Сага о Хэледис

1. «По-крайней мере, здесь теплее, чем наверху» — словно издеваясь над собой, рассуждала Наталья, помешивая деревянной палкой белье в чане с кипящей водой. Она закашлялась. Неизвестное моющее средство, используемое в судовой прачечной, было по-видимому, на основе щелочи, с добавлением какой-то другой, не менее едкой, дряни. Двухслойная марлевая повязка не спасала. Вредные испарения выжигали слизистые оболочки ее носа, глаз и рта. Она отскочила от чана к иллюминатору, прокашлялась, и отплевалась. Эту процедуру Наташа повторяла раз за разом в течение уже, по ее подсчетам, суток двое Ад, в который ее запихнули по приказу Леди Железных островов, располагался под открытой батарейной палубой корвета, этажом ниже которой размещался матросский кубрик, а еще ниже — котельная и прачечная. Люки между отсеками были наглухо задраены, и сообщения между «адом» и «чистилищем» наверху практически отсутствовали, за исключением, разве что, винтовой этажерки, которой имел право пользоваться лишь дневальный матрос и Раслин. Наташа попала в распоряжение Раслина Лейка, стюарда главного кастеляна судна. Это был ворчливый полуслепой старикашка, но, на ее счастье, вполне дружелюбный и отходчивый по отношению к ней. Женщина редко видела его трезвым, и это было, в какой-то степени, даже хорошо, поскольку тот, во время алкогольной абстиненции, становился мрачнее тучи, придирался к любой мелкой ошибке в ее нынешней работе, и время от времени норовил «полапать» Выпивший Раслин, или Рас, как называла его Безумная Хэл, наоборот, был сама любезность, как ни странно. На старика нападала блажь, тот предавался меланхолии и ностальгии, и болтал без устали языком, не волнуясь о том, слушает она его или нет. Отчасти, Наташа была благодарна за пустопорожний треп Раслина с самим с собой, за этот отупляющий физический труд, за то, что временно изолировали ее от этих «чудовищ сверху». Вот только — кому? Аше Грейджой? Отцу? Матери? Или ее нареченному «Жениху» — Неведомому? «Неведомый тебя оберегает» — зазвучал в голове голос старой знакомой, септы Хэледис, — Он ведет тебя не по столбовой, проторенной дороженьке заурядной человеческой судьбы, а, воистину, непостижимыми стезями твоего бытия. А какова его цель — только Он ведает, милая!« „Да это тебе песни нужно писать, а не мне, сестрица!“ — отвечала ей Наталья Андреевна, — „А я всего лишь хочу не сойти с ума от этого кошмара. Вот поэтому я стою здесь, стираю засранные — зассанные офицерские штаны, отскабливаю клопов и вшей с воротников, и отгоняю крыс от чистого белья из сушильни. Если я сейчас остановлюсь, ‚забью‘ на работу, и начну обо всем этом думать и размышлять — я, скорее всего, разбегусь, и разобью свою несчастную башку о переборку. И все закончится на этом“ „Да ну!“ — снисходительным тоном строгой учительницы возражала Хэледис, — „Ты прекрасно знаешь, что у тебя есть веская причина продолжать жить. Ты отвечаешь не только за себя, но и за Хелавису на ‚той стороне‘. Вспомни ‚Талисман‘ Страуба-Кинга: помрешь здесь — откинет копыта и Хелависа. Ты же не допустишь этого, Безумная Хэл? Как ты вообще смеешь, решившись на столь малодушный шаг, лишать детей матери?“ „Что ж, пожалуй, ты права, септа!“ — осознав горькую истину, согласилась Наташа. И вновь, в ее горле комом застыли слезы. Настоящие, а не от удушливого запаха, исходящего от кипящего чана. Слезы боли и отчаяния, которые, никак не кончались, и, видимо, закончатся нескоро. „Я выживу“ — приказала она себе, проклиная на чем свет стоит Джорджа Мартина — „Я выберусь из того дерьма, в которое ты меня окунул, старый черт!“ Но затем поняла, что не совсем неправа. Основная ткань сюжета книги, вероятно, до ее „прибытия“ оставалась неизменна. Все выглядело вполне канонично, и сюжет развивался линейно. Доказать обратного Наташа не могла, поэтому ее собственный домысел был единственным разумным объяснением происходящему. Смерть двух людей (у нее язык не поворачивался называть их „персонажами“) — Олигви и Дэйси Мормонтов, женщина ставила себе в вину. Как бы та ни оценивала их поступки и обстоятельства, приведшие к их гибели, Наташа-Хэледис постоянно ощущала угрызения совести. „По книге Дэйз должна была погибнуть на Красной свадьбе от вероломства Фреев и ренегатства Болтонов, а вместо этого, ее убил и выпотрошил этот монстр в женском обличье — Аша, за то, что из последних сил пыталась защитить Джона и меня, грешную“ „Кхе-кхе!“ — вежливо откашлялась септа Хэледис, напомнив Наташе о своем перманентном присутствии, — „А чего ты так убиваешься по Мормонтихе? Короткая у тебя память, Безумная Хэл! Тебе, что, напомнить про ее палец в твоей жопе? Или про то, как Дэйз изнасиловала Джона? По-моему — пасть на поле боя гораздо благороднее, чем напиться на чужой свадьбе, и быть зарезанной как курица. А твой ‚Грендель‘ Олигви — просто набитый дурак, дерзкий бабник и дуэлянт. И поделом ему!“ „Да знаю я!“ — бросила той в ответ Наталья Андреевна, — Мне нет дела до „Санта-Барбары“ Старков с Мормонтами. Но из-за их проклятого „любовного квадрата“, я оказалась здесь, в роли прачки. Ну, просто, пиздец, охуенный карьерный рост — от браавосийского менестреля — до кракенской портомойки! Но все равно, что не говори, „медведи“ здорово помогли мне, когда я отчаянно нуждалась в помощи. И Грен и Дэйз оказались в нужный час, я до сих пор благодарна им за это, но они мертвы, а Джон… „Да тебе просто нужна была ‚крыша‘ — не отступала от нее септа, — Ты хотела спрятаться за чужую спину, и трусливо выглядывать из-за нее, так ведь? И Джону Сноу ты ‚дала‘ по этой же причине. А когда же ты научишься соображать своей башкой и отвечать за собственные поступки? Хватит уже ныть, страдать и жалеть себя! Соберись, тряпка!