На десять лет назад

      — Лиля! — едва я подошла к месту стажировки и, надеюсь, работы, как меня нагнал Димитров. Подхватив меня за локоть и оттянув подальше от толпы, Васька достал откуда-то из-за спины коробку с конфетами. — Вот. Это… тебе.              — Спасибо, — я улыбнулась, принимая презент и убирая его в сумку — благо, что ее размер позволял. Никогда не любила типичные дамские ридикюльчики, да и работа требовала порой носить с собой сменную одежду, обувь, запас еды на пару дней… Мужчины, конечно, могут и без этого обойтись, а я вот не могу, переночевав в отделении, с утра после душа надеть грязное белье и грязную же одежду, после чего как ни в чем не бывало сесть работать, распространяя вокруг себя амбре нестиранных носков. Равно как и не могу неделями питаться одними только бутербродами. Так что, считаясь со своими желаниями и привычками, сумку я с собой всегда носила вместительную. — А могу спросить, по какому поводу…              Я постаралась как можно более мило улыбнуться. Из всех кавалеров, которые проявляли ко мне внимание в последнее время, Димитров нравился мне больше всех. Верней сказать — он просто мне нравился. Всегда на оптимизме, всегда готов выслушать, помочь, никогда не забывает о мелочах вроде дня рождения. Вдобавок — при выборе подарков, пусть даже это и коробка конфет в качестве презента, учтет привычки и предпочтения одаряемого… В общем-то, что еще надо от мужика? Внимательный, заботливый, более-менее аккуратный, внешне далеко не урод… И, вдобавок — очень красиво ухаживает за мной вот уже полгода.              — Ни по какому. Просто решил сделать тебе приятное, ну и заодно — пригласить в кино после работы. Что предпочитаешь — комедии, ужастики?              — Ужастиков нам и на службе хватает, не находишь?              — Комедий тоже. Достаточно вспомнить, как Владислав Сергеич с чайником договориться пытается…              Я против воли прыснула. Замначальника, хоть и был человеком хорошим, добрым и замечательным во всех отношениях, обладал одним большим недостатком: полной технической безграмотностью. Именно поэтому на компьютере все за него печатала я (будучи стажером, не особо отвертишься от различной работы, которую стремятся повесить на самого крайнего), на звонки и сообщения отвечала жена, ну а чайник помогали включить сослуживцы, находящиеся в данный момент в непосредственной близости от данного электроприбора.              — Тогда, может, ну его, это кино? — внесла рацпредложение я. — Приходи к нам после работы? Баба Варя фирменных пирожков напечет, а кино можно и по DVD посмотреть.              — Желание прекрасной дамы для меня закон, Лиль. Увидимся после работы, я побежал, — поцеловав меня в щеку, Васька поспешил к проходной. Я, достав зеркало и убедившись, что с лицом и прической все в порядке, отправилась следом за ним, на ходу доставая из внутреннего кармана пиджака удостоверение.              Васька — одна из многих причин, по которым я надеялась после стажировки остаться именно в этом отделении. С учетом того, что других желающих на «престижное» место оперативника в единственном отделении МВД города Мутные Васюки на горизонте не наблюдалось — у меня были все шансы на получение желаемого.              Бывшие товарищи по учебе, конечно же, отговаривали, как могли. По их словам выходило, что уж я-то со своими где надо располагающимися мозгами и прочими достоинствами просто обязана была попытать счастья либо в Москве, либо в другом более-менее крупном городе. Но никак не оставаться там, куда меня отправили по распределению сразу после школы милиции для прохождения стажировки.              Вот только ребята забывали о множестве важных вещей, среди которых смутная перспектива карьерного роста «когда-то там» находилась для меня далеко не на первом месте.              Во-первых — несмотря ни на какие заморочки зама, на показушную строгость полковника Сан Саныча и на раздолбайство будущих сослуживцев, коллектив подобрался хороший. Дружный, веселый, подлянок тут никто друг другу не делал, не подсиживал, не стучал на коллег… В общем-то, мечта, а не жизнь. Во-вторых — в этой, как говорили ребята, «деревне», парни по отношению к девушкам проявляли намного больше уважения, чем в той же столице, где мне довелось учиться. Ни разу с первого моего дня пребывания здесь никто не попытался навязчиво склонять меня к знакомству и его последующему продолжению. А когда ты девушка и тебе только двадцать один год — этому обстоятельству уделяешь намного больше внимания, чем могут представить себе посторонние.              