***
Если бы злость ушла, усталость – которую не смогли снять даже несколько часов тяжёлого забытья – взяла бы верх над телом Киона. Неизвестно, что бы случилось тогда: быть может, он одумался бы и бросился назад, а затем, усмирив себя, поговорил бы с Гвардейцами, а то и с отцом. Но злость не знает жалости – она буквально испепеляла сейчас Киона изнутри и гнала его, гнала прочь от Скалы Предков, не давала ему и подумать, что он сейчас лишается возможно последнего своего шанса примириться с той ненавистной ему сейчас пёстрой кучкой животных, совершенно разных как по характеру, так и по виду, по способностям, но одинаковых в одном: в убеждённости, что всё будет хорошо и что Кион станет прежним. И в желании ему добра. Они предали меня! — билась в распалённой голове одна-единственная мысль… — Предали! Лапы гулко стучали по земле. Кион ещё не придумал, куда мчится – он сейчас бесцельно петлял, отдаляясь от дома. Надо было сбить со следа тех, кто возможно будет его искать. И в голове Киона уже родилась мысль, как это сделать наиболее простым способом, без поиска определённых растений и вылизывания. Он огляделся вокруг себя – почти никого не было. Лишь несколько зебр паслись неподалёку, а ещё чуть дальше расположилась компания молоденьких гепардов, пускающих в сторону травоядных голодные взгляды, но слишком юных для полноценной охоты. Идеально, решил Кион и направился к зебрам. Разумеется, он, как и каждый лидер Львиной Гвардии, не должен был охотиться даже в свободное от обязанностей время – просто, чтобы не растерять доверие тех, к кому, возможно, уже завтра надо будет подходить с вопросом «есть ли новости?». И всем травоядным было хорошо известно, что Кион ни в коем случае не причинит им вреда. Точнее, они так думали. Но Кион сейчас и думать об этом не хотел. Ему ясно дали понять, что он больше не лидер Львиной Гвардии. Теперь он имеет к ней отношение только меткой на плече, какая была у каждого Гвардейца и представляла собой по форме голову льва. И на этом всё; Ничего страшного не случится, — убеждал себя Кион, надвигаясь на стадо. — Сейчас надо лишь избавиться от возможных преследователей, а потом можно будет думать о том, что делать дальше… Зебра – зеброй, одной больше, другой меньше, ничего страшного не случится, если я всего одну, всего разочек… Травоядные уже заметили Киона и радостно закивали ему, здороваясь. Они его знали. Он их – нет. Он вообще не различал зебр, они были животными большинством глупыми, по его мнению. И всё на одну морду, почти как акации, главные же различия в размерах и, возможно, в звучании… Никчёмные создания, которые существуют лишь для поддержания Вечного Круга Жизни в равновесии. Потому и не зазорно отнять сейчас жизнь одного из них – хотя бы ради утоления голода тех гепардов! Ну и, разумеется, в своих целях. — Привет, друг! — проржал тот из зебр, на которого Кион нацелился взглядом. Он был точь-в-точь, как и все зебры; Его смерть не будет лишней, — уверял себя лев; и совесть послушно молчала, внимая хозяйским самовнушениям. Главное, чтобы она продолжала вести себя так и после. Кион находился от зебры уже в трёх прыжках, он одновременно рассчитывал последовательность движений для нападения и вглядывался в морду обречённого животного, пытаясь вспомнить, не видел ли его раньше… Может, он когда-то спасал его? Может, они даже общались давным-давно, или ещё несколько дней назад… Кто знает?.. Может, если сейчас передумать, они как-нибудь ещё встретятся… Но нет. Кион совершил прыжок. В абсолютной тишине, наступившей, казалось, для всех здесь, вокруг, он врезался лапами зебре в круп и рухнул с ним на землю, сохраняя позицию сверху. Животное даже не боролось, не пыталось вывернуться – настолько оно было ошеломлено. Киону оставалось лишь вонзить клыки ему в горло, что он и сделал, подивившись тому, как легко далась ему эта добыча. Зебра попыталась вырваться, но было уже поздно, да и сама попытка оказалась слабой – лишь глубже и длинней от рывка сделалась рана. И животное затихло