“ Наташа резко очухалась от удара ладони по правой щеке. Совершенно неосознанно она сама это сделала. „Деперсонализация личности плюс клаустрофобия. Поздравляю, Безумная Хэл!“ — злорадно подумала она. — Ты чё ета делаш? — услышала она позади себя пьяное бормотание Раслина. Она резко обернулась. — Клопа раздавила. — Ты рынду не слыхала чё-ль? Полдень, женщина! Свистать на камбуз! — в трясущихся дряблых руках старик нес ее дневную пайку. — Что у нас сегодня в меню? — с сарказмом спросила его Хэледис, — Что, опять жареный осетр? Салат „Мимоза“ и марципаны на серебряном подносе? Фи, надоело! — капризным тоном „принцессы“ протянула она, и заглянула в миску, — О-о, наконец-то! Моя любимая баланда из брюквы! Мм! Какой запах! А тутачки у нас что? Ух, ты! Солонина! Ням-ням! — Жри чаво дають! — прошепелявил беззубым ртом ее „непосредственный начальник“, затем водрузил свое рыхлое тело на бочку, свесил кривые маленькие ножки, достал из-за пазухи свою неразлучную фляжку с ивовым спиртом, и неторопливо к ней прикладывался. Насмешливо прищурившись, он искоса поглядывал на Наташу, жующую свою пайку.  — А чего это ты сегодня такой притихший, Рас? — спросила его женщина, вылизав дочиста миску, и облизав деревянную ложку, — Случилось ль чего? Обычно ты пиздишь без остановки так, что спасу от тебя нет. — Ты ета — того, — промямлил в ответ старый пьяница, — Будешь? Со мной, ну, там… — Будешь — что? — Наташа уже догадалась, к чему клонит Раслин Лейк. Любой их разговор начинался именно с этой темы. И всегда у нее был, на сей случай, заранее заготовлен один и тот же ответ. — Вот угостишь меня спиртяжкой, я, может, и подумаю над твоим заманчивым предложением. Старик нехотя протянул ей фляжку. Женщина принюхалась к горлышку, поморщилась, закрыла глаза, сделала щедрый „гвардейский“ глоток, и занюхала длинным рукавом своего рубища. Она перевела дух, вытерла, мгновенно выступивший пот на лбу, и развернулась к Раслину. — Какие новости „сверху“, гражданин начальник? — спросила она, какого-то, непривычно подавленного старика, — Как здоровье леди Аши? Она еще не передумала меня „килевать“? — Боги милостивы, — тяжело вздохнув, невпопад отвечал Рас, и снова присосался к горлышку фляги. — „Боги“, говоришь? А ты, разве, не с Железных островов? — попыталась разговорить его Наташа, зная, что через полчаса, он уснет мертвецким сном, и перестанет неуклюже ее домогаться. — Нее, я с Севера, из Дома Лейков, слыхала про такой? А, куда тебе! — досадно махнул он рукой. — А как здесь очутился? — Отец мой устроил судебную тяжбу с лордом Болтоном из-за клочка поганой земли, на которой даже ковыль не рос, а Рикард Старк, забери его тьма, решил дело не в пользу моего отца. И я отправился в Дредфорт, отрабатывать барщину. Ох… — Я сейчас расплачусь, — съязвила Наталья, но ей самой стало интересно, что было дальше, — И, что, потом? — Как-то раз я колол дрова на постоялом дворе замка.Одно полено отскочило и ударило маленького лорда Русе. А мальчонке тогда и пяти еще не было. И вот он, значит, визжит, как поросенок резаный, грозит содрать с меня кожу и заставит меня же ее и сожрать. Ну, я такой — сразу на колени и, давай размазывать слезы и сопли у ног леди Джоанны, из дома Ботли. Боги послали ее тогда ко мне. Она приходилась женой лорду Гермунду, знаменосцу Грейджоев. Ну, и, в общем, продали меня им… — Понятно, — холодно вымолвила женщина, — Так ты из-за этого такой невеселый сегодня? Ну же, Рас! Расскажи мне свою очередную „охуительную“ историю, а я посмеюсь, не все ж мне — плакать-то? Давай, а то скоро дневальный придет и вставит нам по самые помидоры. Пьяный старик любезно протянул ей флягу. Наташа сделала еще пару уверенных глотков, и вопросительно на него уставилась, подталкивая на откровенный разговор. — Вчерась ночью я сливал спирт из фонарей и случайно подслушал беседу боцмана и штурмана… — И? — Начало уже не понравилось Наташе. У нее знакомо засосало под ложечкой. — Две рыболовные шхуны развернулись и отправились домой, а флагман с грузовым шлюпом идет прямым ходом на Север. Такие дела, Хэл! — Рас снова тяжело вздохнул. Его безжизненный взор устремился себе под ноги. — На Север? — чуть ли не закричала Хэледис, — Седьмое пекло! Какой еще, к Неведомому, „север“? Почему — не Железные острова? — Сам не знаю, сестра, — старик развел руками, и как делают все пропойцы — выпятил нижнюю губу и издал ртом звук „Прррр“ — Скажи, хоть, куда — на Север? — она хотела его взять за грудки и вытрясти из него все дерьмо, — Медвежий остров? Мыс Морского дракона? Куда? Нет, только не это… Наташа пошатнулась. От ужасной догадки у нее закружилась голова — Рас, только не говори мне, что корвет следует на Стылый берег! Что там забыла Аша Грейджой?! Это же земли Одичалых!  —Ты, чего „варежку“ то раскрыла! — удивился ее реакции Раслин, и, по обыкновению своему, заворчал  —Подумаешь — Одичалые! Эка-невидаль! А вот про меня опять забыли. Я-то должен был на шхуне уйти домой. — Пить надо было меньше, — позлорадствовала Безумная Хэл. По этажерке вниз спустился дневальный — салага, лет 15-ти, но, широкоплечий, крепкого телосложения, и, с лицом опасного „гопника“ Чем-то оно напомнило ей дебиловатую рожу Оскара - псевдо-оруженосца Дэйси, оказавшегося предателем, и выведшего из строя орудия на амбразурах фрегата „Ладья“ — Опять нажрался, мерзкий старикашка! — беззлобно пожурил его дневальный, — Дошутишься, Рас, вот доложу кастеляну, и проведут тебя сквозь строй! А ты, — Салажонок наградил Наташу презрительно — насмешливым взглядом, — Со мной пойдешь. Капитан желает с тобой поговорить. „Ну, вот и все, — с тоскою подумала женщина, и отчего-то перед глазами у нее возник образ Ван —Вейдена, вернее, лицо актера Андрея Руденского, исполнившего главную роль в фильме ‚Морской волк‘ по Джеку Лондону, — ‚Мне, как и герою книги, страшна не столько сама смерть, а — сколько ее бесконечное ожидание‘ 2. — Полундра! Молчаливая сестра идет, — заорал сверху какой-то матрос. Наташа быстро накинула на голову капюшон, ссутулила и без того узкие худые плечи, и, стараясь смотреть только себе под ноги, устремила шаг. Ей еще повезло, что было обеденное время, и основная часть личного состава корабля была на камбузе, в кают-компаниях и кубрике. — Локк, да вышвырни ты ее за борт! Пусть Утонувший Бог ‚отжарит‘ ее как следует, за нас, моряков! — присоединился к первому — второй. — Локк! Пошли уже быстрее, — зашептала Хэледис, умоляюще глядя на дневального. Тому, похоже, тоже не нравилась роль ее провожатого. Парень также ускорил шаг. Тем временем, матросня распалялась еще больше — А может, привязать ее к дулу орудия и дать залп в небо? Пусть Штормовой Бог ниспошлет нам попутный ветер и не подгадит нам с бурей, а? — Локк! Отдай ее нам, — закричал уже третий, — а то мы все ладони стерли до костей! Все трое в голос дико заржали. — ‚Дуплите‘ друг друга, в чем проблема! — огрызался дневальный, — А у меня приказ капитана! — Ты чё, салага, охуел? Ща сам ‚туза подставишь‘, — набычился второй матрос, и действительно намеревался покинуть вахту, чтобы выполнить угрозу. — Эй, красотка! Чем мы хуже старого пидара — Раслина Лейка? Заглянешь к нам вечерком? Наташа резко остановилась и замерла как вкопанная. Терпеть перед неизбежной смертью такие унижения? Страх ее мигом улетучился, и из ее грудной клетки, словно обезумевший от ярости тигр, вырвался доселе глубоко спрятанный гнев. — Извините, товарищи матросы! Я бы с радостью приняла приглашение, но, увы, сегодня я, скорее всего, умру. Но перед тем как навсегда ‚обручиться со своим Возлюбленным Женихом‘, я прокляну весь, ваш чертов корабль вместе с экипажем, Железные Острова и всех Железорожденных до 13 колена, до последнего выблядка Дома Грей….ммммм. Локк испуганно озирался по сторонам. Он зажал женщине рот своей широкой и сильной ладонью и зашипел ей на ухо. — Ты с ума сошла? Заткнись сейчас же, или я тебя сам придушу! Если бы Леди Аша желала твоей смерти, то ты бы не обнималась сейчас со мной, дура! Пошли, капитан ждет тебя у кильблоков. Наташа сделала глубокий вдох и взяла себя в руки. ‚Распсиховалась, несла какую-то жалкую чушь! Умирать она собралась, тоже мне, Жанна Д, арк!‘ — ругала она себя, — ‚Что мертво — умереть не может. Так, кажется, говорили Утонувшие?‘ Дочь Кракена стояла у края борта, под шлюпбалкой, скрестив руки на груди. Заработала лебедка, канаты натянулись, и шлюпка подвисла примерно на уровне груди. Кончики ее коротко стриженных, зачесанных назад ‚дикобразом‘, темных волос подрагивали от ветра. Бинты с ее лица были сняты, а вместо них на поврежденный в бою глаз была надета пиратская черная повязка. Та резко повернулась к прибывшим, и Наташе удалось наконец-то разглядеть физиономию капитанши. Первое что пришло ей в голову, так этото, что черты лица Леди Железных Островов имели поразительное сходство с ее собственными. Та же форма носа, тот же изгиб губ, разрез глаз, правда, цвет глаз у них различался, но в целом, если не считать увечья, нанесенные палицей покойной Дэйси Мормонт, в лицо Аши женщина смотрелась, словно в собственное уродливое отражение. ‚Боги! Какая насмешка судьбы! — все еще пораженная, словно загипнотизированная, Наташа не могла отвести от нее взгляда, — ‚Кажется, в прошлой жизни, я когда-то, в каком-то интервью, заявила, что хочу походить на Ашу (Яру) Грейджой. Вот на это исчадие ада, эту фурию, гарпию, менаду… — Чего вылупилась? — окликнула ее капитанша, выводя из оцепенения, — полезай в шлюпку, прогуляемся кое-куда. Дневальный! — обратилась она к Локку, — Вольно! Возвращайся на кубрик! Мы пойдем одни. ****** Лебедка заскрипела, и толстый металлический трос медленно опускал шлюпку на воду ‚Отдать бакштов‘ — скомандовала Аша, задрав голову вверх, и вставляла весла в уключины. Затем зачем-то отдала приказ самой себе ‚Протянуться!‘, как будто повторение заученных морских терминов доставляло ей удовольствие, и легла на весла.  — Ты грести умеешь? — спросила она Наталью, когда они уже отчалили от кормы на несколько сотен ярдов. — Да. Немного. Миледи! Ой, простите… Капитан! Куда мы плыв… в смысле — идем? — растерянно оглядываясь по сторонам, ежась от непривычного холода, вопрошала она девушку. — Меняемся, садись на весла, — вместо ответа, приказала Аша. Несмотря на малый размер двуместного бота, по инерции называемого ‚шлюпкой‘, Наташе не хватало опыта и сноровки. Да и голодный паек, на котором ее держали последние двое суток, плюс — тяжелая физическая работа в отвратительных условиях, никак не способствовали удачной гребле. Однако у женщины, словно, открылось второе дыхание. То ли этому способствовал попутный ветер, то ли свежий морской бриз, исцелявший ее измученные легкие, то ли жесточайший стресс, которому она подверглась за последнее время, то ли, действительно, незримая Длань Неведомого. — Где наловчилась так грести, септа Хэледис? — Аша вновь ‚поймала‘ ее на мелочи. Но, видимо, ответ Наташи ее не сильно интересовал, поэтому задумавшись о чем-то своем, Кракенша достала длинную курительную люльку, подожгла фитиль спиртовым фонарем, закурила, и отвернулась, всматриваясь куда-то вдаль. — Джон Сноу, разве, ничего обо мне рассказал? — Хэледис