На десять лет назад

                    Трепыхая крыльями, я старалась как можно аккуратней маневрировать, чтобы не зацепиться когтями или крыльями за головы проходящих внизу учеников. Коридор в подземелья сейчас казался неестественно большим и вдобавок — в этот раз мне приходилось передвигаться по нему не пешком, а иным способом.              Изредка встречающиеся мне слизеринцы никак не реагировали на очередную сову, так что до кабинета Северуса я добралась без приключений. И тут возникла первая неувязочка. Дело в том, что моя анимагическая ипостась не предусматривала ни рук, ни ног, ни копыт… Разве что клюв. Собственно, именно клювом я и принялась стучать в деревянную дверь, но на последнем стуке произошло непредвиденное — мой клюв соскользнул, оказался в едва заметной щели, да там же и остался. Именно в этот момент Северусу надо было открыть дверь. Клюв хрустнул, и я с громким воплем боли шмякнулась на пол. По ощущениям — как будто мне сломали челюсть. Верней сказать — даже больней, поскольку если бы мне челюсть сломали, то я бы смогла приподняться, а так лишь беспомощно дергалась, мысленно умоляя всех известных богов, чтобы Северусу не вздумалось поступить со мной, как некоторые поступали с проштрафившимися животными, а именно — наподдать хорошего пинка и выкинуть из кабинета.              — Вот глупая птица, — Северус довольно небрежно, но безболезненно поднял меня в воздух при помощи магии. Именно в этот момент я открыла глаза и приветственно помахала ему лапой.              — Лили? — стоило мне кивнуть, как его глаза тут же округлились, голос потеплел на пару тонов, а прикосновения вдруг стали очень нежными и бережными. — Я убью Блэка. Это он тебя надоумил по Хогвартсу совенком летать? Это же опасно! В конце концов, тебя запросто могли затоптать твои же товарищи по учебе или замучать какие-нибудь мелкие садисты…              Бережно усадив меня на стол, он кинулся к шкафчику с зельями, и в следующий момент на мой многострадальный клюв была каким-то немыслимым образом наложена повязка.              — Будет больно, — предупредил меня он, садясь напротив и осторожно поглаживая пальцами по голове. Собственно, у нас с ним были разные понятия о том, что такое «больно». Как по мне — «Костерост» это ни черта не больно. Неприятно — да, но не больно. Больно — это когда из глаз искры летят. Нос ломать было больно. Клюв сейчас — тоже больно. А вот заживляющее зелье — это уже как-то не особо.              Я кивнула и, вскочив на лапки, прошлась перед ним по столу, несколько раз обернувшись вокруг себя. При этом я умудрилась запнуться и едва не грохнуться всем тем же многострадальным клювом вниз, но Северус вовремя подхватил. И, кажется, понял, что я хотела до него донести своими жестами.              — Красивая. Очень милый рыжий зеленоглазый совенок. Только клюв куда попало больше не суй.              Я принялась мотать головой, насколько это было возможно, после чего попыталась изобразить произошедшее со мной в пантомиме. Удивительно, но Северус и сейчас меня понял.              — По доске больше не стучись. Если что — бей по ручке или… В принципе, я могу для тебя сделать маленькую дверь, как для кошки… Хотя… Это ведь неактуально, учитывая, что до анимагии тебе еще расти и расти.              Я топнула ногой по столу и отчаянно замотала головой. После чего показала лапой на пустой пузырек из-под зелья, снова помотала головой и крылом провела по горлу.              — Да ладно… Быть этого не может, — потрясенно уставился на меня зельевар. — Две недели на освоение ипостаси анимага? Да на это как минимум несколько месяцев тратят, ведь…              Я помотала головой, после чего принялась думать, как бы мне сказать то, что я намеревалась. Подскочив со стола, я развила бешеный темп деятельности, принявшись летать между полкой с книгами, показывая на них лапой, демонстрируя жест читать и пытаясь приложить крыло «к фуражке». К чести Северуса — ему на осмысление этой пантонимы понадобилось всего семь минут.              — Понял. Про животных читала, дополнительно уже здесь ознакомилась с их анатомическим строением, ну а человеческое по долгу службы более-менее знала, а следовательно — четко понимала, что во что трансформируешь.              Я ухнула и, попытавшись отмотаться от повязки с клюва, снова приземлилась на стол.              — Знаю, знаю, все уже срослось. Пожалуйста, не дергайся — я сейчас ее сниму. Вот и все. Теперь можешь превращаться в человека и… Лили! Лили, стой! Лили, что ты делаешь!!! Лили, немедленно прекрати…              А что Лили?! Лили бьется головой об все тот же стол, а следом — об плечо единственного человека, который может ей помочь вернуться обратно в человеческий облик. Проще говоря — Лили перед тем, как превращаться «туда», не подумала над тем, как будет перекидываться «обратно». Собственно, именно тут меня и прорвало на истерику. Наверное, если бы кто-то зашел в этот момент в кабинет, он бы крайне удивился, увидев интересную картину: сидящий в полном афиге за столом профессор зельеварения, а рядом на столе — ревущая в три ручья рыжая сова с зелеными глазами.              Из-за своих экспериментов я в итоге оказалась в больнице святого Мунго. То ли что-то было не так с заклинанием, то ли не так что-то было со мной (что наиболее вероятно). Что самое обидное — в палате меня заперли в клетку! В клетку!!! Уроды!!! Пусть и в комфортабельную, но все же… Все же…              Я ведь не гадила где попало, не пыталась сбежать из больницы, я даже, черт подери, к врачам всегда первой подлетала. Уже на второй неделе моего пребывания в этой чертовой больнице медики, при мне обсуждавшие результаты моего превращения, поражались тому, что я не деградирую, как семьдесят процентов анимагов. Черт, да если бы я только могла говорить, то я бы разговаривала!!! А так — писала мелом на небольшой доске. Удерживать кусок в лапах было сложновато, но я так старалась отвечать на вопросы, чтобы помочь магомедикам вернуть меня в человеческий облик, но вместо этого они… Они…              Ни Северуса, ни Сириуса ко мне не пускали. Даже Грюму дали от ворот поворот. Я слышала, как он приходил, как пытался добиться того, чтобы его пустили ко мне в палату, требовал у врачей соблюдения каких-то правил Министерства, но ему так и не удалось попасть ко мне.              Усугублялось все тем, что мантию-невидимку Северус вернул мне как раз за пару дней до моего «успешного» эксперимента с анимагией. Черт же дернул меня практиковаться в пустом классе без свидетелей! Сириуса нельзя было дергать с дежурства (а иначе он бы наверняка пришел бы мне помочь по первой моей просьбе и надоумил бы, как избежать проблем с превращением), Северусу я хотела показать именно конечный результат. А со стороны друзей боялась разглашения моей тайны, ведь мне как бы еще не положено тренироваться на анимага… Да и желания регистрировать свою ипостась в Министерстве официально у меня пока что не было. А сейчас что? Сейчас, в итоге, все равно придется это сделать, когда меня расколдуют… Если расколдуют…              Сидя ночью на жердочке в гребаной клетке, я мрачно таращилась на бифштекс, который должен был стать моим ужином, и мысленно снова и снова укоряла себя в редкой недальновидности и непредусмотрительности. В этот момент рядом с клеткой появилась какая-то рябь, и в следующий момент рядом с ней возник высокий темноволосый человек с черными глазами. В его руке была волшебная палочка.              — Алохомора, — тихо произнес он, направив палочку на замок моей клетки.              «Северус!!!» — с мысленным радостным воплем я кинулась в его протянутые вперед руки, прижимаясь всем телом и издавая звуки, похожие на радостное курлыканье. В этот момент правая половина головы раскололась от боли, а лицо крепко и неожиданно больно схватившего меня человека начало преобразовываться на ходу. Секундой спустя оно все меньше стало напоминать человеческое. Синюшное, без носа, с узкими синими губами и ярко-красными глазами. Эти глаза я сразу же узнала — именно их мы видели в воспоминаниях Лили Эванс. Последнее, что я запомнила перед тем, как провалиться во тьму — эти глаза вдруг оказались совсем близко.              Было понятно, что меня вырубили специально, да еще и при помощи какой-то магии, но когда я снова «включилась», возникло ощущение, что прошло каких-то минут пять. На самом деле, наверное, больше. А может и меньше.              — Девочка, которая выжила. Надо же. Добраться до тебя было сложней, чем я ожидал.              Это был он. По крайней мере, мне об этом красноречиво напомнил мой шрам, который болел точно так же в лесу. Что у нас в сухом остатке?              