через несколько мгновений во всё той же тишине. Кион отстранился от горла жертвы и молча поднял голову. Остальные зебры смотрели на него в шоке, с тихим гневом… и страхом в глазах. Кион внезапно понял, что так на него ещё никто никогда не смотрел, даже гиены – нет, это был совершенно другой взгляд, ведь в нём плескалась и чуждая всем былым противникам Киона невинность. Зебры, не проронив ни звука, попятились назад. Затем, все, как одна, развернулись и – сперва трусцой, чуть позже рысью и, наконец, галопом – помчались от Киона прочь. Лев лишь некоторое время смотрел им вслед, пытаясь прогнать из головы эти страшные взгляды, сомнения по поводу своего поступка, убеждая себя, что совершённое в рамках дозволенного. Но внезапно подступивший голод отмёл всё это. Кион вспомнил, что не ел ничего уже вторые сутки подряд. Он впился вновь, но на этот раз в ляжку. Съел немного, но ровно столько, чтобы избавиться от судорожной боли в животе. Тяжело вздохнул, встряхнулся, затем потёрся о тушу зебры боком-другим и после, кивнув гепардам, с любопытством поглядывающим на свежатину, и пошёл в восточном направлении. Кион ещё не знал, куда именно идти. Но сейчас собирался решить это, перебирая самые подходящие варианты… Лишь было бы что перебирать… Всё же, ничего на ум не приходило. Юный лев не знал никого такого, кто не был бы связан с прайдом Симбы, но являлся бы самому ему, Киону, другом. Не становиться же львом-одиночкой? Кион решил, что лучше ему не возвращаться пока в прайд, несмотря на всплывающие в памяти уверения друзей, что то убийство легко оправдывается. И теперь… А что теперь? Неужели навсегда покинуть родной дом, свой прайд, свою семью: сестру, маму, отца… и детей? Нет, ни в коем случае!.. Но почему же тогда родной дом за спиной, и он становится всё дальше?.. Кион убеждал себя, что ему нужно время прийти в себя. Просто немного времени! Ведь вернуться сейчас домой – означает встретиться с отцом и его вполне резонными вопросами, а Кион совершенно не был сейчас готов отвечать на них. Слишком уж было много других вопросов – своих, собственных – которые особенно после разговора с Гвардейцами навалились ужасным количеством, ожидая ответа. Теперь, когда злоба прошла, Кион впервые за долгое время почувствовал какую-то пустоту внутри… Кто он теперь? Ведь вся его жизнь строилась на защите Земель Прайда, Круга Жизни, на предводительстве Львиной Гвардии – а что теперь? Чего ради жить? К чему стремиться? Кто теперь он – Кион, – неужто просто лев, без цели в жизни и смысла? Кем он, чёрт возьми, стал? — И кто же я такой? — спросил у себя Кион. — Если я до сих пор живу, то, наверное, ради чего-то? Но чего?.. У меня всегда была цель, я всю жизнь, всю свою жизнь лидером Львиной Гвардии стремился лишь к тому, чтобы стать ещё лучше. Самосовершенствование – вот в чём я видел смысл очередного часа, минуты и всей жизни в целом. Но если тогда я каждый день стремился к тому, чтобы завтра быть лучшим Гвардейцем, чем сегодня… то что же теперь? И почему тогда всё получилось совсем наоборот? Быть может, Гвардия права, и я действительно стал только хуже? Но почему – я же так хотел, так стремился… чтобы всё было совсем наоборот… Юный лев судорожно облизнул губы. Резкий вкус крови окончательно смёл остатки злобы. В животе словно что-то свернулось, и Киону стало тяжело дышать. Он только сейчас осознал, что у него был шанс всё исправить – просто вернуться к Гвардейцам и попросить прощения. Поговорить без проявлений агрессии, по-дружески, как надо было с самого начала… Шанс был. Но Кион утратил его безвозвратно в тот самый момент, когда вонзил клыки зебре в глотку. Он нарушил самое, наверное, святое, что делало его лидером Львиной Гвардии. — Защищать слабых… — в ужасе прошептал Кион, растягивая слога, чтобы полностью прочувствовать смысл этих слов. — Оберегать невинных… Защищать слабых… О, небо саванны, что же я натворил… Как мог?.. И что же теперь? Теперь я остался без цели, без смысла, без будущего… и без друзей. Позорник… дважды