Нелинованный блокнот

      Мир слишком быстро утомил меня. Я была подростком, когда поняла, что мне целиком надоели люди и общество, но потом я выросла, а это чувство не прошло. Я не знала, что со мной не так, не знала, куда бежать, когда мысль о самоубийстве возникла не в период пика максимализма, а в двадцать. Наверное, что-то пошло не так еще в детстве, хотя я помнила его светлым и радостным. Но мне казалось, что ни один предмет в мире больше не тронет моего сердца.       Но однажды миллионы новых цветов открылись моему взору. Тогда весь мир умер для меня, а остался только он.       Звучит глупо, но я очень хотела жить, при всей своей ненависти к жизни. Я знала, что жить стоит, только не могла найти причину. Поэтому, весьма жалко, я писала о своих намерениях закончить жизнь самоубийством в общем чате социальной сети. И в какой-то день в чате появился он. Его звали Джонхан, он был из Кореи. Позже он написал мне лично, наверное, боясь, что его сообщения затеряются. Джонхан написал с сотню причин, по которым я должна была передумать, среди них были: радуга после дождя, теплый хлеб, чувство освобождения, когда дело закончено, звук новой ручки по бумаге, песок под ногами. Но все это не имело значения по сравнению с тем, что он – чужой человек, просил меня остаться с ним на одной планете. В конце он добавил: «Не убивай себя, пожалуйста». И тогда я была поражена, как никогда в жизни; кого-то правда волновало мое существование.       Он не остановился, писал в последующие дни, представляя еще десятки причин жить, а я делала вид, что не передумала, лишь бы он вновь мне написал. Не знаю, когда он догадался, что еще в первый день меня убедил, но вскоре в наших диалогах все реже мелькала тема смерти, позже вовсе исчезла. А уже спустя несколько месяцев мы оба осознали, что слишком сильно привязались друг к другу. И хоть мы жили в разных странах, нам не требовалось настолько близкого телесного контакта, нам хватало духовного.       Это был первый человек, которого я смело, могла назвать другом. И, наверное, не только потому, что он делил со мной и радости, и горести, а потому, что он просто принимал меня, какая я есть, и хотел видеть меня живой любую.       Да, я была в Японии, он в Корее, но это не так далеко, поэтому наша встреча должна была состояться.       И вот я все-таки накопила денег, чтобы слетать в Сеул. Место и время встречи было назначено, а я не могла найти себе места. Не имеет значения, как он выглядит, но любопытство было оправдано. И столько вопросов, которые я хотела бы задать вживую! Например, за весь год нашего общения мы не контактировали лишь два дня, и мне было, правда, любопытно: 363 дня вместо 365-ти, что могло случиться? И само собой, мне просто было жизненно необходимо видеть его настоящую улыбку вместо смайликов и слышать смех, созерцать блеск в его глазах, когда он подшучивает надо мной, любоваться закатом с его любимого места на крыше. Все эти вещи я уже явно представляла, и хоть это только мои фантазии, страха разочароваться не было, потому что я знала моего Джонхана и тоже была готова принять его любого.       Сеул встретил меня дождем, но это был Сеул – город, где жил мой спаситель, так что мне было все равно. А точнее, Джонхан просил испытывать не безразличие, а восхищение, потому что дождь, когда он некстати – одна из причин жить, представленных им.       Я вышла за пределы аэропорта, таща желтый чемодан за собой. Желтый, потому что Хан сказал, что так я буду любить чемодан сильнее, и причин жить станет на одну больше. Здесь было много людей и машин, но только он стоял один: высокий, в красивом пальто, с мягкими влажными волосами и угрюмым лицом до поры. Все, как я представляла. Едва он заметил меня, его лицо озарила улыбка, и в глазах появился тот самый огонек, какой он вселял в меня весь этот год.       Я не стала сдерживаться, как всегда он советовал, поэтому, игнорируя неловкость и стеснение, следовала желанию и порыву – побежала навстречу первая и прижалась к нему, скрестив руки на его пояснице. Но Джонхан стоял неподвижно, и мне пришлось прекратить свое занятие, чтобы встать на адекватное расстояние и увидеть его лицо. На нем вновь не было улыбки, губы сжались, а взгляд упал вниз. Этого я не ожидала. Может быть, он разочаровался?       Джонхан постоял какое-то время, которое мне казалось нескончаемым, а затем, закусив губу, заговорил серьезно и даже мрачно: — Мина? — Да, конечно, — ответила я, дивясь, что он еще уточняет после того, что я сделала.       Выражение его лица не изменилось, поэтому, как когда-то он вернул меня к жизни, я захотела вернуть ему правильный изгиб губ, и ради шутки спросила: — А ты Джонхан? — Нет, — последовал ответ.       И мир вновь умер для меня.