На десять лет назад

                    Когда он узнал, что девчонка так и не вернулась в башню, был полон желания найти и хорошенько выдрать ремнем. Он-то надеялся, что Лилиан Поттер не будет похожа на Джеймса Поттера. Напрасные надежды. Когда он узнал, что кроме Поттер отсутствует еще и Гринграсс, то количество отработок для обеих девчонок возросло до трех месяцев, а для Поттер была предусмотрена лекция. Но когда две девчонки были обнаружены в спальне профессора Синистры, куда они забрались через разбитое окно, и Северусом была восстановлена со слов Дафны примерная картина событий, то… Он не знал, чего в нем было больше — облегчения или панического ужаса от того, что могло бы случиться. Чертов Хэллоуин, чертов тролль, чертова жизнь… Почему он привязался к девчонке, которую должен был просто защищать? Ответ на этот вопрос он знал. Схожесть с Лили. И не только схожесть, но и лично ее отношение к Северусу. А еще — наличие чего-то третьего. Того самого, что пугало Петунью.              Она взяла и выложила ему о своих подозрениях по поводу Квиррела. Собрала из кусочков связную и целую картину. Но увы — этого по-прежнему не хватало для того, чтобы предъявить профессору ЗОТИ обвинения. Его испугало, что Лилиан влезла в это дело. Испугало настолько, что…              Надо отвлечься. Хотя бы на голос девочки, которая что-то говорит ему, уже как-то привычно обняв. Обычно, если накрывало несильно, можно было попробовать готовить какое-то простое зелье, или читать, или найти какое-то другое простое занятие, чтобы отвлечься от своих ощущений… Сейчас это было сделать невозможно, потому что он не то что двигаться — дышать практически не мог. Мог. Вранье. Иллюзия. Все нормально. Такое уже не в первый раз, надо просто перетерпеть… Несколько минут — и все закончится… Так долго… Мерлинова борода, как же жарко в этих подземельях. Квиррелл… Что она успела еще узнать? Как далеко зашла в своих поисках? Могли ли ее заподозрить?              — Лилиан, кому еще ты говорила про… про это? — он наконец-то смог нормально дышать.              — Никому. Девчонки и ребята не в курсе ничего вообще — я их в свои тайны, если помнишь, не посвящаю. Квиррелл тоже ничего не знает и не подозревает — я же не дура, чтобы приходить к нему и на понтах заявлять что-то в стиле: «я знаю, что вы делали прошлой ночью». Просто подумала, сделала выводы и рассказала тебе — вдруг пригодится.              — Ты сама пыталась зайти в запретный коридор? Только честно.              — Та-а-а-а-ак… — ядовито протянула девочка. Мягко отстранившись от него, но по-прежнему не убирая рук с его плеч, она произнесла: — Северус, ты вообще за кого меня принимаешь? Я что, по-твоему, тупой даун? Полудурок, который не понимает слов «нельзя под страхом смерти»?              Она разозлилась не на шутку. Впрочем, имела право злиться. В отличие от Лили, Юла тут же взяла себя в руки и еще тише, чем раньше, произнесла:              — Я хочу, чтобы ты уяснил раз и навсегда для дальнейшего общения со мной одну вещь. Я — такой же человек, как и ты. Размеры и вес у меня поменьше, в науках я по сравнению с тобой не разбираюсь, да и в магической дуэли против тебя и минуты не продержусь, но в повседневной жизни я ничуть не глупей. Я понимаю, что значат слова «нельзя», «никому не говорить», «не трогать», «не подходить», «не открывать», «не нюхать», «не пытаться пить» и так далее. Мне не придет в голову попробовать на вкус отбеливатель или ради интереса засунуть голову в печку, я не буду лезть в трансформаторную будку посмотреть, что там внутри, и даже, представляешь, не буду пробовать те зелья, которые мы варим у тебя на уроках.              — Ты даже не представляешь…              — Нет, Северус, это ты не представляешь, каково это — когда взрослый и вполне адекватно оценивающий тебя в обычное время человек вдруг начинает тебя держать за умственно неполноценного инвалида. Ты сам отлично помнишь, что я ни разу не пыталась влезть к тебе в лабораторию или в кабинет, что я не выходила за калитку без твоего разрешения и что до знакомства с тобой меня тоже, представляешь, натаскивали по теме «что можно и что нельзя». Ситуация с Дафной была исключением из правил, и причиной моих поступков в этом случае послужило как раз таки нежелание окружающих воспринять меня как полноценного человека и выслушать то, что я собиралась сказать, черт подери. Слов нет уже никаких, одни выражения…              — Знаешь, после того, как ты вступила в команду по квиддичу, я всерьез начал сомневаться в твоей адекватности и вменяемости, — огрызнулся профессор зельеварения.              — Что плохого в том, чтобы любить спорт? Прошу заметить, разрешенный спорт?              — Разрешенный — не значит безопасный.              — А жизнь вообще небезопасная штука. Но если не вести себя как идиот, то в девяноста девяти процентах ситуаций запросто можно выжить. Исключение составляет различный форс-мажор, но это уже чрезвычайные обстоятельства, в которых неприменимы стандартные алгоритмы действий.              — Значит, в квиддич ты играть будешь, но в запретный коридор или запретный лес не сунешься, — подытожил Северус.              — Именно. И вообще ничего запретного не сделаю, если не возникнет никаких ЧП и вполне решаемых с моей точки зрения моральных дилемм.              Прозвенел звонок на урок. Только сейчас Северус заметил, что Лилиан обеспечила конфиденциальность их разговора. Умная девочка, ничего не скажешь. Колопортус ей не выучить в начале-то первого курса, так она просто заблокировала вход с помощью обычного стула. Сейчас, впрочем, девочка убрала баррикаду и вылетела за дверь, давая возможность зайти очередной партии мучеников.              В субботу их обоих ошарашило заявление Дамблдора: в связи с тем, что Фрэнк Саммерс неудачно сломал ногу при падении с лестницы, играть за команду Когтеврана в этом матче будет Лилиан Поттер. Мнения девочки никто не спрашивал — Флитвик утвердил список игроков и уведомил ее о произошедших переменах по факту, то есть за три часа до соревнований. Сразу же после этого профессор предпочел удалиться, а квиддичная команда Когтеврана сразу же научила его Лилиан как минимум десятку новых идиоматических выражений. Северуса никто из них не видел, но у профессора был хороший слух. И хорошая память — уж он при случае снимет с игроков квиддичной команды пару десятков баллов, чтобы неповадно было в следующий раз при девочке выражаться.              Ему удалось переброситься с Лилиан парой слов как раз перед матчем. Верней, девочка сама пришла к нему в подземелья. То, что в этот раз именно она предприняла попытку начать разговор, было само по себе удивительно — обычно Юла никогда не приходила первой.              — Я тебя слушаю, — произнес он, закрыв за ней дверь своего кабинета. То, что девочка нашла его здесь, было чистой случайностью. Хотя… Вероятней всего, ее привел кто-то из привидений. С учетом того, что она наладила хорошие отношения и с Серой Дамой, которую называла леди Еленой, и с гриффиндорским сэром Николасом — найти кого-либо в этом замке для нее теперь не составляло никаких сложностей.              — Не нравится мне это. Меня выставляют на матч как раз сразу после того, как я рассказала тебе о своих подозрениях по поводу Квирелла. Неужели он увидел, как я шарилась по местам боевой славы? Или ему кто-то сказал о нашем разговоре?              — Я даже Дамблдору ничего не сообщал, — тихо произнес Северус. Глубоко в душе шевельнулась обида за подозрения в его адрес. — Может быть, ты себя чем-то выдала Квирреллу?              — Может быть и так, хотя я сомневаюсь в этом. Но все может быть.              — Будь осторожна. Как только почувствуешь что-то неладное — сразу же прыгай с метлы: защитный барьер квиддичного поля не даст тебе серьезно пострадать при падении, но никакой защиты, если, скажем, кто-то заколдует твою метлу, у тебя не будет.              — Та-а-ак… Дай мне минутку… Получается, что серьезного мне ничего сделать не смогут, но вот здорово запугать первокурсницу и четко так намекнуть, чтобы не лезла не в свое дело и сидела тихо, втянув язык в задницу — это запросто, верно?              — Именно. На случай чего-нибудь серьезного — я буду на трибунах и обязательно вмешаюсь…              — Стоп, — это Лилиан произнесла так тихо, но таким тоном, что он замолчал на полуслове. — Не вмешивайся. Что бы ни случилось, но ты должен мне пообещать, что не будешь вмешиваться ни сейчас, ни после. Исключение оставляем для совсем уж опасных ситуаций, где мне в одиночку не выпутаться.              — А давай ты не будешь строить из себя самую умную и вспомнишь свое место? Я старше тебя, что и когда делать — разберусь без твоих советов и рекомендаций.              — А если все это…              — Замолчи.              — Выслушай меня. Пожалуйста. Неужели я так часто об этом стала просить? — девочка отвернулась спиной к нему и уставилась в стену, на которой висел внушительный список формул и обозначений.              — Говори, — обрубил он.              — Тебя ведь не удивило то, что я рассказала про Квиррелла в прошлый раз, верно? Ты испугался за меня, за то, что я куда-то влезу, но вот то, что Квиррелл сотоварищи лезет в запретный коридор, для тебя не новость, верно?              Северус помедлил немного, но все же кивнул. Он уже успел заметить, что логическое мышление у Юлы было развито если не до совершенства, то уж точно намного лучше, чем у девяноста процентов взрослых людей.              — Возможно, он заметил твою слежку? Или ты в разговоре специально его спровоцировал? Сделал тонкий намек на толстое обстоятельство, чтобы заставить его занервничать, или же прямо заявил, мол, видел тебя неподалеку от Запретного коридора.              — А про это откуда ты… — прорицания не давались никогда ни Поттеру, ни Лили. Но их дочь порой поражала своими верными догадками. Впрочем, в ее случае все дело было, скорей, в логике.              — Ну, будь я взрослым волшебником, который в состоянии отбиться от Квиррелла, я бы так и сделала. Подозрения есть, даже улики вроде бы как есть, но все косвенные — с такими доказательствами даже адвокат-недоучка отмажет… Значит — нужно что-то более весомое. Значит — надо заставить нервничать и совершать ошибки. Если бы тебе совсем повезло и Квиррелл действительно был бы пугливым идиотом, то он бы попытался тебя устранить, нарвался бы на твой отпор, ну и отправился бы в Азкабан с фанфарами и почетным конвоем. Но тебе не повезло, и он не совсем идиот. Может быть, он откуда-то узнал о твоих чувствах к Лили Эванс, может быть — просто предположил, что ты хоть немного, да привязался к ребенку, который у тебя жил месяц. Вот и собирается проверить — можно ли тобой манипулировать, если мне к горлу нож приставить.              — И как давно ты догадалась? — глухо произнес он. Внутри все сжалось от одного только упоминания. Последние десять лет в душе была пустота. Пустота, которую хоть немного, но удалось заполнить этой не по годам серьезной девочке.              — Извини, само вырвалось. Да так, просто… Сложно объяснить. Сначала одно, потом другое, потом это все как-то в голове объединилось.              — А знаешь, что у меня в голове объединилось? — резко спросил он, делая шаг вперед и нависая над девочкой. — Что ты мне самую малость чего-то не договариваешь, Лилиан Поттер. Что ты уже давно все знаешь или помнишь, а мне просто дуришь голову. Что тебе на самом деле не одиннадцать лет, а как минимум на десяток больше, и ты не говоришь мне правды потому, что тебе нравится трепать мне нервы и заставлять оправдываться за ошибки прошлого.              — Эм… — девочка замялась. В ее глазах мелькнул страх, и Северус было подумал, что перегнул палку, но почему-то не мог заставить себя остановиться.              — Знаешь, я ведь могу просто взять и прочитать все твои воспоминания, а не ждать ответа на вопросы… — он постарался придать своему голосу толику прежней язвительности и холодности. Почти получилось. Почти, потому что язвительность и холодность вовсе не сочетались с радостью, полыхнувшей в зеленых глазах.              — А вот с момента чтения воспоминаний поподробней, пожалуйста… Хотя нет. Стоп. Давай так — прочитаешь после матча, а я потом отвечу на твои вопросы, потому что… Ну ты скажи, ты реально не шутил по теме того, что можешь все, что со мной было, считать?              — Нет, а…              — Блять, да что ж ты раньше мне этого не сказал?! Я тут парюсь, совестью мучаюсь…              — Давай вот без этих слов. В конце концов, у нас с тобой двадцать лет разницы.              — Десять, сэр, — девочка ехидно скопировала его тон. Взгляд ее упал на песочные часы, и, заметив, что до сбора осталось пятнадцать минут, она кинулась восвояси, прокричав из двери:              — После матча увидимся!              Сложно описать, какая буря чувств переполняла Северуса. Странно, непонятно, отчасти даже — страшно было. Но в итоге все должно было решиться после матча, а значит — пока что не имеет смысла.              