминая своего «парня», и не отличался слабоумием, чтобы понять ее цели. Но они оба забывали, что он был старым, старше их вместе взятых и выучил все эти трюки наизусть. Кэссиди нелегко манипулировать, потому что у него было больше ста лет, чтобы привыкнуть к такому; смешно и обидно, что Тюлип сходу решила, что тот клюнет на сексуальную улыбку и упаковку таблеток. Он трахал ее грубо, сосредоточено и сердито. Ну, со злобой думал Кэссиди, может быть, мы что-нить от этого получим. Она устрашающе и неестественно держалась на протяжении этой жалкой попытки секса, а после того, как надела свои трусики и брюки, ушла, не кинув взгляда на него. Тюлип думала, что получила все, а Кэссиди с радостью не стал ее переубеждать. Он закурил сигарету и наблюдал, как дым рассеивался в ночном воздухе. Начал выдувать кольца и остановился, чуть не задохнувшись. Джесси не был с ним. Джесси, произнес он одними губами и рассмеялся, когда хотелось плакать. Кэссиди пошел и сделал это, облажавшись по-крупному, пока не стало слишком поздно, и облажается еще раз, но в миллион раз хуже. Но подобное нельзя оправдать. Даже Джесси не мог быть таким всепрощающим. Он решил совершить это, таким образом выбрав путь меньшего сопротивления, когда итог всегда был одним, только гораздо хуже. Словно трагичный замкнутый круг, и лучше начать его сокращать, пока еще осталось время. Кэссиди вспоминал праздные секунды с Джесси. Но веселье оставалось весельем, пришел момент двигаться вперед и уехать из этой дыры, подальше от деревенщин с головой в заднице и от Джесси. Он здесь задержался. После такого нет пути назад. Соленые слезы застыли в его глазах, от чего Кэссиди гневно заморгал. С этой болью нельзя жить, проносилось в мыслях, но, бля, посмотрите на него: до сих пор жив и здоров, как чертовый паразит, не так ли? Из раза в раз он выживал, брал себя в руки и двигался вперед, пока в один прекрасный день не поймет, что больше не может идти. Однажды Кэссиди откроет глаза и решит, что хватит, и выйдет на залитую солнцем дорогу в ебаной глуши, чтобы навсегда покончить с болью. Он еще не приблизился к этому, но с нетерпением ждал эфемерного дня. + + В туманной синеве полумрака церкви лицо Джесси выглядело сюрреалистично и инородно, словно с картины Моне. Снаружи в высокой желтой траве раздавалось слабое стрекотание цикад. Кэссиди казалось, что когда-то в другой жизни он видел море, и этот момент в точности напомнил ему ночные прогулки вдоль пустого пляжа, когда лишь громкие цикады раздавались с равнодушием, словно аудитория, в которой не было нужды, а теплый воздух ласкал кожу. Он слушал их, пока была возможность. – Ты трахнул Тюлип, – повторил Джесси медленно и аккуратно, разрушив тишину и специально удостоверившись, что хорошо все расслышал. – Ты выебал Тюлип. Слова вырвались снова, а Кэссиди энергично кивнул, поэтому тон показался слишком пораженным и мучительным. Хотя, чаще всего, Джесси было трудно предсказать, но вполне очевидно, что он разозлится. Дело пока не дошло до криков, но гнев едва скрывался за сжатыми кулаками и скрипящими зубами. После этого нет пути назад, напомнил он себе, теперь уже слишком поздно. Что сделано, то сделано. – Ты что, блять, сделал, Кэссиди? – прорычал Джесси, к его громкости добавилось намного больше децибел. На лбу можно было разглядеть выступающую вену. Кэссиди хотел прикоснуться к ней языком и почувствовать пульсацию крови. – Извиняюсь, приятель, – произнес он, пытаясь выглядеть совершенно равнодушно. Острые иглы вины впились в грудь. – Она практически сама бросилась на мой член. Раздобыла наркотики для прелюдии и, походу, перескочили сразу ко второй базе, или как-ее-там, когда вставляешь девахе. Полагаю, там что-то связано с двухзначными цифрами, падре, учитывая твой наряд… Сильный удар в лицо оборвал его на полуслове. Кэссиди отлетел и упал вниз. Джесси был на нем, поэтому сразу же последовал второй удар. Боль растеклась по всему лицу, острая и легкая, и он упивался ею. Именно этого Кэссиди так долго желал. Не пытался бороться с Джесси, ибо хотел, чтобы друг причинил ему боль, сломал его, наказал его. Все всегда сводилось к такому концу. Если бы не проповедник, он бы отыскал ближайшее БДСМ-заведение, где бы под руку попался тот, кто бы заставил страдать, поэтому Кэссиди просто разумно распоряжался своим бюджетом. Так или иначе, у Джесси были лучшие средства для причинения агонии. – Ты чертов… – прокричал Джесси, его рука поднялась вверх, чтобы нанести следующий удар. – Выебал