Галерист

      Понедельник выдался тяжелым.       Все выходные я только и делала, что писала, изредка прерываясь на кофе и перекусы. Ещё с вечера субботы пришлось выключить мобильный – Чарли просто обрывала телефон неустанными звонками и будто намеренно игнорировала сообщения «Поговорим потом». Конечно, ей было жутко интересно, как прошла встреча с «мистером Чудные-Кудряшки», но из меня потоком шли идеи, и было совершенно недосуг.       Включив телефон в воскресенье ночью, я обнаружила там тонну звонков от Чарли и сообщение от Эрика: «У меня есть кое-какая идея. Позвони, когда наконец устанешь писать». Засыпала я с глупой улыбкой, а проснулась ни свет ни заря, конечно же, совершенно не выспавшейся. Пожалуй, меня поймет каждый творческий человек. Невозможно спокойно спать, когда мозг неустанно генерирует идеи.       В итоге, из зеркала на меня смотрела натуральная панда, а наикрепчайший кофе, оказывается, совершенно не бодрит, если не спать нормально две ночи подряд.       На работе было ужасно тяжело сконцентрироваться на статье, которую миссис Дарлинг требовала с меня уже к сегодняшнему вечеру. Чарли гудела над ухом, требуя рассказать, как все прошло с Эриком, над вторым ухом почти каждый перерыв гудел Джон Симмонс. Они с Чес оживленно обсуждали недавнее происшествие.       - Да ладно, все так и было?       - Да, две девушки, молоденькие, представляешь? Наверное, студентки, мне пока так и не удалось узнать, сколько им было - чертовы копы все замалчивают.       Чарли плаксиво скривилась:       - Бедные крошки.       - Да-да, - Джон с жаром сплетника в пятом поколении размахивал руками: - Тела нашли на берегу Чарльза, в пятнадцати минутах от Бостонского колледжа. Камеры на Нонантам-роуд не зафиксировали ни одной свернувшей на берег машины. Есть предположение, что девочек убили в другом месте, а тела перевезли по реке.       - А следы сексуального насилия?       Симмонс пожал плечами, облокотившись на перегородку:       - Экспертизы все ещё проводятся. У меня на крючке есть один паренек из следовательской комиссии, если что станет известно – он свистнет. Только бы написать об этом первым! Если Кортни из «Бостон Университи» снова меня обскочит – ей богу, Дарлинг потребует заявление на стол или смертную казнь.       - Вот везунчик, - Чарли надулась. – Тебе всегда есть, о чем писать.       - Хэ-хэ, да уж, пока мир полнится маньяками и ублюдками, Джонни Симмонс на коне. Дай пять, Бэкки!       Здоровенная ручища мелькнула перед мои лицом, загораживая монитор. Я закатила глаза, чувствуя, что из ушей вот-вот повалит дым.       - Вообще-то я работаю.       - А, о’кей, прости. Чарли, встретимся на перекуре.       Блондинка яро закивала «угу-угу», а потом хмуро повернулась ко мне.       - Мало того, что ничего не рассказываешь, так ещё срываешься на коллег.       Обреченно вздохнув, я отстранилась от компьютера и потерла уставшие глаза. Интересно, что случится быстрее – я ослепну, или пальцы отвалятся?       - Прости, Чес. У меня выдались бурные выходные.       - Да-а-а-а? – Прямо-таки слышу, как щелкает в голове подруги сексометр. – Вы развлекались все выходные?..       - Ты сдурела, да? Чтобы Ребекка Дуглас потянула в постель малознакомого парня? Ей бы не хватило смелости.       - Давно говорила тебе, что надо сходить на курсы.       - Курсы? Какие ещё курсы?       Чес прицокнула языком и закатила глаза, мол, вот же забывчивая курица.       - Курсы «Как добиться успеха у мужчин», которые ведет моя кузина. Как по мне, все эти сексистские штучки крайне оскорбительны, но похоже девушкам вроде тебя могут быть полезны.       Я махнула рукой, глядя на недописанную статью.       - Мне сейчас не до этого. Надо закончить работу и следующую главу. А выходные я провела не в постели, а перед ноутбуком. И кажется, скоро не смогу разогнуться из сидячего положения, поэтому пошли обедать.       