позорник. Мне некуда идти, не к кому. А домой… нельзя. О, небо, я не могу вернуться! Такой, к детям. Не может быть, я действительно совсем недавно угрожал друзьям своим Рычанием Предков?! Нет, не могу вернуться. Не могу! Горло сжало чем-то горячим. Кион уже ничего не говорил, лишь пытался убедить себя, что возвращаться ему нельзя. Его же там, наверное, ненавидят? Даже за это короткое время, прошедшее с убийства зебры, уже минимум половина обитателей Земель Прайда в курсе ужасного поступка Киона. Если он даже и вернётся, даже если его и примут в прайде, его будет ненавидеть вся саванна. Да, он, конечно, не единственный такой, кто убил зебру… Но вся разница в том, что от него этого не ожидали. Ему доверяли. Его считали своим. И это убийство для них – не просто убийство. Предательство, самое настоящее. А предателей не любят даже те, кого это не касается. Просто потому, что предательство – это подло. И Кион чувствовал, что заслуживает ненависти. Он вновь вспомнил добродушный взгляд своей жертвы, его радушие и его потрясение в тот момент, когда всё развернулось. Та зебра не ожидала этого! Этого никто из зебр не ожидал. И со стороны Киона было подло нападать в тот момент. И благодаря подлости этого поступка любая ненависть будет ещё как оправдана. И его, Киона, разумеется будут ненавидеть. И его детей, соответственно… Нет, нельзя возвращаться! Хорошо – детей его не представляли официально (и не будут), потому в саванне никто не знает их, хоть все уже и узнали о их существовании. Так что, в принципе, сопрайдевцы с лёгкостью смогут скрывать отцовство двух подрастающих львов. И Клео со Млези будут в безопасности… Ну а Кион… Ему же придётся уйти. Это будет легче, чем жить рядом со своими детьми… но чужими. И выходить на водопой под презрительными взглядами животных. Нет, жизнь где-нибудь в уединении определённо будет лучше. Надо ли с кем-нибудь прощаться? Кион решил, что нет. Лучше не возвращаться лишний раз, чтобы не передумать нечаянно. Он лишь взглянул назад, на Скалу Предков, возвышавшуюся над горизонтом… И вздрогнул; Прямо позади него, всего в нескольких метрах сзади стоял Шрам. Ярко освещённый Солнцем, он совсем не был похож, как вчера, на призрак, и у Киона сперва вспыхнула мысль — как это я не почуял львиный запах заранее? Однако учуять бестелесное существо вроде Шрама было невозможно, и Кион ограничился лишь тем, что испугано втянул полной грудью свежий воздух саванны и странный приторный запах трав. Шрам не улыбнулся по своему обычаю – он лишь, с удивлённо поднятыми бровями, оглянулся сперва куда-то назад, потом на Киона. Его глаза горели упрёком и искренним непониманием. — Ты слишком далеко зашёл, Кион, — произнёс он напряжённо. — И очень зря в тот раз отказался от моей помощи. Кион промолчал. Ах, как он ненавидел этого льва! Ведь это даже большей частью благодаря Шраму он поссорился с друзьями. Быть может, его своевременное появление перед гиенами и помогло, и выгадало минуту другую – хотя Кион вполне мог всё это время отбиваться, дожидаясь подмоги, – но то, что произошло дальше – после этого Кион даже слушать старого льва не собирался. Он попытался собрать все желчь и презрение во взгляде, направленном на Шрама, а потом и вовсе отвернулся от того. Прозвучала усмешка. У Киона кровь вскипела в жилах, он заскрипел зубами в негодовании и двинулся прочь. Похоже, Шрам не собирался его останавливать. Киона лишь обдало лёгоньким ветерком, а старый лев очутился вдруг совсем рядом. Он, конечно, держался на расстоянии, но столь незначительном, что Кион при желании сумел бы, не напрягаясь, преодолеть его лапой – если бы захотел заняться бессмыслицей. Вот бы можно было хоть как-нибудь – как угодно – но избавиться от этого льва! Кион бы многое за это отдал, лишь бы остаться в покое. Но что мог он сделать против того, кто уже умер? Похоже, молчание здесь ну никак не поможет. — Что тебе от меня нужно? — пробурчал он, стараясь вложить как можно больше раздражения в голос. — Зачем ты идёшь за мной, чего ты добиваешься, в