Тюлип -- как ты мог -- ты блядский мерзкий неудачник -- Кэссиди, придавленный к полу весом Джесси, ждал боли. Одна рука держала его за рубашку, другая – встречалась с лицом. – И ей понравилось, – сказал Кэссиди, чтобы совсем свести того с ума. Облизнул свою нижнюю окровавленную губу. – Вопила и умоляла о большем, приятель, Богом клянусь, собиралась найти самого грешного из всех нас, чтобы тот выебал из нее весь нереализованный потенциал. Он ударил ниже пояса столь отвратительным мусором, но, вместо того, чтобы бить Кэссиди головой об пол, – как должен был – руки Джесси замедлились. – Я не -- я не понимаю! – выкрикнул он, нахмурился и выпрямился, восседая на Кэссиди. Кэссиди надеялся, что Джесси не заметит сильное возбуждение через его очень узкие джинсы. Близость и тепло делали с ним то же самое, что и с полнокровным здоровым человеком, которым он не являлся. Взгляд Джесси сосредоточился на месте выше плеча Кэссиди. Лицо было спокойным. – Я не понимаю, – повторил он настолько тихо, что это застало врасплох. Происходящее не имело смысла. – Зачем ты это говоришь? Наконец Джесси заглянул в его глаза, но Кэссиди совершенно не понял вопрос; сердце оглушительно громко билось в ушах, а член пульсировал. – Что? – глупо ответил Кэссиди. – Зачем ты мне все это говоришь? – тяжело и медленно проговорил Джесси, он выглядел задумчиво и шокировано. – Я, блять, зол на тебя, я бью тебя в ебаное лицо, тогда почему ты говоришь, что ей дохера это понравилось, если я уже избиваю тебя, Кэссиди? На подобное не было ответа. Кэссиди нервно сглотнул, пытаясь понять, что так быстро завело и забрало весь самоконтроль. Молчал, хватая ртом воздух как чертова рыба. – Я не понимаю язык неудачников, Кэссиди, – резко вырвалось у Джесси, заставив верхнюю часть тела Кэссиди пойти дрожью, где обе руки проповедника держали его за рубашку. – Тебе придется сказать мне. Окей, возможно, Джесси был непредсказуемым, панически подумал Кэссиди; такой исход не предугадаешь. Он беззвучно открывал рот. Проповедник еще раз дико потряс его, что только укрепило уверенность в невероятной силе, которая скрывалась под святым нарядом. – Падре, я трахнул твою подружку в задницу, а ты хочешь уйти в семантику? – слабо вырвалось у Кэссиди, но в ответ получил лишь зловещую ухмылку. Не поверил бы, что тот был человеком церкви, ибо Джесси надел неподдельный дьявольский облик. – Может быть, тебе и не так была нужна девушка… – Ладно, давай посмотрим, правильно ли я тебя понял, жалкий кусок дерьма, – прошипел Джесси, скосившись вниз, его голос был отчетливым и жестоким, готовый метать и уничтожать. – Ты свалился на мою голову из ебучего ниоткуда – без дома, без денег, с пустыми руками – и нашел идеальную цель: проповедника-неудачника, пустое блядское место, так почему бы не высушить его, высосать всю энергию, время, деньги, церковное вино и все остальное, до чего мерзкие лапы дотянутся? А почему бы – так, на всякий случай – не трахнуть любовь всей его жизни, чтобы убедиться, что ничего не осталось? Кэссиди слушал, грудь сжало болью, и растерянно думал, что следовало убраться отсюда раньше; поэтому он не заводил друзей, не любил никого и вообще не создавал отношения. С этой болью нельзя жить. Он закрыл глаза, готовясь еще к одному удару, но такого не последовало. Кэссиди посмотрел на Джесси, а тот, должно быть, что-то заметил на его лице и не отвел взгляд; это длилось чуть ли не столетия, а затем вздохнул и продолжил уже в совершенно ином тоне. – Или, – произнес Джесси и сделал паузу, быстро прикусив свою губу, – ты свалился на мою голову из ебучего ниоткуда, потому что устал и крайне отчаялся, и я был единственным, кто проявил к тебе доброту, поэтому ты привык ко мне и доверился, что до усрачки испугало тебя, а, вместо того, чтобы дать мне шанс, ты пошел и испоганил все, дабы я возненавидел тебя и покончил со всем этим. Что, в свою очередь, только подкинет тебе причину ненавидеть себя. Теплее, Кэсс? Он вздрогнул, губы задрожали и стало труднее дышать. Кэссиди ни за что сейчас не сломается, в этой темноте церкви со стояком, который вызвало тело Джесси, и разревется, потому что слова слишком точно попали, как до нелепости был уязвим он, открывшись, как скорлупа грецкого ореха, и полностью сдавшись. Между ними стояла долгая напряженная тишина. Кэссиди попытался услышать стрекотание цикад, но единственным звуком было его собственное рваное дыхание. Когда Кэссиди выступал в роли груши для битья, вокруг стояла чернота; лишь