***
— Что ты будешь делать в конце? — Постараюсь остаться полезным. — Даже перед смертью будешь думать не о себе? — Мы думали о себе, когда приняли эту жизнь. Теперь время платить. Живем, чтобы отдавать, вкладывать и делиться. Так правильно. Для меня. Я рано это понял и останусь верен себе до смерти. — Так и как ты будешь полезен? — Думаю, завещаю свои органы для донорства. — Мило, — улыбнулась я со смешком, потому что невероятно гордилась им, но он неправильно понял. Сделал вид, что надулся, и скрестил руки на груди. Я кинулась обнять его и повалила на ступеньки, на которых он сидел. Была в паре сантиметрах от его лица, любовалась, пока могла. Кто знает, как скоро кому-то из нас суждено будет уйти. — А что ты решила делать со своей жизнью? — Буду просто наверстывать то, что упустила. И немного попытаюсь играть в тебя. — Плагиат карается законом, — ехидно улыбнулся. — Люди могут не то подумать, увидя наши слившиеся силуэт в темноте, — подметила я так, словно меня это никак не касалось. — Ну так встань с меня. — Не могу. Все, что я смогла, это сдвинуться чуть вправо и лечь рядом с ним, не отпуская его руки, которую, оказалось, давно держала в своей. Мы смотрели на небо неизвестно сколько, так и лежа на ступенях и представляя свои путешествия по далеким галактикам. Нам обоим теперь, как никогда, требовалось быть, как те далекие звезды – дарить тепло кому-то, кроме нас самих. У нас была такая возможность, потому что мы имели друг друга, но почему-то этим шансом мы не воспользовались. А точнее – он.page 7
8 октября 2016 г. в 18:22
Едва я открыла глаза, передо мной предстал образ Вону. Какое счастье, что это не иллюзия, а правда он сидит около меня. Стоп, что он забыл на моей постели?
— Вону-щи, ты чего?
Он широко улыбался и сидел в прежнем положении: на краю кровати, свесив одну ногу, а вторую подогнув под себя. В руках его был какой-то сверток, который он, после некоторого молчания, протянул мне. Я в нетерпении открыла его. В бумаге был толстый блокнот с белыми листами. Мне сразу стало не по себе. Я вела дневники, но привыкла писать на линиях.
— Что не так? — он увидел мой страх в глазах. — Записывай в него то, что не можешь сказать мне.
— Я не могу писать на нелинованных страницах.
— Знаю, — довольно улыбнулся он.
— Там... буквы будут сползать, почерк неровный, и жалко листы марать.
— Этот блокнот, как наша жизнь, как бы псевдозаумно ни звучало. Ты всю жизнь шла по линии, боясь, ступить за границы. Но границ нет, а за ними не страшно. Не бойся, не стесняясь своего грязного почерка, просто бери лист и пиши. Потому что в реальности нет вспомогательных линий, ты должна рассчитывал только на себя и не бояться того, что ты – это ты. Твой почерк уже прекрасен, потому что он твой.
Он поцеловал меня в макушку, перед этим подавшись вперед, ко мне. Я поблагодарила его кивком и улыбнулась.
— Мы пойдем к твоей маме?
— А как мне тебя представить?
— Как хорошего друга, — смущаясь, ответила я.
Несмотря на мой ответ Вону, мне казалось, что знакомиться я иду с будущей свекровью, так хорошо мне хотелось нарядиться и показать себя. Он терпеливо ждал, пока я, наконец, из всего не выбрала самое простое. Простое всегда проще. Да, мои мысли на тот момент были весьма глубокими.
Вону был довольно мрачным по пути в больницу, а я сияла, словно шла на детский утренник – так меня завораживало скорое знакомство с матерью «того самого».
Войдя в больницу, я уже не смела улыбаться. Это место навевало тоску и страх. Какое счастье, что я не провела жизнь тут. Хотя было такое ощущение, что я провела ее в месте похуже – в мире полном иллюзий. Ведь меня всегда освещало солнце, а я вела себя так, словно была заперта в четырех белых стенах, как все те, кто есть тут.