Противником Когтеврана был Пуффендуй. Ловцом этой команды был Седрик Диггори — рослый третьекурсник, рядом с которым довольно хрупкая Лили смотрелась и вовсе ребенком, который непонятно как оказался во взрослой игре. В игре, в которой ей было не место. О чем думал Дамблдор, когда принимал это возмутительное решение? Впрочем, возможно, это будет к лучшему — один раз поучаствовав в игре, получив по полной от ловца противника и проведя ночку-другую в больничном крыле, она одумается и прекратит заниматься столь опасным спортом. А она сто процентов попадет в больничное крыло, потому что Диггори квиддичем увлекался серьезно и придерживался тех же принципов, про которые говорила сама Юла — все игроки в квиддич знали, на что шли, а значит, должны были быть готовы получить от противника по первое число.              Все игроки замерли на стартовых позициях. Выше всех — ловцы, которым предстояло вступить в игру только после появления на поле снитча. Вот звучит сигнал начинать игру. Сразу же начинается борьба за квоффл, активизируются загонщики, следящие за тем, чтобы никто из игроков не попал под удар бладжера.              Ловцы над всеми. Лилиан держится расслабленно и даже несколько отрешенно. Как будто она не наверху над кипящим сражением, а сидит под любимым деревом на берегу озера. Уже секунду спустя все меняется — метла под девчонкой вдруг ни с того ни с сего словно сходит с ума, взбрыкивая и пытаясь скинуть свою владелицу. Пока что никто на это не обращает внимания — всех интересуют охотники и квоффл, а не находящийся выше других ловец. Хотя нет, не все — приглядевшись, Северус заметил на одной из трибун разнофакультетную компанию. Николь махнула рукой наверх, показывая что-то остальным, Рон, Дафна и Невилл испуганно переглядывались друг с другом, а Грейнджер… Грейнджер нигде не было видно, и у Северуса на мгновение возникло какое-то нехорошее предчувствие.              Впрочем, в следующий момент оно исчезло — внимание все было сосредоточено на рыжей девочке, которая прильнула телом к метле и, обхватив руками и ногами рукоять летательного приспособления, пыталась всеми силами удержаться. Квиррелл… Чтоб его, это точно Квиррелл… Больше некому. Сам Квиррел за его спиной, а значит — не видит лица Северуса. Это хорошо. Губы беззвучно зашевелились, вспоминая различные контрзаклятия. Метод подбора мог помочь. Девчонка, конечно, держится крепко, вот только метла и не думает останавливаться, и это все может очень плохо кончиться в итоге. В конце концов — не факт, что Квиррелл не сможет снять защитный барьер на квиддичном поле — при падении кого-либо с метлы это может привести к фатальным последствиям, а там, на поле, кроме Лилиан еще тринадцать детей, за которых все профессора несут ответственность.              Внезапно действие заклятия словно бы прекратилось — метла Лилиан выровнялась, а самому Снеггу кто-то закричал на ухо:              — Сэр, вы горите!              Переведя взгляд вниз, он обнаружил, что пола его мантии едва заметно тлеет, распространяя вокруг удушливый запах горелой ткани. На то, чтобы исправить данную неприятность, у него ушло одно движение волшебной палочкой. Боковым зрением он успел заметить под трибуной нечесаную макушку подружки Поттер и, конечно же, упавшего Квиррелла, которого кто-то из запаниковавших зрителей толкнул. Что же… По крайней мере, заклятие с метлы Юлы было снято, чем та и воспользовалась — снова обратив внимание на поле, Северус понял, почему восторженно замерли зрители на трибунах.              Седрик Диггори и Лилиан Поттер заметили снитч. О, они мало того, что сразу же кинулись за золотым мячом одновременно, так еще и одновременно решили избавиться от соперника проверенным способом. И погоня за снитчем все больше стала напоминать какой-то безумный поединок желто-черной и золотисто-голубой стрел.              Эти соперники достойны друг друга. На стороне Седрика — опыт и наработанное годами упорного труда мастерство. На стороне Лилиан — невероятное проворство и птичий вес, который позволял ей без труда уворачиваться от противника, мешая столкнуть себя с метлы или даже прикоснуться. Нет, само собой, Седрик запросто мог дернуть за прутья метлы или же тряхнуть рукоять, но этот молодой человек придерживался тех же принципов, что и сама Лилиан: никаких нарушений правил, хотя игра может быть насколько угодно грубой.              