Вольная птица

- Сегодня я больше не хочу так жить. Я больше не буду работать на Вас. Я свободен! – с уверенностью заявил Моцарт младший, стоя перед Коллоредо и разводя руки в стороны. Он уже давно подумывал о том, чтобы уйти, но его всегда что-то держало. Первое в этом списке чего-то была, конечно же, его семья. Все они были во власти этого тирана и никто не смел сказать слова против. Но Амадею надоело терпеть, в нем проснулся бунтарь, которого так пытались устранить, но которого удалось лишь просто усыпить на некоторое время. - Не будьте так уверены, Вольфганг. Вы в Вене на моей службе. И я не отпускаю Вас, - голос мужчины был тверд, строг и в нем будто была тонна металла, давящая и опускающая собеседника на колени. - Но Вы не можете держать меня силой! – настаивал на своем молодой человек. Его душа рвалась на свободу. Она погибала в четырех стенах. Она задыхалась, а вместе с ней задыхался и сам музыкант. - Именно так я и поступлю, - граф поднялся со своего места и, взмахнув подолом мантии, подозвал слуг, - отведите в его комнату и заприте там. И не выпускайте без моего разрешения. С этими словами Коллоредо вышел из зала, а Моцарта подхватили под руки двое хиленьких мужчин, которые так же не могли ослушаться приказа своего повелителя, хозяина и Бога, и увели в его апартаменты. На следующий день, ранним утром, замок на двери комнаты Вольфганга щелкнул, и внутрь зашли две девушки. Бесцеремонно и молча они начали складывать вещи музыканта в сумки, не смотря на неоднократные попытки со стороны Амадея оставить их и его самого в покое. После этого молодого человека повели на улицу, словно под конвоем. Руки его были заведены за спину, голова опущена, а взгляд совершенно безэмоциональный, не выражающий каких-либо чувств. Моцарта посадили в карету, но не со своей семьей, а вместе с князем. Этот человек был далеко не глуп и понимал, что музыкант снова попытается сбежать, поэтому он даже пожертвовал покоем и атмосферой, которые явно подпортятся в присутствии этого юного и мерзкого, на взгляд Коллоредо, бунтаря. *** Вена. Прошло несколько дней. "Это больше не может продолжаться. Я не могу сидеть взаперти. Все, что я делаю с самого приезда, так это пишу новые симфонии для Коллоредо. Все по приказу его величества. Невозможно... Он действительно тиран и эгоист. Удивительно, что мне разрешено видеться со своей семьей и ходить по дому. А вот у выхода на улицу этот изверг все же поставил охрану. И мне даже на расстояние пушечного выстрела нельзя к нему подойти. Интересно, как долго я еще продержусь в этой тюрьме? Ощущение, что скоро появится боязнь замкнутого пространства. Стены давят, они надвигаются. А нет... Показалось" Вольфганг сидел за письменным столом, сложив на нем руки, а на них положив голову, и думал. Думал обо всем: о своей судьбе, о навалившихся проблемах, о бедной семье, о музыке, о свободе. Он не выбрасывал мысль о побеге из головы. Моцарт младший был уверен, что сил терпеть все это осталось немного и что скоро он не сможет сдерживаться. Он - вольная птица, которую хотят приручить, но она вновь и вновь стремиться ускользнуть от чужих рук и улететь далеко-далеко. Но птицу посадили в клетку, и как выбраться, она не знала... Такой арест для творческого человека был равносилен медленной и мучительной смерти. Будто на его шею надели петлю и медленно затягивали ее, продлевая это мгновение на большое количество времени, чтобы он чувствовал каждой клеточкой, как веревка врезается в нежную кожу, раня ее и оставляя следы. Чтобы чувствовал, как с каждой минутой вдохи даются все труднее, а легкие сковывает вакуумом, образующемся внутри. Чтобы слышал и ощущал каждый стук сердца, который становится все реже и слабее, а потом сердце замирает, сжимается и затихает навечно. Вдруг его думы прервал стук в дверь, а после появление самого Коллоредо. Он редко сам наведывался к своим работникам, и очевидно ему было что-то нужно. - Как поживают Ваши симфонии? - спросил вошедший, остановившись позади хозяина комнаты. - Поживают... Где-то в голове поживают, - ответил второй, не сводя глаз с чистого листа бумаги и не удосуживаясь даже встать с места. И неудивительно, что Коллоредо взорвался. - Что значит в голове?! Я требую новую симфонию! Сегодня вечером у нас соберутся важные люди, и Вы будете играть нам самые лучшие свои произведения. И не дай Бог, слышите, не