Мама Вону лежала, окруженная, само собой, различной аппаратурой, трубочками и кнопочками. Честно говоря, я представляла ее, как слабую, но милую старушку, которая еще способна ходить, сидеть и с улыбкой смотреть на пейзаж за окном. Но ей было намного хуже. Кажется, из полуприкрытых век увидя нас, она попыталась улыбнуться. Но попытка не удалась.
— Сынок, — прошептала она.
— Мам, привет, — разулыбался парень и поспешил сесть на стул у кровати мамы, а я осталась стоять у порога. — Я пришел навестить тебя не один.
— Я это вижу, глупый мальчишка. Я еще способна видеть, — в шутку нахмурилась она. — Знакомь нас скорее.
Я подошла и встала слева от Вону. Поклонилась, после чего парень назвал мое имя, а женщина улыбнулась. Парень назвал имя своей матери для меня – Джунчу.
— Очень рада познакомиться с вами.
— И я, Мина.
Наступила неловкая пауза, потому что я рада была знакомству, но о чем говорить, не знала. И вообще можно было ей много говорить?
— Как ты себя чувствуешь? — обратился парень к матери.
— Не задавай бессмысленных вопросов, мальчишка. Не трать мои нервные клетки.
В палату вошла медсестра и снисходительно улыбнулась нам.
— Миссис Юн пора принять лекарства.
Вону повел меня за руку в коридор, сразу после того, как я уловила глухой шепот миссис Юн «Зайди ко мне позже». Мы сели на стулья в коридоре, и только тогда мои шестеренки начали работать.
— Вону, — резко повернулась я к нему, а он, словно уже боясь такого, поднял на меня испуганный взгляд, — почему у твоей мамы фамилия Джонхана? Разве ты Юн?
То, что я увидела в его глаза, заставило меня сразу осознать, какой очевидности я не увидела. Я была не единственной жертвой обмана. И я сейчас правда не была уверена, кому хуже: нам - обманутым, или Вону – играющему ради блага всех.
— Да, миссис Юн думает, что я Хан.
— Ты как всегда натворил какой-то ужас. Но я не буду судить, — фыркнула и замолчала.
— Нет уж, посуди. Что я мог сделать? Прийти и сказать женщине при смерти, что ее сын ушел раньше нее? Ей немного осталось, так что мне не сложно, а она может еще улыбаться.
Мне было хорошо наедине со своими мыслями. И я долго подумала прежде, чем решить озвучить их для Вону.
— Хорошо, я не люблю обман, но я считаю, что ты правильно поступил. Я бы сделала так же...
Вону удовлетворился, и больше не говорил со мной. Позже он задремал, слава богу, не на моем плече. А я спокойно могла вернуться вовремя в палату, чтобы поговорить с миссис Юн. Она вновь встретила меня уже удавшейся улыбкой. Я с тоской и сожалением смотрела на нее, и кажется, ее это разозлило.
— Не смотри так на меня, я не такая беспомощная, как ты думаешь, — говорила медленно, делая вдох через каждые два слова. — Я прекрасно знаю, что с тобой пришел вовсе не Джонхан. Только не говори мне ничего, даже взглядом, я хочу думать, что с ним все хорошо.
— Зачем вы врете друг другу?
— Игра – не ложь, девочка. Игра – вся наша жизнь. Если ты врешь ради своей выгоды, тогда сойди со сцены с позором, в противном случае, все хорошо. Вону, думает, что делает меня счастливой, а это делает счастливым его. И пока он счастлив, счастлива я. Понимаешь?
— Кажется, да, — на удивление себе сказала я правду.
— Ты береги его. По нему сильно ударит моя смерть, ведь он мне правда, как сын. Позаботишься о моем мальчике?
Я кивнула, еще не уверенная смогу ли. Но я должна была кивнуть, не для своего блага, но для ее.
Мы молча сидели все оставшееся время. Я держала ее руку вплоть до того, как она не уснула. Я надеялась, что она еще проснется, приборы обещали, что да. Позже пришел Вону, и сказал, что нам пора. Я в последний раз взглянула на мирно спящую старушку, и последовала за мрачным парнем.