Отдельная история

Галлюцинация была такой реальной. Будто источала тепло, которое периодически чувствовал на себе Освальд от мимолетных прикосновений. Это всё, о чём он только осмелился просить у собственного разума: ощущение чьего-то присутствия в обмен на гнилое одиночество. Джим Гордон стал для него новым явлением, без разрешения вторгнувшимся в тесный безумный мир Аркхэма, но благодаря ему Пингвин чувствовал, что не спит, не находится под действием успокоительного. Словно перед ним действительно сидел живой человек, когда-то знавший его, и говорил с ним, пытался что-то рассказать. Прекрасное ощущение, именно им Пингвин очень дорожил. — Знаешь, — Освальд в очередной раз перебил Джима, — мне приятно, что ты такой реальный. Напротив него детектив тихо вздохнул и медленно кивнул. Кобблпот проследил за этим действием с болезненной внимательностью. Ему начинало казаться, что это не плод воображения, а запутаться в своей голове ещё больше, чем сейчас, он не хотел, поэтому и искал в Гордоне какой-то изъян. Может быть, Освальд упустил что-то в деталях одежды? Нет, безупречный коп. Весь. Без исключения. Кажется, он мог даже понравиться Кобблпоту чуть больше, чем нужно. Пингвин поджал губы и опустил взгляд. До чего же ужасно поступает с ним сознание — создаёт образ, постоянно появляющийся в определённое время, а потом пытается заставить поверить, что он настоящий человек. Игры разума бессмысленны и беспощадны, но они способны и спасти человека. Так говорил профессор Стрейндж, тут же добавляя, что Освальду следует не думать о природе появления Гордона, а задуматься над тем, для чего он представился ему. Этот вопрос и задал Пингвин, когда Джим пришёл во второй раз. Он был на нервах, взвинчен из-за чего-то. Вероятно, отказали в возбуждении уголовного дела или прочего исключительно чего-то полицейского. Кобблпот не задумывался над этим, как и не над чем больше. Освальд вперился взглядом в человека напротив, игнорируя его реплики, вопросы. Он просто не слышал их, пытаясь послать мысленные команды галлюцинация, чтобы она начала подчиняться. Затуманенное сознание билось о тесные стенки окружающего, которое виделось Кобблпоту нереальным, воображённым им самим. Но самое главное создание его не слушалось. Выделялось ярким, живым пятном в центре композиции и говорило, пыталось успокоить. Освальд не понимал, почему Джим так часто повторяет ему: «Всё будет хорошо», — сам он явно в это не верил. Пингвину уже хорошо здесь, под действиям лекарств, имитирующих подобное состояние. Когда живёшь в собственном мире, создаётся ощущение вседозволенности, но если сталкиваешься с неподвижным предметом — всё вокруг стремительно рушится. Джим Гордон стал айсбергом для готового ко всему Титаника Аркхэма. — Почему? — вдруг слетел с губ непрошеный вопрос. Гордон, пытающийся на протяжении нескольких минут сформулировать рассказ одного из эпизодов их совместного приключения, резко замолчал и изумлённо посмотрел на Освальда. — Что «почему»? — Почему ты говоришь всё, что хочешь? — недоумение в голосе Пингвина служило странной музыкой для ушей детектива. У Освальда остались эмоции, и, что самое главное, он мог их выразить интонацией, хотя бы немного. Этого было достаточно для Джима на начальном этапе. Гордон подумал с минуту, прежде чем ответить вопросом на вопрос. — А кто тебе запрещает говорить всё, что ты хочешь? Откровенно говоря, Освальд тормозил из-за успокоительных, а теперь ещё и сумел задуматься. Попытался, по крайней мере. Он нахмурился, глядя в глаза детектива, но совершенно не видя их. Кобблпот хотел найти ответ на нелогичный вопрос, но, к сожалению, собственный разум лениво увиливал, будто превратился в слизняка и теперь был ни на что не способен. Только медленно ползти куда-то. На свободу или обратно в клетку, не знал даже его обладатель. — Стрейндж? — наконец неуверенно произнёс Освальд. — Или может… кто-то ещё. Кто-то здесь, — он легко коснулся своего виска, всё ещё безотрывно смотря на Гордона, словно боялся лишиться его. До чего странная и интересная галлюцинация. Она создавала иллюзию, что сама распоряжается своим местонахождением. — Но я не знаю его имени. Джим вдруг понимающе кивнул и наклонился