Я — связанная по рукам и ногам. Напротив меня — Волан-де-Морт собственной персоной. За его спиной — четверо людей в балахонах и с серебряными масками на лицах. Из отрицательных моментов я перечислила все. Из положительного в наличии имелся только тот факт, что я все-таки превращена обратно в человека. Попытка осмотреться по сторонам ни к чему не привела — единственным источником света была щель высоко на потолке, которую и окном-то можно было назвать с натяжкой. «Окно» это было основательно запылено и затянуто паутиной, так что… Так что дальше ближайших пары метров мне рассмотреть ничего не удалось. Но по напольному покрытию, на котором я сидела, верней, полулежала сейчас, было понятно, что я больше не в больнице Святого Мунго. И не в Хогвартсе.              Реплику я предпочла проигнорировать, поскольку любой разговор без прямого приказа похитителя мог окончиться для меня плачевно. Сейчас он диктовал условия, увы. А я только и могла, что изучать серебряные маски уродов, ну и заодно — любоваться фактически змеиным лицом Волан-де-Морта.              — Молчать предпочитаем, значит? — темный волшебник задумчиво провел палочкой по моему шраму, откинул со лба выбившуюся из косы прядь волос и, в очередной раз усмехнувшись, продолжил. — Ладно, молчи. А пока что я тебе кое-что расскажу. Видишь ли, девочка, этот недалекий старик весь учебный год прятал в вашей школе философский камень. Ты ведь знаешь, что это такое?              — Вещество, которое превращает любой материал в золото, а также служит одним из основных ингредиентов для эликсира бессмертия. Изобретен Николасом Фламелем более шести веков назад, — тихо произнесла я. В книгах о философском камне я читала, вот только понятия не имела, что эта хрень хранится у нас в школе за семью замками. Теперь понятно, почему Квиррелл так старался его добыть. И, кажется, я понимаю, для кого именно. Судя по всему, я, сама того не ведая, умудрилась как минимум дважды перейти дорогу местному криминальному авторитету. Впаялась, что называется, по самые уши.              — Ты умней, чем кажешься, — сделал мне сомнительный комплимент Волан-де-Морт, после чего перешел сразу к делу. — Теперь о главном. Этот философский камень спрятан там, впереди. Вот только есть одна проблема: старик и учителя Хогвартса установили ловушки, пройти часть которых можно только с твоей помощью. И сейчас от твоего ответа зависит твоя жизнь, маленькая девочка-которая-выжила.              Серебряные маски за его спиной паскудно расхохотались. Что интересно — Малфоя среди них не было, уж его бы я узнала по голосу и по смеху. Тем временем Волан-де-Морт прижал кончик палочки к моей шее и, наклонившись ко мне, обдал запахом гнили изо рта. Фу-у-у-у… Зубы-то надо чистить. Хотя бы иногда…              — Итак, я жду.              — Если я помогу вам добыть философский камень, вы меня отпустите?              — В этот раз — да, — прошипел темный маг.              Не отпустит. Как пить дать не отпустит. Но у меня есть выбор — сдохнуть сейчас или попытаться потянуть время и, улучив момент, смыться с глаз долой.              — Хорошо, что мне надо делать? — вздохнула я, стараясь не глядеть в алые глаза, чтобы не провоцировать субъекта на агрессию. План пока что был один: улучить момент и смыться отсюда. А еще можно было… Цепочка «Драко-Северус» сама по себе сформировалась в моей голове, теперь надо было лишь улучить момент для того, чтобы позвать к себе призрака. В облике совы у меня этого сделать не получалось по вполне понятным причинам — я не могла выговаривать слова. А вот сейчас… Надо только выгадать момент и продержаться до тех пор, пока мне не придут на помощь. Само собой разумеется, я даже не знаю, где именно нахожусь, но Драко ведь узнает, если я его притяну… Если только на месте, где мы находимся, не установлена какая-нибудь мудреная «противопризрачная» защита вроде той, что использует Северус.              Тем временем темный волшебник осклабился и, магией разрезав на мне веревки, принялся ждать, пока я поднимусь на ноги. Впрочем, помня об отыгрываемой роли, я не спешила выполнять нужное ему действие и принялась страдальчески постанывать, разминая руки и ноги...              — Ну что там еще? — сквозь стиснутые зубы процедил Волан-де-Морт, в то время как его последователи дружно взяли меня на прицел волшебных палочек. Моя, кстати, была в руках у Волан-де-Морта — он сразу же ее вытащил из кармана моей мантии. Еще одна палочка — та самая, которая принадлежала Лили Эванс, была спрятана мною за голенище высокого ботинка и, слава Мерлину, Волан-де-Морту в голову не пришло прощупать меня на предмет второй палочки. Впрочем, пока что она мне все равно ничем не сможет помочь — против четверых взрослых волшебников первокурснику, как ни крути, не выстоять. Даже если я по большой удаче убью «Авада Кедаврой» одного, то меня разметелят на кусочки все остальные.              В том, что я смогу применить убивающее заклятие, сомнений не было. Основное свойство и «Круциатуса», и «Авада Кедавра» заключается в том, что использовать их может только человек, который действительно хочет причинить боль другому или убить. Захотеть именно причинить боль я, может, и не смогу — мне никогда не доставляло радости наблюдать чужие мучения, пусть даже это были мучения моих врагов. Я вообще против именно причинения боли ради самого процесса. Боль воспринимается как способ остановить или запугать, чтобы ко мне не лезли — это было актуально с некоторыми однокурсниками, которые пытались меня донимать, а также с мальчишками во дворе, ребятами из детдома и просто случайными людьми, которые стремились меня облапать или ударить в прошлом. С Волан-де-Мортом и его приспешниками это, увы, не сработает, поскольку причинение им боли останавливающим фактором не послужит, а значит — с точки зрения моего самосознания и мировосприятия, желать причинить им боль — занятие бессмысленное. То ли дело убийство!              Убийство — это крайняя мера, да. Убийство — это раз и навсегда, без возможности исправить содеянное, наладить мир с человеком. Подняв палочку и произнеся два слова, я больше никогда не увижу этого человека, возможно даже — понесу наказание за совершенное действие. Но если Азкабан окажется действительно таким плохим местом, как про него говорят, то умереть я успею всегда, а пока передо мной стоит выбор, жить мне самой или убить врага, никаких колебаний по этому поводу с моей стороны не будет.              Мне сразу вспомнилась лекция Игнат Савельича по этому поводу. Он был человеком страшным даже по полицейскому представлению, и его методы еще во время работы в милиции были, мягко говоря, далеки от понятий «гуманизм», «человеколюбие» и «всепрощение». Он приучил меня к трем правилам. Первое — всегда ждать нападения и никому не доверять. Второе — использовать для самообороны любое оружие, поскольку порой проще подхватить со стола пепельницу и опустить ее на голову стоящему рядом оппоненту, чем доставать из кобуры пистолет. И третье — для успешного применения первых двух правил я должна была раз и навсегда запомнить: в случае вооруженного конфликта между мной и другим человеком я стану либо жертвой, либо убийцей. И роль жертвы-трупа меня никогда не прельщала.              — Поттер, я тебя третий раз спрашивать не буду…              — У меня ноги затекли, и руки тоже, — буркнула я, демонстративно растирая конечности «плохо слушающимися» руками. Конечно, на самом деле степень их онемения была далеко не такой серьезной, как я демонстрировала, но Волан-де-Морт об этом знать не мог.              — Повелитель, я думаю, что пара круциатусов укажут девчонке на ее место. Позвольте мне... — слащавым голосом начал незнакомый мне высокий тип. К сожалению для него, я уже поняла, кто здесь хозяин, и перед его шавками выплясывать не собиралась, тут же огрызнувшись.              — Да хоть пара «авад», идиот! Ты хоть знаешь о том, какие нарушения кровообращения провоцирует длительное связывание и нахождение без движения? Хоть убей меня тут прямо сейчас, но если я не могу пока что идти, то это значит — не могу, и никакими «круциатусами» это не поправишь.              — Ах ты дрянь… — волшебник было взмахнул палочкой, но прежде, чем он сказал хоть слово, Волан-де-Морт наотмашь ударил его по лицу. После чего кивнул самому здоровому на вид и произнес:              — Неси девчонку.              Тот, надо полагать, был не в восторге от перспективы тащить на руках тридцать килограмм моей «массы нетто» плюс шмотье и ботинки, но спорить с «Повелителем» не посмел. Пока он меня нес, я занималась тем, что «возвращала чувствительность конечностям», то есть дергалась и дрыгалась не переставая, что существенно затрудняло переноску. Но мой невольный носильщик стоически это терпел. А самому Волан-де-Морту было, судя по всему, абсолютно наплевать на то, какие неудобства испытывает его подчиненный.              