В-третьих, здесь сами обстоятельства складывались так, что грех было не остаться. Общежития не было, так что меня поселили в коммуналку, где в соседки досталась одинокая баба Варя, которая на меня — детдомовскую сироту, принялась активно выплескивать всю свою нерастраченную материнскую заботу и любовь. Со старушкой мы полгода живем душа в душу. С меня — уборка и походы в магазин, а также различное выполнение мелких поручений. А с нее — обалденная стряпня, выслушивание новостей по теме «что сегодня было на работе». Семьи у меня никогда не было, так что представление о том, какой она должна быть, довольно зыбкое. Но почему-то мне кажется, что именно баба Варя и есть моя семья, если можно так сказать. А еще — Васька Димитров, старший лейтенант из убойного отдела. Внешне понравился он мне сразу, ну а уж после общения в течение полугода хотелось дальнейшего развития отношений, которое, надо полагать, последует сегодня после чая с лимоном и порции баб Вариных пирожков. Надолго ли эти отношения — время покажет, но Васька, похоже, настроен серьезно, да и я очень даже не против, поскольку, как уже говорилось, парень хорош собой, обходителен, воспитан… Почему не женат до сих пор — это тоже понятно: большинство современных девочек не согласится на отношения с так называемым «ментом», поскольку у того нет особо ни времени, ни денег. А мне вот Васька нравится. А денег и у меня у самой нет, и что с того?              — Привет, Рыжик, — поздоровался со мной дежурный. Михал Степаныч у нас мастак придумывать прозвища, конечно. Интересно, как бы он выкручивался, если бы в отделении кроме меня была еще одна рыжая девушка, ну или парень?              Путь до общего кабинета занял лишь пару минут. Родной убойный отдел встретил меня привычным запахом растворимого кофе, кипой бумаг на рабочих столах и, конечно же, видом заспанных коллег по цеху, которые лихорадочно пытались заполнить все необходимые документы прежде, чем придет Сан Саныч и всыплет всем по первое число.              Я поздоровалась со всеми, включила компьютер и села за стол. На рабочем столе сразу же высветилась статистическая таблица, которую надо было доделать к обеду. И да — это тоже не входило в мои обязанности, но что поделать… Честно говоря — окончания испытательного срока и официального заступления на службу я ждала уже с нетерпением. Настолько уже надоело мотаться хвостом за ребятами, разгребать чужие косяки и делать прочие вещи хоть и необходимые, но не вызывающие никакого энтузиазма. Ладно, хорош ныть! Стажерские полгода заканчиваются сегодня, двадцать девятого октября, субботним днем две тысячи шестнадцатого года. А значит — уже с понедельника я, скорей всего, начну работать уже на полную катушку, разгребая… Да ни черта не разгребая! Городок Мутные Васюки — местечко тихое, и все, что достается убойному отделу — пьяные поножовщины и семейные разборки. Ну да этим тоже кто-то должен заниматься, так почему не я?              — Гладкова! — с порога проорал мне Махрышкин, он же Петька, он же наш следователь. — Тебя к шефу вызывают!              Ну вот, кажется, и настал момент «икс». Куча таблиц, которую мне нужно было доделать, была в мгновение ока переброшена на диск, в компании с которым я и подошла к заветной двери.              Единственное отличие начальника отдела от нас, простых смертных — это то, что он сидит в отдельном кабинете, в то время как мы довольствуемся общим помещением, разделенным стеклянными перегородками. А в остальном — все то же самое: чистенький простенький ремонт, посреди помещения — Т-образный стол, составленный из двух обычных. Ну а позади спины нашего великого и могучего — флаг, портрет президента и прочая атрибутика, которая сообщает каждому вошедшему, куда он, собственно, попал. Я в этом кабинете была уже не первый раз.              — Стажер Гладкова по вашему приказанию прибыла! — четко отрапортовала я, отдавая честь и крепче прижимая к себе диск свободной рукой. Выронить его в самый неподходящий момент было бы верхом глупости.              — Проходи, Гладкова. Присаживайся.              Раз присаживайся — разговор будет долгим. Примерное его течение я представляла. Либо меня сейчас похвалят и пригласят работать официально, либо же начнут промывать мозги в стиле «ты такая молодая красивая девочка, ну за каким таким чертом тебя на такую работу потянуло». Последним представители старшего поколения, воспитанные еще на советских идеалах, грешили очень, очень часто. Объяснить им, что времена сейчас абсолютно другие, возможным в большинстве случаев не представлялось: оставалось только молча выслушать, а после этого — твердо продолжать гнуть свою линию, поскольку вода она и камень точит. Даже лежачий камень.              Вопреки моим опасениям, начальник начал разговор абсолютно неформальным тоном, но при этом задавал вопросы, которых я вовсе не ожидала. Понравилось ли мне у них в отделе? Само собой, понравилось. Хотела бы я работать оперативником в местной «убойке»? Да само собой. Имею ли планы получать высшее образование по юридическому профилю? Естественно, имею, я уже на второй курс поступила и, между прочим, на бюджет, хоть и на заочное, кстати, в соседнем городе.              В общем, меня приняли. По этому поводу после работы собрался небольшой сабантуйчик, меня поздравляли с новой работой, а Махрышкина — с укомплектовкой группы, которую он ждал вот уже четыре года, но дождался только сейчас.              Ах да, вот еще одна причина, по которой мне нравится местная «глухомань» — где-нибудь в райцентре меня бы даже до стажировки не допустили, прикрывшись стандартным «бабье в оперативниках нам не нужно», а то и более грубо сформулировали бы. А вот в Мутных Васюках, где постоянно проблемы с кадрами и годами нет возможности найти человека на свободное место, все как-то сразу стали спрашивать исключительно по существу, отбросив в сторону шовинистические замашки. Медкомиссию прошла? С нормативами справляешься? Компьютером пользоваться умеешь? Образование есть? На все вопросы ответы были положительные, и поэтому процедура трудоустройства для меня была завершена. Так что с завтрашнего дня буду официально числиться опером. Правда, кажется, бумажной работы будет все равно намного больше, чем реальной, поскольку кто новичку что важное доверит? Будут еще года три, небось, таскать за собой на поводке, обучая всем премудростям… Ну и пусть. Я девочка терпеливая, мне три годика подождать не проблема… Тем более, что ждать, кажется, придется в нескучной компании.              Вечером в гости ко мне пожаловал Василий, как и обещал. Тактичная не по возрасту баба Варя демонстративно несколько раз сообщила нам, что отправляется на всю ночь в гости к соседке, после чего осуществила задуманное. Не сказать, чтобы она нам сильно мешала до этого — достаточно было мне запереть дверь в свою комнату, чтобы ощутить себя абсолютно одной, да и живущему в такой же коммуналке Василию не привыкать к проблемам хорошей слышимости… А где она плохая? В новостройках, что ли, где ты слышишь, как ночью твой сосед сверху чихает, а сосед снизу желает ему «будь здоров» или «шоб ты сдох», в зависимости от отношения друг к другу данных соседей?              В общем, день у меня удался. Да и ночь вышла бурной. Итогами этой ночи стал окончательный переезд Васи на мою территорию. Поначалу он настаивал на обратном, но я призвала на помощь все убедительные логические доводы, которых нашлось целых два. Первое — соседями Васи были люди куда менее приятные, чем баба Варя. Конечно же, с двумя «мусорами погаными» связываться побоятся, но лично мне не по нраву жить в условиях постоянной враждебности по отношению друг к другу. Ну и второе — если Вася жил на другом конце городка, то мне досталось жилье за углом от нашего постоянного места работы. Вот так за один день я обзавелась и любимой работой, и любимым человеком… Стоит ли удивляться тому, что в конечном итоге как я все это получила легко, так точно так же легко и потеряла? Ну, верней, меня потеряли… И дело было всего лишь два дня спустя…              Разбудил меня Вася. Основное преимущество совместной жизни заключалось в том, что все «рутинные обязанности» по дому мы теперь выполняли по