сейчас, благодаря вампирскому зрению, ясно видел чужое лицо. Выражение Джесси горело болью. Хотелось стереть агонию с этих прекрасных черт. Молчание все тянулось, сердце Кэссиди с каждой длившейся минутой ускоряло темп. – Тюлип – не любовь всей моей жизни, – внезапно сказал Джесси, так просто, словно они были джентльменами, которые болтали о проклятой погоде на юге Лестера. – Она не та часть уравнения, которая меня расстроила. Кэссиди не знал, что должен был сказать на это, поэтому его рот открывался сам по себе. – Да неужели? Откуда взялась третья переменная? – попытался надавить на обычность Джесси и даже справился со своим голосом. В воздухе летали наэлектризованные страх и ожидание, а Кэссиди стало ясно, как никогда, что сейчас должно произойти нечто огромное. Джесси не ответил. Вместо этого он наклонился, сократив расстояние между ними, и поцеловал Кэссиди. Это не похоже на их первый раз, казавшийся таким далеким. Поцелуй был беспорядочным, мокрым и напористым, он плавился и выдавливал из себя слабые стоны. Джесси прикусил его нижнюю губу, словно желая крови; ладони плотно сжимали лицо Кэссиди, и теперь стало ясно – вот оно наказание. Они целовались, горячий грязный бой языков с зубами, и становилось все жарче. Член нещадно больно упирался в джинсы. Кэссиди попытался сдвинуться, чтобы обнять чужое тело, но руки сковала мертвая хватка, и слишком тяжело сдержать желание почувствовать обжигающую кожу на кончиках пальцев. Оставалось лишь корчиться, пытаясь потереть пульсирующее возбуждение о бедро Джесси, чтобы получить хоть немного облегчения. Кэссиди невероятно хотел его. – Кэсс, – пробормотал Джесси, проводя языком вдоль зубов, вероятно, чтобы убедиться в отсутствии клыков. Кэссиди мог лишь посочувствовать. Его прижимали к полу, потому что Джесси был на удивление сильнее, – по крайней мере так, они не пробовали серьезно сражаться – поэтому он дрожал, извивался и пытался обернуть свои тощие ноги вокруг пояса партнера. Горячо, словно огонь проходился по коже, а кровь вскипала в венах. Тело изнывало и нуждалось в том, чтобы прикоснуться к Джесси и забрать его всего себе. На момент их поцелуй разорвался, и Кэссиди воспользовался паузой, чтобы выскользнуть из-под тела, повернуться, расстегнуть штаны и встать на четвереньки, готовый ко всему, что Джесси мог сделать. Ему хотелось быть сломленным, разбитым и использованным, а проповедник был самым правильным и одновременно неправильным человеком для этого. Ждал, когда Джесси снимет с него боксеры, плюнет на свою руку и выебет сразу же, тяжело и больно, пока не разорвет все внутренности, не вызовет кровь и жгучую боль, поставив на место. Кэссиди не терпелось, поэтому он опустил свой лоб на скрещенные руки и выше задрал задницу, но ничего не происходило. Раздраженно и почти дрожа от желания, посмотрел на Джесси через плечо. Кэссиди не уверен, чего ожидал, но Джесси неподвижно сидел, наполовину опираясь на скамью, и растерянно хмурился на него. – Ну давай же, Падре, не заставляй приятеля ждать, окей? – настаивал Кэссиди, тряся задом. Джесси потряс головой. – Что за хуйня, Кэсс? – показав на всего него, произнес Джесси. Кэссиди подумал, что чертовски, блять, очевидно, что это. Он сжал зубы, желая получить жесткий трах, и лучше бы им поднабрать скорости. – Что ты от меня ожидал? Неужели Джесси был идиотом? Разве не знал, что делать с задницей другого парня, который без всяких намеков смотрел на него? Кэссиди плотно закрыл глаза. – Достань чайный набор и запили нам прекрасного чайку, а ты что, блять, подумал?! – прорычал Кэссиди, встав на локти. Все тело ныло от желания, а член не перестал пульсировать. Джесси лишь уставился в ответ. – Я ожидал, что ты трахнешь меня, Падре, обычно подобная позиция подразумевает еблю, или тебе показалось, что я ищу трещины в скамьях? Брови Джесси сошлись вместе, а рот удивленно открылся. – Я не собирался трахать тебя здесь, Кэссиди, не так! – он неуверенно махнул рукой. – Какого хера ты напридумывал? Кэссиди не ответил, пытаясь не сломаться и не закричать от разочарования. Джесси отодвинулся и начал вставать. Кэссиди качнулся вперед, чтобы отчаянно схватиться за него. – Не делай этого, пожалуйста, – ненавидя себя, открыто и жалко взмолился он. Грустно смотря вниз, Джесси тяжело вздохнул. – Ты ожидал, что я выебу тебя, Кэсс? – тихо раздался голос, а взгляд выражал эмоцию, которую невозможно было описать. – Ты ожидал, что я накажу тебя и причиню боль? Поэтому ты трахнул Тюлип, чтобы я захотел