конце концов?! Тишина. Шрам размышлял: Кион не смотрел в его сторону, но слышал сосредоточенное сопение – только сейчас юный лев понял, что Шрам-таки дышит. Это было как минимум интересно: зачем ему дышать? Но не очень важно. Кион попытался себя уверить, что до этого льва ему нет никакого дела, ровно, как и до всего, что с ним связано. Он попытался сосредоточиться на дыхании, но уже на своём. Помогло: Шрам с его странностями чуть ли не сразу вылетел из головы. И Кион уже почти совсем забыл о нём, как вдруг старый лев зашёлся кашлем. Закончив, Шрам ещё некоторое время молчал, а затем, как ни в чём не бывало, спросил: — А чего ты хочешь от меня, Кион? — Что… что я хочу?.. — Кион поперхнулся. Неужто ему вот так запросто позволяют высказаться? — Да, — отрезал Шрам. — Зачем ты мне задаёшь такие вопросы? Кион, мне неприятно это слышать: у меня возникает ощущение, что тебе неприятно со мной гулять. — Гулять?! — возмущение захлестнуло Киона с головой. Он развернулся к Шраму и встал прямо напротив него – тот даже не моргнул, но подался назад и отвёл морду чуть в сторону, не прерывая, всё же, зрительный контакт. — С кем с кем, а с тобой я буду гулять в последнюю очередь! — прошипел юный лев. — А сейчас мне не до прогулок; ты вообще знаешь, куда я иду? — Я догадываюсь, — тихо ответил Шрам. — Но, надеюсь, ты не собираешься покидать прайд только потому, что поссорился с друзьями?.. Ох, — он внезапно выпрямился, словно вспомнил что-то. Его глаза наполнились горечью, а голос стал почти что шёпотом: — Кион, откуда этот запах крови у тебя в дыхании? Неужто ты… — Стой! — рявкнул вдруг Кион. Он недоверчиво вгляделся Шраму в глаза. — Неужели ты чуешь? — Ой, да ладно тебе, это я так сказал, для драматичности, — не моргнув глазом ответил тот. — Ничего я не чую, а вот вылизываться, Кион, тебя мамочка так и не научила: ты бы видел свою пасть! — Я просто ел недавно, — проклокотал юный лев. Шрам поднял брови. — Правда? Что-то я слышал недавно другое – где же, где же я подслушал, что ты ещё меньше часа назад надумал поохотиться?.. Уже даже не вспомню: об этом вся саванна кричит. Врать нехорошо! — Выходит, недостаточно ты надо мной глумился, — прошипел Кион. — Я не понимаю, за что… Но, за что? — Да, ты ничего не понимаешь, Кион, — покачал старый лев головой. — Я тебе совсем не враг, даже не знаю, почему ты так резко настроен. Между прочим, я – та причина, по которой ты ещё жив. Поверь на слово. Это во-первых, а вообще, никуда ты не уходишь. Кион так и сел на землю перед Шрамом. — Ты это о чём сейчас? — спросил он. — О небо, разуй же уши, — закатил старый лев глаза. — Слушай внимательно или думай быстрее; я же ясно сказал, что ты никуда сегодня не уходишь! Мы возвращаемся обратно – домой, Кион, домой. Неужели тебе требуется второе приглашение? — Но… — пробормотал Кион. И замолчал. По глазам Шрама мало что можно было понять, но одно точно: он не врёт и действительно настроен вернуться… Точнее, вернуть Киона. Вернуть домой… Но почему? Неужели хочет сделать хуже? А может, лучше? Что, если Шрам и впрямь желает добра? — Зачем? — взяв себя в лапы, спросил Кион. Шрам покачал головой. — Ты глуп, Кион. Слишком юн, слишком вспыльчив. Эмоционален. Мы ещё вернёмся к причине, по которой ты стоишь здесь, передо мной, дрожишь и проклинаешь себя, вместо мурлыканья с детьми, да… Но, раз уж ты не понимаешь, почему дома лучше, чем в самоизгнании – что же – мне кажется, это следует обсудить в первую очередь… — Шрам шагнул ближе, не сводя с Киона глаз. — Сейчас! Почему ты уходишь отсюда? — Я… — Кион замялся. Он снова повторил про себя причины, обдуманные ранее. Да, они всё объяснят! — Ты… что? — поторопил его Шрам. — Кион, ты не представляешь, какое будущее ждёт тебя! Ждёт здесь, в твоём прайде. Не уходи, ничто ещё не кончено, всё только начинается. Иначе ты лишишься возможности увидеть… увидеть рассвет! — Какой рассвет? — пробурчал Кион. — Грядут великие перемены, Кион, — пророкотал Шрам. — И ты станешь в них значительным участником. Собственно, ты