очереди. Например — готовили завтрак, давая «напарнику» поспать лишние двадцать минут. Сегодня отсыпающимся была я, поэтому с чистой совестью открыла глаза только после пятого поцелуя и получила под нос порцию гренок. Гренки, яичница, омлет, каша с молоком — вот и все разнообразие блюд на завтрак. Как по мне — неплохо. А с учетом того, что Васька оказался детдомовским, как и я… Не стоит удивляться тому факту, что никаких особых капризов и потребностей у нас не было. Через пятнадцать минут после довольно быстрого завтрака мы стояли у дверей родного отделения. Работали мы в одном и том же месте, в одной и той же группе, так что всегда на виду друг у друга и, вдобавок — всегда готовы помочь ближнему своему. На всякую муть типа «служебных романов» здесь смотрели примерно так же, как и на мою принадлежность к особам женского пола. Ну, даже если узнают, потреплют языками месяцок-другой, а потом угомонятся, поскольку появится куда более важная тема для обсуждения.              Вася сидит через стол от меня и периодически бросает на меня подбадривающие взгляды из-за кипы собственных неразобранных дел. «Глухарей» куча, начальство за них песочит, ну да больше для порядка, чем из реального желания раскрыть все эти дела. Да и возможно ли это? Данные статистики говорят нам совершенно об обратном.              Вызов к следователю прервал разбор документов, доставшихся мне от несуществующего предшественника. Поскольку раньше Махрышкин и Васька со всем справлялись вдвоем, сейчас они просто предпочли всю кипу неразобранных дел поделить на три части. И, признаться, уже на пятой папке у меня зверски рябило в глазах. Поэтому «выезд на труп» был воспринят скорей как подарок судьбы и даже не вызывал сочувствие к чужому горю.              К тому моменту, как мы втроем прибыли на место происшествия, все вокруг было оцеплено ОМОНом, а нашу дружную команду встретили какие-то шишки, да еще и из самой Москвы. Пока я растерянно переводила взгляд с одного лица на другое, пользуясь правом самого младшего молчать и щелкать клювом, ребята принялись прояснять ситуацию. Если можно считать прояснением примерно такой набор фраз:              «Это опасный преступник. В заложниках — семилетняя девочка и пятилетний мальчик. Убил их мать у них же на глазах. В прошлом — серия из пятнадцати трупов. Сейчас будут вести переговоры».              И вот тут начался самый трэш, по моему представлению. Это когда ты вроде бы как что-то должен делать, но при этом делать не можешь и в силу должностных инструкций, и в силу обстоятельств. Пока шишки из Москвы что-то решали, а ребята из ОМОНа стояли в оцеплении вокруг жилого дома, не подпуская никого ближе, чем на десять шагов. Пока непонятно чей «клиент» созванивался с шишкой из Москвы, ведя переговоры и грозя убить детей в случае, если его требования не будут выполнены… Чего именно он хотел — об этом я могла только догадываться. Обычно требуют транспорт и деньги…              Черт, вот на первом же серьезном деле я реально чувствовала себя беспомощным неоперившимся птенцом. Судя по напряженным лицам людей вокруг — примерно такие же чувства были у них, хотя многие из них обладали опытом, в том числе и в ведении переговоров с криминалитетом. По крайней мере, «шишки» из Москвы или еще откуда-нибудь обязательно должны были этим опытом обладать. Иначе зачем бы они сюда приехали?              Два часа спустя переговоры все еще продолжались. Москвичи отчаянно тянули время, ОМОНовцы готовились к штурму. Все логично и правильно — преступника надо схватить, а заложники… Если идти у врага на поводу, то скорей всего получится, как в плохом кино: и серийник смоется, и заложники погибнут. Сейчас его уговаривали отпустить одного ребенка или же взять в обмен на имеющихся заложников кого-нибудь из присутствующих взрослых.              В конце концов, преступник согласился и сообщил по телефону, кого именно он хотел бы видеть в роли заложника. Когда москвич услышал по телефону требования врага, он жестом подозвал меня ближе.              — Гладкова. Он согласен отпустить детей. Но только если вместо них у него окажется, как он выразился, «рыжая краля».              