кинула ‚пробный шар‘, в тайной надежде отсрочить свою казнь, ибо была почти уверена, что это чудовище в женском обличие, с лицом, так похожим на ее собственное, выпотрошит ее, как бедную Дэйз, и выбросит в море. — Да расслабься уже! Дыши ровно! — будто прочитав ее мысли, ‚успокоила‘ ее капитанша, — Я не собираюсь тебя убивать. Держи правее! Вон, видишь, грузовой шлюп? Курс прямо на него! Навались! — Тогда на что я вам сдалась? — пыхтя от напряжения, преодолевая боль в мышцах, усиленно впряглась она в весла. Табачный дым от Ашиной люльки заставил ее остановиться и зайтись в мучительном кашле. — Ладно, отдыхай! — сжалилась над ней Аша Грейджой спустя несколько минут, показавшейся Наталье вечностью. Несмотря на то, что было за полдень, солнце так и ни разу не выглянуло из-под мрачных, нависших над ледяными волнами, туч. Словно сам Штормовой Бог, нахмурив брови, грозно взирал со своего небесного трона на женщин в боте. Сигнальная стрела, пущенная с грузового шлюпа, зашипев, пронзила темную гладь воды, озарив оранжевым сполохом клочок неба над их головами. Кракенша отцепила от пояса походную флягу и протянула ее Хэледис. Наташа вынула пробку. Из горлышка ‚послышался‘ запах крепкого алкоголя.  — Это — можжевельниковый бренди, — пояснила Аша, — Пей, сестра! Остальное — оставь себе, и пей как можно больше. Тебе нужно как следует надраться. — Почему? — заложница заволновалась еще больше. Леди Грейджой не удостоила ту ответом, снова пересела на место гребца и навалилась на весла. — Послушайте, капитан! — Наташа взывала к голосу ее разума, — Мы далеко от корабля. Нас никто не слышит. Скажите правду — куда и зачем вы меня везете? Если вы собираетесь прикончить меня тихо, без посторонних глаз и ушей, то, черт подери, я имею право это знать! Должна же, ведь, я как-то приготовиться к собственной смерти? Помолиться, попрощаться с близкими… — Это, какими, ‚близкими‘? — грубо оборвала ее Аша, с теми, что ТАМ? Или ты уже успела обзавестись родственниками ЗДЕСЬ? — Значит, Джон, все-таки рассказал вам? — Да, — хрипло рассмеялась та, — Заливался соловьем, когда я пригрозила, что продам вас Одичалым! Худшие Наташины опасения подтвердились. Стало быть, Раслин не врал ей. — Но ты не переживай, ‚молчунья‘! Одичалым ты и на хер не нужна! Ты мне нужна. Ты поможешь в одном важном научном опыте. — Что? — навострила уши Хэледис. — Видишь ли, — Кракенша привстала с места и вытянула шею, высматривая кого-то или что-то на грузовом шлюпе, до которого оставались считанные ярды, — Железорожденные давно ведут дела с Одичалыми. Бартерные сделки, так сказать. Хе-хе. — И контрабандою вы везете им оружие и рабов? — осмелев то ли от бренди, то ли от отчаяния, спросила ее Безумная Хэл. — Не только! Хотя, признаться, за ‚Длинный Коготь‘ ныне покойной леди Мормонт я бы выменяла у Тормунда несколько акров корабельного леса. Но вся проблема в доставке. Нет, мы еще кое- что везем. Точнее — КОЕ-КОГО. Наташа взглянула на приближающееся судно и поразилась, насколько оно странно выглядело. На борту шлюпа не было команды, за исключением, пожалуй, одиноко стоящей фигуры, размахивающей двумя огненными мечами. Видимо, некто посылал капитанше тайные сигналы, которые могла распознать только она. Однопарусный шлюп скорее напоминал маленькую баржу, поскольку у того была единственная палуба, малое количество надстроек, отсутствие артиллерийского оружия на борту, но очень вместительный трюм. Несмотря на пасмурный день, на грузовом шлюпе — барже какая-либо иллюминация практически отсутствовала, и это еще больше пугало Наталью. Аша раскрутила в руках длинный конец, зашвырнула, зацепила ‚кошкой‘ за ближайший кранец, и бот пришвартовался к судну. С палубы, сверху, кто-то выпустил веревочный трап. Первая по леерам вскарабкалась Хэледис, а следом за ней — Кракенша. Человек, стоявший на борту, оказался молодым мужчиной около 30 лет, с длинными, льняными, до плеч, волосами, с нежными, словно у юной девушки, чертами лица. Он галантно подал Наташе обе руки, та схватилась за него, парень поднял ее, точно пушинку, и поставил на ноги. Затем принялся помогать капитанше.  — Аша! Как же я соскучился! — влюбленным голосом, нисколько не стесняясь демонстративного проявления своих чувств при постороннем человеке, воззвал к ней женоподобный парень. Леди Железных островов спрыгнула за борт, опираясь на плечо возлюбленного, и крепко обняла его. Хэледис ничего не оставалось, как стоять рядом и молча наблюдать за этой сценой. — Кварл, чертов затворник! Я тоже рада тебя видеть! — Вместо поцелуя Аша лишь похлопала парня по плечу. ‚Кварл — Девица!‘ — догадалась Наташа, вспомнив, что этот персонаж — тоже из книги Мартина, — ‚И дальше что? Мне стоять и смотреть, как они ‚милуются‘? Зачем она меня притащила, раз у нее здесь свидание с любовником? Или им секса втроем захотелось?“ Всевозможные мысли, глупые, нелепые, страшные, бессвязные так и лезли ей в голову, хотя та уже — и так была готова взорваться от количества „непереваренной“ информации и неразрешимых загадок. Наконец, влюбленная парочка обратила на Безумную Хэл свое драгоценное внимание. — Она же трезвая! — воскликнул „Девица“, недоверчиво присматриваясь к ее лицу.  — Я же приказала тебе напиться! — прорычала дочь Кракена, глядя на нее, — Где моя фляга с бренди? Я отдавала ее тебе! „Господи! Отец! Матерь! Дева! Сделайте так, чтобы все обошлось банальной групповухой! Я еще это переживу, но я не смогу пережить собственную смерть!