Вольная птица

Амадей ворвался в выделенную ему комнату и захлопнул за собой дверь. Он был подавлен, сломлен и повержен. Всю его гордость и силу воли растоптали на месте, заставив спуститься вниз и сыграть этим надменным, высокомерным людям, считающим себя Богами. Но он еще покажет им. Он обязательно взойдет на вершину Олимпа, только нужно подождать. Сейчас не его время. Пройдя к столу, Моцарт остановился и отбросил стул в сторону, который довольно громко сгрохотал, соприкоснувшись с полом. Злость накатывала с головой так, что молодого человека бросило в жар. Он снял камзол и чуть расстегнул рубашку. Стало лучше. Но не успел он и опомниться, как уже всего колотило от холода. Тело покрылось мурашками, а ноги внезапно подкосились. Благо в это время Вольфганг стоял рядом с кроватью и плавно опустился нее. А иначе свидание с полом было бы неизбежно. Музыкант подвинулся выше и забрался под теплое одеяло. После чего, не смотря на горящую свечу и разбросанные вещи, он медленно погрузился в крепкий, глубокий, но беспокойный сон. Ночь шла долго, томительно и мучительно, погружая музыканта во мрак и не желая отпускать из темной пучины. Свеча давно догорела, и единственным источником света была луна. Моцарт ворочался с одного бока на другой, стонал и что-то тихо шептал. Его мучили кошмары, странные и ужасные сновидения окутали блондина, затянули, будто в черную дыру. Ночь тоже решила завладеть этой птицей, любящей свободу. Утром Вольфганг не смог подняться с кровати и пропустил завтрак. Да и голоден он не был. Внутри было так пусто, что, казалось, все желания и силы просто растворились в этой пустоте. Ближе к обеду в дверь его комнаты постучались, а после вошел граф. - Ну что, Вольфганг, Вы наконец-то перестали упрямиться и признали свое поражение? Вчера Вы произвели на всех гостей фурор. Многие хотели продолжения, поэтому завтра я снова устраиваю вечер, и Вы будете нам играть. - Я? Поражение? Да никогда… - слабо ответил молодой человек и изобразил что-то вроде ухмылки, вымученной и усталой ухмылки. - Какая же упрямая нынче молодежь пошла, - Коллоредо ядовито улыбнулся, не скрывая своего довольства от всей этой ситуации, - готовьтесь и не подведите. Иначе будет хуже, - пригрозил граф и, окинув презрительным взглядом блондина, покинул помещение. Еще полчаса одиночества, пребывания в себе, своих тяжелых мыслях, слушанье отчетливого стука сердца, который разбавлял тишину и, казалось, был слышен по всей комнате. Да что там комнате, по всему городу, словно церковные колокола, которые слышны чуть ли не в каждом уголке Вены. Словно тиканье огромных часов, таких как Биг Бен. Голова Моцарта стремительно тяжелела под гулом мыслей и громким и быстрым сердцебиением. Спустя еще минут тридцать снова раздался стук в дверь, вслед за чем в комнату неуверенно зашла сестра Амадея. Увидев брата, она невольно прикрыла ладонью рот и села на край кровати рядом с ним. Вольфганг был бледен, как простыня, а под глазами были заметны синеватые круги. - До чего же он довел тебя... - тихо проговорила девушка, не сводя глаз с молодого человека и медленно гладя его по голове. - Наннерль, это ты? - блондин приоткрыл глаза и затуманенным взглядом посмотрел на сестру, а затем по сторонам, - они снова надвигаются...уходи отсюда...стены, они движутся, - музыкант протянул руку к одной из стен, испуганно глядя на нее. - Братец... - шепнула Нан, с трудом сдерживая слезы, - тебе нельзя здесь больше находиться. Тебе нужно уходить, - вдруг сказала она уже намного уверенней. - Как? Ты же знаешь...отсюда нет выхода, - Амадей опустил руку на кровать и судорожно вздохнул. - Я помогу тебе. Я не могу смотреть на то, как ты медленно погибаешь, - девушка задумчиво взглянула в окно, обдумывая свою мысль и решая, насколько она правильная. - Поможешь?... - Моцарт резко приподнялся на локте, не сводя взгляда с гостьи. Казалось, одна мысль о свободе придавала гению и бунтарю сил, - но...это опасно. Если Коллоредо узнает... - Не узнает. Мы будем осторожны, - Наннерль мило улыбнулась, положив хрупкую ладонь на плечо Амадея, склонилась к его уху и стала шептать план действий, который она обдумывала почти всю ночь. *** До ужина время снова шло медленно, будто специально. Оно тянулось, растягивалось, так же желая испортить все планы музыканта. Казалось, весь мир сговорился и шел против него. Но это не останавливало молодого и упрямого бунтаря, а наоборот сподвигало на обратные действия. Он не хотел кому-либо подчиняться, и, даже если бы Моцарт не так сильно желал освободиться, он бы сделал это из принципа и назло недругам. После вечерней трапезы граф, недолго думая, скрылся за воротами дома и уехал в город на какое-то мероприятие. На какое именно он почти никому не сказал. Да и зачем прислуге знать подобные вещи? Но после его ухода в доме даже дышать как-то легче стало. Все смогли спокойно вдохнуть и, не суетясь, делать свои дела. Вольфганг был у себя, ожидая Наннерль. Все было собрано уже давно. Осталось только достать из-под кровати сумку и все. Сильно долго ждать не пришлось. В дверь постучались, затем в щелку от приоткрывшейся двери просунулась девичья голова, а после вошла и сама девушка. - Ну что, готов? – спросила она, шагнув к брату. - Конечно. Ты уверена, что тебя не поймают? - Не беспокойся. Даже отец одобрил эту идею. Он тоже не может видеть тебя в таком состоянии, братец. Действуем строго по плану, - последнее предложение она проговорила с заговорщическим прищуром. - Да…подожди, - молодой человек поднялся с кровати, где сидел ранее, и, подойдя, обнял Нан, - позаботься о нем, - тихо прошептал Моцарт и, отпустив девушку, отшагнул назад. - Непременно, - с улыбкой ответила леди и быстро скрылась за дверью. Через несколько минут снизу послышались голоса, Наннерль и двух мужчин, после чего Вольфганг заторопился. Он достал сумку с самыми необходимыми вещами, сделал глубокий вдох и покинул комнату. Пока он спускался, сестра, сказав, что кто-то пытается забраться через окно в ее комнату, и будто ей очень страшно, отозвала охранников от двери. Те, естественно, бросили свой пост, даже забыв, зачем они вообще тут стоят. Ну а Амадей тем временем проводил их взглядом и быстро юркнул за дверь, пересек небольшой дворик, перебросил сумку через забор и перебрался через него сам, оказываясь совершенно свободным в большом, ярком и так манящем мире.