[____]
— Эй, ты в порядке? — мягкий голос пробудил его. Тсукишима резко сел из положения лёжа, распахнул глаза и сделал несколько глотков воздуха. Лёгкие и всё тело наполнялись энергией и силой до судорог, это было невероятно. Он проглатывал воздух — делал вдох — и выдыхал. Открывая глаза, он видел расплывчатые зелёные цвета — ядовитые, тёмные и насыщенные. По сравнению с ними бледно-зелёные оттенки баобабов на его планете — не более противного ила, в то время, когда окружающие его растения (или деревья?) были чем-то настолько сильным и живым, что у Тскишимы по коже пробежались мурашки. — Извините, с вами всё в порядке? — голос позвал его снова. Перед Тсукишимой было пятно. Оно говорило, но он не мог понять, что за существо находится напротив его. Когда он прищурился, всё вокруг стало более чётким. И Тсукишима видел какого-то парня, уставившегося на него, вероятно, ожидающего какой-то ответной реакции. — Всё хорошо. — Тсукишима быстро выдохнул, а затем постепенно вдыхал воздух, заполняя свои лёгкие жизнью. — Где я нахожусь? — В моём саду, — Тсукишима услышал смешок. — На что это может быть похожим? Где-то над его головой проносились птицы, но они уже не нарезали круги, не выходили за пределы атмосферы, а просто сидели где-то на тёмно-коричневых расплывчатых палках(?) и издавали странные звуки. Тсукишима прислушивался к режущему уши пению. — Тебе нравятся трясогузки? — снова заговорил незнакомец. — Что? Что это? Незнакомец засмеялся, но в этом смехе не было ни намёка на попытку унизить или оскорбить. Он смеялся как-то по-доброму, услышав такой смех, скорее хочется засмеяться самому, чем что-то говорить. — Это птицы. — Должно быть, со стороны это действительно выглядело смешно. — Ты ведь не местный? Ты заблудился? Может, я могу тебе чем-нибудь помочь? — вопросы сыпались один за другим, и Тсукишима не горел желанием отвечать ни на один из них. — Можешь назвать своё имя? — Да, ты прав, я не местный. — Тсукишима хотел оглядеться, но всё вокруг было расплывчатым, будто на этой непонятной планете туман — обыкновенное состояние, без которого она не могла существовать. — Тсукишима Кей, — прибавил он. — Ямагучи Тадаши, — сказал незнакомец. Трясогузки продолжали петь. Тонкое пение птиц не раздирало уши, когда было разбавлено мягким голосом Ямагучи и аккуратным смехом. Где-то над головой Тсукишимы, на ветку зелёного дерева, опустилась ещё одна трясогузка. Птичка пела почти над его ухом, а Тсукишима поднимал голову и ничего не видел. Пение лишь продолжалось. Тсукишима что-то пробубнил себе под нос и закатил глаза, тяжело вздохнув, а Ямагучи засмеялся ещё сильнее.[____]
Тсукишима знал о существовании других людей на других планетах, но все соседние планеты были такими же маленькими, как и его, а людей от этого меньше не становилось. Кей не горел желанием заводить ненужные ни ему, ни кому-либо знакомства и за всю свою жизнь, кажется, впервые покинул свою планету. [и, кажется, что навсегда] — Я заметил, что ты прищуриваешься. Какое у тебя зрение? — Ямагучи показал перед его лицом три пальца. — Сколько пальцев ты видишь? — Три, — без сомнений ответил Тсукишима. — Чётко...? — неуверенно, навязчиво и не переставая, Ямагучи постепенно расспрашивал его обо всём на свете. — Нет, — кротко ответил Кей, но, погодя, прибавил: — расплывчато. Ямагучи убежал, нырнув куда-то вдаль, но [к сожалению?] появился спустя минуты три или четыре с двумя футлярами для очков. Он по-турецки сел на траву напротив Тсукишимы, улыбаясь, извинился за своё резкое исчезновение и аккуратно открыл первый футляр. — Не двигайся, пожалуйста, — тихо прошептал Тадаши. Ямагучи протёр стёкла маленькой салфеткой, приблизился к Тсукишиме, опираясь левой рукой об землю, не спеша закрепил за его ушами дужки очков и опустил мост на его переносицу, поправив волосы. Тсукишима смотрел прямо на него, но взгляд не фокусировался, и он по-прежнему устремлял свой взор куда-то сквозь него. Тадаши, нахмурившись, осторожно снял с него очки и убрал их обратно в футляр. Ямагучи взял вторую пару очков и с той же внимательностью и присущем ему терпением надел на Кея оправу с минусовыми линзами для близорукости. Когда Тадаши отстраняется от лица Кея, тот смотрит прямо в его глаза, и Ямагучи от этого напрягается. Тсукишима устремляет свой взгляд на его лицо и внимательно рассматривает небрежные веснушки на его щеках и на носу, на зелёные глаза и немного торчащие волосы. В саду всё ещё слышалось негромкое пение трясогузок. Вокруг Тсукишимы было слишком много зелёного цвета разных оттенков, особенно тёмного, насыщенного, интенсивного и живого. Зелень разбавляли клумбы вблизи двухэтажного сооружения и куст с белыми бутонами, оплетающими чёрные ворота. Солнце ещё не зашло, и в его лучах и светотени Тадаши выглядел приятно, ни обжигающим, ни странным. Ямагучи казался волшебным и живым. Самым живым во всём саду, где даже ворота и крыльцо были переплетены зелёными тянущимися линиями с открытыми бутонами складчатых цветов тёмно-алого и кремово-белого цветов. Тадаши долго и мучительно смотрел на Кея, погружённого в непривычную для своего нового друга атмосферу, и Тсукишима легко снисходительно улыбнулся. Кажется, всего в третий или во второй раз за всю свою жизнь.[____]