Сегодня мы ели в закусочной на Окленд-стрит - здесь подавали любимую Джоном тайскую еду. Для меня она была слишком острой, поэтому пока Симмонс и Чарли уплетали Том Ям Кунг, я ковырялась вилкой в салате. Не знаю, то ли подобные разговоры способствовали лучшему пищеварению, то ли мои коллеги просто-напросто извращенцы, но они снова обсуждали недавнее происшествие на берегу Чарльза. Я слушала только краем уха, мне было, о чем подумать. Например, о том, что за идея посетила Эрика. После субботней встречи, на которой мы проболтали чуть ли не до самого закрытия, я не могла воспринимать его как незнакомого человека. Видимо, когда два творческих духа переплетаются, создавая одну идею, побратимство происходит само собой. Когда я думала об Эрике, по всему телу и будто даже внутри пробегали мурашки. Словно бы с ним в самом деле задумали какую-то аферу века и вот-вот должны были приступить к её воплощению. А может, мне просто не терпелось снова увидеться с ним. Все-таки, какая девушка будет чувствовать себя спокойно, когда рядом идет такой красавчик? Парень с обложки, мечта, прямо-таки идеальный кен для идеальной барби. Но было в нем ещё что-то такое… земное, что ли. Чем больше и чаще я видела Эрика в естественной среде обитания, а не в своих мыслях, тем человечнее он казался. Я частенько брала интервью у всяких красоток-моделей и даже некоторых актрис, часто держала в руках только-только сфальцованные журналы, на обложках которых красовались мужчины невообразимо стильные и эффектные. И столь же часто задавалась вопросом – какого чувствовать себя красавцем? Просыпаться утром, глядеть в зеркало и понимать, что ты идеален, что стоит тебе только улыбнуться и тысячи тысяч людей, будут грезить твоей улыбкой во снах, рисовать тебя в свадебном костюме перед алтарем, с детишками на руках. Какого это - быть эталоном?       - Да, привет. - Я поднималась в офис по лестнице – лифт как назло сдох. – Ты просил позвонить, когда…       Ох уж этот его голос:       - Устала наконец писать?       Я засмеялась:       - Ага, уже видеть не могу свой ноут. Что у тебя там за идея?       - Эм-м… - На фоне вдруг кто-то вскрикнул, послышались тревожная музыка, я даже смогла разобрать грозный мужской вопль: «Рот откроет пытка!». – Да, у нас тут скоро Лодовико с Грациано подерутся. Слушай, сейчас не очень удобно говорить…       - Я перезвоню!       - Да нет, лучше просто будь готова в следующую субботу часам к шести вечера. Я за тобой заеду.       - А-а-а… - Я встала посреди лестницы, соображая нет ли у меня на эту субботу каких-нибудь планов. Но даже если и были – пойдут к черту. – Хорошо, а что мы будем делать?..       - Это сюрприз. И… только не джинсы, ладно? Что-нибудь классическое.       - О, мы что идем знакомиться с твоими родителями?       Черт, опять! Опять я ляпнула, не подумав!       - Нет, - неожиданно серьезно ответил Лэнг. - Это мы отложим на потом, Бэкки.       От этой его «Бэкки» у меня зашевелились волосы на затылке и заклокотало в груди. «Пагубный подлец!» - вдруг снова раздалось на заднем плане. И в самом деле, черт подери!       - Ну что, мы договорились? В субботу в шесть вечера я буду у твоего дома.       - Замётано, шеф!       - Тогда до скорого.       Из трубки послышались гудки, а я вдруг перестала улыбаться, раздумывая не слишком ли по-девчачьи себя веду. Чарли не раз говорила, что с мужчинами нужно быть женщиной, а мать по телефону любила пичкать какими-нибудь ключевыми фразами, которые должны создать нужное впечатление – дорогой куколки, которая знает себе цену. Но похоже мне никогда не научиться правильно себя вести. По крайней мере, с парнями, которые нравятся. Впрочем, на самый крайний случай был выбор – относиться к Лэнгу сугубо как к прообразу моего галериста Рика.       Как бы то ни было, но в субботу в шесть вечера я была дома как штык. Памятуя о его «только не джинсы», перерыла весь свой шкаф, проклиная это извечное женское «нечего надеть». Нет, у меня были вещи на выход, и немало – частенько приходилось присутствовать на всяких полусветских тусовках от лица издательства, но сейчас все эти наряды казались… неподходящими. В итоге я остановилась на черной классической юбке и белой блузке в викторианском стиле - Чарли сказала бы, что её подруга выглядит как призрак из какого-нибудь английского особняка. Легкий макияж, волосы убраны под стать образу. Я напоминала себе стокеровскую Мину – милая и строгая одновременно.       