“ — молилась про себя Наталья — Меня хмель от страха не берет, — оправдывалась она, глядя на обоих испуганными глазами. Капитанша ничего на это не ответила, а, взяв женщину под локоть, насильно потащила в центр палубы. Кварл помог открыть шлюз. В образовавшийся узкий проем Аша направила луч фонаря, и высветила длинный лаз, уходящий вниз, в непроглядную тьму.  — Я полезу первой. Ты — за мной. Все вопросы — потом, ясно? 3. Женщины долго и осторожно спускались по лазу, пока не достигли палубы верхнего, рефрижераторного отсека трюмовой части баржи. И надо полагать, что холод здесь стоял невыносимый Миновав узкий коридор, не успевая, толком, оглядеться по сторонам, и запомнить, на всякий случай, дорогу назад, а смотря лишь себе под ноги, Наташа шла за светом фонаря, что бежал впереди капитанши. — Я говорила Джону, что никогда не преследую единственную цель. В отличие своего папаши, — неожиданно разоткровенничалась Аша, — Я всегда мыслю в масштабах Общего Плана, и потому — первичные, вторичные и третичные цели, а так же, средства для их достижения, я доверяю другим. Я знаю, это неправильно, но, видишь ли, любезная септа Хэледис, я — скорее — ученый, нежели военный тактик. Мой же отец, Бейлон Грейджой, всю жизнь отрицал науку и практические опыты. Он живет прошлым, все мечтает о возрождении Старого Закона, старый идиот! Когда я была еще совсем девчонкой, он вложил меч в мою руку, и посчитал, что на этом его отцовский долг исполнен. Впрочем, ума, тот бы все равно бы мне не вложил. Поэтому все остальные науки мне пришлось постигать самостоятельно.  —К чему вы завели этот разговор, позвольте спросить? — Вот, кажется, здесь! — снова проигнорировав ее вопрос, капитанша, высветила фонарем еще один открытый шлюз. — Сейчас я познакомлю тебя с Хлором! — заговорческим шепотом объявила та. — С кем? — переспросила Наташа, решив, что ослышалась. — Буду с тобой откровенна, сестра! — Аша направила луч фонаря той в лицо, — Когда Сноу рассказал мне все про тебя, я, сначала, не поверила во всю эту чушь. Но, как, несостоявшийся ученый, мне необходимо сопоставить кое-какие факты из услышанного, и, надеюсь, увиденного. Вот сейчас, например, мне крайне любопытно, как варги проделывают свои трюки с перевоплощением. Тут ты мне и пригодилась, милая. Я долго думала, как с тобой поступить, и, поверь мне на слово, это был самый трудный выбор в моей жизни.  — Я… я не понимаю о чем вы! — Ты — женщина, Хэледис! И женщина не от мира сего, в буквальном и переносном смысле. А достопочтимый Хлор не любит мужчин, понимаешь? На дух их не переносит. Вот почему любезный Кварл не смог составить нам компанию. — ДА КТО ТАКОЙ, МАТЬ ВАШУ ХЛОР?!  — Тсс! — предостерегающе зашипела девушка, — Разбудишь ХЛОРА. ОН предпочитает спать днем. Женщины спустились по скользкому влажному и заледеневшему лазу еще на отсек ниже, и оказались в освещенном со всех сторон, горящими ярким зеленоватым свечением, факелами, помещении с высокими расписными сводами, и античными колоннами из белого мрамора. Наташа обомлела, когда посреди просторной залы, не имевшей ничего общего с нижним трюмом корабля, увидела огромный куб из черного гранита, или какого-то другого, неизвестного, минерала. — Это Хлор, — палец Кракенши указал на Куб, — Сейчас Он спит. Хэледис ошалело крутила головой, переводя взгляд с Аши на Куб, с Куба — на Ашу. Уголки рта женщины предательски подрагивали. Она выглядела совершенно растерянной и подавленной. — Я тебя предупреждала, пей больше, — укоряла ее дочь Бейлона Грейджоя, — теперь иди туда, и дотронься до Него. Наташа в панике замотала головой, и попятилась, было, назад, к лазу, но Аша преградила ей путь мечом. — Не дергайся, милая. Отсюда выйду только я. Если тебе повезет, — ты тоже выйдешь, но позже.  — ЧТО ЭТО ТАМ ТАКОЕ?  —Узнаешь сама, когда дотронешься, — невозмутимо отвечала капитанша,  — Иди вперед! — острие меча Аши Грейджой нацелилось в Наташино солнечное сплетение. — Пожаалуйстаа! —  лицо женщины исказила гримаса смертельного ужаса и страдания. — Да помогут тебе Семеро! — сказала на это лишь Леди Железных островов. Она отскочила назад, легко и быстро вскарабкалась по лазу, и, по доносившемуся сверху лязгу и скрежету ржавого металла, Безумная Хэл догадалась, что Аша задраивает люк. — НЕТ! УМОЛЯЮ! НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ ЗДЕСЬ! НЕЕЕТ! Она бросилась к лазу, в надежде открыть люк со своей стороны самостоятельно, но — тщетно. Люк задраивался только с наружной стороны. Наташа впала в оцепенение. Ее последнее „Нет!“ эхом разнеслось по всему залу. Собрав последние остатки воли, она заставила себя посмотреть на этот гигантский кошмарный Куб, и не сразу осознала, что настоящий „кошмар“ только начинается. Вершины черно — матового гексаэдра, на глазах, словно оплавляясь, стали терять остроту в точках пересечения граней. Женщина услышала треск лопающего стекла, и заворожено наблюдала как гранит, большими кусками, отваливался от куба. Впрочем, нет, это был не совсем гранит или мрамор, судя потому, как свалившиеся на пол куски шипя, плавились, превращаясь в пузырящуюся черную жижу, напоминающую гудрон. Разум Натальи сгорал от страха и, одновременно — любопытства. Не осознавая того, что совершает, она, как сомнамбула, медленно брела в сторону изменяющего свои формы гексаэдра. И, с каждым шагом, приближаясь к кубу, она явственно ощущала, нет, не жар, а необычайное, исходящее от него, ласковое тепло, и чувствовала, как ее первобытный страх постепенно исчезает. Куб потерял объем, прямоту ребер и граней, остроту углов, став более обтекаемой формы, и уменьшился в размерах, примерно, наполовину. Отпали последние куски черного "гранита", и предмет принял неясные очертания фигуры грандиозного животного. Наташа сделала еще шаг вперед, и на