Я усмехнулась уголком губ. Логично и естественно. Кто же захочет в заложники в обмен на двух мелких и беззащитных детей здорового мужика? Вот девчонка с птичьим весом — это самое то: такую и удержать проще, и запугать, если что, да и в остальных, теоретически, должен мужской инстинкт защитника проснуться и удержать от необдуманных действий.              — Лилька, ты что, сдурела? Нет, — Вася одернул меня за руку прежде, чем я успела хоть слово сказать. — Пусть берет меня. А что — у меня тоже броника нет и…              — Если он отпустит детей, то я пойду, — спокойно произнесла я. Все эмоции словно отсекло. Уж не знаю, сказывались ли тренировки или же все дело было в особенностях моей собственной психики, но ни страха, ни, тем более, желания убежать я не испытывала. В школе милиции нам часто говорили, что в случае взятия в заложники гражданских лиц, в особенности — детей, любой нормальный сотрудник полиции предложит на место заложников себя. Потому что у обученного «мента» с крепкой психикой меньше шансов случайно разозлить террориста. Потому что хоть как-то обученный сотрудник полиции сможет уцелеть в случае штурма. Мало шансов, конечно, но однозначно больше, чем у двух зареванных детей.              В массовые установки детоцентризма я не верила, да и детей, признаться, не сильно любила. Но, видимо, было какое-то понятие долга, чести, а может — чего-то еще, потому что я на зеленом глазу согласилась на обмен и уже минутой спустя делала первые шаги вперед по направлению к двери подъезда. Успела заметить бледное лицо Васьки, который шевелил губами, то ли мысленно проклиная мою глупость, то ли молясь кому-то… Успела заметить, как вытянулись в нитку губы следователя Махрышкина, который стоял позади оцепления. Вот прямо на меня побежали двое напуганных детей. Стоп! Он их отпустил, но почему?! Тут было что-то не так…              Я упала на землю, увлекая за собой прижавшихся ко мне ребят, кажется, даже до того, как кто-то позади предупреждающе крикнул:              — Ложись!              Автоматная очередь выбила пыль из асфальта, но в нас не попала ни одна пуля. Именно в этот момент я как никогда раньше полюбила палисадники. И прилагающиеся к ним высокие бордюры, о которые до этого не раз обивала ноги, но один из которых сейчас послужил мне и двум мальцам укрытием.              — Огонь! — раздалось с «нашей» стороны. Командир ОМОНа вполне логично решил, что если мы мертвы, то терять нечего, а если живы — то следующая же очередь из оружия преступника может запросто попасть по нам. Тем более, что я хоть и не являла собой образец сотрудника полиции, но знала, что в таких ситуациях лучше не то что головы — волоса от земли не поднимать, чтобы под перекрестным огнем не оказаться. А дети… Дети тихо всхлипывали, обняв друг друга и укрывшись, насколько это было возможно, под моим телом. Примерно в этот самый момент я единственный раз за свою жизнь пожалела, что являюсь довольно тощей девицей двадцати одного года от роду, а не стокилограммовым мужиком в кевларе.              — Пошел, пошел, пошел! — раздавалось за нашими спинами. Слышались звуки выстрелов, кажется, даже сквозь этот грохот я чувствовала, как сыплется со стен сбиваемая пулями штукатурка. Ну твою мать, ну вот это переплет! Будет что на старости друзьям рассказать…              Моей самой большой ошибкой было решить, что раз выстрелы стихли, то значит — все кончилось. Именно поэтому я рискнула сначала поднять голову, а потом и вовсе встать. Ребята за периметром махали нам рукой, мол, выбирайтесь за ленту и прячьтесь за омоновцами в броне. Именно так я и планировала поступить, вот только моим планам не суждено было сбыться.              Откуда в нас прилетело ЭТО — я так и не успела понять. Просто не было времени. Вот только что рядом со мной было пусто — и вот упала граната. Бросить? А успею? В кого-то же прилетит… Нет, так нельзя…              Резко толкнув детей в сторону, успеваю крикнуть им «бегите», после чего падаю телом прямо на «лимонку». Кто-то говорит, что жизнь перед глазами успевает промелькнуть… А кто-то считает, что за секунду до смерти человек успевает помолиться… Не верьте, если вам так говорят. На самом деле — не успеваешь даже осмыслить свою смерть. Боль в животе и груди была мимолетной, исчезнув сразу же, как только появилась. А потом… Потом не было ничего. Я… умерла?