их и развяжешь. Поверь, ты ещё не отыгран, как следует… А теперь, ближе к делу. — Но о чём ты? — Кион не верил этим словам. Откуда Шрам может знать, что будет? Возможно, это просто мотивация. Но в животе кольнуло интересом, потому юный лев не хотел переключаться на другую тему. Однако Шрам был иного мнения. — Ближе к делу, Кион, — негромко, но с силой рявкнул он. — Зачем ты покидаешь прайд? — Ладно… ладно… — проговорил Кион. — Просто у меня нету выбора. — Ну-ну, будто что-то тебе не позволит повернуть сейчас назад, — процедил Шрам. — Выбор есть всегда, Кион. Ты легко мог бы его сделать, ты всегда его можешь сделать. Он есть всегда, просто ты слишком сильно зациклился на том, что тебе нужно уйти. А ты не думал, что точно так же можешь остаться? — Я не могу, — отрезал Кион. — Слишком много я сделал не так. И вспылил… убил. Поссорился с друзьями. Снова убил. Мне больше нету здесь места. Я не гвардеец, просто лев. И… знаешь, что? Только потому, что я раньше был лидером Львиной Гвардии, я ещё здесь, в Землях Прайда. Иначе бы папа изгнал меня ещё до трёх лет, как поступают львы в других прайдах. Я бы ушёл, как собираюсь сейчас, и искал бы себе новый дом… Но меня оставили. И оставили только потому, что я нужен им. В качестве защитника… — Ты не прав, Кион, — поправил его Шрам. — В качестве сына, соратника, друга, хорошего льва… в качестве отца. Ты обязан вернуться. — Но, зачем… — пролепетал Кион. Он знал, что старый лев прав. Но не мог понять одного: — Зачем ты пытаешься помочь мне, почему не дашь совершить ошибку – уйти, – неужели тебе и впрямь не всё равно? И ты действительно хочешь помочь? Ты, который показал мне тогда, после укуса змеи, все эти страшные вещи? Действительно, ты? Шрам просиял, словно папа-лев, сумевший объяснить львёнку сложнейшее явление. Он глубоко втянул воздух, подался назад и сел, как Кион, на землю. Зелёные глаза были полны удовлетворения. — Я сделал много ошибок в свои года, Кион, — ответил он. — Мы уже говорили, что мой образ в глазах молодых поколений насквозь пропитан подлостью, злобой – в общем, негативом. Но я не такой, Кион. Не такой, совсем не такой, как обо мне говорят. И мне на самом деле обидно наблюдать твоё удивление. Ты удивляешься, видя, что я пытаюсь помочь! А я готов тебе помочь, я хочу этого! — Шрам опустил глаза. — Так позволь же. Идём домой, Кион. Нам пора. Кион глубоко вздохнул и поднялся на лапы. От бывшего презрения к Шраму не осталось ни следа – сейчас юный лев видел перед собой отнюдь не монстра. Он такой же, как я, размышлял Кион. Действительно, похож! Уверен, если я сейчас уйду, в Землях Прайда меня возненавидят. Если я не исправлю своих ошибок, меня точно так же будут ассоциировать со смертью. С подлостью. Как Шрама. Все мои провинности останутся на памяти обитателей Земель Прайда, со временем окажутся приукрашены, домыслены… И я стану для всех… монстром, чудовищем. Как Шрам. И Шрам это знает. С ним было то же самое. И теперь он хочет лишь помочь, как говорил и в прошлый раз. Он надеется помочь мне не испытать его же судьбу. И, размышляя так, Кион постепенно проникался к старому льву симпатией… и благодарностью. — Ты прав, — проговорил он, после недолгих раздумий. — Я сейчас пойду и извинюсь перед отцом за то, что скрывал от него правду. Потом пообщаюсь с Гвардией… И, наконец, отвечу на закате перед всеми обитателями Земель Прайда со Скалы Предков. Отвечу за мой сегодняшний поступок. Быть может, я не буду больше любим всеми, как раньше. Быть может, уже никогда не стану лидером Львиной Гвардии… Но я не сбегу и отвечу за свои поступки. И со мной будет то, что я заслужил. И я не испугаюсь. Верно, Шрам? — Ты не испугаешься, — заключил старый лев. — Но запомнишь всё, что будет дальше, и оно послужит тебе уроком. Шрам тоже поднялся на лапы и обвёл взглядом яркое дневное небо. — Грядут дожди, Кион, — тихо сказал он. — Бури. — Но до сезона дождей ещё целых четыре месяца! — возразил Кион. Шрам кивнул головой. — Ты прав. Но этот ледяной восточный ветер… Будем