навредить тебе? Кэссиди ничего не ответил, пальцы болели от крепкой хватки на чужой рубашке. Сердце больно билось в груди и ушах. – Что же, я не собирался делать этого, Кэсс, – говорил Джесси. – По-моему, ты забыл, что люди не вредят тем, кого ценят. – Именно такие больше всего причиняют боль, и, нет, я не забыл, – ответил Кэссиди, голос был приглушенным и ломающимся. Рассчитывал упасть в обморок от такого количества эмоций, но не уверен, что вампирское тело это позволит. Джесси молча и с жалостью на него посмотрел, что подогрело гнев внутри Кэссиди, только перед самым взрывом ему протянули руку. – Пойдем, Кэсс, – ожидающе произнес Джесси. С сомнением Кэссиди взялся за ладонь и встал. – Пойдем, – снова произнес Джесси, развернулся и повел друга за собой. Тихо Кэссиди последовал за ним на шатающихся ногах. Джесси дошел до зоны приема гостей и остановился, оглядываясь по сторонам. Наконец он заметил маленькую чашку, наполненную кусочками метала и монетками, на коробке для забытого дерьма и достал из нее крошечный старый ключ. Мгновение Джесси рассматривал его. Победно приподнял ключ, прежде чем вернуться в зал – Кэссиди внимательно следил за ним – и остановиться перед лестницей, которая вела на чердак церкви. Впервые показалась небольшая дверца, которая скрывалась под толстым слоем пыли и грязи. – Мой… другой проповедник когда-то жил в этом месте, – пробормотал Джесси, управляясь с маленьким ключом. Дверь со скрипом открылась. – И я тут спал иногда. Джесси вошел внутрь, включил слабый свет и закрыл дверь, как только Кэссиди последовал за ним. Они стояли в маленькой комнате рядом с двухместной кроватью, которая с трудом помещалась в четырех стенах. Помимо нее стояла тумба, и это была вся мебель в комнате. Кровать была аккуратно застелена, а на столике остался слой пыли, освещаемый слабым огоньком маленькой лампочки на проводе. – Что ты… – начал Кэссиди, но внезапно оказался прижатым к крошечной двери; чужие руки блуждали по телу, а язык Джесси приоткрыл его рот. Кэссиди издал стон; член, который практически потерял интерес, снова вернулся к жизни. Джесси оккупировал рот. Его ладонь держала обе руки над головой Кэссиди, пока другая забиралась под рубашку и проходилась по груди, задевая сосок. С внезапным возбуждением он простонал в губы проповедника, теплота собиралась в нижней части живота. Джесси разорвал поцелуй, чтобы перевести дух, а Кэссиди глубоко дышал, будто пробежал марафон. Не понимал происходящего, ибо ему ясно дали понять, что секса не будет. Молчал, боясь отпугнуть Джесси, заставить его передумать или дать повод остановиться. Он не желал конца, а вкус чужого рта, который еще не скоро исчезнет, ощущался на губах. Кэссиди всегда был зависимым. Джесси с легкой осторожностью поцеловал его. Рука, державшая запястья, соскользнула, чтобы приподнять подбородок, и губы коснулись шеи, уха, мочки, прежде чем перейти к ключицам, оставляя за собой мокрый след. Послышался жалобный звук, только позже стало ясно, что он исходит от Кэссиди, но в запасе не хватало энергии почувствовать стыд. Затем Джесси отступил назад, из-за чего с трудом удалось сдержать хныканье. – Ты забыл, как это должно быть, Кэсс, – мягко и тепло произнес Джесси, посмотрев теми глазами, от которых хотелось смеяться и плакать. Кэссиди понятия не имел, что должен был сказать или сделать, но проповедник подвел и толкнул его на кровать, не встретив никаких возражений из-за переполняющего счастья партнера. Джесси заполз на него и посмотрел сверху вниз так, будто тот был достоин восхищения и любви. Кэссиди проглотил вставший в горле ком и не смог вынести взгляда. Что делать? Ногти судорожно впились в кожу на груди; Джесси перехватил руки и убрал их. – Я покажу тебе, хорошо, Кэсс? – едва слышно сказал он, и, не отыскав подходящих слов, Кэссиди кивнул, пока в легких собиралась груда камней, а член становился тверже. Джесси наклонился и начал покрывать его шею влажными жаркими поцелуями, следуя от ушей к ключицам, а затем отпрянул, чтобы стянуть с Кэссиди рубашку. Чужой рот прислонился к бледно-розовому соску, позже перескочив на другой. Кэссиди тяжело дышал, стонал и понятия не имел, что делать с руками, чувствуя себя открытым и живым. Прикосновения были нежные и уверенные, словно он мог расколоться от любого резкого движения. Но ладони Джесси продолжали невесомо идти по коже, будто партнер превратился в дорогую фарфоровую чашку, которой требовалась особая любовь и забота. Кэссиди не знал, как вести