Отдельная история

В какой день Освальд перестал воспринимать реальность, он и сам не помнил. Постепенно всё вокруг стало казаться ему чуждым, будто слепленным из бреда собственного разума. Когда эта шальная мысль пришла к нему в голову после очередного пыточного сеанса, Кобблпот рассмеялся нервно и громко, как никогда не позволил бы себе смеяться здесь. Санитары подошли к нему через несколько минут и вкололи успокоительное. Очередное. Кажется, в крови Пингвина оно скоро заменит плазму. Минуты постепенно сплелись в часы, те в дни, а они и вовсе превратились в недели, которые Освальд проводил в полном забвении. Он потерялся в собственном разуме, который пытался восстановить, но он стремительно рушился, не успев даже собраться в подобие пазла. Первое время Освальд плакал, думая, что сходит с ума. Теперь он перестал волноваться об этом. Вряд ли хоть что-то могло заставить его испытывать тревогу, когда бренное тело пичкали успокоительными с ударной силой. Кобблпот превратился в подобие овоща, иногда подающего признаки жизни. Обычно это случалось через несколько часов после процедур. А голос Хьюго всё также мелодично звучал иногда в голове, уверяя, что это часть терапии. — Освальд? Бывший король Готэма измученно повернул голову вправо, но ничего не увидел из-за расфокусированного зрения. Лишь большое тёмное пятно со знакомым голосом. Жаль, что он не мог его вспомнить, даже если бы напрягся всем своим существом. — Освальд, ты слышишь меня? Таинственный незнакомец, должно быть, волновался. Освальд жутко улыбнулся. Ну ничего, быстро успокоят, как и его когда-то успокоили. Здесь не место людям, чья кровь чиста и невинна перед знатными дозами лекарств. Чьи-то тёплые пальцы коснулись руки Кобблпота. Тот медленно опустил голову. Кольцо на пальце он точно видел, но не мог вспомнить никого подходящего для него. Бывший слуга? Тогда почему он называет его по имени? Прошлая жизнь отозвалась неприятной болью в сердце, а потом в дело вступило успокоительное. Освальд, доведённый до грани абсурда, больше не пытался вспомнить, что было с ним до здешних мрачных стен и ужасных соседей. — Кто… Кто ты? — он сначала не узнал свой голос, потому что привык слушать только крик боли из своих уст, да и тот почти перестал воспринимать. На сеансах Хьюго говорил будто не он сам, а что-то внутри него, ещё живое, ещё готовое бороться за существование. Какая жалость, что сам Освальд уже оставил всякие попытки борьбы. Кобблпот поморщился от прозрачного ощущения, что кто-то снова вставляет ему в рот дурацкую палку. Минута молчания по привычке чуть абстрактно не превратилась для Пингвина в час. — Джим Гордон, — посетитель явно был ошарашен, но Освальд не понимал это. — Ты не узнаёшь меня? Сознание Кобблпота мимолетно напряглось. Джим Гордон… Да, что-то было с ним связанное. Что-то приятное, искреннее и вместе с тем грязное и чёрствое. Никаких чётких воспоминаний Освальд не нашёл и рассеянно, неспешно покачал головой. — Боже, что же они с тобой сделали, — прошептал Гордон и сильнее сжал руку Освальда. — Эй, послушай меня, я… я твой друг. Наверное. В общем, мы были кем-то подобным. Звучало сомнительно даже для убийцы под успокоительным. Освальд нахмурился и попытался ещё раз вглядеться в собеседника. Они определённо где-то встречались. Может быть, даже были знакомыми или друзьями. Сознание внезапно выдало странную картинку, заставившую Кобблпота допустить ещё одно «или». Или любовниками. Но это не так важно. Ничего теперь не важно, потому Освальд элементарно ничего не помнил. Что-то билось о корку сознания поначалу, но затем было убаюкано медикаментами. — Всё хорошо, — безэмоционально произнёс Пингвин, глядя в обеспокоенные голубые глаза. Внезапно он расплылся в пустой улыбке и повторил когда-то сказанные Гордоном слова: — Врачи помогут. Врачи вылечат меня. Детектив напротив