вперёд. Кобблпот невольно сделал тоже самое и хотел отметить столь необычное явление, как синхронность, но Гордон начал говорить первым: — Его имя Освальд Честерфилд Кобблпот. Губы Пингвина преобразились слабой, глупой улыбкой, и вдруг он кротко хохотнул. — Ты знаешь моё полное имя. Точно галлюцинация. — Ох, Освальд, — разочарованно выдохнул Гордон и устало закрыл лицо руками. — Как же можно помочь тебе, если ты даже не веришь, что я реален? Удивительный вопрос, над которыми Освальд едва ли снова не задумался, если бы не первая попавшая мысль. — А зачем тебе быть реальным, чтобы помогать? — вдруг он добавил тише с глубокой надеждой внутри, ещё не до конца уничтоженной. — Может быть… Может быть, я настолько сильно хочу спастись, что выдумал тебя. — От кого именно спастись, Освальд? — в тон ему спросил Джим, разглядывая рассеянное лицо собеседника. — Кто причиняет тебе боль? Кобблпот почти ответил. Он уже открыл было рот для этого, но ни одно слово не сорвалась с языка, потому что Освальд внезапно понял, что ничего о себе не знал. Иногда даже забывал своё имя и вспоминал на сеансах Хьюго, а прошлую жизнь и вовсе будто смыло проливным дождем. Пингвин опустил голову, предпочитая смотреть себе на колени. Если бы не ударная доза медикаментов, он бы заплакал. — Мир, Джим, — почти прошептал бывший король Готэма. — Мне делает больно мир. Именно в этот момент Гордон принял решение посещать Пингвина каждый день или же в их первую встречу — никто не мог сказать. Даже сам Гордон этого не знал. Он просто старался выполнять данное себе обещание и заезжал к Освальду хотя бы на пять минут, обычно превращающиеся в двадцать, потому что Кобблпот не хотел оставаться один. Ему постоянно казалось, что стоит Джиму снова оказаться по ту сторону решётки, как он навсегда оставит затухающее из-за таблеток сознание. Освальд так отчаянно желал выбраться; он чувствовал, что способен на это именно благодаря чудесному копу, обсуждающему с ним какой-то нелепый бред, называющийся реальностью. — Помнишь, как ты помогал мне, Освальд? — снова ласковое прикосновение к запястью, которое заставило Пингвина вздрогнуть и сжать чужую ладонь. Руки Гордона были грубые, закалённые войной и суровой жизнью в Готэме, но это не означало, что они перестали быть источником ласки, заботы; и Освальду нравилось чувствовать подобное. — Помогал? — тихо спросила пленённая птица, а затем быстро моргнула. Что-то лениво шевельнулось в воспоминаниях, но не выразилось в точной форме. Благодаря Джиму Кобблпот стал уверен, что у него была жизнь до попадания сюда, и, хотя не стоило так доверять галлюцинациям, она весьма смахивала на не самую отвратительную, по мнению Пингвина. Оставаясь один в камере, Освальд украдкой гадал, был ли в его жизни кто-то, похожий на Джима Гордона, или же это исключительно собирательный образ. В любом случае, это его самый любимый нереальный человек. — Да, помогал, — детектив слабо улыбнулся ему, а Освальд моментально повторил движение губ. Вышло довольно жутковато, но бесстрашного Гордона, решившего спасти погибающего бывшего короля преступности, вряд ли такое могло удивить и заставить почувствовать хотя бы нотки страха. — Помнишь, я рассказывал тебе о Тео Галаване? Несмотря ни на что, Освальд старался запомнить каждое слово своей галлюцинации, но всё ужасно путалось. Вот уже сидит перед Джимом и пытается что-то рассказать, какой-то сон или внезапное воспоминание, а тот слушает с невыносимым живым блеском в глазах, доказывающим Кобблпоту собственную ничтожность. В следующую секунду Освальд в кабинете Хьюго выслушивает очередные монотонные речи, всегда заканчивающиеся несколькими уколами, буквально выбивающими землю из-под ног. Джим, Хьюго. Хьюго, Джим. Пыточная, как её прозвали здесь, затем новые дозы лекарств. Гораздо больше, чем раньше, будто кто-то боялся, что Кобблпот вспомнит самого себя. — Джим… Джим Гордон, — хрипел Освальд, валяясь на полу своей камеры. Очередная порция таблеток вызвала приступ боли где-то в области затылочной доли и распространилась к шее. Не только сковывала изнутри рассудок, но и пленяла тело. Началось всё с лёгких покалываний, будто кто-то тыкал иголкой, а затем яростно ударило по затылку, на