себя, потому что такой сексуальный опыт был для него впервые. И правда забыл, что множество жизней назад в давно ушедших мечтах, затопленных кокаином, люди занимались любовью друг с другом. Секс не обязан быть злым, болезненным или ради чего-то – он выражает заботу, любовь и привязанность. А сейчас Джесси выражал свои чувства через мягкие касания и влажные поцелуи вдоль его груди. Кэссиди не имел ни малейшего представления, как реагировать, потому что это казалось неправильным. Он хотел агонии и разрушений, но Джесси отказался их дарить и повел себя, ну… так. Губы приблизились к пупку, а затем остановились на каждом коротком и длинном шрамах. Кэссиди настолько потерялся в ощущениях, что мог лишь отрывисто стонать и слабо махать руками. Отдаленно почувствовал, как Джесси снял с него штаны вместе с нижним бельем, а затем язык слишком медленно прошелся по члену. – Бля, – выругался Кэссиди, болезненно вернув частички разума, чтобы вспомнить, когда в последний раз с ним делали нечто похожее по собственной воле. Сейчас все казалось совершенно иначе. Кэссиди всегда был тем, кто отсасывал: иногда за наркотики, иногда за услуги и почти всегда с Томом, так что это застало его врасплох. Джесси несколько раз провел языком по стволу, прежде чем влажным теплом окружить член. Кэссиди шипел и извивался, пока его удерживали за бедра. Он выгнулся, по телу пробежала дрожь, а пальцы погрузились в запутанные великолепные волосы Джесси и крепко за них ухватились. Затем издал пронзительный звук, за который позже будет стыдно; дыхание выходило со свистом сквозь стиснутые зубы. – Джесси, – проскулил Кэссиди, из его губ имя звучало непривычно, особенно после огромного списка прозвищ и сюсюканий. В ответ на него кинули удивленный взгляд, не выпуская изо рта член, и это была самая горячая сцена, которую видели старые глаза Кэссиди. Джесси усердно продолжал двигаться, тепло в животе преобразилось в давление, а затем перешло в жгучую необходимость кончить, но он держался, не желая так рано прекращать удовольствие. Он сильнее толкнулся бедрами вперед, а Джесси просто принял это, ни разу не оторвавшись. Ощутил, как в уголках глаз собрались слезы, когда Джесси провел языком по головке члена, пока его пальцы ласкали яйца Кэссиди. Кэссиди никогда не отличался силой духа, поэтому, стоило услышать шепот: «Давай, Кэсс, кончи для меня» с красных опухших губ, он сразу же сорвался, выгнувшись сильнее и чуть не отключившись. Джесси продолжал легко проводить пальцами по члену. Кэссиди всхлипывал и вздыхал, чувствуя слишком многое из-за, наверное, самого впечатляющего минета за всю его жизнь. Открыл глаза, чтобы взглянуть на партнера, который был до сих пор полностью одетый, в то время, как Кэссиди лежал под ним совершенно голый, измученный и грязный. В области ширинки у Джесси виднелась заметная выпуклость, и тут пришло осознание, что тот даже не прикоснулся к себе, слишком занятый заботой о другом. Кэссиди начал вставать, готовый помочь, – чем угодно, правда – но его остановили твердой рукой на груди, и она толкнула обратно на кровать. – Ш-ш-ш, Кэсс, просто расслабься, ладно? – произнес Джесси, улыбаясь немного интимно. – Я позабочусь о тебе. Как будто по мановению волшебной палочки, эти слова послали дрожь к члену. Ужасно странный кинк, о котором даже понятия не имел; фраза «заботиться» подогревала возбуждение, несмотря на то, что он кончил меньше пяти минут назад. Джесси, сосредоточенный на Кэссиди, конечно, заметил это. Его улыбка превратилась в ухмылку. – Ох, так тебе нравится, да? – усмехнулся он, и его ладонь плавно проделала свой путь от чувствительных сосков к пульсирующему члену. – Я очень хорошо о тебе позабочусь, Кэссиди. – Сука, Джесси, пожалуйста, – выдохнул Кэссиди, и, боже, его голос такой сломанный и скрипящий. Он не знал, чего просит, но уверен, что получит все. Джесси встал и быстро снял с себя одежду. Его руки справились с нарядом молниеносно, также сильно, как Кэссиди, желая продолжить. Тряпки образовали небрежную кучу на полу, и стали заметны шрамы на груди, как только он залез обратно на кровать, устроившись сверху. Кэссиди жалко вздрогнул. – Ты заслуживаешь больше, чем быстрый и грубый трах у стенки, Кэсс, – сказал Джесси, его ладони неторопливо гладили тощие ребра. У Кэссиди кружилась голова: от прошедшего оргазма, от нового возбуждения, от чужих рук, губ и всего. Он запрокинул голову на старые пыльные подушки и задался вопросом, как, собственно, дожил до такого. Возвращался на