Снитч петлял вокруг ловцов, стремясь привлечь к себе внимание. Когда он нырнул вниз, Лилиан кинулась в пике следом за ним. Седрик летел вровень с ней, но при приближении земли понял, что не сумеет вовремя развернуть метлу. Юла бы сто процентов коснулась травы ногами, если бы вовремя их не поджала, продолжив погоню за снитчем как ни в чем не бывало. Снова включился Седрик и, неожиданно — загонщики Пуффендуя. Похоже, что капитану пришла в голову простая мысль: если сейчас Седрик не сможет поймать золотистый мяч, то победа достанется когтевранцам, а этого представители желтого факультета допускать не хотели. Теперь у Лили было уже трое противников, но ее это, казалось, ни капли не пугало.              Удар бладжера по рыжей голове едва не снес девчонку с метлы, но она сумела удержаться и на метле, и в сознании, продолжая погоню за снитчем как ни в чем не бывало. Седрик поравнялся с ней, взмывая по вертикали, а загонщики временно прекратили охоту, чтобы не попасть случайно по своему ловцу.              На мгновение девчонка словно бы сдала позицию, давая ловцу Пуффендуя вырваться вперед. Трибуны замерли — и «синие», и «желтые» ожидали с нетерпением развязки. Рука Седрика схватила пустоту — золотой мячик стремительно кинулся вниз, и в тот же самый момент Лилиан оттолкнулась от собственной метлы ногами. Оказавшись в двух метрах от летательного аппарата, тут же начавшего падать, девочка словно зависла на мгновение в воздухе и, прогнувшись назад, полетела вниз. Завизжали девчонки вокруг, готовясь увидеть падение «выскочки», но неожиданно все еще летящая Лилиан протянула левую руку вверх. Метла отозвалась сразу же. Падения не произошло. Все заняло какие-то доли секунды, по прошествии которых публика на «синих» трибунах разразилась восхищенными криками и овациями. Лишь минутой спустя Северус понял, в чем было дело — левой рукой девочка по-прежнему крепко держалась за древко метлы, на которой сидела, а правую высоко подняла над головой, демонстрируя зажатый в ней снитч.              Остаток дня Хогвартс гудел. Передавались друг другу снимки, сделанные в самые удачные моменты матча. Само собой, особого внимания заслуживали те, что демонстрировали полет-падение нового ловца. Кто-то из старшекурсниц Когтеврана сказал, что это было настоящее искусство. Смотрелось все настолько грациозно и восхитительно, что… Дослушивать профессор Снегг не стал — его путь лежал в Подземелья. Он договорился встретиться с Лилиан после матча, а значит — она придет. Тем более что мадам Помфри уже сообщила всем заинтересованным, что ничего страшного, вопреки опасениям, с рыжеволосой когтевранкой не произошло: шлем смягчил удар бладжера, хотя шишка все-таки будет, но обошлось без сотрясения.              Северуса эта информация не порадовала. Она говорила лишь об одном: легиллименцию использовать в ближайшие пару недель нельзя. Именно об этом он и сообщил девочке, когда та ввалилась в его кабинет в шесть вечера, рассыпаясь в извинениях и оправдываясь тем, что раньше ее просто не отпускали. Услышав, что сказал Северус, девочка заметно напряглась. Заметив это, профессор зельеварения предложил ей просто рассказать, в чем было дело, а уж потом, пару недель спустя, подтвердить сказанную информацию с помощью собственных воспоминаний. Это предложение было встречено напряженным молчанием. Лилиан настороженно посмотрела на него, что-то прикидывая в уме, но потом произнесла:              — Слушай, я знаю, что это все кажется жесть как странным и… Я должна честно предупредить: я не состояла никогда на учете у психиатра, без проблем проходила комиссию у нарколога… У меня даже права были, честное слово! Клей не нюхала, не кололась, даже травкой не баловалась… На спиртное вообще не смотрела, поскольку спортсмен, а у нас с этим достаточно строго всегда, да и со школы милиции за такое запросто можно было вылететь… Фух… Можно мне чаю, а?              Он окинул девочку пристальным взглядом. На лбу — испарина, руки нервно сжаты в кулаки, да и то, что она впервые в жизни обратилась к нему с такой просьбой, о многом рассказало профессору зельеварения. Она боится. Что бы там ни произошло, но она боится… Чего? Того, что он будет злиться на нее? Да, возможно. Боится рассказывать правду, которая явно была невероятной. Он хорошо знал Лили. Слишком хорошо для того, чтобы не понять, какие именно эмоции сейчас испытывает стоящая перед ним девочка.              — Сядь, — постаравшись, чтобы голос звучал как можно мягче, он направил палочку на один из стульев у стены и переместил его к своему столу, на который тут же был поставлен чайник, пара чашек и одна из шоколадок, которые стали у него водиться в карманах после того, как он понял, что Лилиан до безумия обожает сладкое. Та шоколадку проигнорировала — и это был… нонсенс! Вместо этого, в три глотка опустошив кружку с горячим напитком, Лилиан сложила руки на столе, копируя позу примерной ученицы, и начала говорить.              — Меня зовут Лилия Гладкова. Я родилась в тысяча девятьсот девяносто пятом году на территории Российской Федерации — одного из бывших государств распавшегося на тот момент Союза Советских Социалистических Республик. Выросла в детском доме, с раннего детства мечтала стать милиционером, а соответственно — подбирала себе соответствующие увлечения, самым масштабным из которых стало самбо. Это такой вид единоборств, если что. Училась я всегда хорошо, участвовала во всевозможных олимпиадах и спортивных соревнованиях, а сразу же после школы подала документы на поступление в несколько учреждений соответствующего профиля. Поскольку мною были выбраны далеко не последние учебные заведения нашей страны, стоило догадаться, что поступить в университет у меня не получилось: в некоторые не хватило баллов, в некоторые — блата. А тот ВУЗ, который был согласен меня взять, общежития не предоставлял, а для меня квартиру снимать в чужом городе было… сам понимаешь, просто финансовая яма. В итоге я поступила не на вышку, как планировала, а на среднее специальное, то есть в школу милиции. В принципе, не особо-то и горевала, поскольку после этой школы можно было устроиться на работу по специальности и уже как служащему внутренних органов снова пытаться поступить в ВУЗ, но уже на второй курс и… Черт. Прости. Я съехала не туда. Хотела кратко рассказать, но не получилось… Короче, я закончила школу милиции, когда мне было примерно двадцать лет. После трех с половиной лет обучения нам всем предстояло распределение на практику — грубо говоря, выдавали направление на место работы, а там уж приживешься или нет — дело твое. Мне достался город с поэтичным названием Мутные Васюки. Полгода я проходила практику в убойке… Ну, то есть, в отделе уголовного розыска по раскрытию особо тяжких преступлений. Двадцать девятого октября две тысячи шестнадцатого года меня официально приняли в штат оперуполномоченным сотрудником данного отдела.              Девочка машинально принялась крутить между пальцами перо, которое лежало у Северуса на столе. Девочка… Девушка… Черт, как же теперь ее воспринимать-то? Внешность ребенка, а внутри — взрослый. Дилемма. А он ее спать в десять часов вечера загонял и запрещал смотреть особо кровавые фильмы. Смешно.              — Тридцать первого октября нашу группу вызвали на труп. Ну, то есть, сообщили о том, что в одной из квартир типового пятиэтажного дома находится труп, а нас, естественно, вызвали для начала расследования. Моя задача в таких случаях была бы простой: не путаться под ногами у судмедэксперта, ну и поболтать с соседями на случай, если кто-то что-то видел, ну или знал, что жертва с кем-то ссорилась… Короче, стандартное выяснение, кто из окружения жертвы мог желать ей смерти… Я такое до этого проводила несколько раз и совсем не могла предположить, чем все в итоге обернется… Черт, да мне даже оружие табельное не успели выдать! — девочка хлопнула кулаком по столу, но тут же спохватилась. — Извини. Видимо, уже нервы.              Он лишь кивнул, принимая извинения. Юла тем временем продолжила рассказ холодным, отстраненным голосом. Каким-то не своим.              — Там не было трупа. То есть труп тоже был, но еще был серийник — ну, то есть серийный убийца, который захватил в заложники двух детей. К моменту нашего прибытия на место событий с ним уже велись переговоры, и не абы кем, а шишками из Москвы, которые, собственно, и должны были заняться этим делом. Наше же дело было малым — просто обозначать присутствие и не путаться у маститых да знаменитых под ногами. Вокруг дома — оцепление из ОМОНа, вооруженное до зубов и с оружием похлеще наших табельных «Макаровых». В переговорщиках — спецы, которых на это дело натаскивали… Ну а мы просто стояли за оцеплением и обозначали присутствие, пока преступнику не предложили обменять заложников.              — В смысле? У вас был сообщник этого человека? — уточнил Северус, который в тонкостях различных правоохранительных маггловских разборок не разбирался в принципе. Много чести.              — Нет. Ему предложили отпустить детей, а взамен взять в заложники кого-то из присутствующих. Это стандартная практика, которая применяется повсеместно. Прежде всего потому, что в большинстве случаев переговоры с преступниками заканчиваются штурмом, и шансов уцелеть в случае оного у сотрудника полиции намного больше, чем у двух перепуганных детей. Кроме того — полицейский знает, как себя вести, чтобы не провоцировать, вдобавок — может использовать какое-нибудь стечение обстоятельств, чтобы вырваться, ну или выбить оружие. ОМОНовцы — так те вообще звери в этом плане — их натаскивают так, что не каждому военному в страшном сне приснится.              — Но этот серийник выбрал не ОМОНовца. Зачем ему это было делать? Наверняка согласился обменять детей на того из вас, кто казался ему самым беззащитным и неопасным на вид. На тебя, так?              — Да.              — Он тебя… убил? — в горле подозрительно пересохло. Не далее как вчера он все-таки нашел несколько книг по этой тематике, но ознакомился с их содержанием лишь поверхностно. О темной магии такого уровня не говорили даже в самых узких кругах: чтобы кому-то в итоге оказалось под силу захватить чужое тело под свой контроль, под контроль непосредственно своего сознания…              — Не он. На самом деле, в отношении моей смерти надо применять термин не «кто», а «что». До обмена дело не дошло — едва мы пошли на сближение друг с другом — я и дети, как преступник открыл стрельбу. Я успела вовремя схватить ребятню, завалиться с ними на клумбу, ну и последующий за этой стрельбой штурм мы все тихо валялись все на той же не к ночи помянутой клумбе, не поднимая головы до тех пор, пока нам не прокричали вставать и уходить за оцепление. Когда мы были на ногах, сверху прилетела «лимонка».              — Что еще за…              — Граната модели Ф-1. Противопехотная. Радиус ударной волны при взрыве — не больше двух метров, основную опасность представляет не сам взрыв, а осколки, которые разлетаются на тридцать метров вокруг. Поднять и швырнуть в другую сторону гранату у меня не было времени, да и места подходящего в округе тоже как-то не было, насколько я помню. Кругом люди, транспорт наш, а осколок в бензобаке может в некоторых случаях вообще к бабаху привести - маловероятно, конечно, но... В общем, я ребятню оттолкнула, а сама на гранату.              — Значит, ты все-таки умерла?              — А ты как думаешь?! — взвилась девочка. — Три сотни осколков — и все они у меня в жизненно важных внутренних органах. Считай — фарш вместо этих самых органов! Я либо сдохла, либо в коме, либо же меня каким-то чудом откачали и я представляю из себя человекоподобный овощ — выбирай сам, какая из этих позиций тебе нравится! А потом я открываю глаза уже в том сраном чулане, а у меня над головой прыгает этот толстый медведь Дадли, а его мамаша орет «Поттер, симулянтка, вставай немедленно». Я, значит, выхожу спокойно в коридор, смотрюсь в зеркало, а там — ну чисто я в десять лет. Тело, волосы, черты лица… Даже родинки на теле на своих, что называется, местах. Ну, я быстро сообразила, что к чему, влилась в коллектив, если можно так выразиться, и начала жить как обычно. Ну, до тех пор, пока вся эта муть с магией не прорезалась и я тут не оказалась.              — Ну и ты, естественно, предпочла жить дальше, никому ничего не рассказывая.              — А ты сам бы рассказал о таком?              — Мисс Поттер, вы меня принимаете за идиота? — с привычным сарказмом отозвался Северус. Он-то уж точно никому бы не сказал. И уж точно не стал бы доверять одному профессору зельеварения. Впрочем, а кому еще ей доверять, если она только его знает, верней, думает, что знает? Все подробности его биографии ей никто не сообщал, естественно, а так она видит перед собой относительно доброго, хоть и несколько нелюдимого человека, который хорошо относится к ней, готов помочь и выслушать, когда нужно… по крайней мере, Северус надеялся, что на Юлу производит именно такое впечатление.              — Если ты мне сейчас готовишься прочитать тираду по теме «так нехорошо», то и думать об этом забудь. Я и так расчудесно помню, что занимаю место, которое мне не принадлежит, что живу под чужим именем, на худой конец — пользуюсь деньгами, предназначенными для другого человека, но я правда не знаю, каким макаром вернуть все на свои места, ну то есть сознание Лилиан на место в ее тушку, а мое — куда мы там все после смерти попадаем… Черт, кстати, а куда мы после смерти-то попадаем? Я вот по жизни атеист, ну и всегда считала, что раз мы сдыхаем — то это все, абзац, гейм овер и перезагрузки не будет, а со мной какая-то ахинея произошла…              — Теперь ответь мне на несколько важных вопросов. Первое — ты действительно не маг?              — Ну, кажется, я сказала о том, что в своей реальности училась в детском доме, а потом — в Школе Милиции, а не в этом вашем, как его там в России-то…Колдовстворце. Значит, не маг.              — Почему ты так уверена, что оказалась в другой реальности? — быстро сориентировался профессор, заметив одну зацепку, которую дала ему девчонка.              — На каком языке говорят в России?              — На русском.              — А мы с тобой сейчас?              — Я тебя понял. Раньше ты английский, стало быть, не знала.              — Ну не то что бы прямо совсем не знала. Я на отлично писала сочинения, разбиралась в грамматике на уровне школьной программы, даже общалась с англичанами по интернету. Но, сам понимаешь — произношение меня бы сразу выдавало: понять-то меня друзьям еще можно было, но вот спутать с англичанкой невозможно было даже по пьяни.              — Хорошо, вопрос второй. Ты боялась смерти в тот момент, когда все произошло?              Лилиан пожала плечами.              — Я там и думать-то не успевала о том, что происходило, а ты меня спрашиваешь о таких вещах. Знаешь, это только в кино персонаж двадцать секунд лежит пузом на гранате и, сложив ладони, причитает «мамочка, я не хочу умирать». У меня… Да нет, вряд ли. Я там даже осознать ничего не успела — действовала чисто на автомате.              — Третий и последний вопрос. Дата твоего рождения.              — Эм…              — Что такое? У тебя вдруг отшибло память? — ядовито осведомился он. Это было уже защитной реакцией. Если она сейчас скажет «тридцатое января», то он сам себя сдаст в соответствующее отделение больницы Святого Мунго. Там будет тихо, спокойно, что немаловажно — не будет детей. А призрак прошлой вины, этот фантом, маячивший перед глазами последние несколько месяцев, и там сможет навестить его и составить компанию… Хотя, если колдомедики правильно подберут лекарства, то возможно, фантом приходить не будет.              — Ну, тут дело такое… Даты рождения я не знаю. Я ведь говорила, что в детдоме выросла…              — И что?! У всех людей есть день, когда они родились. День, когда они празднуют день рождения.              — У всех есть, а у меня нет, — огрызнулась Лилиан. — Потому что в этот самый милый и погожий денек кто-то из родных родителей, а то и оба сразу, закинули меня в мусорный бак рядом с автобусной остановкой. Это день, когда я около двадцати минут пролежала среди отбросов, орала при этом во всю глотку, и если бы не какая-то женщина, опоздавшая на автобус и услышавшая мои истошные вопли — то орать мне до самой скорой смерти.              — Не ори на меня сейчас, сделай одолжение.              — Извини, — девочка сникла. — Больная тема просто.              — Хорошо, извиняю, а теперь отвечай на вопрос.              — Тридцатого января тысяча девятьсот девяносто шестого года дело было. Врачи в больнице тогда определили, что мне год или около того, ну этот день и месяц в документах в итоге и оставили. Только год, понятное дело, поменяли на девяносто пятый.              Воцарилась тишина, прерываемая лишь едва слышным шумом какой-то мошкары в углу. Подвал, сырость, вот они и лезут все сюда, как будто медом им тут намазано.              — Ну скажи уже что-нибудь… — убитым голосом протянуло рыжеволосое счастье, ну или несчастье, не осмеливаясь поднять глаза на грозного слизеринского декана.              — Рождество будем здесь встречать или домой поедем? — самым будничным тоном уточнил он. Легиллименцию, конечно же, он применит, тем более что сама Лилия очень даже не против. Тьфу, черт… Как же ее теперь называть? Друзья по школе Лили зовут, а он… Ну пусть будет Юла — не зря же она ему именно это прозвище назвала в самом начале знакомства.