Свет

- Вижу, - говорит он, смотря куда-то в сторону, еле слышно вздыхая, и глаза его в этот момент словно стекленеют, становятся пустыми, безжизненными. Будто Леви утрачивает навсегда свое сердце. Остается лишь оболочка, еще способная двигаться, но уже ничего не чувствующая. Он сидит возле тела Эрвина и даже на секунду не поворачивается, чтобы проверить, как там младшее поколение разведчиков. Не смотрит даже на тело Эрвина, смотрит будто бы сквозь него. Ханджи кажется, что он больше ничего не видит. Слишком пустой у него взгляд. Потерянный и заблудший. Будто поперек дороги, по которой он шел, вдруг возникла высоченная стена без конца и края, а у него нет УПМ, чтобы перелететь ее. Леви тоже чувствовал это. Как чувствовал и то, что по ту сторону стены - Эрвин, и он, как бы ни хотел, уже не сможет до него докричаться. Ханджи смотрела на Аккермана с болью, пониманием и сочувствием, но тот словно не желал замечать этого, избегая зрительного контакта. Флок уселся рядом с ними, притихший и потерянный, и смотрел он на тело командора, которому так и не сумел помочь. Когда им пришлось подняться, чтобы увести за собой еле пришедшую в себя малышню, Леви задержался у Эрвина. Присел на корточки, аккуратно, бережно снял с его шеи галстук боло и спрятал в свой карман. Позволил себе единственную слабость - положил на мгновение чуть дрожащую ладонь на стремительно холодеющую щеку. Замер. Когда Леви поднялся, Зое не увидела в глазах Аккермана ничего, кроме желания уйти вслед за Смитом. Но Леви сжал руки в кулаки, не промелькнуло ни одной эмоции на окаменевшем лице. Направился к детям - и ровным тоном приказал двигаться с места, вырвал их из оцепенения. Флок справа что-то пробормотал о том, как жаль, что они не смогут забрать с собой тело командира. Сердце Ханджи сжалось, но она пошла за Аккерманом, велев солдату последовать их примеру. Ей тоже было чудовищно больно, но она готова была продолжать идти вперед, несмотря на потери. С тех пор Ханджи стала новым, четырнадцатым командором, а Леви - ее правой рукой, как ранее было с Эрвином. Он все так же оставался маньяком чистоты, гонял детвору, беспокоился о каждом солдате. Все так же хладнокровно кромсал титанов, битва за битвой. Но в его глазах Зое больше не видела ничего. Там было пусто, как в высохшем колодце, как в желудке у голодающего неделю бедняка. Тем не менее, они стали побеждать. У них было в распоряжении два полутитана, ум и находчивость Армина, который изо всех сил старался выложиться на полную. Чувствовал стыд, потому что из лап костлявой вытащили не командора, а его. Чувствовал за это вину, пусть был и не виноват. Леви иногда смотрел на Ханджи после очередной битвы, в которой они с трудом, но одерживали верх. Смотрел долгим болезненным взглядом, в котором читался немой вопрос. Просил этим самым взглядом: "Отпусти, отпусти". Но Ханджи только с грустью качала головой, Аккерман отворачивался, и они продолжали сражаться. Леви часто запускал руку в карман, сжимая ее в кулак. Зое знала, что он всегда носит галстук Эрвина с собой. Ханджи было страшно. Время бежало быстро, словно чистый лесной ручей. И однажды огромной ценой досталась разведчикам их мучительная победа. В день, когда это произошло, на земле больше не стало гигантов. Несмотря на это, почти никто не смог натянуть на лицо улыбку. Однако потом они постепенно научились улыбаться заново. Разведкорпус был расформирован, потому что в нем больше не было нужды. Кто-то из уцелевших солдат отправился в путешествие, желая наконец узреть то, что находилось за стенами, а кто-то удовлетворился маленьким домиком на освоенной территории - кошмар войны пролез слишком глубоко в их сердца и теперь им хотелось только покоя. Как бы то ни было, мир мог вздохнуть спокойно - больше людям не угрожал никто, кроме них самих. Гигантские чудовища обещали в ближайшие пару столетий стать обычной детской страшилкой. Флок выжил и теперь завел небольшой сад с кучей разнообразных цветов. Он как-то поделился с Зое, что в саду он чувствует себя лучше, потому что ему кажется, что он снова в строю со своими давно почившими боевыми товарищами. Эрен, Армин и Микаса наконец увидели море, исполнив свою детскую мечту. Армин не смог признаться друзьям, что ему стыдно и очень больно смотреть на водную гладь, но смог неловко улыбнуться, обнимаемый друзьями с обоих боков. Кажется, он был недалеко от того, чтобы все-таки простить себя и жить дальше. В мире стало так спокойно, как, если подумать, вряд ли было когда-либо раньше. Когда все закончилось, Леви вновь пришел к собирающей вещи Ханджи в кабинет. Посмотрел взглядом, в котором она могла видеть только это злосчастное слово "отпусти". И ей хотелось разозлиться, накричать на капитана, прогнать его прочь, чтобы больше никогда не смел появляться здесь и просить о таком. Но Леви молчал, только все смотрел и смотрел неотрывно пустыми глазами, на дне которых плескалась та самая боль, которую ничем не вытравить, не стереть и нигде не спрятать. И тогда Ханджи не смогла сдержать слезы, крупной каплей скатившейся по щеке, смотря в ответ на Аккермана. - Хорошо, - выдохнула она, мысленно проклиная саму себя и желая закрыть лицо руками. В глазах Леви на секунду промелькнуло облегчение, он кивнул и развернулся, намереваясь уйти. И Зое знала, что он уже никогда не вернется. - Леви, - прозвучало в тишине кабинета, когда капитан уже стоял в дверном проеме. "Спасибо, что все это время держался и был рядом с нами" - осталось невысказанным. Но Леви все понял. И, обернувшись в последний раз на Ханджи, едва заметно улыбнулся одними уголками губ. Когда дверь в кабинет за ним захлопнулась, Зое опустила голову на стол и безутешно зарыдала. Теперь никто не рисковал стать свидетелем ее горя. Леви отправился далеко. Он решил достичь того самого моря, которое успела увидеть выжившая малышня. Хотя и малышней-то не назовешь - все вытянулись, осунулись, променяли наивные взгляды на тяжелые. На всех война оставила свой отпечаток. Но в кармане Аккермана лежал галстук боло с зеленым камнем, и ему очень захотелось показать море Эрвину. Он провел у берега моря три дня и три ночи, по вечерам у костра разговаривая со своим командором. Говорил, что море гораздо лучше выглядит на самом деле, чем они все себе представляли. Такое большое, манящее и даже немного пугающее. Третьей ночью Леви сидел, прижимаясь спиной к холодной скале, и обе его руки были заняты: в одной лежал галстук Смита, а в другой - револьвер. Он дождался момента, когда солнце только начало лениво выползать из-за горизонта. Путь Аккермана был окончен, и ему было не страшно. Наоборот, он чувствовал легкость, словно с его плеч наконец слетел тяжкий груз. С губ слетело имя, такое родное и важное, тихим шепотом: - Эрвин. Леви в последний раз вдохнул свежий морской воздух, посмотрел на спокойное и тихое море, а затем вставил дуло револьвера себе в рот. И нажал на спусковой крючок. Впереди был только свет.