надеяться, что я ошибся. — Так мы идём? — спросил Кион. Шрам задумчиво посмотрел на него. Его глаза были затуманены. — Иди, — сказал он. — Я хочу убедиться кое-в-чем. А ты ступай, делай всё, как задумал. И знай, Кион, что существует тот, кто тебя поддержит. Я пережил то же самое. И был таким же, как ты. Я знаю тебя с детства, Кион. И я тебя поддержу даже если все от тебя отвернутся. Знай это. До встречи, и не будь к себе слишком строг. С этими словами Шрам ободряюще улыбнулся напоследок, и прошёл мимо Киона, навстречу ветру. Юный лев некоторое время смотрел ему вслед. Он сказал, что поддержит меня, что бы ни случилось. Лишь бы это было правдой! Но я… я верю. С этими мыслями Кион двинулся в путь.***
— Позвольте, я пройду, — сказал лев и выступил на свет. Это был Симба. Он окинул тяжёлым взглядом Фули, Бешти, Бунгу… И нахмурился, словно не найдя кого-то. Затем спросил, но не о сыне. — Скажите… мне. Где Оно? — Оно недавно улетел, — моментально ответила Фули. — В расстроенном состоянии. — Нельзя сказать, когда он вернётся, — добавил Бунга. Симба поднял брови. — О, как. Что же, вы не будете возражать, если я подожду его здесь? — спросил он и добавил на недоумённые взгляды: — Я знаю, что пещера Гвардии – для Гвардии, но позвольте мне побыть у вас гостем, пожалуйста. Надеюсь, это не займёт много времени… Всё зависит от степени расстроенности Оно. Простите, если иногда сюда будет заходить кто-то ещё: просто, я объявил всему прайду, что проведу следующие несколько часов здесь, и, вполне возможно, меня кто-то будет здесь искать. Ещё раз прошу прощения за такое… такой вот визит. — Ничего страшного, — поспешила заверить короля Фули. Она улыбнулась ему и сверкнула глазами в сторону неловко переминающихся Бунги с Бешти. — Мы всё равно уже собирались идти на обход, верно?.. Верно?.. Эй, Бунга, Бешти! — Но он ведь у нас только в полдень, — энергично зашептал Бешти, косясь на Симбу. — Ещё рано для обхода, совсем рано! Или… или ты просто хочешь избавить нас от общества короля? — Молчи, толстокожий, — тихо простонала Фули. — Ты шепчешь, как лавины крадутся! Но было поздно. И по глазам Симбы было видно, что он услышал Бешти. Правда, эмоционально лев попытался сделать вид, что пропустил это мимо ушей. — В любом случае, когда я подходил к этой пещере, солнце было ещё совсем далеко от своего пика. А ведь всем в Землях Прайда – уж сколько мы тут живём – известно, что свои дневные обходы Львиная Гвардия совершает лишь по наступлению полудня. Поэтому я уверен, вам ничто сейчас не мешает остаться и пообщаться со мной хотя бы… — Симба задумался. — Хотя бы пока солнце не будет видно через эту дыру над нами. Фули незаметно для льва пихнула Бешти и села напротив. Она не собиралась больше отговариваться, ведь дальше это перейдёт рамки вежливости, а с королём необходимо вести себя учтиво. И перед Симбой вежливой была даже Фули. Бунга с Бешти устроились рядышком, но Фули чувствовала, что особого участия в надвигающемся допросе они принимать не собираются. Поэтому она лишь попыталась выкинуть из головы сожаления по поводу Киона, трепет перед королём и вести себя как можно более непринуждённо. Она снова улыбнулась и сосредоточилась на мысли, что всё будет хорошо. Симба с интересом наблюдал это. Было видно, что он никуда, совершенно никуда не спешит. — Не надо так волноваться, это всего-навсего беседа, — ободрил Фули Симба. Хотя его напряжённый взгляд говорил совершенно об ином. — Просто… перед королём немного не по себе, — соврала Фули. На самом деле, ей никогда не было «не по себе» перед Симбой. Просто сейчас он появился ну совсем невовремя! В такой напряжённый момент… И, похоже, собирается поднимать больную, ещё не остывшую с недавнего тему. — Понимаю, да, — улыбнулся Симба. — Но меня не стоит бояться. По крайней мере, вам… Вы сказали, Оно расстроился? Но что же случилось? Может, расскажете? Фули ждала этого вопроса. Боялась и ждала. Она знала, что, если скажет правду, то сразу впутает сюда и Киона. Но сейчас о нём