Нелинованный блокнот

      Я открыла глаза и увидела бурлящую звуками комнату и без устали разговаривающих людей. Сидела в углу на стуле, обвив себя руками. Вону по-прежнему на своем месте, с кем-то говорит.       Я вздрогнула, когда он вдруг подскочил, не снимая наушники, и продолжал что-то говорить. Затем, скинув аппаратуру, кинулся ко мне, схватил за руку и потащил прочь из комнаты, крикнув, видимо, неясное для меня, но понятное для остальных кодовое слово.       Мы бегом спустились вниз, я еле поспевала. У здания стояло много машин, но мы сели в самую старенькую и пугающую своим видом. Вону, ничего не объясняя, закрыл за мной дверь, сел за руль и нажал на газ. Я видела, как он нервно стучит некоторыми пальцами по рулю. Решилась спросить, когда мы остановились из-за пробки. — Что случилось? — Одна девушка в критическом состоянии. Если мы не успеем.. — Девушки они такие, — попыталась я улыбнуться, гладя его по плечу, — говорить только много любим. — Надеюсь, — по-прежнему напряженно и напугано отвечает он.       Мы довольно долго стояли в пробке, но Вону наравне с отчаянием был полон и надеждой. Побежал в дом вперед, я отстала. Когда догнала его, он открывал дверь отмычкой. «Преступник с благородной целью», — подумала я.       Он открыл дверь нараспашку и, не раздумывая, залетел внутрь, обежал все комнаты, пока я боялась сделать и шаг. Там внутри возможно умирал человек, а я страшилась стать соучастницей преступления. Когда эта мысль посетила меня, я тут же отвлеклась на то, что Вону затих в одной из комнат. И вдруг раздался крик: — Мина! Вызови скорую!       Нога, словно проживая свою собственную жизнь, сделала шаг вперед, и я уже не могла бороться с порывом. В коридоре я тут же увидела телефон на стене, но по какой-то причине не сделала то, о чем меня попросил голос из какой-то комнаты.       Я нашла Вону в ванной. Мои губы нервно задрожали, когда я увидела его, сидевшего около ванной с окровавленной девушкой в ней. Он сидел без рубашки, и я немного вышла из себя, совсем недоумевая, куда та делась. Но потом я разглядела ее в образе бинта на запястье суицидницы.       Я попятилась назад, боясь обнаружить у себя страх крови или запаха смерти. Глаза одновременно бегали по комнате, боясь заострить внимание на крови, и беспрерывно смотрели на расслабленные руки девушки и напряженные руки Вону. Парень, наконец, отвлекся и поднял глаза на меня, а я стояла как вкопанная. Он что-то отчаянно кричал мне, но я ничего не слышала, только видела, как двигаются его губы. И даже когда я осознала, что он подскочил и куда-то побежал, продолжала смотреть на тело на полу, вспоминая все свои темные мысли до знакомства с Ханом.       Очнулась, когда люди в белых халатах выходили с носилками, на которых лежала девушка. Впереди себя заметила спину Вону в пиджаке, под которым была одна только майка, направилась за ним. Но за весь наш путь он не сказал мне ни слова, ни разу не посмотрел. Глубоко в душе я знала, за что он мог злиться, но не понимала, почему он вдруг стал так строг ко мне.       После дома суицидницы мы сразу поехали домой. И по приходу в квартиру я тут же решила поговорить с ним. Потому что за эти 25 минут, что он не смотрел на меня, я, казалось, была лишена солнца. — Почему ты злишься? — я, войдя за ним на кухню, села за стол и спросила ему в спину. — А ты не знаешь? — было радостно слышать его голос, но то, как он звучал... — Это из-за моего ступора? — неуверенно спросила я. — Человек мог умереть, — вдруг повернулся он, и его лице была злость, очень сильная, — Из-за тебя.       Я опустила голову. Он был прав. Но неужели Вону перестал понимать меня? Понимать, как мне сложно. И как страшно. — Я испугалась. Я не знала, что делать. Мне стало страшно. Может, я крови боюсь, а может, ответственности... Я ничего не могла сделать, — пробормотала я, ожидая, когда Вону перебьет меня или остановит. Наконец: — «Я», «я», «мне», «я»... — глухо перечислил он. — Только «я». Знаешь, таких, как ты, я ненавижу. Но тебя я пожалел, думал, смогу помочь. Но ты себе помогать не хочешь. Такие, как ты, благословлены, потому что им дается все для того, чтобы познать настоящую жизнь, преодолеть, переступить через себя. Но единожды получив душевную травму, вы ходите всю жизнь и светите своей дырой перед каждым, разрывая ее всякий раз сильнее для демонстрации, хотя вам давно уже