Мы шли по извилистым каменным коридорам больше часа. Это был или Лабиринт Минотавра в реальности, или что-то очень похожее. Временами идущий впереди Волан-де-Морт останавливался и что-то бормотал, проводя волшебной палочкой перед собой. Иногда он заставлял идти впереди кого-то из своих последователей, но меня, что закономерно, оставлял в самом тылу сначала на руках носильщика, а потом, когда я «смогла идти самостоятельно» — под присмотром и прицелом все того же носильщика.              Имен и фамилий своих последователей он не называл, но они периодически подавали голос, что давало возможность для опознания в будущем. Путь по лабиринту отнял у нас немало времени, а у меня — еще и сил (как физических, так и моральных), но Волан-де-Морт уверенно вел нас вперед. Решив подспудно выяснить у него, чего именно ждать, я решила начать диалог.              — Как говаривал Драко, надо было заранее попросить у кого-нибудь карту, — рядом тут же возникло ощущение сквозняка, а невидимый Драко, появившийся, как только я произнесла его имя, тихо прошептал мне на ухо «жди» и снова исчез. Я тем временем начала разговор с темным волшебником.              — Э… Мой лорд? — когда я к нему так обратилась, то Пожиратели Смерти замерли соляными столбами, а сам Волан-де-Морт, поворачиваясь ко мне, прятал на ходу довольную улыбку. — А после этого жуткого лабиринта что впереди?              — Мой лорд, осторожней! Эта дрянь наверняка намеревается сбежать, — принялся лебезить мой давний противник.              — Заткнись, — пренебрежительно бросил ему Волан-де-Морт, после чего обратился ко мне. — Я думаю, что ты сама догадаешься, что нас ждет, если я тебе скажу, что все ловушки, охраняющие философский камень, ставили твои учителя. Не приходят в голову идеи?              — Хм… — я сделала вид, что задумалась. На самом деле — исподлобья изучала идущего впереди меня Воланчика и пыталась предугадать его реакцию и, заодно — свой будущий ответ.              Решение пришло практически сразу. С учетом того, что половину ловушек наверняка прошел Квиррелл, а об остальных сам Воланчик наверняка мог догадываться, поскольку в свое время учился в Хогвартсе и имел дело с большинством наших учителей, а следовательно, мог предположить, что именно от них ждать. И, вдобавок, нам предстояло с этими ловушками встретиться через некоторое время, а раз Волан-де-Морт готов к этому, то… В общем, как бы то ни было, а если я умолчу о своих умозаключениях, то это спровоцирует лишние подозрения в мой адрес.              — А кто именно ставил ловушки? — уточнила я, решив упростить себе задачу.              — Хагрид, Стебль, Флитвик, МакГоннагалл, Квиррелл, Снегг и Дамблдор.              — Хагрид сто процентов посадил какую-то тварь. По его мнению, чем больше размеры и зубы, тем лучше. Стебль сделала то же самое, но с растением — у нее в оранжерее полно всякой дряни, которая человека заглотнет целиком и не поморщится… Флитвик… Ну, тут наверняка какое-то испытание с заклинаниями. МакГоннагалл наверняка устроила испытание, связанное с трансфигурацией и чтобы мозги включить. Квиррелл… Меня вот удивляло, как в школу пробрался тролль, если там на всех дверях замки чуть ли не с меня размером, да еще и магией зачарованные — видимо, тролль был по его части. Или по Хагридовой? Хм… Если тролль у Хагрида, то про Квиррелла я не знаю тогда. Профессор Снегг, надо полагать, поставил ловушку, которая заставляет выбрать из десяти зелий одно нужное и выпить его, чтобы пройти дальше, при этом «ненужные» зелья наверняка представляют собой отраву, от которой любой свои кишки выблюет… Насчет старого хрыча… Тут уж я ничего не знаю. Он слишком мутный для того, чтобы понять, что у него на уме.              — Ты, надо полагать, многое знаешь о Дамблдоре, — неожиданно голос Волан-де-Морта стал тихим и словно бы ласковым. Настолько, насколько вообще может быть ласковой ядовитая змея.              — Если вы о том, что именно он убил Джеймса Поттера — то да, я об этом знаю. А еще знаю, что именно благодаря ему я оказалась под опекой у семейки сволочных магглов, которые десять лет издевались надо мной, как только душа желала, — я постаралась добавить в голос немного возмущения и горечи. И, судя по реакции Волан-де-Морта, у меня это получилось. Кивнув своим последователям идти на два шага позади нас, он взял меня за руку и повел за собой, как, наверное, любящие отцы ведут родных детей. Вот только я ни на секунду не забывала, что из последнего алкаша получится лучший отец, чем из этого психически неполноценного морального урода.              — Тебе много пришлось натерпеться от магглов, надо полагать. Скажи, неужели они достойны жизни? Неужели так и не останутся отмщенными твои слезы и твоя печаль? И неужели истинный виновник того, что ты осталась без семьи, так и останется близким тебе человеком, а ты — в полном неведении о его поступках?              — Вы сейчас о чем? — я попыталась было выдернуть свою руку и оступить на шаг назад, потому что догадалась, про какого человека Волан-де-Морт вел речь.              — Знаешь, я ведь не хотел их убивать. Твоих родителей. Про то, что Джеймса убил Дамблдор, ты и сама знаешь, а что же насчет Лили… Ее смерти хотел совершенно другой человек. Человек, которого она предала. Человек, который ее любил, но любовь эта превратилась в ненависть, когда твоя мама выбрала себе в мужья Джеймса Поттера. Давнего врага этого человека. И тогда он отомстил. Я искал для одного ритуала ребенка, рожденного в июле. И именно Северус Снегг назвал мне твое имя.              — Нет… Нет, не может быть, вы… Вы врете! — я всхлипнула и слезы заструились по щекам. Волан-де-Морт остановился и опустился на корточки напротив меня, положив руки мне на плечи.              — Мне нет смысла врать, Лилиан Поттер. Более того — я могу помочь тебе вернуть все, чего тебя лишили. Могу помочь тебе совершить отмщение всем, кто виновен в твоем голодном и нищем детстве…              Ну, про голодное он загнул… Лилиан, конечно, подвергалась со стороны тетки моральному прессингу, ее не баловали всякими вкусностями, новой одеждой и игрушками, но пожрать давали. А если бы не выебывалась и разобралась, как себя вести с «родней» — оказалась бы во вполне приличных условиях, как я в итоге.              — Как? — я грустно шмыгнула носом. — Маму и папу вы не вернете, как бы этого не хотелось, а…              — Глупый ребенок… Философский камень может дать такие возможности, которые и не снились обычным магам. И если ты согласишься принести мне непреложный обет, то я с радостью помогу тебе обрести все утерянное.              — Непреложный обет? — я шмыгнула носом и уставилась на Волан-де-Морта полными слез глазами. — Но я не умею… То есть, я слышала о том, что это такое, но я не знаю, как это делается.              Длинные холодные пальцы провели по моей щеке, стирая слезы. Взяв меня за подбородок, Волан-де-Морт тихо и спокойно произнес:              — Тебе и не нужно будет ничего делать. Только говорить. Ну так что? Ты согласна принести мне клятву верности и занять свое место в моей свите?              — Если вы мне действительно поможете…              — Темный Лорд всегда сдерживает свои обещания.              Угу, угу, а я — мисс Вселенная две тысячи шестнадцать. Тем не менее, я кивнула. Назад дороги не было. Тем более, немедленный отказ означал мою же немедленную смерть, а согласие давало возможность побарахтаться. Тем более, что прямо сейчас он меня не будет заставлять пытать магглорожденных волшебников: всего-то нужно произнести пару слов.              — Ты, — он кивком приказал своему подчиненному. — Иди сюда. Будешь свидетелем. Дай мне свою правую руку, Лилиан.              Я послушно протянула ладонь вперед, и ее тут же схватил Волан-де-Морт. Судя по тому, как тряслись его пальцы, он сам не верил в свою удачу. Мда… Психика там гнилая, причем абсолютно.              — Лилиан Поттер, клянешься ли ты сделать все, чтобы помочь мне добыть философский камень?              — Клянусь приложить все усилия для того, чтобы он оказался у вас в руках, мой Лорд.              — Клянешься ли ты служить мне верой и правдой до самой смерти?              — Я клянусь служить вам, пока смерть не разлучит нас, Повелитель, — произнесла я.              И все. По нашим сомкнутым рукам пробежало красноватое пламя и обвилась бело-красная нить. Непреложный обет был принесен. Первым поднявшись с пола, Волан-де-Морт протянул мне отобранную ранее волшебную палочку и, кивнув одному из слуг идти первым, пошел рядом со мной.              Разговоров больше не было. Впереди нас ждали испытания по поиску философского камня. Ситуация обернулась тазиком с застывающим цементом, в котором я увязла обеими своими ногами. Впрочем, вечер еще не наступил.