Во славу Самаэля, конечно

Ты — моя юность, моя звонкая песня. По старой щеке сползает слеза. Дрожащее тело качается в кресле, Совсем потускнели слепые глаза. Ты — радость, весна, ты рождение жизни, Ты — тишина в полуночном лесу. Ты — воплощение дома, Отчизны. Ты — запах озона на листьях в грозу. Во имя тебя шестьдесят лет назад я Послала с отказом домой жениха. И лишь в честь тебя к всяким увещеваньям я, как постовой, оставалась глуха. Бежали года, как течные собаки. Ты не пожелал время чуть придержать. Ты видел, в какие вступала я драки, Чтоб только позицию отстоять? Ты слышал цистерны пустых оскорблений, Летящих, как пули с МГ-42*? Ты чуял мой гнев из-за тех осквернений, Которые были… Лишь вид баловства? И каждая арка известной всем манги, Как ствол пулемета к центру души. Перед содержимым её, как цуганги**, Дрожу я, шепча:«Ну прошу, не греши». Я вижу мангаку, что резво играет С моей главной мышцей, как парень с мячом. Ведь ей ничего совершенно не стоит Пронзить моё сердце тупейшим мечом. Движенье руки и, как молния, мысль. Пустяк для кого-то, но дрожь до костей… Казалось бы, где тут какой-нибудь смысл? Но сердце уже в синяках всех мастей. Но что это все по сравненью с войною, Которой нет жёстче и злее во век. И это — борьба со своею душою, Со здравым рассудком — Врагом всех калек. Со страхом и грустью, С уныньем, с изгоем, Который засел оккупантом во мне. Жгутся лучи нестерпимейшим зноем, Рождая безумный мираж о весне. Но пусть. Перед смертью не держат обиды, Ведь все это в сущности чушь и пустяк. Готовы уже весы грозной Фемиды***. Поток реки Стикс на мгновенье иссяк. Ты был моим счастьем, моим вдохновеньем. Под левым ребром будил быструю дрожь. Сегодняшний день — праздник благодаренья, А голос в мозгу говорит:«Ты умрёшь». Ну что ж, так и быть. Эта ночь не из лучших, Но я её встречу с открытым лицом. Привет, ангел смерти, ты сильный, могучий. Я знаю тебя и склонюсь пред концом.