Шиноби-хранители.

      - Следующая станция, - динамик отвратительно пискнул, заставляя людей в полупустом вагоне морщиться, - …лёво Пассажирская.       Припорошенная снегом бетонная платформа за окнами медленно поплыла назад, электричка начала набирать скорость. Трое школьников, вольготно расположившихся на двух деревянных скамьях, с ленивым интересом бросили взгляд на привычную картинку за окном – гаражи, голые деревья, набирающая силу метель. Серое холодное утро первого января порадовать ничем не могло.       - Нет, ну почему все сейчас спят, а мы прёмся в школу? – единственный парень в кампании захлопнул учебник по биологии, который пытался читать при слабом свете из окна.       - Если бы мы сегодня не поехали, Плащ устроил бы нам весёлую жизнь на греческом в пятницу. Не считая персональной домашки каждому, которую и при желании не спишешь, он бы заставил два урока читать и переводить тексты с листа. – русоволосая девочка поправила выбившуюся из под пушистой шапки прядь и потёрла руки в варежках.       - Кстати о птичках, – последняя школьница оживилась, перейдя из лежачего положения в сидячее,– что нам на сегодня задавали?       Парень полез в сумку, лежавшую на его коленях, и достал простенький ученический дневник, обёрнутый в прозрачную обложку. Через пару минут тихого бормотания и уточнения, какой сегодня день, он открыл нужную страницу и, обозрев пустые строки для записи домашнего задания, начал рассуждать:       - Сегодня два урока с Лидией Николаевной, а ей ничего делать не обязательно. Я, во всяком случае, ей всё по биологии и географии сдал ещё декабре. Русский - Белая тетрадь, как я помню. Она отмечала каждому своё задание, но я её дома забыл, что советую и вам сделать. – слушательницы солидарно закивали. – Конечно, Шпилька расстроится, но я договорюсь с Власом, и мы попросим провести литературу, вместо русского. История? Я отвечал на прошлом уроке. А вот что делать с физикой?       - Проведём классный час. Думаю, Галина Васильевна этому только посодействует. – светловолосая девочка заглянула в открытый дневник друга, читая следующий предмет. – Пение? Я могу потрещать с Галиной Александровной на тему Рождественского фестиваля. Только, Паш, тебе придётся приструнить ребят, что бы она опять не психанула. А то будут у вас столбиком двойки в журнале стоять.       - В прошлый раз мы ничего не делали, а она всё равно на нас вызверилась. Так что всё в руках Божиих. – на заявление подруги Паша состроил несогласно-кислое лицо, выражая сомнение в правдивости прозвучавших слов.       Повисла неловкая пауза, которую все попытались проигнорировать. Паша убрал дневник в сумку и, сориентировавшись по пейзажу за окном, поправил шарф и застегнул зимнюю куртку. Заметив приготовления друга к высадке девушки тоже завозились.       - Оль, а когда вы едете на фестиваль? Мне билет достанете? – светловолосая девочка немного покраснела.       - Да у нас репертуар отстойный, может не надо? Мне будет стыдно перед вами позориться. А так билеты достать не сложно.       - А что поёте? – парень перекинул ремень сумки через голову и встал, что бы стянуть сумки подруг с грузовых полок.       - Две колядки и тропарь. Говорю же убогий репертуар. А теперь представь, что петь за первые голоса придётся только мне, а за вторые одной Яне. Ещё и Галина регент не концертный, а храмовый. – Оля поймала брошенную сумку и споро повесила её на плечо. - Не жесть конечно, но однозначно пластмасса.       Подростки рассмеялись понятной только их компании шутке и медленно потянулись к дверям выхода. В тамбуре воняло табаком и мокрым железом - никакой новогодней атмосферы. Электричка начала замедлять ход, и школьники подошли поближе к дверям, пытаясь высмотреть первыми платформу.       - Бирюлёво Пассажирская. – динамик хрипло произнёс название станции и замолк.       Двери распахнулись, и школьники поспешили сойти на платформу. Ветер бросил им в лицо снег, но они от этого только повеселели и, ловя снежинки ртом, поспешили к выходу со станции. Пройдя по подземному переходу они вышли к лавкам быстрого, но опасного питания, и кассе. Паша вышел вперёд, ведя подруг по давно заученной дороге, мастерски избегая пьяных субъектов и спящих на картоне бомжей.       На пешеходном переходе их облаяла облезлая и хромающая собака. Оля, до смерти боявшаяся лающих дворняг, беззастенчиво взяла друга за руку, готовясь отбиваться от врага сумкой с учебниками и тетрадками. Перейдя дорогу, они было пошли во дворы, но Яна уверенно зашагала в круглосуточный магазин. Её спутникам ничего не оставалось, как последовать за ней.       - Откуда ты деньги берёшь? – Оля притопнула ногами, отряхивая снег с украшенных мехом сапожек.       - На новый год подарили. Мне Пепси в баночке и шоколадку с фундуком, – сонная продавщица посмотрела на покупательницу выжидающе, – Альпен Голд.       - Восемьдесят рублей. – сотенная купюра легла не прилавок и скоро сменилась сдачей. – Вам Пепси из холодильника?       - Да.       Выйдя из магазина, подростки поспешили углубиться во дворы. Скоро они дошли до зелёной железной ограды, за которой расположилось потрёпанное здание детского сада, которое двадцать лет назад стало гордо именоваться Классической Гимназией Николая Чудотворца. Во дворе гимназии уже стояла дорогая машина директора, которого в среде школьников звали не иначе, как «Плащ» или попроще – «Батон».       Прозвище директор получил заслуженно. Являясь служителем церкви, он носил чёрный подрясник, который в купе с вредным, сложным и напористым характером, создал ему дурную славу неотвратимого и неумолимого зла. Батоном же его называли только старшеклассники, давно потерявшие всякий трепет и страх перед ним, таким образом сокращая верное к нему обращение «батюшка».       Дойдя до двери, Паша позвонил в звонок и оглянулся на приотставших подруг, который задержались, что бы прикрыть скрипучую калитку ограды. Запищав, дверь резко распахнулась, на пороге застыл высокий и полноватый священник, держащий в руке трубку мобильного телефона и зорко оглядывающий прибывших учеников.       - Пришли? Будете жить. – открытую дверь перехватил парень, и директор поспешил уйти с холода в школу.       Девочки быстро заскочили в школу, и Паша закрыл дверь. Поднявшись по лестнице и поздоровавшись с ухмыляющимся охранником, подростки свернули в раздевалку и начали снимать с себя верхнюю одежду. Девочки сняли пуховики, подхватили мешки со сменкой и скрылись в туалетной комнате, весело болтая о прошедшей ночи.       Павел, оставшись наедине, переобулся, перевесил чужую шубу со своего крючка на сторону младшеклассников, захватил сумки подруг и пошёл в класс. Легко взбежав по лестнице на второй этаж, он вошёл в промёрзший за ночь кабинет и пожалел, что вообще снял куртку – в рубашке и жилетке было холодно. Пройдя до своей парты, он опустил на неё сумки и полез в шкаф за обогревателем.       Когда перешучивающиеся девочки вошли в класс, Паша уже включил обогреватель, который поставил прямо под свою парту, грея ноги.       - Ну и холодрыга. – Яна передёрнула плечами и бросила на одноклассника завистливый взгляд. – Если меня на литературе попросят читать, то это будет выглядеть как-то так. Ей-йё по… похрон-нили б-близ пруд-да. – девушка скрючила пальцы на руках, изображая из себя замерзающую страдалицу.       - Ох, бедная Лиза! – Оля, видя потуги подруги, засмеялась и обняла «замерзающую». – Хотя девица Карамзина не бедная, а безмозглая.       - Полностью согласен. Вместо того чтобы кончать с собой, она могла бы устроить сладкую месть этому Эрасту. И мать бросила, неблагодарная дура. – Паша передвинул сумки подруг на соседние парты, которые стояли впритык друг к другу.       Тут по всей школе разнёсся громогласный крик директора:       - Татьяна!       Школьники, замершие было от неожиданности, залились смехом. Подобным образом директор обычно звал школьного завхоза, которая на этот зов приходила довольно редко, не отвлекаясь от работы и дожидаясь пока взывающее начальство само поднималось к ней.       - Мне в первом классе казалось, что он кричит не «Татьяна», а «Диана». – обладательница двойного имени доверительно улыбнулась и присела рядом с Пашей, протягивая ноги, обутые в чёрные туфельки, к батарее. – Как же я тогда дёргалась! Ян, ты должна помнить.       - О, да. У отца Димитрия голос вообще жуткий. Когда он на меня кричит на греческом, я вместо того, чтобы собраться и перевести долбанный текст, ещё больше теряюсь и чуть не плачу. Как мы ему в прошлом году церковнославянский язык сдали, я вообще не понимаю.       - Помнится, я вообще торию не учил, а билет мне выпал по теме имперфекта и аориста. Я в этом вообще не шарю, помню лишь, что это прошедшее время глагола и всё зависит от окончания. Пришлось выклянчивать шпору у Насти. Дать то она мне подсказку дала, да я в её бумажке ничего не понял и тупо переписал всё с шпоры на ответный лист. Так он мельком глянул на мою писанину, заявил, что этого, мол, не видел, и вызвал к доске писать под диктовку. Ну и страха я тогда натерпелся. – Паша достал клетчатый пенал и толстую тетрадь на пружинке.       - У меняя легкотня была: цифры и плюсквамперфект. – Оля легла на парту, подложив под голову сложенные руки. – Что и говорить, отличницам везёт.       - Да тебе всё лёгким бы показалось. Мне выпали страдательные и действительные причастия. Да их вообще никто из нашего класса не знал! Я ему так и заявила. Так он заставил меня переводить целый псалом, а потом писать на доске некоторые прочитанные стихи. Хорошисткам видимо не везёт.       - Давайте сойдёмся на мнении, что всем нам крупно повезло не схлопотать трояки. – Павел подгрёб выложенные школьные принадлежности под подбородок. - Нынешний седьмой класс, в отличие от нас, в церковнославянском дегениратничает по чёрному. Их с каждого урока всем кагалом выгоняют в раздевалку учить теорию. Какими бы кретинами не были мы, они много хуже.       - Складывается впечатление, что после нашего поколения в эту школу начали брать умственно отсталых. – Яна перестала печатать смс родителям и потянулась, широко зевнув.       - Местные жители и правда думают, что у нас не гимназия, а школа для отсталых детей. – в класс чуть пошаркивая вошёл ещё один школьник. – Привет всем.       - Влас, давай вместо русского у Ефимовой выпросим литературу. – Паша встал и протянул руку другу.       - Не вопрос. А Белые тетради? – пожав руку, он окинул расслабленную троицу цепким взглядом. – Ясно, забыли дома и вообще у нас праздник. Раз партия сказала «надо», то я отвечу «да». Кто-нибудь завхоза видел, мне деньги за учёбу сдать надо.       - Её даже Плащ не мог докричаться, куда тебе. – Яна поправила чуть задравшуюся рубашку на животе и оглядела класс. – Круто будет, если никто больше не придёт. Новый год, блин.       - Оладушек, дорогая. – Влас оседлал стул и придвинулся к батарее. – Признайтесь честно, что легли спать в десять вечера и не праздновали.       Одноклассники согласно закивали головой. В православных семьях вообще редко празднуют первое января, а уж ученикам богословских гимназий подобная роскошь и вовсе недоступна. До начала урока никто больше не пришёл. В восемь тридцать в класс заглянул раздражённый директор:       - Влас, дай звонок.       - Да, конечно. Влас сейчас даст звонок. – преувеличенно бодрый голос в контрасте с довольно постной миной парня заставил восьмиклассников зафыркать в кулаки.       - Эй, Иоанна! – Яна напряглась, готовая открещиваться от любой претензии. Директор пальцем погрозил девушке. – В пятницу я жду твоё домашнее задание с самого утра. Ну, Власий, поторапливайся. А то двигаешься как сонная муха. Надо резче!       Парень чуть ускорился и вышел из класса, конвоируемый и подгоняемый директором. Взамен ушедшим в кабинет вошла, оборачиваясь на комичную парочку, худенькая учительница с причёской «пучок» на голове.       - Это за что его? Натворил чего?       - Нет, Татьяна Владимировна. Он должен дать звонок. – Яна даже не удосужилась сесть нормально, вольготно откинувшись на спинку железного стула. – Кстати, у нас на этот праздничный день есть предложение. Пусть сегодня вместо русского будет литература.       - Да, точно. – Паша толкнул подругу, которая своим поведением могла сорвать переговоры. – Нам в следующем году писать сочинение на ГИА, так что важно заранее научиться читать классическую литературу и искать в ней интересные темы, которые могут встретиться на экзамене, – и, чувствуя ущербность собственной аргументации, он добавил, - Многие из нас вообще читают только в школе, так что стоит хоть немого поработать для этой аудитории.       В это время, прерывая диалог, зазвучал гимназический колокол, призывающий учеников сесть по местам и начать учиться. Когда прозвучал пятый удар, все расслабились, но тут прозвучал шестой удар. На первом этаже послышался возмущённый голос директора и громкий, но спокойный голос Власа. Весь класс лёг на парты, гася рвущийся наружу смех. Учительница, тоже прислушавшаяся к спору ученика с директором, усмехнулась.       Вошедшего в класс парня встретили, как героя. Паша, как его лучший друг, снова пожал ему руку, похлопав по плечу.       - Ну, хватит целоваться и ручкаться. – парни в противовес словам учительницы под дружный смех класса трижды символически чмокнулись в щёчки. – Сдайте Белые тетради и доставайте литературу.       - Татьяна Владимировна! – Влас, севший за первый ряд парт прямо перед учительским столом, прижал руку к сердцу и грустно вздохнул. – Мы бы все были бы рады сдать вам эти тетради, но мы их благополучно забыли дома. Поэтому и пошли на хитрость с заменой на литературу, чтобы не печалить вас своей безответственностью и забывчивостью. Будьте великодушны.       - Благополучно забыли, говоришь? – учительница улыбнулась и привычным движением открыла журнал, погладив страницу с оценками по русскому языку. – Доставайте литературу. Кто сегодня в уроке учувствовать не будет, получит два за русский.       - Покорнейше благодарим. – Влас сидя отвесил преподавателю поклон, коснувшись лбом столешницы.       ***       На завтраке ученикам привелось осознать полностью свой подвиг. В обычный учебный день трапезная, как называли столовую, была битком набита голодными детьми, а сейчас за столами сидело от силы три-два человека. Просмотрев меню, Яна ушла обратно в класс, собираясь съесть купленный шоколад. А остальные восьмиклассники пошли на раздачу. Солянка, салат из помидоров с луком и сладкая чайная бурда.       Последняя, разлитая в кружки с порой отбитыми ручками, пользовалась особой популярностью. Влас взял на всех порции, а Паша набрал чашек, сколько смог унести. Оля попыталась было помочь парням, но была вежливо препровождена до классного стола.       - Относить посуду буду я! – девушка села на скамью и придвинула к себе тарелку.       - Да пожалуйста. – Влас насмешливо взлохматил волосы серьёзной подруги. – Давай ты и звонок давать будешь?       - А вот и буду!       Доев, парни на скорость допили чай и, не слушая возмущённое пыхтение Ольги, отнесли посуду на мойку. Проходя мимо поварихи, они все поблагодарили её за завтрак, вызвав у пожилой женщины добрую и счастливую улыбку. Свернув от трапезной на лево, гимназисты дошли до колокола, который был подвешен под потолком. Именно из-за этого, звонить приходилось исключительно парня, в то время как низкорослые девушки до нити, привязанной к его языку, не могли нормально дотянуться.       - Всё ещё хочешь позвонить? – Влас сверился с наручными часами и посмотрел на решительную подругу. – Паш, помоги жаждущей душе.       Паша под смех друга и возмущённый писк девушки подхватил Ольгу под колени, перекидывая её руку себе через шею. Возникшую дилемму «Стукнуть по голове нахала и нет?» решил строгий голос Власа:       - Готовься. Пять ударов, не забудь. Первый удар самый громкий, как и последний. Пусть все первоклашки вздрогнут!       Ухватившись за белую верёвку, Оля дёрнула. Из-за гула колокола у неё сразу заложило правое ухо, и остальные удары она давала больше по отмашке Власа, чем по собственному расчёту. После последнего, её опустили на пол. Оглушённая она стояла, чуть тряся головой и отходя от звона в ушах.       - Пошли, у нас история. А мне надо сегодня хоть что-нибудь Денису Михайловичу рассказать о соляном, хлебном и медном бунте. Кто делал записи?       - Я. Дам тетрадь, положишь на парту и ответишь. Он этого и не заметит. – Оля начала приходить в себя и по кривому вектору двинулась к лестнице на второй этаж. – В следующий раз, когда я захочу дать звонок, не смейте мне в этом помогать.       - Обязательно. – два голоса прозвучали неубедительно.       ***       - Так, дома перечитайте сегодняшние записи и подготовьтесь, могу устроить письменный опрос по материалу. Ну, можете быть свободны. Ой, совсем забыла. Давайте. – невысокая пожилая учительница биологии встала спиной к классу.       - Я тоже что-то подзабыла, что давать? – Яна, уже было дошедшая до выхода из класса затормозила.       - Ну как же, ваш ритуал.       Вошедший после звонка с урока Влас услышал последнюю фразу учительницы. Размашисто перекрестившись, он запел «Достойно есть», которую быстро подхватил тонкий ангельский голосок Оли, подстроившей к ней альтовую партию голос Яны и безбожно фальшивящий в басовом диапазоне рык Паши. Допев до конца, Яна быстро убежала переодеваться, а остальные принялись за уборку класса.       - Влас, не забудь пакет с мусором! – выталкиваемая из класса Оля умудрилась пробиться через Павла и дать последнее указание другу, который собирался мыть пол. – Мы тебя внизу подождём.       - Идите вы уже, - проглотив нецензурный конец, парень закончил, - в низ. Одевайтесь.       