Отдельная история

Не только время превратилось для Освальда в абстрактное понятие, но и сам Джим Гордон. Они виделись часто. Даже слишком часто. В какой-то момент Кобблпот начал думать, будто внезапный детектив действительно существовал в реальном мире, который стал таким далёким и неосязаемым, что Освальд забыл свою принадлежность к нему. Он верно придерживался такой затейливой мысли целую неделю, и Джеймс Гордон даже был невероятно счастлив, когда Кобблпот узнавал его. Или же Освальду это казалось, как всё остальное. Вряд ли Кобблпот мог разобраться в себе при наличии такого опытного сортировщика сознания, как Хьюго Стрейдж. — Так значит, сегодня детектив снова приходил к тебе, — мягко произнёс психиатр, равнодушно глядя на Освальда. Пингвин кивнул и слабо улыбнулся. Почему-то ему казалось, что всегда следовало улыбаться, когда речь идёт о Джеймсе Гордоне. Детектив был достоин этого, или же Кобблпот надумал себе слишком многое. — И каков характер вашего общения? — Характер? Ручка лениво скрипнула по бумаге, и Хьюго плавно отпил горячий кофе, запах которого наполнил комнату до краёв. Кобблпота едва ли не тошнило, но его предусмотрительно пичкали нужными лекарствами, и неизвестно, отчего точно ему было тошнее: от запаха специфического кофе, вязкого, как жидкий асфальт, или от невероятного количества препаратов. — Вы друзья, Освальд? Кобблпот будто задумался, но на самом деле лишь анализировал вопрос слишком долго. Заторможенный мозг не мог быстро выдавать нелёгкие ответы. — Друзья-я-я, — протянул Пингвин. — Это интересное слово. — Но относится ли оно к твоей галлюцинации? — К галлюцинации? — растерянность хорошо угадывалась в голосе бывшего короля Готэма. Профессор Стрейдж кивнул и что-то чиркнул в колонке записей. — Конечно, Освальд. Ты ведь не думал, что Джеймс Гордон реален? Они погрузились в тишину, невероятно противную Освальду, но и нарушить её у Пингвина почему-то не было сил. Галлюцинация. Конечно. Как он мог забыть об этом так просто и легко? Как смог поверить, что кому-то ещё нужен? Словно существует реальность за пределами Аркхэма. Постепенно разрушающийся под натиском лекарств разум преступника с лёгкостью вернулся на несколько месяцев назад, приводя Кобблпота к первоначальной мысли: «Какая забавная иллюзия полицейского». Хьюго терпеливо ждал, когда Кобблпот сможет выдать ему реакцию, но лицо Пингвина даже не отражало каких-либо мыслительных процессов. Растерянность замерла в светлых глазах и не исчезала. — Ты всё ещё здесь, Освальд? — плавно натолкнул его на ответ Стрейндж. — Да, профессор, — быстро моргнул Кобблпот, вздрогнув. — Джим… Да, как же я мог забыть. — Он реален? — бесстрастно спросил Хьюго. — Нет, — покачал головой Освальд и разочарованно вздохнул. — Он всего лишь плод моего воображения. — Как ты думаешь, почему ты выдумывал именно полицейского? Пингвин пожал плечами и опустил взгляд на свои руки. Когда-то их сжимал Гордон и шептал, что вытащит его отсюда. Можно спасти Освальда от лечебницы, но не заставить забыть её. — Потому что ты искал защиту, Освальд, — ровным тоном сказал Хьюго и положил шариковую ручку на стол. — Тебе кажется, что здесь небезопасно, но разве это так? Тебя кто-то здесь обижает? — Нет, — машинально ответил Кобблпот, прежде чем вспомнил несколько подобных случаев. — Разве что… — Вот видишь, — не дал ему договорить профессор. — Тебе здесь нравится. И здесь тебе помогают. В частности, я помогу тебе избавиться от галлюцинации. Ты ведь хочешь быть здоровым, верно, Освальд? Кобблпот заворожённо слушал каждое слово профессора, и когда он закончил, лишь зачарованно кивнул, облизывая потресканные