Десять поводов влюбиться

Открыть глаза после предполагаемой смерти от яда Ракоци оказалось невероятно тяжело. Это становилось для Гвендолин дурной традицией — злоупотреблять своим бессмертием слишком часто. Кто-то сверху, над ней, напевал себе под нос мелодию похоронного марша из оперы «Гибель богов». Ещё больше захотелось спать. — Джейк, Джейк, — сказал неизвестный. — Я не думал, что именно ты разоблачишь меня. Но сейчас тебе не поможет вся твоя медицинская латынь. Утомлённый разум Гвен не сразу сопоставил «Джейк» с образом сурового доктора Уайта; но когда это наконец случилось, то сонные путы тут же пали, и она почувствовала невероятное возбуждение вперемешку со страхом: кого разоблачил доктор? Он пострадал и нуждается в помощи? Раскрыть, однако, своё осознанное присутствие Шеферд пока не решилась. — Меня всегда тянет в Южную Америку. Кстати, в Бразилии самые лучшие пластические хирурги во всем мире. Они освободили меня от нависших век, крючковатого носа и выступающего подбородка. В связи с чем я, к счастью, совершенно не похож на собственный портрет. Гвендолин почувствовала острое покалывание в онемевших членах, но приложила все силы, чтобы не пошевелиться. Кто-то стоял слишком близко, и она боялась выдать себя даже слишком громким стуком сердца и потяжелевшим дыханием. — Но даже если кто-нибудь и узнал бы меня здесь, в ложе, — продолжил он, — я уверен, что ни у кого не хватило бы ума, чтобы сделать правильные выводы. За исключением назойливого Лукаса Монтроуза. Еще чуть-чуть и он бы меня разоблачил… Ах, Джейк, даже ты не сообразил, что он умер не от инфаркта, а от коварных методов мистера Марли-старшего. Вы, люди, видите только то, что хотите видеть. — Ты плохой, ужасный дядя, — пискнул кто-то позади девушки голосом, полным страха. Маленький Роберт! — Ты сделал больно моему папе! Живое воображение Гвендолин тут же нарисовало хладное и распластанное на полу тело доктора Уайта в луже крови. Её ладошки непроизвольно сжались в кулаки, и она уже почти распахнула глаза, чтобы осмотреться, когда Джейкоб прохрипел: — Что ты сделал с Гвендолин? — Всегда готов к делу Хранителей! Спасти человечество от всех болезней, кино да и только! — Презрительное фырканье. — Как будто человечество этого заслуживает! В любом случае, Гвендолин ты уже помочь не сумеешь. Послышалось шевеление, как будто кто-то попытался подняться с пола, и судорожный вздох, во время которого Гвен наконец открыла глаза и подняла голову. — И без помощи обойдусь, мистер Уитмен, — презрительно процедила Шеферд и тут же пожалела, что обнаружила себя. Они были в комнате одни, только доктор Уайт полулежа прислонился к шкафу неподалёку с лицом такие же серым, как и его костюм. Однако глаза его радостно вспыхнули, стоило им встретится взглядами. — Гвендолин. Стоит признать, мистер Уитмен не испугался и даже не дёрнулся. Он вообще никак не выразил своих чувств и ни капли не походил на графа на портрете. Гвендолин постаралась осторожно сесть так, чтобы многочисленные юбки пышного платья задрались не слишком сильно. Голова всё ещё немного кружилась. — Надо же, как досадно! — сказал он. — Что, слишком живучая, да? — Шеферд даже нашла в себе силы усмехнуться. — Думаю, — язвительно протянул Уитмен, доставая из кармана пальто пистолет, — это можно исправить. Он направил чёрное дуло пистолета прямо на её грудь. Одновременно с этим доктор Уайт с трудом приподнялся, опираясь на письменный стол, и навёл своё оружие на мистера Уитмена, заставляя последнего повернуться к нему. Два выстрела грохнули разом. Гвендолин закрыла глаза. — Божемойбожемойбожемой! — закричал Ксемериус. Когда Гвен оглянулась по сторонам, то увидела пол, залитый кровью. Оба мужчины лежали неподалёку друг друга, но грудь только одного из них неровно вздымалась. — Доктор Уайт! Джейк! Шеферд упала на колени рядом с ним, судорожно зажимая дрожащими ладошками рану в груди, блюющую горячей липкой кровью. Маленький Роберт шумно рыдал под боком, пока Гвен большими от страха глазами всматривалась в лицо доктора, пытаясь отыскать в нём призраков приближающейся гибели. — Гвендолин, — Джейк с трудом улыбнулся посеревшими губами, — поцелуй меня, пожалуйста. Хоть один раз. — Да, — она тут же склонилась к его лицу. Поцелуй вышел быстрым, мокрым и солёным от крови и слёз. — Я поцелую тебя ещё много раз, если ты выживешь. Грусть, застывшая в глазах Джейкоба, сказала всё за него. Именно этот момент Гидеон выбрал, чтобы приземлиться перед дверью, слегка согнувшись. В руках он сжимал какую-то колбу. — Господи, ты не мог вернуться пораньше? — в сердцах воскликнула Гвен, подняв голову. — Не стой столбом, помоги же! Де Виллер перевёл растерянный взгляд с распростёртого на полу мистера Уитмена на истекающего кровью доктора Уайта и обратно. Он сделал несколько нерешительных шагов и протянул Гвендолин колбу с мутной розоватой жидкостью. — Мы замкнули круг крови. Люси и Пол смогли растворить Камень Мудрости. — Надеюсь, чёртов «Гарри Поттер» не соврал, — с нервным смешком фыркнула Шеферд, откупоривая сосуд. И уже громче добавила, обращаясь к заплаканному Роберту: — Все будет хорошо, золотко, твой папа выздоровеет. И он у тебя — герой. — С кем ты разговариваешь? — С одним очень смелым другом, — сказала она и улыбнулась Роберту. Он нерешительно улыбнулся в ответ. Джейкоб нахмурился и приоткрыл рот в попытке что-то произнести, однако Гвен ловко воспользовалась ситуацией и решительно (хоть и трясущимися руками) вылила эликсир тому в рот. Едва не подавившись, он всё-таки проглотил всё до последней капли и, вытянувшись, закрыл глаза, перестав дышать. — О, нет-нет-нет, пожалуйста, нет, — чуть не плача зашептала Гвендолин, поддерживая бесчувственное тело под плечи и гладя Джейкоба по лицу. — Ты ведь проглотил целый философский камень, невозможный ты человек! — Мне кажется, он приходит в себя, — сказал Ксемериус. — Привет. Доктор распахнул глаза и взглянул на неё снизу-вверх беззастенчиво улыбаясь окровавленными и всё ещё бледными губами. — Как дела? — Это был самый долгий месяц в моей жизни без тебя, — смеясь и плача, выдавила из себя Гвен под недоумённые взгляды Ксемериуса и Гидеона. — Не ври, я был без сознания от силы пары минут. — Позволь мне судить об этом времени. Усмехнувшись, Джейкоб приподнялся на локтях и прижался своими губами к её в почти целомудренном поцелуе. Ксемериус застонал: — О, не может быть! У вас с этого момента впереди целая вечность для этого! — Помнится, ты наобещала мне поцелуев на всю вечность вперёд, Гвендолин.