Несмотря на то, что в доме Ямагучи было два этажа, в нём было всего-навсего две небольшие комнаты — одна на первом этаже, другая на втором. Большую территорию участка — всё пространство от крыльца до ворот — занимал сад. Когда солнце восходит, бутоны цветков распускаются, и весь небольшой зелёный ухоженный лес становится похожим на волшебную аллею из детских сказок с феями, гномами, говорящими маленькими животными или хотя бы лилипутами; но только его сад не кишит призраками, не принимает гостей в виде волшебников и даже не спасает путников, заплутавших где-то поблизости. За городом никогда не было избытка людей, и вокруг всё излучало тёплоту, спокойствие и уют. Появление Тсукишимы было единственным, что могло показаться магией. Кей не перелезал через ворота, на его коже местами проступали синяки, он ничего не видел без очков, которых у него, к слову, даже не было, и он явно не был грабителем, который пробирался среди ясного солнечного денька, чтобы стащить из дома Тадаши какую-нибудь безделушку, потому что телевизора и техники, которую можно стащить, у него попросту не было. И об этом знали все соседи, точнее люди, проживающие на расстоянии в два-два с половиной километра от его дома. Кей рассматривал сад и, притронувшись к закрученным в бутоне лепесткам и зелёному стеблю, резко убрал руку. — Чёрт возьми, зачем это? — в ладонь Тсукишимы впивалось четыре шипа. — "Цветы слабые. И простодушные. И они стараются придать себе храбрости. Они думают - если у них шипы, их все боятся..." — медленно произнёс Тадаши. — Что ты несёшь? — Тсукишима сердито вытащил из подушечек своих пальцев ненавистные шипы и смотрел в кремово-белый бутон, закрученный лепестками, казалось бы, мягкий и нежный, шипы которого могут впиться в кожу любого, кто попытается к ним прикоснуться. — Это цитата из "Маленького Принца", Тсукки — Тадаши провёл безымянным и средним пальцами по стеблю и поглаживал листья. Улыбка не сходила с его лица. Заметив хмурый взгляд Кея, он пояснил, — это философская повесть. Она достаточно популярна. Откуда ты прибыл, раз впервые слышишь об этом? Кей не ответил. Он наблюдал за тем, как руки Ямагучи обходят шипы, и он сам, не крича, не пища, наконец, замолчав хотя бы на счастливые полторы минуты, срывает жёлтую розу и протягивает её Тсукишиме — смешно, по-детски наивно, но искренне. Приняв подарок, Кей с каким-то призрачным интересом и почти остановившемся сердцем нежно касается лепестков, гладит зеленеющий лист — Ямагучи смеётся — и полушепотом благодарит его.[____]
Понемногу, от случая к случаю, на второй день всё становится окончательно ясно. Ямагучи забрасывает его вопросами, рассказывает о том, как тщательно следит за своими деревьями, кустарниками и любимыми розами, а также о "Маленьком Принце", про которого Тсукишима слушает с ещё большим непониманием. — Знаешь, ты мне чем-то напомнил его сначала, — Ямагучи задумчиво уставился в небо. — Может, ты и прибыл с другой планеты, вот только явно не для того, чтобы искать себе друзей, — он усмехнулся. — Но кажется, тебе понравились мои розы. В этом вы с ним немного похожи, — его голос опустился, и под конец он прибавил совсем тихо, таким образом, что услышать его было запредельно трудно, но Тсукишима услышал, — ... только Маленькому Принцу нравилась одна-единственная Роза, которую он приручил. Или которая приручила его? Кто знает, это уже не имеет значения. При любом раскладе её больше нет. Так же, как и твоей планеты. Так же, как и астероида Б-612. — Он замолчал. Тсукишима завороженно смотрел в звёздное небо, не сводил глаз с небосвода и внимательно прислушивался к словам Ямагучи, хоть и не понимал ни слова о Маленьком Принце, ни о Лётчике, который прожил свою жизнь не так, как хотел сам, а так, как за него решили "взрослые". Но Тадаши говорил об этом столь увлечённо, что ему хотелось его слушать. Так лихорадочно болтать Ямагучи мог только о двух вещах: о своём саду — выращивании сортов новых георгин, лилий, роз и десятке других названий цветов, которые ещё не улеглись в голове у Кея, — и о "Маленьком Принце". Временами он рассказывал ему о главных героях, случайные