она, как, верно, и остальные Гвардейцы, даже думать не хотела. Поэтому Фули решила выдумать какую-нибудь глупость, не связанную с Кионом никаким образом… Однако, Симба не дал ей начать. Он слегка подался вперёд и кашлянул, очевидно, намереваясь что-то сказать. Но молчал. Он втянул носом воздух, принюхиваясь. Фули поспешила поступить точно так же и удручённо уткнулась взглядом в землю: отчётливый запах юного льва нельзя было не заметить. — Ваше Величество, я… — попыталась хоть как-то проявить инициативу она, но Симба покачал головой. — Фули, — мягко попросил он. — Позволь, я выдвину небольшую… гипотезу. Почему расстроился Оно. Хорошо? Задам тебе несколько вопросов, а ты будешь отвечать просто «да», или «нет» на каждый из них. Не пугайся, что я буду пристально смотреть на тебя в моменты ответов – мне интересно, насколько я угадаю. Договорились? Фули заставила себя кивнуть, хоть и понимала, на что соглашается. Всё это было самым натуральным допросом, даже ничем не прикрытым. Но отказать королю было нельзя… И Фули лишь надеялась, что вопросы Симба подберёт не слишком категоричные, чтобы можно было хоть как-нибудь, да соврать. — Что же, — сказал король. — В таком случае, начнём; Фули, связано ли отсутствие Оно с моим сыном? Произнеся это, он прямо-таки впился гепарду взглядом в глаза. Фули была не в том состоянии сейчас, чтобы сделать непроницаемую морду – недавняя ссора с Кионом выбила её из колеи. Да ещё Симба сейчас всеми силами пытается поднять эту тему! Нет, в таком состоянии просто не получится лгать в глаза. — Да, — сказала Фули. — Да, связано. Симба – по нему это было видно – очень хотел бы узнать, каким образом. Но почему-то он не решился спросить об этом прямо. — Вы знаете, что мне известно о вчерашнем поступке Киона, — уверенно сказал король. Это нельзя было назвать вопросом, но Фули едва-едва кивнула. — Да, — выдавила она, спустя некоторое время. — Но Кион – он не виноват, его вывели из себя, причём намеренно! Он всего-навсего защищал, защищался и… — Фули, — жёстко оборвал её Симба. — Мне видней. Прошу, давай не будем выходить за рамки вопросов и ответов «да»-«нет». И вообще, мне было бы интересно не только тебя послушать. Бунга, Бешти, присоединяйтесь! — Э-э-э, да, всё хорошо, — нервно хихикнул Бешти. — Спрашивайте! — Кион поссорился с Оно? — высоким голосом спросил Симба. — Ну… Да, всё так и было, — подтвердил Бешти. Симба даже не смотрел ему в глаза, спрашивая это. Его взгляд был направлен куда-то на лапы Фули. Ну, разумеется, подумала Фули, даже королю известно, что Бешти не умеет врать! Вот ведь проклятье, сейчас этот бегемот всё выложит… Однако следующий вопрос был адресован Фули. — Как давно ты ела? — спросил Симба, не отрывая взгляда от лап гепарда. Фули замешкалась. Это был очень странный вопрос. Неподходящий. И, похоже, тут придётся сказать что-то кроме простого «да». — Если честно, я давно не… то есть, я ела вчера, ранним вечером. — Понятно, — сказал Симба. Он заметно напрягся и сглотнул слюну, готовясь к какому-то тяжелому для самого себя вопросу. — Фули, в таком случае, эта кровь на твоей лапе – Киона? Фули вздрогнула и опустила взгляд на лапу. Левую. Та была, пусть и немного, но испачкана кровью. Гепард снова вспомнила жуткий звук удара и подняла глаза. Нет, она не могла сказать правду! Что решит Симба? Догадается, что его сын нападал на своих друзей? Но что тогда? Уж не подумает ли он чего плохого о психике Киона? Нет, просто нельзя сказать правду! — Нет! — выкрикнула Фули. Симба молча смотрел на неё. Нет, он не поверил. Слишком громко и взволнованно она ответила. Повисло напряжённое молчание. Фули опустила взгляд. Впервые в жизни она не могла смотреть в глаза собеседнику. Симба же – это можно было ощутить аж шерстью – просто испепелял сейчас её своим взглядом. Ребята рядом с гепардом тоже напряглись. — Но Фули не хотела бить Киона! — вступился вдруг за Фули Бешти. — Она просто защитила меня, вот и… Чего пихаешься, Фули? — Идиот! — не удержалась гепард. И тут же прикусила язык. Симба