Звонки

      Дублин был серым, прохладным и влажным городом. Он оставался таким всегда, а осенью все его худшие черты достигали своей кульминации: в это время года Ирландское море словно поднимало часть себя, превращало в мелкую пыль и обрушивало на побережье холодной белёсой мглой, которая не рассеивалась до самой весны. Выдерживал суровый характер ирландской погоды лишь тот, кто её не замечал или боготворил, и Эйдан принадлежал к первой группе. Он не любил солнечной жары, ледяного холода и постоянных дождей. Для него родной Дублин был золотой серединой, не допускающей ни первого, ни второго, ни третьего и дающей свободу для свежести мыслей.       И пока осенняя пора только вступала в права, укорачивая день и раздевая деревья, он, развалившись на диване в гостиной и слепо вчитываясь в сценарий новой пьесы, думал о листьях. Не о простых жёлтых и золотых, мерно опадающих на землю. Нет, о насыщенно медных и багровых, дико мчащихся по ветру необжигающим огнём, обращающихся в пыль и оседающих на случайных прохожих. Эйдан не знал, почему именно подобные ассоциации будоражили его разум.       Ответом стал стук в дверь, громкий, требовательный, отпугивающий уют спокойного вечера. Поднимаясь на ноги, мужчина несколько раз перебрал в голове, кто мог так непрошено прийти в гости, но ничего не придумал, лишь недовольно искривив рот.       Из всех визитёров этот был самым неожиданным и нереальным. Софи, в маленьком чёрном платье, в котором с лёгкостью продрогла, с красной помадой на губах, как будто сошедшая с обложки глянцевого журнала, стояла в дверях. Она была пьяна, едва покачивалась, а дух дорогого шампанского заменил ей парфюм.       — Я устала, — плаксиво выдохнула она, ловко преодолела расстояние, отделяющее её от Эйдана и, обвив его шею холодными руками, жадно поцеловала.       В первые мгновения мужчина даже не осознавал, что произошло, ощущая ягодный вкус помады на её и своих губах, затем ему стало не по себе.       — Софи! — он мягко, но решительно освободился из объятий девушки и требовательно посмотрел в голубые затуманенные глаза. — Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашла?       Как нашла? Софи чуть склонила голову, припоминая подробности и стараясь сдержать отчаяние и злость, скопившиеся внутри. Тёрнер не виновата была, что её пригласили на неделю моды в Дублин — она просто нашла в этом знак. Покидая для поездки Лондон, она думала, что всё не случайно. Встретив на вечеринке после показа нужных людей, Софи окончательно утвердилась в идее. А дальше в ход пошли учтивые улыбки, уклончивые вопросы и море алкоголя, заглушающего страх и нерешительность. Ей нужно было сказать столько всего.       — Почему ты не звонил? — вопрос задрожал от боли. — Тебе совершенно плевать? Зачем нужно было обещать, если тебе всё равно?       — Софи, я…       — Несколько месяцев! — по слогам произнесла девушка, глядя прямо в глаза Эйдану. — Я ждала несколько месяцев, когда ты позвонишь! Позвонишь и скажешь какой-нибудь пустяк или объяснишь, что всё это глупая ошибка, и попросишь больше никогда не беспокоить. Я надеялась. Верила. Ты мог остановить это очень давно, приложив капельку усилий и мужества, но ты молчал! Неужели ты не ничего понял?       Софи ощущала, как распаляется от собственной речи, выпуская наружу всё больше безнадёжности и тоски. От эйфории, с которой она хранила любовь и мечты первое время, не осталось следа. Лучшее потемнело, превратившись в больную одержимость, и теперь вызывало лишь слёзы. И девушка не представляла, как покончить с этим. Поэтому измождённо отдавала жизнь в руки того, кто её изменил.       Эйдан не спешил нарушить тишину. Мужчине казалось, что ему не дано право говорить и любые попытки будут пресечены. Внутри него боролись противоречивые чувства: удивление, шок, сожаление, сочувствие, немного недоверия. Неужели она действительно не мерещилась ему? Софи — девушка, которую он впервые увидел, когда той было пятнадцать; Софи — выросшая красавица, которую знал весь мир. Она стояла перед ним и вверяла удивительную правду, в которую он не мог поверить с их последней встречи.       — Мне очень жаль, — начал Эйдан, тщательно взвешивая слова, — я давно должен был позвонить. Но что бы это дало? Шансы, что нас не осудят, малы. Люди никогда не поймут это. Они начнут критиковать, корить…       — «Они»? Кто «они»? Почему ты прикрываешься другими? — в сердцах воскликнула девушка. В её глазах блестели слёзы. — Не важно, что говорят люди! Имеет значение лишь то, что говоришь ты! Здесь и сейчас у тебя есть возможность прекратить метания. Если тебе безразлично, если нет никакой надежды — скажи. Всё закончится.       Ультиматум, требующий незамедлительного ответа, наконец, был выставлен, однако Эйдан не торопился принимать решения. Ведь он думал — звонить или нет. Всё время, что прошло со дня их расставания. Он не забывал и продолжал смотреть на цифры, которые выучил наизусть. Софи просила отпустить её, чтобы уйти навсегда, и это означало конец. Раздумья прерывались, и выбора больше не оставалось.       — Я не могу, — произнёс он в конце концов и удивился своим словам.       — Что? — ей показалось, что она не расслышала.       — Я не могу, — снова сказал мужчина увереннее и покачал головой.       Софи в замешательстве нахмурилась. Она готовилась к закономерному разговору ответу, затаившись внутренне, и не знала, как реагировать теперь. Натянутые до предела нервы судорожно опали, превратив тело в вату и выпустив из его недр нечто тёплое, очень походящее на счастье, разлившееся по венам. Несколько секунд она пристально вглядывалась в лицо Эйдана, на котором читалась растерянность и раскаяние, затем девушка вновь поддалась вперёд.       — Ты можешь, — пообещала Софи, встав вплотную к нему и порывисто скинув неудобные туфли, мешающие быть на равных. — Ты можешь всё, — повторил она, смотря в его сводящие с ума синие глаза.       Её руки опять легли ему на плечи, но на этот раз никто не стал их сбрасывать. Напротив, прежде, чем губы девушки получили его долгожданный поцелуй, Софи почувствовала, что её крепко обнимают.        Мгновение, и все мысли покинули голову, уступив место пульсирующему наслаждению.