несколько лет назад, где были паранойя, печаль, одиночество и грязный диван в ебанной дыре, называемой квартирой, в которой жили тараканы и Кэссиди, обдолбанный по самые мозги метамфетамином. Помнил безнадежность, когда видел на древнем телевизоре черно-белые комедии, которые могли веселить, но лишь пробуждали апатию. Не забыл умирающее растение на подоконнике и отчаянные попытки вернуть его к жизни, чтобы хоть немного почувствовать себя человеком. Он сморгнул воспоминания, когда зубы осторожно сомкнулись на соске. И теперь все чувства накрыли волной, хотелось одновременно кричать, плакать и смеяться. Кэссиди не нужно это, особенно с заботливыми прикосновениями и теплой улыбкой; он чувствовал себя ужасно неправильно, за исключением того, что готов был лопнуть от счастья и нуждался в этом, как никогда в жизни. В конце концов, Кэссиди так и не научился справляться с противоречиями. – Джесси, – отчаянно и прерывисто выдохнул он, с яростью сдерживая слезы в уголках глаз. – Только посмотри на себя, – сорвалось с губ Джесси, его глаза превращались в бездну при тусклом свете лампы. – Ты понятия не имеешь, что делаешь со мной, да, Кэсс? Я так сильно пытаюсь быть одним человеком, а потом появляешься ты и превращаешь меня в совершенно другого. Кэссиди не видел в этом проблемы, потому что Джесси был лучшим и любимейшим человеком во всем чертовом мире. Он никогда бы не подумал о нем плохо, но тут из непослушного рта сорвались тяжелые слова. – Ты когда-нибудь меня убьешь к ебням. Джесси не выглядел так, будто это его расстроило – словно констатируемый факт, с которым можно смириться или даже больше. Кэссиди был только за. Пальцы сомкнулись вокруг наполовину твердого члена. Джесси страстно и горячо целовал Кэссиди, язык был настойчивым и требовательным, как будто питался от неконтролируемого желания. Другая рука достала из тумбочки что-то, похожее на лубрикант. – Ты говорил, что здесь жил проповедник, – вырвалось у Кэссиди, который изо всех сил пытался вернуть голос в норму. – Тогда каким проповедником он был? По-моему, в этом городе и так все в жопе, поэтому можно ли отнести его к плохому проповеднику? – Ага, но еще я говорил, что тоже жил здесь, – туманно и с ухмылкой ответил Джесси. Нет, Кэссиди совершенно не хотел представлять, как Джесси практикует с кем-нибудь другим анальный секс. Он отмел в сторону внезапную вспышку гнева и ревности. Потянулся вниз, наконец способный контролировать свои руки, и услышал над ухом шипение Джесси. Член был мягким и тяжелым, только прикосновения к нему вызывали мурашки. Прошло слишком много времени с того момента, как сжимал в руке чужой член. Джесси снова быстро оставил поцелуй на его губах, а затем открыл маленькую бутылочку и нанес смазку на пальцы. – Не надо… – энергично выдав, потряс головой Кэссиди. – Мне это не надо -- Ты просто можешь войти, ну, понимаешь, я привык к боли, поэтому -- – Нет, – строго прервал Джесси, нахмурившись. – Я же сказал, что не собираюсь причинять тебе ебанную боль, Кэсс, несмотря на то, что ты думаешь, будто заслуживаешь ее. Он выдавил еще лубриканта. – Ты достоин большего. Кэссиди тяжело вздохнул, его член задрожал. Определенно кинк, учитывая то, как часто слова Джесси ускоряли ритм сердца. Он терся о бедро партнера и, господи, это было слишком грязно и горячо. Кэссиди скулил, выгибался и всем телом прислонялся к чужой коже. Чувствовал сердцебиение на своей голой груди. Скользкие пальцы Джесси проникли в его отверстие. Воздух резко вышел из легких. – Скажи, чего ты хочешь, Кэсс, – произнес Джесси. На лице застыло голодное выражение, словно у хищника, который поймал добычу после долгой погони. От этого взгляда бедра Кэссиди дернулись вверх. Он изнывал, желая получить больше, больше прикосновений, больше губ, больше Джесси. – Я хочу, – попытался сказать Кэссиди, проглотив слюну, – я хочу тебя, Джесси, пожалуйста, ну давай, чувак. – Чего ты хочешь? – настойчиво повторил Джесси, не спуская взгляда с Кэссиди. – Я хочу, чтобы ты меня трахнул, окей? – отчаянно умолял Кэссиди, стыд ушел на второй план и заставлял стонать от ощущение бьющегося сердца на груди. – Пожалуйста, Джесси, пожалуйста, просто сделай все, что пожелаешь, милый, ладно? Мне плевать! И он имел в виду все – трахаться до крови, использовать его рот как дешевую шлюху, бить до потери сознания. Джесси владел опасной силой, и это до усрачки пугало Кэссиди. Такое чувство, что он мог в любой момент разрыдаться, голос до жалости дрожал. Вот до чего опустил