замялся и едва ли не опустил голову. Похоже, он испытывал отчаяние, хотя откуда это слово мог вспомнить Освальд. Его взгляд бесцельно скользнул по странной одежде Гордона. Пингвин не привык видеть что-то, кроме белых халатов и костюмов для больных. — Странно, — выразил свои первые чувства Пингвин, и Джим моментально вскинул голову. — Странная одежда. Ты полицейский? Зачем я нужен полицейскому? Или ты не полицейский… — Нет, нет, всё верно. Полицейский, — поспешно проговорил Гордон и неуверенно спросил: — Ты меня совсем не помнишь? — Помнить… Звучит неестественно, — вяло ответил Освальд, чей взгляд встретился глазами с Джимом, но будто перестал что-либо видеть. — Здесь нет места воспоминаниям. — Это просто чёртова больница, — злость чувствовалась в детективе. Кобблпот не понимал, почему тот может что-то испытывать, поддаваться эмоциями. Всё просто — он галлюцинация. Или же Освальд — его галлюцинация. Пингвин снова улыбнулся. — Они не должны так обращаться с тобой! Ты ведь не буйный. Ты… Почему ты улыбаешься? — Это забавно, вот и улыбаюсь. Джим нахмурился и подался немного вперёд. — Что забавно? — Ты. Ты забавный. Галлюцинации такие редко бывают. А я видел их много. Я знаю. Если бы не охранники, Гордон бы прямо сейчас забрал отсюда Освальда и увёз домой, чтобы Пингвин пришёл в себя. Внезапно Джиму стало страшно, что его… враг, друг, да неважно, навсегда останется таким из-за него. Совесть безжалостно цапнула душу детектива, вцепилась в неё острыми зубами. Гордону стало стыдно за свою оплошность. Он бросил Освальда одного на несколько месяцев, а в итоге пришёл к совершенно сломленному препаратами человеку. Безумный Пингвин нравился ему больше. Да и не был он безумным, Джим обозвал его таким, когда они последний раз встретились, и теперь в свете новых событий вряд ли себе такое простит. — Не помнишь, как мы познакомились? — Гордон почему-то решил, что нужно давить на самые яркие воспоминания. — А как я спас тебе жизнь? Мне велели убить тебя, но я выстрелил мимо. Ты помнишь это, Освальд? Медленное и отрицательное покачивание головы. — Не может быть, — выдохнул детектив и взял Кобблпота за вторую руку. Затем он соединил их и сжал ещё крепче. Освальд никак на это не отреагировал. — Тео Галаван. Говорит тебе это имя о чём-нибудь? — У моей галлюцинации богатая фантазия, — безжизненная улыбка снова украсила бледное лицо Пингвина. — Я не галлюцинация, — твёрдо произнёс Гордон, а затем прижал ладонь Освальда к своей щеке. — Чувствуешь? Я здесь. С тобой. Кобблпот осторожно провёл большим пальцем по тёплой коже, но эмоции на его лице совершенно не изменились. Разве что улыбка стала шире. Его поражали масштабы своего воображения. — Какая реалистичность, — только и сказал он. — Но я всегда один. Всегда. — Проклятье, — тихо выругался детектив и, положив руку Кобблпота на стол, осторожно сжал его пальцы. — Кто сделал это с тобой? Хьюго Стрейндж? Он руководит всем этим? — Профессор Стрейндж, — Освальд повторил это скорее потому, что услышал знакомую фамилию, а отнюдь не отвечая на вопрос детектива. — Он меня лечит. Говорит, что я достиг успехов. Злость заставила Гордона свести губы в тонкую линию. Пингвин ведь заслужил такой участи вне всяких сомнений, но его нужно всё же лечить, а не превращать в такое убогое, заторможенное создание. — Послушай меня, Освальд, — Гордон слегка наклонился к нему и, понизив тон, продолжил говорить: — Я вытащу тебя отсюда любой ценой. Понял? Вытащу, чёрт побери. Это уже кто-то говорил. Или же это было воображение Освальда? В любом случае, он мечтательно улыбнулся и плавно кивнул, хотя не понял и половины смысла сказанного. — Конечно освободишь, Джим. Ты всегда мне будешь помогать теперь? Гордон помолчал несколько секунд. — Я помогу тебе вернуться в реальный мир, — наконец нашёл он верные слова. — Реальность… Я давно её