***

      На ковровой дорожке премьеры заключительного сезона «Игры престолов» можно было ослепнуть. Не успевали исчезать одни вспышки фотокамер, как на их месте вспыхивал миллион новых, сопровождаемых дикими криками журналистов. Посреди подобного хаоса Софи, послушно замершая по их команде и неторопливо позирующая, казалась особенно величественной и спокойной. Эйдан не удержался от усмешки: окружающие даже не представляли, кто на самом деле эта милая девушка с небесно-голубыми глазами.       — Я написал на тебя заявление в полицию, — произнёс он с самой дружелюбной улыбкой, подходя к ней и обнимая за талию. Папарацци закричали ещё громче. — За изнасилование.       — Вот как, — с не меньшей теплотой ответила Софи, продолжая позировать, — нельзя изнасиловать человека трижды за ночь против его воли в собственном доме, не связывая.       — А исчезнуть с утра можно.       Девушка кинула на него мимолётный взгляд, в котором проскользнула чертовщика. Наверное, они сделали шаг в правильном направлении. То, что Эйдан перестал избегать её, стало настоящим прорывом, но и ей нужно было научиться не бояться своей одержимости. Новые данности накапливались, и в какой-то миг им, возможно, предстояло победить.       — Ты знаешь, как меня найти.       Пара вспышек, и её уже не было рядом с ним.