его Джесси – до содрогающегося молящего беспорядка, на месте которого должен быть охуенно крутой древний вампир. В душе, если она осталась, наделали миллион дыр за несколько десятилетий, а Джесси отыскал их все и заново неумышленно открыл. – Мне не плевать, – строго выдал Джесси, сильно нахмурившись; толстая складка образовалась между бровями. Член Кэссиди упирался в его бедро, а чужие руки проводили вверх и вниз по эрекции. – Я беспокоюсь о тебе, и меня бесит, что ты пошел по самому трудному пути – трахнул Тюлип, потому что не захотел дать мне шанс. Да я особо не напрягся, хотелось ответить, сотрясаясь от несправедливости, потому что Джесси не имел ебаного понятия. Ему едва тридцать пять, и он не прошел через долю того дерьма, которое истощило Кэссиди. Джесси не сказал бы такую глупую вещь, если бы взглянул на все с его стороны. И он выдал это. – И что дальше, собираешься бросить попытки? – ответил Джесси. – Забьешь на человечество и утонешь в наркотиках, шлюхах и алкоголе? – Я же не забил на тебя, верно? – огрызнулся Кэссиди, не желая продолжать этот разговор. Прямо сейчас он был слишком уязвим, не считая боль с обидой. И не обязан ничего доказывать Джесси. – Нет, забил, Кэсс, именно это ты и сделал, – сказал Джесси и покачал головой. – Ты мой единственный друг, понимаешь, да? И нет, Кэссиди не понимал, потому что был слишком занят своей одержимостью проповедником. Слова заставили кровь прилить к члену, потому что Джесси также нуждался в нем, может быть, не столь сильно, но все еще играл важную роль. Страдать лучше в компании, не так ли? Кэссиди напрягся, дрожа всем телом, пока не услышал тихое бормотание: «Расслабься». Слишком завелся, ибо поцелуи были нежные и ласковые, заставляя поддаваться под прикосновения почти мгновенно. Джесси оказался прав – он в самом деле забыл, как это происходило между людьми, потому что провел половину жизни в компании еще более ебанутых мудаков. Так никто с ним не обращался; можно обойтись без жестокости и пагубности. Кэссиди выгнулся вперед и вверх, глубже толкая в себя пальцы, пока Джесси выпустил из себя сломанный вздох. Продолжал целовать своего партнера, медленно и осторожно скользя одним пальцем внутри, прежде чем добавить второй, а затем третий. Не переставал двигаться, пока Кэссиди не начал дрожать и хныкать во все горло, а слезы текли из глаз. – Прошу, Джесси, прошу, прошу, – неровно говорил он, словно зачитывал мантру и полностью отдался на милость другого. Кэссиди уверен, что никогда прежде так себя не чувствовал. Всегда здраво оценивал, кого и когда пускать себе под кожу, пока не появился Джесси Кастер и не уничтожил все замки на сердце. Кэссиди стонал от головокружительного ощущения пальцев внутри. – Прошу, милый, пожалуйста, мне нужно -- я хочу -- прошу, Джесси, Джесси, пожалуйста, милый, прошу -- – Господи, Кэсс, хорошо, – выдохнул Джесси, румянец сполз к шее. Он выглядел сломлено. Вынул свои пальцы, но прежде, чем пойти дальше, застыл на долю момента. – Я чист, клянусь, – пробормотал Кэссиди, чувствуя необходимость проинформировать Джесси. – Я не могу заболеть, связано с вампиризмом, сам понимаешь, так что не нужно волноваться -- – Я и не волнуюсь, – сообщил ему Джесси, быстро моргнув, как будто только сейчас вспомнил недостатки незащищенного гейского секса. Он немного качнул головой, а затем медленно толкнулся вовнутрь, а Кэссиди постанывал от давно забытого чувства полноты и соединения с другим мужчиной. Зажмурился, все тело вибрировало и скручивалось, а Джесси продолжал двигаться. – Хорошо? – спросил Джесси шатким голосом. Кэссиди открыл рот, чтобы ответить, но из него вышли только неразборчивые звуки, и решил просто кивнуть головой. Развел ноги шире, предлагая себя и стремясь быть ближе к партнеру, и почувствовал, как в наслаждении Джесси наклонился вперед, чтобы глубоко его поцеловать. Тогда член задел простату, мир на секунду стал белым и издалека слышался слишком громкий стон. Возбуждение, интенсивность, эмоции скомкали его и столкнули с границы. Кэссиди казалось, что он начал рыдать в голос, тело бурно сотрясалось, пока Джесси ускорял ритм, но по-прежнему действовал очень осторожно, чтобы не навредить и сделать хорошо, словно происходящего было недостаточно. – Кэсс, Кэсс, Кэсс, – оживленно и отчаянно проговорил Джесси, толкаясь в него. Внезапно остановился, вынудив закашляться от паники, приподнял, чтобы прижать спиной к раме кровати, и посадил Кэссиди на колени. Джесси схватился за бедра партнера, изменяя