гневно смотрел на них всех – очевидно, ему надоела игра в вопрос-ответ. Он издал некое подобие рыка, поднялся на лапы и навис над Гвардейцами. Было ясно, что теперь правду рассказать не то, что лучше, но даже выгодней… И Фули, изредка прерываемая Бунгой или Бешти, рассказала королю всё, как было, начиная со вчерашнего вечера. Конечно, некоторые детали были опущены. — После того, как Оно улетел, — завершала свой рассказ Фули, — Кион, тоже в расстроенном состоянии, пытался донести до нас всё ту же историю о Шраме… Ваше Величество, не судите его строго, но он вышел из себя и на секунду потерял контроль над эмоциями… Мне лишь пришлось охватить его пыл, чтобы не было драки. Сразу после этого Кион покинул пещеру. Мы ещё некоторое время обсуждали его странный припа… кхм, неясное поведение, а потом появились и вы. Так всё и было. Про угрозу использовать Рычание Предков Фули умолчала. Симба всё это время сидел молча, неподвижно, и теперь по его глазам было видно, с каким трудом он переваривает услышанное. Гепард даже пожалела стареющего короля. — Ну, вот, как-то так, — поддакнул Бешти. Симба с горечью посмотрел на него и уткнулся носом в землю. От настойчивости и уверенности, которой этот лев пылал в самом начале разговора, не осталось и следа. Теперь король был похож на самого обычного измотанного старого льва. Этот его вид пробуждал в Фули, да и в остальных Гвардейцах сожаление. — Фули, Бешти, Бунга… — попросил Симба. — Скажите… Что же творится с моим сыном? — Оно тут нет, к сожалению, — ответил Бунга. — А он бы сейчас точно наплёл бы чего-нибудь непонятного… он умный. А вообще, это похоже на… ну, не знаю, крыша у нашего Киона, похоже, поехала. — Бунга, молчал бы лучше! — прикрикнула Фули. — Какая крыша? А то, что у Киона чуть больше суток назад трагедия была – это так, по-твоему, ерунда? А то, что змея укусила? Я уверена, это всё из-за каких-то, ну… побочных действий яда. Или как там? От яда, в конце концов! Ему просто надо отоспаться хорошо, и всё пройдёт. — Ага, отоспаться хорошо, — буркнул Бунга. — А где сейчас Кион, как ты думаешь? Найти бы его, пока он какой-нибудь ещё финт не выкинул… — Собственно говоря, чем сейчас Зазу и занимается, — вмешался Симба, которому надоело просто сидеть и слушать. — Вы не представляете, как я буду рад, если в этом во всём виновата лишь отрава. Поговорю ещё раз с Рафики, пусть повнимательней осмотрит рану, если… когда мы найдём Киона. — Ну а что касается вчерашнего… — начала Фули. — Само собой разумеется, это уходит корнями в травму, которую Кион получил ранее ночью, — успокаивающе ответил Симба. Бунга радостно ахнул. — Так Киону ничто… не угрожает? — выдохнул он. Фули прямо вытянулась навстречу Симбе, чтобы услышать следующие слова. — Да, Бунга, — кивнул король. — Киону ничто не угрожает. Словно Скала Предков с плеч свалилась от этих слов. Правда? Действительно, ничего? И не нужно было всё это устраивать! Неужели, всё так хорошо заканчивается? Фули развернулась навстречу друзьям. Их глаза сияли. Всё оказалось хорошо. Всё хорошо для Киона! — Я бы так не говорил, — внезапно раздался голос со стороны входа. Все, и король, и Львиная Гвардия, дружно обернулись к тому, кто это произнёс. Фули почувствовала, словно внутри всё ушло в свободный полёт. Это был Рафики. Он стоял, полуосвещённый солнечным светом, а выражение его лица было… ужасно мрачным. — Рафики? — упавшим голосом спросил Симба. — Что бы это могло значить? — Выходите наружу, — угрюмо провозгласил старый мандрил. — И вы сами всё поймёте. Там уже полсаванны, и все хотят видеть… — Короля? — с надеждой воскликнул Симба. — Нет, друг мой, — словно приговор вынес Рафики. — Киона. Король в абсолютно подавленном состоянии повернулся к Гвардии. Его глаза смотрели сквозь них. Что натворил мой сын? — словно хотел он спросить… Но каждый из здесь присутствующих и сам терзался тем же вопросом. Если Рафики действительно не преувеличивает: там половина обитателей Земель Прайда, и все хотят видеть Киона – очевидно, что-то ужасное…