нее нахлынула волна какого-то сказочного, невообразимо приятного ощущения. Чувство было сродни оргазму, с той лишь разницей, что шло оно не от низа живота к, а — наоборот — исходило от головы и разливалось по всему телу. Пол завибрировал под ногами. Фигура оживала, издавая громкий скрежет, и что-то внутри нее зашевелилось. Сначала появилась РУКА. Да, рука. Не щупальце, не клешня, не лапа, а именно, длинная, впечатляющих размеров, рука, с очень развитой и рельефной мускулатурой. РУКА принялась сбрасывать и счищать с себя сажу, пепел, копоть и, прилипшие к, видимо, остальным частям „ТЕЛА“ обрывки того квази-гранитного „савана“, в которое доселе было облачено неизвестное существо. У женщины по щекам катились слезы. На лице застыло выражение неописуемого счастья. Ее „дитя“ рождалось на свет. Существо расправило широченные человеческие плечи, продемонстрировав мощный торс — эдакое нагромождение бицепсов, трицепсов и квадрицепсов, и приподнялось на задние конечности. И Наталья воочию узрела пред собою Кентавра во плоти. Существо громогласно издало низкий утробный звук, словно иерихонская труба, мотнуло человеческой головой, стряхивая прилипшие к лицу длинные пряди седых волос, и воззрилось на Наташу.  — FEMINA? — зашевелись, синюшного оттенка, толстые губы кентавра. Глазные яблоки у того словно пылали ярко-оранжевым огнем, а, вертикальные „кошачьи“ зрачки были кроваво-красного цвета. Грозный, демонический лик существа, однако, отчего-то не испугал Наташу. Ее смутила другая вещь. То, как обратилось к ней чудовище, которого Аша называла „Хлором“ „Латынь!“ — удивилась она неожиданному открытию. Хлор, цокая копытами по днищу палубы, подошел к ней, и предстал в своем истинном величии. Centuros был высотой, приблизительно, около трех метров. Макушка его патлатой головы, наверняка, доставала бы до потолка обычной российской квартиры. Кожа на передней, человеческой, части туловища была очень смуглой, с оттенком меди. Широкая мускулистая грудь, сплошь покрытая завитушками седых волос, размеренно вздымалась и опускалась. И Хэледис чувствовала его горячее дыхание и глухой ритм бьющегося сердца. Живот так таковой у кентавра отсутствовал, но гармонично переходил в грудь лошади. И на стыке неестественных сочленений цвета резко контрастировали. Цвет кожи „звериной“ части был оттенка молока с множеством вкраплений серых пигментных пятен. Наташа почувствовала, как огромная длань Хлора дотронулась до ее лица. Затем, ее затрясло, словно через нее пропустили электроток, но ощущения, как, ни странно, не были болезненными или неприятными. Словно она перешла на какой-то иной качественный уровень восприятия. Веки ее задергались, зрачки закатились назад, обнажая белки глаз, голова стала мелко и часто подрагивать, но счастливая улыбка, по-прежнему, не сходила с ее лица. Затем дрожь унялась. Сознание прояснилось. Разум женщины стал прозрачным словно кристалл. — Quid femina quaerit?* — вопросило существо — Veritatem**, — ответила она. _ Femina mentitur, amorem quaerit!*** — Sed amor non veritas est?**** — ее улыбка стала шире. — Женщина заблуждается! — прогудела „иерихонская труба“на общем языке Вестероса, и в интонациях Хлора появились нотки ярости, — Я могу показать женщине и то и другое. После этих слов, кентавр схватил Наташу обеими ручищами, и приблизил ее к своему демоноподобному лицу. И она отчетливо слышала хруст ее ломающихся костей, и чувствовала, как остро отточенные ногти впиваются в ее плоть. Но, боли, как уже было сказано, она не испытывала, а — только то, как медленно жизненные силы вытекают из нее. И, она, как будто, была даже этому рада. Сознание женщины вновь расщепилось на три составляющие ее, еще недавно, целостной личности. „Ну, все, пиздец!“ — подумала Наталья Андреевна О, Шэй, „музыкант из Москвы“, повторяя слова пилотов падающего самолета. Те слова, что, как правило, обнаруживаются в записях „черных ящиков“. „Возлюбленный Жених мой! Я иду к тебе!“ — со страхом и любовью взывала к Неведомому септа Хэледис. „Ну, уж дудки!“ — вмешался третий голос разума женщины, голос „Безумной Хэл“, — „Не для того я через все это прошла, чтобы быть разорванной на куски этим перекаченным стриптизером с лошадиной задницей!“ „CLAUSA!“ — громоподобно изрек кентавр и выпустил из могучих рук обмякшее тело Натальи. Последнее, что запечатлел ее мозг — „белый шум“ на экране ее восприятия, сузившийся до тонюсенькой горизонтальной полоски, а затем — до крошечной белой точки в середине, и — всепоглощающая Тьма. Наташа была…мертва? 4. Она тряхнула гривой, фыркнула, и побежала догонять сестру. Астат оторвалась на полумеру от нее, и уже гонялась за файрболом по всему лугу, пытаясь загнать белесый раскаленный искрящийся шар в ущелье, где притаившиеся братья приготовились и вскинули луки. Наташу мучила жажда. Завидев неподалеку группку полуобнаженных вакханок, пляшущих под свирель козлоногого Пана, она рысью устремилась в их направление.  — Вина! — неистово закричала Наташа. Женщины, будто не замечая ее присутствия, словно по команде, ускорили и, добавили резкости движениям танца. Лишь фавн, учтиво склонив рогатую морду, протянул ей, не пойми откуда взявшийся, большой мех с вином. Наталья грубо выхватила его, и припала ртом к сливному отверстию. Она жадно лакала, не заботясь о том, как, из прорех мешковины вино лилось на ее обнаженный торс, и, струйками, стекая по всему телу, падало тяжелыми каплями на землю, из которой тотчас произрастали и распускались красные цветы. Остатки вина Наташа вылила себе на голову, выдавливая последние капли волшебного напитка. Силы ее начали восстанавливаться. В паху она ощутила знакомое приятное томление, и то, как напряженно восстает ее (ее ли?) естество Вакханки, словно подчиняясь коллективному разуму, все одновременно перестали танцевать, и впились взглядом на ее, или „его“, длинный огромный скипетр страсти. — Цезий! Возьми же меня! — разрывая на себе последние детали одежды, широко раскрыв алый от крови и вина рот, закричала одна из менад. Глаза той источали безумие и похоть. — Нет! Сначала меня! — подключилась вторая, встав на четвереньки, и бесстыдно задрав подол туники, перепачканной то ли кровью, то ли красным вином. Наташа - Цезий забыл про Игру, про Астат. Теперь все его внимание было приковано к обнаженным, сладострастно облизывающимся, жаждущим его, женщинам. Они окружили кентавра, начали водить безумный хоровод, и петь гимн их Богу, который находился сейчас в Долине, и давил своими исполинскими ножищами гроздья винограда, собранного со скал. Она-он почувствовали одновременно несколько непреодолимых желаний. Овладеть со всей страстью, на которую тот был способен, женщинами, так отчаянно предлагавшим себя, и, уничтожить, разорвать в клочья, растоптать копытами эти смертные отродия — жриц Диониса. Цезий поднялся на дыбы, как, вдруг, прогремел гром с оранжевых небес, раскатистым эхом прокатившийся по всей Долине. Это был Его Голос. Он звал. Звал его, Цезия. Кентавр устремил свой взор вверх, ища знамения. Его внимание привлекла четвертая луна на небосводе — Селена, грозящий серп которой указывал путь на восток. И он, не раздумывая, галопом поскакал в ту сторону. „Стой! Не делай этого!“ — вдруг почудился ему вкрадчивый шепот, доносившийся позади. Цезий повернул голову и.… На него надвигалась сплошная стена мрака, поглотившая траву, солнце, небо, и весь мир, позади него. Он прибавил ходу и мчался строго на восток, стараясь не оглядываться назад. Но впереди картина тоже менялась, и не в лучшую сторону. Трава моментально желтела и жухла, вулканы в горах застыли, а сами горы изрядно поредели и уменьшились в размерах. Солнце скукожилось до маленького тускло красно-оранжевого пятнышка. Небо изменило свой цвет с оранжевого на серо-фиолетовый. Четыре луны слились в один большой блин, испещренный, словно козий сыр, темными пятнами впадин и глубоких дыр. Отовсюду засверкали вспышки молний странного вида, словно искажения на экране телевизора… …Телевизора… Хм! Это странное слово прочно засело у кентавра в голове. Внезапно ему померещилось, что он это не совсем ОН. Как тут же споткнулся о камень, налетев на него со всей скорости. Подвернув переднюю ногу, он кубарем скатился по склону, вниз к Ручью. Тьма почти настигла Цезия. Он из последних сил пополз на брюхе к спасительной влаге источника. Когда он взглянул на свое отражение в зеркальной глади воды, он обомлел. На него смотрела женщина в сером капюшоне. Цезий попытался рассмотреть лицо поближе, и заметил, как губы незнакомки беззвучно зашевелились, но голос раздавался откуда-то сверху. „Просыпайся, Хэледис! Ты победила“ 5. Наташа очнулась, но не смогла разлепить тяжелых век, точно те налились свинцом. Она вообще ощущала непривычную тяжесть во всем теле. Суставы конечностей ныли, мышцы гудели так, словно она пробежала „стометровку“ без подготовки. Во рту пересохло, язык распух и еле ворочался. Секунду назад ей казалось, что она умерла, а теперь же чувствовала себя новорожденной, только что высвободившейся из утробы матери. — Постарайтесь поменьше двигаться, Наталья Андреевна! — послышался ей тихий тоненький голосочек, — Вам надо привыкнуть. Ре-инсталляция — довольно болезненный процесс. С большим трудом, но ей все же удалось разлепить веки. Она находилась в том же месте, куда заманила ее Аша Грейджой, — колонный сводчатый зал, в нижнем трюме, где в центре находился Куб. И тут на нее нахлынули воспоминания о том, что здесь произошло, но детский голосок ласково прощебетал над ее ухом. — С вами все в порядке, не волнуйтесь! Голос принадлежал мальчику лет пяти- шести, не больше. Наталья лицезрела, почему-то, только его лицо и обнаженный тщедушный торс. Лицо мальчика внезапно показалось ей знакомым, особенно — глаза. Она где-то уже видела этот пронзительный взгляд больших невинных глаз. Взор мальчика был исполнен „скорби всего мира“, и был настолько непорочен и чист, что забыть его было невозможно. — Кто ты? — всего лишь два эти слова дались ей с огромным трудом. — Мм… Я — Хлор. А то, что вы видите сейчас — это морок. -Хлор? — переспросила она, инстинктивно, словно защищаясь от гипотетической атаки, выставила перед собой руки. — Наталья! Не торопитесь! Всему свое время, — стал успокаивать ее мальчик, — Вы все узнаете, но — в срок. Простите, я не хотел вас шокировать своим истинным обличием после пробуждения, поэтому навел на вас временный морок, вытащив из вашей памяти приятный сердцу образ. Наташа заставила себя улыбнуться. Она вспомнила, где она видела этого мальчика. Это был Питер Роуэн, который, почти сорок лет назад, позировал для обложки первого альбома U2 — „Boy“ „Что ж, — с грустью подумала она, — Если так выглядит ангел, провожающий меня в царство мертвых, я не возражаю“ — Вы не умерли! Вы все еще здесь, в трюме грузового шлюпа, — убеждал ее „Питер Роуэн“, читая ее мысли, словно открытую книгу. Наталья перевернулась на живот, подняла затекшую шею, и окончательно убедилась, что The Boy оказался, всего лишь, видением. Нижняя половина туловища мальчика отсутствовала. На ее месте зияла чернеющая пустота. — Ладно, — тяжело вздохнула женщина, — как там тебя, Хлор? Кончай маскарад! Мне и так херово. Ты же кентавр, ведь, так? Ну, так, явись, мне, мать твою, в своем