не больно. Она так не заживет! — Мне больно.. все еще, — из горла, полного слез, вырвались хриплые звуки. — Я понимаю, что потерять родителей – это невосполнимая потеря, но ты, черт тебя дери, жива. И жива не просто так. Вы права никакого не имеете даже думать о том, чтобы умереть, когда ежедневно сотни людей борются за единственный шанс дышать. Вы отвратительны в своем больном эгоизме и не способности признать, что внимание, за которым вы отчаянно гонитесь, ничего не решает. Потому что решать нечего. Потому что вы способны все преодолеть, даже уже справились, но вам так лень сменить статус страдальца на что-то более значимое. Вот Джонхан был болен, но он ни дня не думал о себе! Ведь в последние месяцы своей жизни он хотел быть просто полезным. Вы же думаете только о себе. Может, это и нормально. Но хватит ныть. Хватит говорить, что вам страшно, хватить прятаться в своих панцирях. Все мы падаем, но кто-то поднимается, а кто-то продолжает валяться и стонать.       Я почувствовала, что мои уши словно накрыло пленкой, потому что слушать я больше не могла. А волна слез, наконец, вышла за границы и потекла по лицу. Не знаю, говорил ли Вону что-то еще, потому что ноги сами понесли меня прочь из квартиры. По прохладном ветру, что коснулся моих плеч, я поняла, что на улице, и, «слепая», все равно пошла вперед.       Больно, больно, когда осознаешь, что тот самый «твой человек» тебя ненавидит, но еще больнее – осознавать, что то, что он сказал, на самом деле правда. Чистейшая правда, которую ты знал где-то в глубине души. Такой слабый, что не мог признать истину. Такой жалкий, что врал даже себе. Но ты – человек. И я сейчас наравне с диким отчаянием испытывала бурлящую радость возрождения. Радость от того, что наконец призналась себе и окружающим в лице Вону. Теперь легче.       Мама, папа, я люблю вас. Но давно смирилась с вашим уходом. Джонхан, я рада, я счастлива, что ты больше не мучаешься, что ты там, где есть тепло и нет боли. Я надеюсь, что попаду туда тоже, но сейчас не время. Потому что мне тепло и не больно здесь. Было... рядом с ним.       Я уже сидела на каменных ступенях лестницы, что вела к реке Хан. Решила отвлечься, чтобы осознать, где я. Конечно, из всего, что меня окружало, я знала только реку. Потерялась. На этот раз по-настоящему. Я сдерживала панику в ладошках, которые терла друг об друга, пыталась отвлечься на это действие. Теперь, когда иллюзия спала, мир почему-то не стал страшнее, наоборот, приобрел больше цветов. И теперь я, лишившись статуса страдальца, верила в лучшее, верила, что моя потеря – временно, что меня обязательно найдут. Или найдет. Тот самый. Спустя какое-то время, я влюбилась в эту жизнь еще больше, потому что мои надежды оправдались.       Вону сел рядом, словно боясь, что я взорвусь, будто мина. Но я не собиралась. Он это понял и потянулся к моей руке, тогда мы одновременно решили начать: — Я... — Мина...       Короткое молчание-пауза. Вону – джентльмен, я знаю это. — Говори. — То, что ты сказал.. спасибо. — Послушай, я сказал это сгоряча. Стресс из-за той девушки. — Он нервно сжимал мою руку в своих. — Я понимаю, — кивнула я. — Все так, как оно есть, ты имеешь право высказываться и злиться.       Он все еще сжимал мою руку. — Я злюсь, да, но я хочу, чтобы ты понимала... Я тебя не ненавижу, просто потому что не могу. Потому что тебя я люблю и хочу помочь. — Я знаю, — я успокоила его руки, положив поверх них свою. — Но, Вону, ты болен? — Он поднял на меня свой недоумевающий взгляд. — Ты так отчаянно говорил о возможности дышать... — Я не болен, — убедившись, что я озвучила только лишь свои догадки, он с сожалением опроверг их. — Моя мама.       Я медленно протянула к нему руки, чтоб обнять. Он не стал сопротивляться, только податливо положил голову мне на плечо. Я погладила его по спине и пожелала, чтобы ему стало легче.       Ветер все еще забавлялся с моими волосами, но он стал значительно сильнее. Может, мне казалось. До этого момента все в моей жизни мне просто казалось. И хоть Вону помог увидеть мне реальность, может, часть ее все еще осталась со мной. Сильный ветер – как повод крепче прижаться к Вону, и сейчас я все еще хочу побыть немного в своем самообмане. С понедельника начну жить в его реальности, в которой, к счастью, есть мне место.       Я невольно улыбнулась, все еще обнимая Вону. — Я хочу ее увидеть.