Under the sea

Юнги улыбается, и Тэхена кроет волной с ног до головы. Он словно неумелый серфер, впервые вставший на доску, но потерпевший неудачу. Соленое море везде — в глазах, в носу, во всем теле. Вода кружит голову и заставляет опустить руки, перестать сражаться за жизнь, барахтаться и пытаться всплыть на поверхность. Уши закладывает, и слышно лишь бешеное биение своего сердца. Темнота чужих глаз затягивает в бездонную пучину, называемую безысходностью, без шансов на светлое будущее и возможность возврата к прежнему. Юнги треплет Чимина по волосам и прижимается губами к рыжей макушке. Тэхен тоже рыжий (пусть оттенком чуть ярче), он закрывает глаза и мечтает оказаться не на своем месте, но в реальности в груди черная дыра, а в горле — тяжеленный булыжник. — Фу таким быть, — ухмыляется Намджун, — гребанные ванильные педики. — Ой, хен, завидуй молча — шипит Чимин в ответ, облизывая блядские полные губы. В квартире Сокджина тепло и уютно. Да и сам Сокджин до безобразия домашний, словно в его широких объятиях можно спрятаться от всего вокруг, словно само солнце находит покой в его ладонях. Кому, как не маленькому Чонгуку, знать это, и Тэхен откровенно завидует. Возможно, будь у него свой такой Джин-хен, Юнги исчез бы бесследно. Хосок вставляет свои нелепые шуточки во все, что можно и нельзя, а остальные запивают их дешевым пивом, делая ехидные замечания. Чимин предлагает карты на желание, и его хочется придушить, потому что четвертым проигрывает Юнги, которому говорят сделать круг по комнате на четвереньках. «Давай, тигр», — ржет Хосок. Тэхену кажется, что это не тигр, а хорошенькая кошечка. Она проходит мимо него, и ее бы приласкать у груди, погладить, коснуться белоснежной кожи и почувствовать желанные ладони на своей. От того, что крышесносное тело совсем рядом и не с ним, хочется обзавестись мылом и веревкой и повеситься где-нибудь в заброшенном доме. Чтобы совсем. Хосок смотрит тяжеленным взглядом, и Тэхена пробирает дрожью до костей. Хен — второй просле Сокджина, как никто другой, заслуживающий счастья, но уж точно не уебищного нытика, полного комплексов и противоречий. Утопающего в глазах другого.

***

У Юнги тату-салон не первый год, и Тэхен, наконец, решается. Он выдавливает кривую улыбку и просит наколку в виде собственноручно нарисованного черно-белого символа на тетрадной клетке. Холодные пальцы оставляют ожоги и под ними не грех расплавиться, растечься лужей снега, выброшенного во внезапное лето. Юнги задает дежурные вопросы. Будто друзья. Не дает приблизиться, держит на расстоянии. Он все знает.

***

Тэхен сидит на крыше и всматривается в рассветное небо. В Сокджиновой квартире — пьяные оргии во всех комнатах, а сосущихся ЮнГи и Чимина видеть особенно тяжело. Он кутается в свою парку сильнее и пытается сдержать непрошенные слезы. «Не реви, как девчонка!» — кричит подсознание, а сердце сжимается, словно чья-то невидимая рука держит, не отпуская, не позволяя вдохнуть и дышать. Хосок приближается неслышно и оказывается замеченным только тогда, когда садится рядом. У него две бутылки пива, одну из которых он предлагает Тэхену. Которую тот едва не роняет, случайно касаясь горячей кожи. Молчание между ними — того вида, которое мягко обволакивает, дарит спокойствие и тепло. Хосок обхватывает губами фильтр тонкой сигареты, и Тэхен невольно засматривается. В лучах красного солнца весь город кажется волшебным. Человек в нескольких сантиметрах — тоже. — Почему я? — спрашивает он. — В твоих глазах — космос, — шепчет Хосок и поднимается. Тэхен решает спустить все на самотек. Он принимает чужую протянутую руку, а на груди — черно-белые сахарные кубики.