your name on my skin

Чехов сказал абсолютно всем, что на свое двадцатипятилетие он не хочет вечеринки. Капитану он сказал два раза, по факту; во второй, кстати, МакКой тоже был рядом. Паша уже все распланировал — небольшой тихий ужин с Сулу, как раньше, в Академии, а после он хотел посмотреть с Леонардом фильм. Обычный просмотр кино, без подарков, торта, без суеты. Это все, о чем просил Чехов. Наверное поэтому Боунс не чувствовал ничего, кроме раздражения, когда Джеймс Т. Кирк, все еще экстраординарный парнишка из Айовы, вызвал его в свою комнату и попросил прийти в столовую в шесть и «быть в чем-то приличным, Боунс!». — Ты же знаешь, что Павел не хотел вечеринок и всего этого? — Уточнил МакКой. — Да, я знаю, что он сказал, — скривился Кирк. — Но… — Но я-то знаю, чего он действительно хочет! — Джим похлопал Леонарда по плечу, когда тот скривился от представшей перед ним перспективы. — Он не такой как ты, Боунс! Уверен, что он не хочет сидеть и болтать на свой день рождения, он хочет веселится! — На тебя он тоже не похож, Джим. Все твои вечеринки заканчиваются слишком дрянной музыкой и огромным количеством пива, — МакКой вздохнул. — Отговорить я тебя уже не смогу? — Встретимся в шесть! Павел и Хикару наслаждались своим обедом в столовой, когда без пяти шесть к ним зашел Боунс и молча сел за стол. — Леонард, я не думал, что мы встретимся до семи, — сказал Чехов. Сулу посмотрел на доктора сверху вниз, отметив белую рубашку, одетую поверх стандартной черной формы, туфли, обутые вместо привычных черных мокасин (скорее тапочек), которые он носил во время службы, и разочарованно вздохнул. Конечно, МакКой выглядел гораздо лучше Хикару — тот лишь снял свою желтую униформу и оставался в черной майке. Паша же успел сменить форму на розовый свитер и переобуться в кроссовки — его привычный стиль. — В свою защиту хочу сказать, что я честно пытался его остановить, — обратился Леонард к парням. — Кого? От чего остановить? — спросил Паша. — Он сказал мне, что не собирается! — Вздохнул Сулу. — Кирк сказал, цитирую «даю свое слово». — Сулу, ты же прекрасно знаешь, что, порой, означает слово нашего капитана. — Эй, кто-нибудь из вас скажет мне, что происходит? — И на этих словах Чехова раздался голос Ухуры, поющей «С Днем Рождения», которая шла следом за Кирком, несущим огромный торт к их столу. Все остальные, кто, как думал Павел, занимались своими дурацкими делами, тоже встали и стали петь. Боунс огорченно смотрел на толпу, приближающуюся к ним, и с каждой секундой все больше начинал злиться на Джима. Когда он посмотрел на Пашу, который на секунду отвернулся, чтобы сделать глубокий вдох, он увидел, как парень буквально включает в себе ту широкую и красивую улыбку, с которой он общается со всеми. Он отлично притворялся — Леонард не мог этого отрицать. Ему потребовалось полгода, чтобы увидеть настоящую улыбку парня — теперь он всегда видел, если Чехов играет, но как же он хорош! Это была половина проблемы. Может, если бы он постоял за себя, хорошенько высказался хотя бы раз, может быть Кирк, Скотти и все, кто любил поболтать с ним обо всем на свете, поняли, что ему тоже нужно свое время и пространство? Господи, Боунс хотел встать и накричать на всех, но в этот момент Чехов повернулся к нему и внимательно посмотрел своим взглядом. Приподняв брови, он буквально произнес «ради Бога, не устраивай сцену сейчас», и Леонард просто сел, сложил руки и стал ждать, что же произойдет дальше. Все столпились вокруг стола, а Кирк буквально сел на колени к Боунсу, пытаясь красиво поставить торт перед Чеховым и зажечь все 25 свечек. Когда Павел их задул, все еще раз пропели «С Днем рождения» и стали радостно хлопать и лично поздравить именинника. Каждый пытался ухватить себе кусочек торта, который профессионально раздавал Кирк, включилась музыка и она была ужасной, действительно ужасной. За всю вечеринку, как оказалось, ответственными были Нийота и Джим, и Павел, кажется, не возражал. Люди разошлись своими компаниями, разобрав угощения и пожелав Чехову «всего наилучшего» — они танцевали, играли в карты, кто-то просто стоял и болтал. Сулу и МакКой вздохнули и столкнулись взглядами — может быть, идея Кирка не скатится во что-то совсем непереносимое в этот раз? Торт, по крайней мере, был великолепен — Леонард попробовал и съел весь кусочек буквально за минуту. Все еще надеясь спокойно посидеть за просмотром фильма, Паша успел лишь ненадолго присесть к МакКою — его утащил Джим, что-то пробормотав про «первый танец — привилегия капитана». Боунс хотел сказать что-нибудь циничное, о том, что