В общем, приготовившись к неведомому сюрпризу, леди Мина сидела на бабушкиной софе, ждала своего милого Джонатана и, чтобы унять мандраж, предавалась воспоминаниям. Когда бабушка и дедушка умерли, мама решила свернуть семейный бизнес, но в свой парижский дом забрала только малую часть собранной родителями коллекции. Все остальное хранилось в доставшейся мне по наследству квартире. В детских воспоминаниях дедушкина гостиная казалась просто огромной: высокие потолки, скрипучий английский паркет, здоровенные окна. Всегда светлая, просторная - самое то для детских игр. До сих пор помню, как весело было прятаться от дедули под массивным дубовым столом с львиными ножками и устраивать там заговоры шахматных фигур – пешки против короля, король прячется за ферзем, слон неустанно бдит, охраняя трон. Я ностальгически улыбалась, поглаживая вышитые на софе ирисы. Теперь, заваленная почти под самый потолок всяческим антиквариатом, гостиная казалась чуть ли не вдвое меньше. Со всех сторон на меня глядели произведения искусства разных эпох и авторов. Статуэтки древнегреческих богов, сцены из жизни венценосной четы, замочные скважины лакированного комода, декупажные шкатулки работы Фрагонара. Прикрыв глаза, я глубоко вдыхала извечный здесь запах старины, погружаясь в миры прошлого. Вот где-то в коридоре сплетничают служанки, в ажурной клетке щебечет птичка, мои руки покаяться на узорчатой ткани дорожного платья. Этим вечером я собираюсь на прогулку, и в мерном постукивании дождя за окном мне слышится цокот копыт и скрип колес подъезжающей кареты.       Раздался звонок в домофон. А вот и Джонатан.       Или Дракула, подумала я, открывая дверь. Черные кудри снова зачесаны назад, воротник пальто по-прежнему в стойке, только теперь уголки смотрят в разные стороны - только клыков не хватает. Шарф небрежно обнимает шею, из-под расстёгнутого пальто виднеется темный жилет и бордовая рубашка.       Эрик осмотрел меня с аристократичной полуулыбкой и, кажется, остался доволен. В таком же почтительном молчании, я сняла с вешалки свой плащ, и мы, взявшись под руки, чинно прошествовали к его автомобилю – черному, блестящему «Мазератти».       - Так и будем молчать? – не удержалась я.       - Ш-ш-ш, - Эрик улыбнулся, глядя на дорогу. – Не порти момент.       Так мы ехали до самого пункта назначения. Эрик – загадочно улыбаясь, я - размышляя в предвкушении. Когда Лэнг сказал, что мы уже почти прибыли, и осталось только найти место, где бы припарковаться, мелькающие за окнами афиши уже навели меня на пару мыслишек. «Мастера, чьи работы сто лет были под запретом», «Вульгарно и животрепещуще», «То, что заставляло краснеть наших предков». На мой вкус завлекающие лозунги вышли не слишком удачными, но я пообещала себе закинуть подальше профессиональный переклин и просто наслаждаться.       - Надеюсь, ты не подумала, что мы пришли сюда приятно провести время? – спросил Эрик, помогая мне снять плащ и передавая наши вещи в гардероб.       Этот вопрос поставил меня в тупик.       - Эм… в смысле?..       Рик по-театральному закатил глаза и, опустив руку мне на плечо, плавно повернул в сторону зала.       - Мы пришли сюда за вдохновением.       И тут меня осенило. Галерея! Изящных искусств! Полная картин в жанре «ню»! Это было настолько очевидно почти с самого начала, что я чуть не ударила себя по лбу – как не догадалась сразу?! Чертовски хорошая идея, Эрик!       - Господи, - прошептала я, невольно сжимая его руку. – Ты просто гений, просто… бог.       - Польщен, конечно, - негромко хохотнул Лэнг, мягко сжимая мою ладонь в ответ. – Но мне показалось, что это первое что мы должны сделать, прежде, чем продолжить наш роман.       - Да-а-а…       - Идем, - шепот коснулся моего уха, - я тебе все покажу.       И Эрик повел нас вдоль галереи, рассказывая, как тяжело было найти подобные работы, да ещё в одном месте. Оказалось, он уже был здесь неделю назад, вдохновлялся и размышлял. И много думал, прежде чем предложить мне такую, как он выразился, не совсем гуманную идею.       - Ты о чем? – встрепенулась я.       Когда мы снова оказались недалеко от входа, Эрик отошел на минутку и вернулся с газетой из местного киоска. Потом, не говоря ни слова, вернул меня к одной из картин, мимо которой мы уже проходили. Гоген. Не назову себя ценителем постимпрессионизма, поэтому в первый раз и не обратила особого внимания на полотно.       - Я пригляделся к этой картине, после одной статейки в газете. И тут меня осенило.       - Эм, да?       - Да. Присмотрись.       Я пожала плечами и сделала, как он сказал. На картине изображались две… девушки? Обнаженные. Лежали, кажется, на берегу, будто после купания. На одной из них – венок из каких-то белых цветов. Табличка под полотном гласит: «Поль Гоген. А ты ревнуешь?.. 1892». Я недоуменно подняла глаза на Эрика.       - А теперь взгляни вот на это.       Лэнг протянул мне раскрытую газету. На колонтитуле до боли знакомый логотип «Паблишер Дей», пятая колонка, статья про убийство на берегу Чарльза. Две обнаженные девушки, лежащие на песке.       Под статьей курсивом подпись автора: «Всегда первый, Джон Симмонс».