губы. — Да, конечно, хочу. — Ты продолжишь выдумывать Джеймса Гордона? — Нет, не продолжу. — Значит, ты понимаешь, что болен, — вновь завёл свою убедительную шарманку Хьюго, — и для полного выздоровления должен довериться мне? Пингвин медленно кивнул, хотя что-то в его сердце отчаянно стонало и требовало закричать: «Я не верю тебе!» В настоящем же Освальд лишь нелепо поддавался сглаженным, как лёд в Арктике, речам. Они были такие ровные и монотонные, что с ними невозможно было не согласиться, когда твоя кровь едва ли не превратилась в одно сплошное месиво медикаментов. — Я понимаю, профессор Стрейндж. — Джим Гордон опасен для тебя, — продолжил Хьюго. — Ты должен перестать слушать его. — Тогда он исчезнет? — Тогда он исчезнет, — кивнул с обманчиво-ласковой улыбкой профессор Стрейдж. — Прекрасно, что ты идёшь навстречу, Освальд. — Это легко, — буркнул Кобблпот. — Я буду стараться не думать о Гордоне. Хьюго цокнул языком и покачал головой. — Боюсь, теперь этого не достаточно. Придётся полностью пересмотреть курс твоего лечения. Сменить лекарства, процедуры… — Не надо! — Освальд с мольбой в глазах уставился на него, от отчаяния готовый сделать всё, что угодно. — Я справлюсь. Я обещаю! — Справишься, конечно, — оскал отнюдь не внушал доверия. — Я просто немного помогу тебе. «Немного» означало в корне изменить всё, что только осталось в жалком, свернувшемся в клубок мире Освальда. Новые препараты заставляли тело содрогаться от болей каждый раз, когда кончалось их действие. Кобблпот выгибался на своей койке, судорожно хватая потресканными губами воздух и пытаясь запихнуть его в лёгкие, но кислород никак не слушался. Пингвину сказочно везло, если всё же он умудрялся позвать персонал, хотя, по правде говоря, они сами всё знали, просто не спешили приходить. Люди в ослепительных халатах появлялись сквозь тёмную пелену перед глазами и что-то кололи. Чудесная жидкость сводила приступ на нет, и Освальд мог перестать выгибаться как одержимый и рухнуть на койку, чувствуя себя вернувшимся с того света. Он дышал, что уже было достижением, и слушал приглушённые, отдаляющиеся шаги, за которым следовал скрежет старого замка камеры. Мир замкнулся, позволяя Пингвину снова вдохнуть пропитавшийся лекарствами, болью и безумием кислород. Он обжигал лёгкие, но на большее не приходилось рассчитывать. Ни Освальду, ни кому бы то ни было. Дни прекратили различаться с помощью Джеймса Гордона и слились в один сплошной серый ком. Постепенно разум Кобблпота стал будто стираться. Все немногочисленные воспоминания, которые он так бережно хранил, медленно растворялись в успокоительных и наркотиках. Личность Кобблпота улетучилась вместе с ними, и в одно прекрасное утро на сеансе Хьюго он едва сумел связать несколько слов. Тогда дозу лекарств уменьшили. Началось всё с малого. Он не узнал знакомого санитара, затем остальных больных. Позже забыл профессора, а финальной точкой стал незнакомый мужчина в костюме. Он сидел напротив Освальда, как странно было для хромающего мужчины это имя (неужели его собственное?), и пытался что-то донести, какую-то важную информацию, но голос слышался призрачным, настолько и лёгким и нереальным, что легко было представить: его не существует. — Освальд, твою мать! — не выдержал человек в костюме и наклонился, чтобы схватить Кобблпота за плечи и легко тряхнуть. — Ты меня слышишь? — Сейчас да, — рассеянно произнёс Освальд и туманным взглядом прошёлся по Гордону. — А… ты кто? Кобблпот бы навсегда запомнил растерянные глаза напротив, через считанные секунды наполнившиеся гневом, но на следующее утро память оставила его с такой же лёгкостью, как оставляет жизнь бренное тело.