Кирк сейчас немного мешает, но не успел. — Лёня, пожалуйста. Все нормально, — с улыбкой произнес Паша. Лицо Джима изменилось в пару секунд, как только он услышал это прозвище, а Боунс покраснел. Павел называл его так пару раз — когда они пили в его комнате или были наедине, наблюдая за ним, но он не знал, что же это значит. Он надеялся, что и Джим не знал того, чего не знал он. МакКой сидел и ел второй кусок торта, наблюдая, как Джим ведет Чехова в танце, держа свои руки на талии, в то время как лейтенант тянется к плечам. Теперь, кажется, он улыбался искренне. — Их план пока что идет нормально, — сказал Сулу. — Пара танцев ему не повредит, — ответил МакКой. — Мы просто должны придумать ему оправдание, чтобы позволить ему уйти, когда он захочет. Хикару улыбнулся и кивнул; следующий танец был его. Леонард все также сидел, наблюдая за Павлом — после танца он с Сулу перешел к рассуждениям о музыке. Хорошо, что они оба придумали план на случай непредвиденных обстоятельств. Взяв еще один кусок торта, доктор с удовольствием выпил виски и стал болтать со Скотти. Спустя час, когда Паша успел потанцевать с Кристин, Йомен Ренд, еще раз с Кирком и Сулу, и, напоследок, Ухурой, он рухнул на стул рядом с Боунсом, немного улыбаясь и вспотев. — Ты все время сидел здесь? Мог бы пойти потанцевать. — Я не танцую, — ответил МакКой. — И к тому же я не просто сидел, я съел весь торт. — Так или иначе, Чехов улыбнулся и наклонился к нему. — У Хикару есть план, как нам с ним уйти отсюда. Давай ты тоже улизнешь и захватишь фильм из моей комнаты, а я буду ждать тебя в твоей? — Хорошо. Где он лежит? — В столике около кровати, справа. — Понял. Скоро увидимся. МакКой поднялся и пошел в сторону выхода, пока Чехов отправился в толпу — искать Сулу. Единственным препятствием на пути Леонарда стал Скотти. — Так быстро уходишь? — Конечно да, — ухмыльнулся Боунс. — Джим прекрасно знает, что это самое долгое, что я могу выдержать на его вечеринках, так что ему нечего жаловаться. — Удачи тебе с этим аргументом! Беги, прежде чем он тебя увидит. — Рассмеялся Скотти. Боунс воспринял это как знак, что пора бы уже уходить, с облегчением вздохнув возле закрытой двери позади него. Только в этот момент он понял, насколько громкой была музыка по сравнению с тишиной на корабле. Он открыл дверь в комнату лейтенанта своим медицинским кодом. Чехов никогда не жаловался на это, но не то чтобы МакКой когда-то просто брал и приходил — только если Павел сам его приглашал или просил что-то забрать. Он на минутку остановился, чтобы осмотреться — это то, что он никогда не делал, потому что обычно забегал сюда в спешке или Чехов был с ним и это было бы неловко. Леонард никогда не переставал удивляться тому, каким опрятным был парень — настолько все в его комнате лаконично. Возможно такое впечатление создавал размер комнаты — гораздо меньше, чем его или Джима: небольшой стул и стол около стены, маленький шкаф; у другой стены — дверь в ванную и кровать посередине. На столе лежат пад, лампа, фазер и небольшой блокнот — Боунс знал, что Павел любит зарисовывать свои идеи и только после этого воплощать их. На полке над столом Чехов хранил свои диски и коробку, в которой прятал различные провода и технику, которые мастерил сам. МакКой заметил открытку, которую он, с утра, просунул под дверь, среди множества других, стоящих на прикроватном столике. По факту это была одна из тех открыток из коллекции Леонарда, которую он собирал, каждый раз покупая их там, где ему понравилось или хотя бы кто-то не умер. Эта была особенной — на ней была Грузия, Россия, невероятно красивый восход солнца над полем. Боунс подписал лишь «С Днем Рождения» и свое имя, но потратил очень много времени, чтобы красиво написать имя Павел на русском языке. Единственная фоторамка во всей комнате стояла на столике справа, рядом с лампой и площадкой для чтения или просмотра видео. Фото в рамке менялись по определенному циклу — мать, копия сертификации Звездного флота и несколько учебных дипломов, фото его и Сулу на вершине какой-то горы, на которую они однажды поднялись, и самое последнее — школьное фото Джоанны (которую она, скорее всего, заставила туда поместить). После этого фото снова начали показ заново. МакКой перестал рассматривать комнату и вспомнил, зачем же он тут вообще. Он открыл ящик тумбочки и немного покопался, но диск так и не нашел — какой-то листок, ручка, булавки, пропуска, док-станция и даже банка мелочи с разными валютами, но не то, что нужно. — Н-да. — Боунс на секунду задумался, пытаясь вспомнить, что сказал Чехов. Он был уверен, что