факты истории создания и выдавал цитаты. Тадаши всегда цитировал "Маленького Принца" с некой влюблённостью, будто бы влюбился в напечатанную книгу или героев — во всех сразу — он говорил возбуждённо и страстно, и Тсукишима взял себе на заметку, что ему стоит прочитать эту книгу, невзирая на то, что эта книга, являющаяся "философской повестью", скорее напоминала Кею сказку. Обычную сказку для маленьких детей, о которых он слышал, даже живя на другой планете. — Ты отдал мне розу тогда, потому что я напомнил тебе Маленького Принца? — он прошептал куда-то в темноту. Небо было невероятно красивым. Наблюдать за звёздами доставляло Тсукишиме удовольствие. Неужели... с той крошечной планеты тоже можно было увидеть столько всего, если бы он просто вовремя поднял голову? Сейчас узнать ответ на этот вопрос он уже не сможет. Ямагучи заснул сладким сном прямо на траве под открытым небом и положил голову на плечо Тсукишимы, который так и не услышал ответа на свой вопрос.[____]
На третий день Тсукишима был уверен, что Маленький Принц не имеет к нему никакого отношения. Он отвечал за свою планету, любовался закатами, не поддавался могущественным баобабам и имел в своей жизни хоть что-то, из-за чего его жизнь нельзя было назвать бессмысленной. Кей был другим. Он не воспринимал всё так серьёзно, не отвечал за свою планету и даже не умер вместе с ней — трусливо(?) сбежал и очутился здесь, где баобабы не уничтожают мир, вокруг расцветают розы, сутки идут медленнее и насыщеннее. Эта планета была слишком живой. А по сравнению с его планетой и пустыня Сахара будет более пригодна для жизни. У Кея не было розы, которой он дорожил, он не заботился ни о ком, кроме себя, и ему хватило наглости остаться где-то здесь, в саду, на чужом участке, хозяин которого посвятил всю свою жизнь своему дому, бумажным книгам и саду, где жизнь процветала даже ночью, когда все бутоны цветков закрывались, и небо становилось тёмным. Кей в своей жизни никого не приручал и, скорее всего, не приручит, он практически точно в этом уверен. В тёмном небе этой ночью всё небо заслоняли серые облака, и последнее, что Тсукишима увидел, — яркий свет луны и три небольших звёзды, смотрящих ему прямо в лицо.[___]
"А как это приручить?"
— Тсукки! — голос Ямагучи приятно распространился среди опустившихся цветов и красно-жёлтого неба и огненным заходящим Солнцем. — Если бы твоя планета... по-прежнему была на своём месте, если бы я дал тебе розу, ты бы смог позаботиться о неё и пропалывать землю, чтобы защитить её от баобабов? — Зачем мне роза, если у тебя в саду сотни таких же? Ямагучи тяжело вздохнул. — Это не одно и то же, — ответил он. Тсукишима смотрел на его переливающиеся на свету уходящего солнца волосы и серьёзное выражение лица. На полминуты Кей захотел снова увидеть его улыбку. — Ты ещё не дочитал до Лиса? — Тсукишима отрицательно помотал головой. — Он был тем, кто больше всего на свете желал, чтобы его приручили. — Последнее слово вызвало у Кея странное неприятное послевкусие. — Он говорил, что можно узнать только те вещи, которые "приручишь" — создашь узы. — Губа Ямагучи снова тронула лёгкая улыбка. — Знаешь, — прошептал он, — если слово "приручить" означает "создать узы", то кажется, что я приручил тебя, — Тадаши рассмеялся, а Кей не понимал, как ему нужно на это реагировать. — Но ведь в конце Принц улетает обратно? — уточнил Тсукишима. — Да. В конце истории Маленький Принц возвращается "домой" вместе со своим барашком и желанием жить. — Ямагучи особенно чётко произнёс последние два слова. — Разве это не противоречиво? — Если бы он остался, то был бы несчастен без своей Розы. Лису достаточно того, что его Маленький Принц счастлив. — Ямагучи замолчал. В этот вечер, кажется, солнце зашло за горизонт и спряталось за кроны деревьев за пару секунд. Кей смотрел на Тадаши с растрёпанными волосами, серьёзными глазами и лёгкой улыбкой на лице. — "Люди забыли эту истину, — Ямагучи сделал паузу, — но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил". Тадаши поднял свой взгляд с земли и направил его прямо на Кея, смотря прямо в его глаза — не то зеленоватые с жёлтыми крапинками, не то карие (но Ямагучи склонялся скорее к первому). Ветер поднялся, и листья на деревьях зашелестели. Ямагучи поселился в своём саду и разделил его ровно наполовину с кем-то другим в первый и в последний раз в жизни. Тсукишима с интересом наблюдал за цветущими розами и осторожно обрезал им шипы, прежде чем срезать. Ямагучи Тадаши громко смеётся, улыбается от каждой мелкой радости и чувствует себя счастливым, а Тсукишима Кей нашёл то, из-за чего прекратил своё "бессмысленное" существование, и засмеялся Ямагучи в ответ.