первозданном виде! Чего стесняешься? Когда ты рвал меня на части, как „Тузик грелку“ ты не стеснялся, а тут… Наташа вдруг поняла, что они оба изъясняются на чистейшем русском, и, что издаваемые ей звуки, наконец-то, совпадают с артикуляцией. И первой ее мыслью было — „А, собственно, откуда…“ — Простите, ради Бога! Но я не виноват, что легко читаю ваши мысли. Если это вас смущает, попытайтесь направлять свои мысли не на меня, а на некий неодушевленный предмет. Взять, к примеру, вон ту колонну, — Морок изменился, и Питер Роуэн „повзрослел“ на три года, и стал точной копией обложки третьего альбома U2 — „The war“. Глаза и волосы мальчика посветлели, и взгляд стал недоверчивым и сердитым. — Что тебе нужно, Хлор? Зачем ты пытался меня убить? — не зная, что еще спросить, обратилась она к нему. — Я уже убил вас! — ответил кентавр, — И воскресил в ту же секунду. Вам это трудно будет понять, Зимородок! — Откуда тебе известные все мои имена и прозвища? — Я считал более десятка тысяч терабайтов с вашей памяти, выражаясь научным языком, если угодно — морок постепенно рассеивался, и Наташа наблюдала, как истинное обличье Хлора, приобретает изначальные формы. — Ты..вы, действительно, кентавр? — это был самый глупый вопрос, который она задала за всю свою жизнь. — Я предпочитаю, больше, научный термин — гиппоантропоморф. Вы видели МОЙ сон, миссис О, Шэй? — Да, видела. Хотя мало что помню, — Наташа внимательно осматривала свои конечности. Это было невозможно. Ее запястье было таким же, каким было 2 с лишним месяца назад, когда она прямо с „Нашествия“ угодила в мир ПЛиО. Наташа задрала подол рубища, и ахнула. На щиколотках и бедрах чудесным непостижимым образом наросло мясо. Она недоверчиво ощупывала их. Прикосновения доставляли ей ощутимый дискоморт. Она машинально потрогала пальцами свое лицо, но особых измений не на нашла. По-прежнему торчащие скулы, впадины вместо щек. — Мышечную массу я еще смог нарастить, но, реинсталляция жировой ткани, увы, мне по силам, — извиняющимся тоном проговорил Хлор, — Поэтому у вас останутся болезненные ощущения на тот срок, пока вы не станете полноценно питаться. — Отличный совет, любезный Хлор! Не проводите ли меня в ближайшую столовую? — Я понимаю ваш сарказм, не менее „любезная Наташа из Москвы“ Это хорошо, что вы не теряете присутствие духа, но, к сожалению, с едой, действительно, проблема. Я почти уверен, что Аша Грейджой „законсервирует“ этот отсек до прибытия на Стылый берег. — Значит, вы и есть тот загадочный „груз“, который „железорожденные“ должны доставить Одичалым? Ладно, допустим. Но какова моя роль во всем этом? В чем заключалась цель эксперимента Аши? Она, что, собиралась скормить меня вам? Хлор приблизился к ней на расстоянии вытянутой руки, опустился на задние конечности, и возлег рядом. От него по-прежнему исходило приятное тепло. Но запах — будто отсутствовал напрочь. Ни человеческий, ни звериный. И это было очень странно. Наташа много читала про этих существ из сказок разных народов. Из всех изученных ею барельефных антропоморфов, Хлор больше всего был похож на классическое изображение античного кентавра из мифов Древней Эллады. Она, как ученый, так же знала, „откуда растут ноги“ у этих легенд. Таковыми их изображали народы, не сумевшие, или не успевшие приручить лошадь. Всадники-завоеватели казались им неведомыми чудовищами, полу-оборотнями, слившимися с телом животного. А те вели себя, как и подобает захватчикам: грабили, жгли дома, насиловали и убивали. Вот откуда пошли предания о свирепости и жестокосердии кентавров. Она еще раз взглянула на Хлора. Судя по тому, как тот издал вздох и опустил голову, она поняла, что тот опять читает ее мысли. — Наталья Андреевна! Вы не понимаете всю серьезность ситуации. Вы думаете о чем угодно, но не о главном. Мы оба в ловушке. И прежде, чем, что-либо предпринимать, нам необходимо научиться доверять друг другу! — Как я могу доверять челове…человекообразному существу, которое, ради забавы, разобрало меня на части, и собрало заново, будто я конструктор „Лего“! - Я прошу вас, не делайте скоропалительных выводов! Вы, пока что, ничего обо мне не знаете. Если хотите, то я принесу свои искренние извинения за причиненные, так сказать, „неудобства“, но, поверьте, так было нужно. Иначе бы я не смог добраться до вашего сознания. Вы — свидетель, я многое могу, но существуют лимиты и у моей магии. А что касается этой „железной леди“, то ее мозг устроен настолько примитивно, что я даже обсуждать ее не намерен. Вам станет легче от мысли, что эта женщина задумала против вас? — Нет, пожалуй! Вы правы, Хлор. Я жива, и это главное. А каким образом, „благодаря“ или „вопреки“ оставим это философам… - Ну, вот! Теперь я наконец-то услышал глас разума! — улыбка Хлора, однако, впечатляла. Ряд красивейших, сияющих абсолютной белизной, крупных зубов. Резкие черты его лица уже не казались ей столь демоническими. — Так вот, — продолжал кентавр, — что касается нашего положения. Я мог бы вас ввести в анабиоз до прибытия на Стылый берег, но сие не только не избавило бы нас от проблем, но и появились бы куда более серьезные. Я, в некоторой мере, даже благодарен жестокой безрассудности леди Грейджой, за то, что свела меня именно с вами. — Почему ИМЕННО со мной? — Ваш случай уникален, Хэледис. Я думаю, мы бы могли помочь друг другу. - Но как? - Вы еще слишком слабы. Вам нужно поспать. Когда заснете - увидите навеянный мной сон. Он расскажет вам кто я и как сюда попал. Наташа минуту пребывала в раздумие — Я согласна, — уверенно ответила она, и тотчас веки ее "зашторились", и та погрузилась в глубочайший сон.