Звонки

      — Снято! — крикнул кто-то, и Софи вновь оказалась на съёмочной площадке, а не в Вестеросе.       Вокруг неё опять закружились люди, шумно и старательно выполняющие работу, как огромный рой пчёл, а она продолжила стоять неподвижно, сжимая в руках бутафорский клинок, которым только что «убила» человека. Выходить из образа было трудно. Сегодня особенно.       Внезапно все поддались общему импульсу и начали хлопать, соблюдая традицию − так было принято провожать актёра, отыгравшего свою финальную сцену. Тёрнер последовала обычаю, не чувствуя никакой радости. Она безучастно следила, как все чествовали виновника, подходили к нему, поздравляли, хвалили, а он с напускной надменностью, призванной скрыть смущение, принимал комплименты и ловким, отточенным давно движением расстёгивал воротник камзола в последний раз.       И ей тоже нужно было что-то сказать, Софи должна была хотя бы пошевелиться, чтобы не привлекать ненужного удивления, но как невозможно оказалось это сделать: внутри кипело столько противоречий, а главным порывом являлось желание заплакать по-детски непосредственно, как будто кто-то из родных оставил её одну и ушёл, не обняв напоследок.       − Эйдан! − Софи, наконец, срывалась с места, дождавшись, когда ажиотаж вокруг него спадёт.       − Смотри, что натворила Санса! — проворчал он беззлобно и показал на свою грудь, забрызганную кровью. По сценарию, клинку суждено было пронзить сердце Пересмешника.       − Да, та ещё стерва выросла, − согласилась Тёрнер и невольно улыбнулась, − не надо было злить.       − Не надо, − повторил Гиллен и потерял остатки образа лорда Бейлиша: его взгляд стал чуть рассеянным, в голосе больше не слышалось затаившихся угрожающих нот, − пусть её следующая жертва умирает мучительнее и непригляднее.       − Договорились, − кивнула актриса.       Всё имеет свойство кончаться, однако не со всем можно успеть проститься, и Софи понимала, что теряет возможности с каждым мгновением, но как же сложно! Она готова была поклясться, что боялась его в начале совместной работы, а теперь готова была поклясться, что её пугало, что они уже не увидятся. И подходящие слова никак не приходили на ум. Вместо них в голове царили паника и путаница, сбивающие дыхание.       − Не представляю, как дальше без Мизинца. Я ставила, что он займёт Железный трон, − она изо всех сил изображала ту непринуждённость, которую привыкли видеть окружающие, − отныне всё будет по-другому.       − У тебя есть шансы, пока не идут финальные титры, − подбодрил её Эйдан, едва прищурив глаза.       − Не теряйся после окончания съёмок, пожалуйста, − честно попросила Софи, − на премьерах тебя трудновато поймать.       Гиллен лишь беззвучно пожал плечами, снимая с себя всякую ответственность.       − Хотя бы звони иногда.       − У меня нет твоего номера, − тактично напомнил актёр.       − Что ж…       Ей вдруг надоело притворяться и играть, умолять, ходить вокруг. Быстрым движением Софи вырывала из его рук телефон, который мужчина имел неосторожность достать из кармана, и, не обращая внимание на предостерегающий взгляд, вбила треклятые цифры, осторожно отступая назад, подальше ото всех.       − Вот, теперь есть, − убеждённо проронила она, твёрдо глядя в потемневшие от негодования глаза Гиллена и протягивая обратно аппарат.       − Это, по-твоему, смешно? − с нескрываемым раздражением спросил тот.       − Нет, − призналась девушка, − однако это единственный способ быть рядом.       Ей чужд был стыд, она вздохнула, чувствуя себя свободной от лишних разговоров. Всё произошло и осталось позади. Разве что румянец на щеках горел сильнее обычного.       Зато Эйдан выглядел озадаченно, крепко сжимая в руке телефон. В жизни он совсем не был лордом Бейлишем и не предвидел человеческих поступков наперёд, особенно те, что исторгало сердце. А затем до него дошло. Мужчина нахмурился, как будто уколовшись, и не смог ничего сказать, лишь приоткрыв в тщетных попытках губы.       − Ох, девочка, − в конце концов обрёл он голос и с тревогой посмотрел на застывшую Софи. Её лицо озарила грустная улыбка. − Иди сюда.       С заботой, которая накопилась в нём за несколько лет к рыжей непоседе, Эйдан аккуратно обнял её, ощущая запоздалую грусть. Наверное, они бы могли дать друг другу гораздо больше, если бы успели раньше найти общий язык. Вместо этого у них было множество упущенного времени позади, проведённого в стеснениях и противоречиях, с которым нельзя было сотворить чудо. Пути расходились, и строить что-то оказалось невозможно. Не с подобными данностями…       − У тебя всё впереди, девочка, − прошептал он, бережно гладя её по спине, − не трать лучшие годы на хлам.       − Не говори так, − пробурчала неохотно девушка, зажмурившись и уткнувшись ему в шею, не желая разрушать мгновение, − просто звони.       − Ладно, − согласился смущённо Эйдан, отстраняясь и обхватывая её лицо, − будь сильной…       − Без тебя, − подхватила актриса. − Когда мы увидимся в следующий раз, я, возможно, буду замужем.       − Может, и нет, − уголки его губ дрогнули, и Софи захотелось смеяться и плакать одновременно. − Мы ведь не в кино.       Он ушёл первым, как тогда, в какой-то полузабытой сказке, где было проще и искренней, несмотря на извечное напряжение и натянутые до предела нервы, где в игре было достаточно правды, чтобы не озвучивать мысли, продолжать жить с стеснением и противоречиями, теряя драгоценное время. А она смотрела ему вслед, пытаясь убедить себя, что ещё возможно что-то построить. Данности есть.       Всего один звонок.