несколько секунд даже отключив зрение. Ушам Кобблпота слышался звонкий писк, который вполне можно было спутать с комариным, но вскоре его заменили отчаянные, душераздирающие вопли Освальда. Он вспомнил какие-то злобные фразы, брошенные ему недоброжелателями; вспомнил боль, заставляющую забыть о своей человечности и скулить, словно животное, которое избивают на земле; вкус вина, как вкус крови, долгожданный и яркий, играл на тонких губах с нотками садизма, и посреди воцарившегося хаоса в голове безумца появился Джим Гордон. «Я тебе не друг», — звучало словно последний удар, и Кобблпот закричал от очередной волны боли. Никто не пришёл. Никто не заглянул в камеру, откуда слышался безумный крик, потому все знали — одетый в смирительную рубашку Освальд, окружённый не слишком жёсткой обивкой стен, ничего не сможет себе сделать. — Пожалуйста… Пожалуйста! Когда приступы спадали, он подползал к двери и терся об неё отяжелевшей головой. Как же сильно он хотел увидеть сейчас Гордона. Жмурился, шептал его имя, но видение приходило лишь на следующий день, когда Пингвин практически забывал о пережитых страданиях. Освальду не позволяли ничего помнить, и каждый раз, когда Гордон снова и снова повторял вопрос: — Что с тобой здесь творят, Освальд? Ты должен сказать мне, чёрт побери, — Пингвин лишь отстранённо улыбался. Собственные пытки становились для него снами или призраки сознания, в любом случае, ничего не было реальным. — Меня лечат. Всего лишь лечат. Детектив долго смотрел на него, а затем кивал. — О чём мы говорили неделю назад? — Неделю? Это семь дней назад? — Да, Освальд, да! — нетерпеливо и обеспокоено говорил Джим. — Семь дней назад. Лицо Кобблпота становилось зачарованно-задумчивым, пока предательский смех снова всё не портил. Гордон понял, что ничего не добьётся такими темпами. — Джим, откуда я знаю, что такое неделя здесь! — выдохнул Пингвин, посмеиваясь. — Я даже забыл, как выглядит время. А собственно… что это такое? Ты знаешь? Детектив покачал головой. Мысли Гордона едва ли не плясали вокруг желания освободить Освальда, но в тот же момент указывали на отсутствие всяких доказательств на перевод Кобблпота в другое отделение. — Время… — прошептал Освальд, подавшись вперёд. — Время — это выдумка человека, так же, как и ты моя. — Ладно, давай попробуем иначе, — выдохнул детектив. — Я рассказывал тебе о Галаване, помнишь? Так вот… — Кто такой Галаван? Джим так и замер с открытым ртом, смотря на Освальда во всей красе глубочайшего недоумения. А Кобблпот лишь ждал, даже не пытаясь вспомнить что-то подобное. Он впервые в жизни слышал эту странную фамилию. Или, может, имя? — Освальд, — тихо и спокойно начал Гордон, боясь своих самых скверных предположений, — Тео Галаван был мэром Готэма. Он убил твою мать. Ты не можешь этого не помнить, я же рассказал тебе всё ещё неделю назад! Слова Гордона никоим образом не подействовали на безрассудного Кобблпота. Он даже не повёл бровью или уголком губ, просто продолжал смотреть на Джима, который отчаянно желал увидеть эмоции на лице Пингвина, а встречал пустые глаза. — О боже, Освальд. Что они делают с тобой? — Лечат, — не задумываясь, ответил Кобблпот и широко улыбнулся. — Жаль, что и с тобой скоро придётся распрощаться. Детектив нахмурился. — Что ты имеешь в виду? — Профессор Стрейндж говорит, что нормальные люди не видят галлюцинаций, — вдруг Освальд тяжело вздохнул, а сердце Гордона, как по команде, рухнуло в пятки. — А значит, скоро ты перестанешь существовать. В напряжённой тишине Джим недолго смотрел на Кобблпота. Нужно было действовать как можно скорее. Собирать доказательства, улики и прочее — это, конечно, согласно законам, но Аркхэм им вряд ли подчинялся. И чем больше Гордон наблюдал за Пингвином, тем сильнее в этом убеждался. — Освальд, я вытащу тебя отсюда. — Ты всегда так говоришь, Джим, — слабо улыбнулся Кобблпот, склонив голову к плечу. — Ты всегда мне врёшь. Хьюго Стрейндж барабанил пальцами по столу, и Пингвин моментально развернулся, переставая смотреть на заполненные шкафчики. — Выглядишь рассеянным, Освальд, — мягко произнес профессор. — Что-то вспомнил? — Нет, — покачал головой Кобблпот, быстро моргая. — Просто показалось.