дай Бог, Вы вытворите что-нибудь непристойное... - прошипел мужчина и, погрозив пальцем, покинул помещение, на что Вольфганг отреагировал вполне в своем духе, по-мальчишечьи показав язык закрытой двери. *** Вечерняя тьма окутала большой дом в центре Вены. Лишь в нескольких комнатках горели восковые свечи, освещая рабочее место слуг, ибо все остальные были собраны в зале. Большое просторное помещение с множеством столов с разными яствами, мягкими креслами и диванчиками, стоящими вдоль стен, и белым фортепьяно, удобно располагающемся в углу комнаты. Люди приходили в назначенное время, и зал постепенно заполнялся гостями, шумом, различной болтовней, спорами, сплетнями, яркими красками от пышных платьев дам, звонким смехом и тихой музыкой, играющей фоном. - Чудесный вечер! – воскликнули одни. - Просто превосходно! – поддержали другие. - Благодарю, господа, но все сюрпризы еще впереди, - объявил всем Коллоредо, тихонько осматриваясь в поисках кого-то. Но этот кто-то, очевидно, не спешил появиться на празднике. Наконец, не выдержав, мужчина едва заметным жестом подозвал к себе служанку и что-то шепнул ей на ухо, на что она покивала и убежала на второй этаж. Через некоторое время людей стало больше. Приехали опоздавшие приглашенные. Двое мужчин, точнее один из них поспешно подошел к князю, а второй спокойно шел за своим товарищем. - Прошу прощения за опоздание! – затараторил худощавый молодой человек, а может и не молодой… Кто знает, ведь лицо его было скрыто под толстым слоем грима, - Нам пришлось задержаться. Надеюсь, мы ничего не пропустили? Кстати, знакомьтесь. Розенберг повернулся в пол оборота к своему спутнику и жестом указал на него. - Антонио Сальери. Очень талантливый и выдающийся музыкант, - представил мужчина друга, который в свою очередь поклонился и протянул руку. - Приятно познакомиться, герр Сальери, - рукопожатие состоялось, и Коллоредо обратился к Розенбергу, - нет, ничего такого вы не пропустили. Рад, что вы все же нашли время посетить меня. Угощайтесь пока, скоро все будет. Хозяин праздника дружелюбно улыбнулся и отошел к другим гостям. - О каком празднике идет речь? - поинтересовался мужчина в черном, беря с подноса бокал вина. - Не имею и малейшего представления, - ответил ему худощавый спутник, так же поднимая сосуд с алой жидкостью и чокаясь с Сальери. Зал вновь оживился. Новая волна споров и обсуждений, в которых яро участвовал и Розенберг, прокатилась по нему. Все были чем-то увлечены, и лишь Коллоредо не находил себе места, нервно теребя край мантии. Но вот его страданиям и ожиданиям пришел конец. Молодой человек в белом костюме медленно спустился по лестнице и, пройдя по краю зала, сел за фортепиано. Остальные музыканты затихли, так же как и голоса гостей. Взгляды их были прикованы к играющему блондину. Пальцы его быстро и ловко скользили по клавишам, они будто парили и даже не касались гладкой поверхности. Будто музыка воспроизводилась от одной его мысли, подчинялась ему беспрекословно. Словно он – ее повелитель. Мелодия заполнила все помещение, она проникла в сердце каждого, кто находился здесь. Гости не могли оторвать глаз с музыканта, такого же прекрасного, как и его творение. Глаза молодого человека были закрыты, а выражение лица выражало полное умиротворение, не смотря на то, что внутри бушевала буря эмоций и протестов. - Кто это? – тихо спросил Антонио, склонившись к уху Розенберга. - Вольфганг Моцарт. Музыкант при дворе Коллоредо, - пояснил спутник Сальери и, тихо фыркнув, отвернулся в сторону от играющего. - Моцарт… - тихо, почти неслышно, повторил брюнет, не отводя взгляда от светлого, похожего на ангела, юноши. Через некоторое количество времени музыка стихла, и ее сменил шквал бурных аплодисментов, крики «Браво, маэстро» и еще какие-то слова, которые нельзя было разобрать среди этого гула. Амадей поднялся со стула, развернулся к народу, почтенно поклонился, обведя всех взглядом, и, задержавшись им на мужчине в черном, поспешно поднялся по лестнице, скрываясь наверху. Только вот уход гения не усмирил пыла аристократов и интеллигенции, и почти все стали приставать к Коллоредо с вопросами, поздравлениями, пожеланиями и даже просьбами «отдать» юное дарование. На что граф категорически отказывался, не желая ни отдавать, ни дарить, ни отпускать от себя столь талантливого и перспективного Вольфганга.