Домыв пол и прихватив почти пустой пакет с мусором, Влас закрыл дверь класса на ключ, который отдал охраннику на входе. Выскочив на улицу в не застёгнутой куртке, он грудью поймал снежок из рыхлого сухого снега. Оказывается за день метель намела на заледеневшие серые сугробы приличный слой чистого белого снега, из которого подростки, как маленькие дети сделали снежки.       Яна, успевшая за место уборки сходить в магазин за бутылкой энергетика, глядя на одноклассников лишь фыркала, не вмешиваясь в игру. Наигравшись и изваляв в четыре руки девушку в снегу, гимназисты подхватили сумки и пошли к электричке. По дороге они вспомнили, что злосчастный пакет с мусором так и остался у стены школы и по настоянию Оли вернулись за ним. Жест был чистой фикцией – пакет был отправлен в первую попавшуюся по дороге урну. Но потребовать чего-то большего от парней Оля не смогла.       Яна распрощалась с компанией на автобусной остановке, сказав, что за ней заедут родители. Влас же проводил друзей до кассы электрички и, поскольку до времени прибытия состава было много, купил три чашки чая за десять рублей в ближайшем ларьке. Попивая обжигающий чай, подростки заболтались и чуть не опоздали на электричку. Оле с Пашей пришлось со всех ног бежать на платформу, а Влас бежал за ними, подбадривая фразочками армейско-сержантского типа.       Когда «дохлотелые салаги» заскочили в вагон электрички, Влас помахал им рукой из застеклённого тамбура с турникетами и, развернувшись, пошёл домой. Пара загнанных гимназистов отдышалась только к следующей станции, а потом долго смеялись на всей ситуацией в целом, припоминая речевые обороты своего друга.       Яна час ждала своих родителей на остановке, пытаясь им дозвониться и замерзая на вечернем морозе. В конце концов, она купила билет на электричку и поехала домой одна, злясь на родителей, мир вокруг и дурацкий праздник нового года. Придя домой, она выключила сотовый телефон, приняла горячую ванну, закрыла дверь на нижний ключ, выпила начатую бутылку шампанского и легла спать.       Оля, которую Паша проводил до дома, тихо прошмыгнула в свою комнату, минуя закрытую дверь в родительскую спальню, откуда раздавались звуки нехилого скандала. Сделав домашнее задание на завтрашний день, она честно попыталась прочитать молитвы перед сном, но звуки ругани этому сильно мешали. Закрыв молитвослов, она прочитала простейшую молитву защиты от всякого зла и, приняв контрастный душ легла спать.       Паша полчаса шёл пешком до своего дома по ночным улицам, с наслаждением вдыхая морозный воздух. Войдя в съёмную квартиру, он шуганул рыжего кота с матраса, на котором сам обычно спал. Ленивый зверь потребовал жрать, чего в скором времени и добился. Заглянув в холодильник, и печально посмотрев на половинку луковицы и подсыхающий хлеб, Паша вышел в магазин за мясом и чайными пакетиками. Поев, он до четырёх часов ночи сидел над учебниками и тетрадями, после чего уснул, уткнувшись головой в энциклопедию по анатомии.       Влас, забежав домой за футбольным мячом, до полуночи играл на стадионе районной школы с компанией знакомых отморозков. По дороге домой подрался с слишком громко кричавшими что-то на нерусском языке приезжими, выйдя из свары без ушибов и царапин. Дома выслушал положенную порцию упрёков и восхищений своим младшим братом, после чего в очередной раз ушёл из дома в ночь, прихватив учебники и тетради на следующий учебный день. Спать он лёг голодным на квартире своего знакомого, который, отбывая в места не столь отдалённые, вручил ему на сохранение ключ от квартиры.       И всем этим четверым подросткам приснился один и тот же сон. Стоя ногами на лунной, изрезанной кратерами и горными цепями, поверхности, спящие с непередаваемым восторгом рассматривали лепестки лотоса, окружающие со всех сторону луну. Лепестки были белоснежными и настолько густыми, что ничего дальне них не было видно, лишь пустота космоса над головой. Перед самым пробуждением, лепестки начали слегка розоветь, будто с внешней стороны огромного цветка их озарило своим светом восходящее солнце.       Пустоту над головой разрезали три ослепительно белые молнии, образуя собой рисунок равностороннего треугольника, в глубине которого пустота будто стала чернее, непрогляднее. И человек во сне, подчиняясь необъяснимому порыву, протянул руку к тьме. Треугольник опустился на тянущегося к нему, поглотив полностью, скрыв и луну, и лотос. Перед пробуждением наступила тьма.