не видел, — отстранёно произнёс Кобблпот. — Не уверен, что она существует, ведь даже ты не реален. — Я реален! — Джим словил неодобрительный взгляд охранника, но ему было совершено наплевать. Детектив ненавидел себя за случившееся с Пингвином и хотел бы помочь, однако сам с трудом представлял, что может сделать. Ещё и время неумолимо шло вперёд. Сколько Освальд продержится живым? Месяц? Год? Неясно. И почему, чёрт побери, его так волнует обычный преступник? Гордон понимал, что это ужасное чувство вины, но не боролся с ним. — И я помогу тебе. Пожалуйста, скажи, что понял меня. — Я понял, понял, — прозвучало это слишком безразлично, хотя Освальд был рад, что в его разуме появился хоть кто-то такой живой и настоящий. — Ты будешь приходить чаще, Джим? — Буду, — без колебаний ответил Гордон. — Честное слово. — Я верю тебе и так, — улыбнулся Кобблпот, завороженно склонив голову к плечу. — Галлюцинации мне плохо не сделают. Всё, что оставалось детективу, так это кивнуть. Позорно кивнуть, когда перед ним сидел человек, когда-то покоривший весь город. Теперь же Освальд не узнавал даже Гордона, за которым бегал какое-то время и упорно называл другом. Только сейчас Джим понимал, что всё это происходило по одной простой причине: больше у Пингвина никого не было, кроме матери, но теперь он потерял и её, а немного погодя и самого себя. Из-за Джима Гордона, которого когда-то называл другом. Больше детектив не мог вынести душащих стен и компании потерянного в своём мире Кобблпота. — Освальд, мне нужно идти, — тихо произнёс детектив. — Уже? — нотка грусти скользнула в спокойной голосе. — Какая жалость. Я буду скучать, Джим. Хотя вряд ли. Время здесь идёт так быстро. Оно везде так? — Нет, — выдохнул Гордон. — Не везде. Пингвин хмыкнул, должно быть, разочарованный частичкой здорового разума. — Как хорошо, должно быть, живётся там, где время идёт медленно, и ты в нём не путаешься. Будто эта фраза и добила Джеймса Гордона. Он быстро закивал и выпустил руки Освальда, тот разочарованно посмотрел на свои ладони. Чужое тепло было так приятно после бесконечно холода и отвращения. Вот бы оно снова вернулось. — Я приду к тебе ещё, Освальд, обещаю, — уверил его Джим, поднимаясь со скамьи. — Верю. Охотно верю. Я буду ждать тебя, Джим Гордон. Детектив стремительно покинул комнату и громко выдохнул уже за дверью. Что же он натворил? Освальд говорил ему о пытках. Это они довели его до такого состояния? — Детектив Гордон! — поддельно-радостный голос Хьюго заставил Джима вздрогнуть и развернуться. Психиатр неспешно направлялся к нему. — Вы чем-то расстроены, детектив. Не поделитесь, чем же? Гордон едва сдержал желание врезать самодовольному доктору. Нужно действовать как полицейский. Хотя бы попытаться не выходить из себя, что очень сложно после увиденного. — Ничем особенным. Психиатр прищурился и хмыкнул. Ложь Гордона провалилась. — Вижу, вы посещали Освальда. Что скажете? — Выглядит он ужасно, — не стал скрывать очевидное детектив. — Терапия так действует по началу, — кивнул Хьюго. — Потом вы удивитесь результату. Знаете, Освальду иногда необходимо говорить с кем-то из прошлого. Из-за таблеток его знатно подводит память, но не беспокойтесь — это временный эффект. Сладкая ложь, которой детектив ужасно хотел бы поверить, но не мог. Однажды Тео Галаван обманул его своими речами, здесь же такой фокус не пройдёт. — Понимаю, профессор Стрейндж. Постараюсь заглядывать чаще, — Гордон ступил назад и, уже не глядя в глаза психиатра, сказал: — Извините, но мне уже пора. До скорых встреч. Слишком уж быстро произнёс это Джим, выдавая свои эмоции. И стоило ему скрыться с глаз врача, как улыбка исчезала с его лица, ставшего чрезмерно серьёзным. В голове Хьюго возник чёткий план действий, но для начала нужно было убедиться, что Гордон действительно будет приходить достаточно часто.