это был столик с правой стороны, но там его не было и он решил посмотреть с левой стороны и открыл там ящик. И тут он замер. Ящик был почти пуст, но прямо посередине, с коробкой «Клинекса» и довольно большой баночки смазки, был… фаллоимитатор? МакКой моргнул, но ничего не изменилось. Фаллоимитатор. В ящике Чехова. Стеклянный, длинный и довольно тонкий; округлый на одном конце; линия желтого стекла завихренная вниз эффектно заканчивалась небольшим круглым… диском, который останется снаружи, если… если… МакКой быстро захлопнул ящик и отступил, направляясь к двери. Ему нужно было уйти на более просторное место, чтобы спокойно вздохнуть. Но потом он вспомнил, что диск так и не нашел — больше вопросов будет, если он придет с пустыми руками. Может он просто скажет, что ему плохо? Но ведь это день рождения Паши, он же не испортит его лишь потому, что поведет тебя как школьница! Поэтому Леонард вернулся к правому столику и снова перерыл все содержимое, пытаясь найти диск. Он буквально засунул голову в ящик, когда заметил что-то круглое и блестящее, торчащее из-под подушки — диск, аккуратно подписанный Чеховым. Прокляв все на свете, Боунс забрал его и ворча пошел в свою комнату. Чехов сказал, что он «в ящике». Он там и был, так? Он определенно сказал, что с правой стороны. Но сказал он «в» или «около»? У него такой сильный акцент, как тут разобрать! Черт возьми. МакКой все еще был взволнован, когда зашел в свою комнату и увидел Павла, сидящего на диване с чуть приглушенным светом и тарелкой попкорна на столе. — Все в порядке? Почему ты так долго? — Спросил Чехов. — Ничего, — прокряхтел Боунс, решив, что ему не нужны вопросы. — Столкнулся со Споком по дороге. — Ох, — произнес парень с пониманием. Не то чтобы выбранный Павлом фильм был плохим. Боунс просто не мог сосредоточиться. Он обвинил Чехова в том, что он выбрал мюзикл, а Леонард никогда не смотрел их. Обвинил в том, что Чехов выбрал русский фильм, хоть МакКой и читал субтитры. Обвинил в том, что в комнате жарко и неудобно в его белой рубашке, которую он боялся снимать. Обвинил в том, что Чехов сидит так чертовски близко к нему, а его рука лениво тянется вдоль дивана позади Леонарда. Они всегда так сидели, что почти касались друг друга? Сейчас МакКой не мог вспомнить, было ли так всегда, но не мог остановиться. Это было из-за всех танцев, поцелуев и сексуальных сцен на экране. Это было потому, что Чехов двигался в такт музыке. Это было потому, что Павел пел, порой вздыхая. Это было потому, что его голос становился сексуальнее, когда он говорил на родном языке. Но это было не потому, что он нашел секс-игрушку в его комнате. Потому что Боунс даже не думал об этом. Совсем. Он хотел немного отодвинуться, не задевая Чехова, но, конечно, он все равно коснулся его руки Павла и его большие голубые глаза спустя мгновение вопросительно смотрели на МакКоя в темноте. — Тебе не нравится фильм? — Спросил Чехов. — Нет, — ответил Леонард, поняв, что до этого сидел нахмурившись. — Нет, просто… — Как закончить фразу он не знал и, поэтому, просто остановился. Чехов убрал руку с дивана, чтобы ему было удобнее смотреть на доктора. Он посмотрел на него снизу вверх, словно решал математическое уравнение или строил звездную диаграмму. — Это из-за того, что было раньше? Потому что я назвал тебя Лёней на вечеринке? — Ух, — Боунс абсолютно забыл об этом маленьком смущении из-за более колоссального шока, которое было после. — Ну, вроде как, да. — Извини, я не знал, что не стоит называть тебя так при ком-то. — Все в порядке, просто то удивление на лице Джима… Я даже не знаю, как ты меня называешь. — Чехов наклонил голову и улыбнулся. — Это твое прозвище. — Я понимаю, что это оно, но что оно значит? Дорогой, доктор или «Эй, придурок»? –Паша рассмеялся. — Я должен был объяснить. Лёня это как Паша — русская вариация твоего имени. — Тогда зачем мне расстраиваться, если ты зовешь меня по имени на людях? — Не знаю, — пожал плечами парень. — Хикару не разрешает мне называть его Кару-кун перед кем-либо еще. — Кару-кун? — МакКой поднял брови. — Пожалуй, запомню на случай, если что-то случится. — Значит все хорошо? — Все хорошо, Паш, не волнуйся. Павел улыбнулся и вернулся к фильму, а его рука — на спинку дивана. И Боунс был в порядке. Действительно, все хорошо. То, что он был немного смущен, когда заходил в комнату Чехова какое-то время и ему было неловко неделю-две находится наедине с Павлом — не так уж и важно. Может быть он прикоснулся к себе только через месяц, но и это было не важно. Боунс был в порядке. Действительно. Все было хорошо.