угол, дабы при каждом толчке задевалась простата. В таком положении Кэссиди чувствовал себя гораздо более открыто, так что обнял шею Джесси и спрятал свое мокрое лицо в плече, скрыв позор там, где никто не смог бы его увидеть. Ноги дрожали от удовольствия. – Джесси, – провыл Кэссиди, его голос заглушала чужая кожа, пока Джесси продолжал терзать душу. – Джесси, прошу, прошу. Раздались слабые неровные слова и бог знает чего еще, но чужие руки не покидали спины. – Кэсс, все в порядке, Кэсс, Кэсс, – прошептал Джесси, – я позабочусь о тебе. – Я не брошу тебя, – сказал Джесси. – Я не оставлю тебя, Кэсс, – выдохнул он, толкнувшись сильнее, чтобы подчеркнуть слова. Кэссиди издал стон, схватившись за его плечи сильнее. – Я люблю тебя, Кэсс, – произнес Джесси, и, хотя известно, что он говорил это для эффекта, но тело все равно сотряслось в конвульсиях, и слова толкнули на грань оргазма. Кэссиди хныкал в ключицу партнера, слезы стекали по щекам, пока Джесси продолжал толкаться в него, не переставая бормотать: «Кэсс, Кэсс, Кэсс» в ухо. Он чувствовал, как сейчас упадет в обморок, словно его переехал поезд, будто упал с самолета. Все тело ныло, но Кэссиди по-прежнему плыл на волнах оргазма, слишком потерянный и выебанный, чтобы думать о чем-нибудь еще. Отдаленно чувствовал тепло внутри и понимал, что Джесси наверняка тоже кончил, но очень устал и ему не хватало сил сдвинуться даже на дюйм. Джесси прижал к себе сильнее, а Кэссиди продолжал всхлипывать, становясь подавленным и сломанным. Он получил то, чего хотел, не так ли? Разные средства – один результат. Джесси все-таки неумышленно разрушил его и причинил боль, но это не приносило желаемого утешения. – Я говорил правду, Кэсс, – тихо и аккуратно удивил Джесси. – Все сказанное – правда. – Заткнись, Джесси, просто заткнись, ладно? – хрипло умолял Кэссиди. Он хотел, чтобы Джесси перестал; теперь все кончено и не было смысла дальше тянуть за ниточки. Кэссиди желал пострадать в тишине, а затем забрать свое дерьмо и уйти, чтобы больше никогда не видеть проповедника. Но Джесси еще не закончил. – Я люблю тебя, Кэсс, – протянул Джесси так, будто это была самая простая вещь на свете. Кэссиди прорычал. – Нет, ты, блять, не любишь, – выругался он, наконец отодрав свое лицо от чужого плеча. – Это разговорчики под эндорфинами, Падре. Плюс, у тебя все еще член стоит. Джесси тяжело вздохнул, словно его друг был исключительно тупым. – Почему так трудно поверить, что у меня на самом деле есть к тебе чувства? – Мужик, потому что ты обо мне нихуя не знаешь, а то, что уже известно, заставило бы любого выблевать свой ужин; так что у тебя, должно быть, какой-то странный фетиш на вампиров-убийц, учитывая выносливость твоего желудка. Я уже через это проходил, так что – нет, спасибо. Джесси молча смотрел на него, взгляд почти говорил: «Я не верю в твою чушь» и «Лучше старайся». – Ты чувствуешь себя чудесно и приятно, Падре, – проговорил Кэссиди, из-за тишины становилось неуютно. Очень хорошо понимал, в какой они позиции: он сидел на коленях у Джесси с членом в заднице. Как, сука, неловко. – И, конечно, ты думаешь, что влюблен в меня, и мир кажется сказкой, но не все будет таким тепленьким и цветочным, когда отойдет приятная херня после траха, и поймешь, что ты – святой, а твой член находится в ебаном чудовище. – Ты не чудовище, Кэсс, – практически отчаянно ответил Джесси, и казалось, что в свои собственные слова он хотел поверить больше всего. Кэссиди отвел взгляд, но его схватили за подбородок и заставили смотреть. – Ты не чудовище, а я не святой. Никто не совершенен, и это делает мир веселее. Мне казалось, тебе не нравится скучные типы. – Ага, ну, я не -- Но Джесси прервал слова поцелуем. – Ты мой друг, Кэсс, – когда они оторвались друг от друга, уверенно и строго произнес он, – и еще я влюблен в тебя. Я хочу, чтобы ты остался со мной. И было миллион причин с маленькой тележкой, чтобы немедленно уйти, но в мыслях пищал крохотный голос, который предлагал попробовать остаться. Несмотря на то, что Кэссиди знал в самых болезненных деталях, чем все кончится, он никогда не отличался сильным духом и точно не откажет Джесси ни в чем, поэтому, чувствуя себя круглым дураком, закрыл глаза и кивнул. Одновременно ненавидел и гордился собой, эти чертовы противоречия, верно? Кэссиди за свою долгую и насыщенную жизнь так и не узнал, как справляться с ними. Ну, думал он, Джесси полон проклятых парадоксов и противоречий. У Кэссиди была вся жизнь, чтобы узнать.