Окно в 4 минуты

Стив проторчал в комнате с картами до закрытия, затем скатал все схемы и рисунки и отнес их обратно. Подождал, пока библиотекарь спрячет их — он чувствовал на себе взгляды даже здесь — но Баки, разумеется, был прав: бумага это бумага, она куда надежнее цифровых носителей. Любой другой при взгляде на цифры, нацарапанные Баки на Таймс, решил бы, что это телефонные номера, но Стив был знаком с десятичной системой исчисления Дьюи. Нью Йоркская публичная библиотека не совмещала названия с порядковыми номерами, вдобавок, он запросил намного больше, чем требовалось. Можно надеяться, никто не узнает, что именно он искал, ибо Стив аккуратно стер тончайшие карандашные пометки, оставленные для него Баки на скатанных в трубку листах. Ему всегда хорошо работалось с картами и схемами; сам он считал, что его мозг заточен под визуальную информацию. Во время войны это было подспорьем, не нужно долго рассматривать полевые карты или стратегические планы, он мог легко их зарисовать. Он помнил, как выводил Воющих Коммандос запутанными поворотами оружейного склада Берхтесгарден после того, как они заминировали его: фактически, Стив мог поспорить, что все еще настолько хорошо помнит то место, чтобы нарисовать — даже сейчас. По сравнению с тем лабиринтом, хитросплетения Центрального Вокзала были простыми. Единственная сложность состояла в том, что Баки указал карты за три разных года, чтобы у него была возможность мысленно сопоставить их друг с другом, увидеть, где тусклые коридоры прошлых лет наложились на сияющие после реставрации. Как и большая часть города, Центральный Вокзал строился слой на слое, не только в пространстве, но и во времени: туннели, служебные коридоры и разгрузочные доки для поставщиков магазинов, которые давно не существовали: все эти парикмахерские, галантереи и фонтаны содовой, вытесненные брендовыми бутиками и Apple Store. Он решил, что запомнил. Закрывая глаза, видел всю станцию, простирающуюся перед ним. Прогулочным шагом он прошел пару кварталов обратно до Башни Старка по переполненным тротуарам, радуясь анонимности в толпе. На повороте на Вандербилт он замедлил шаг: к главному входу подъехал лимузин, шофер помог выйти Пеппер Поттс. Это напомнило ему о том, что он собирался сделать, он прямиком направился к ней, опередив швейцара, и подхватил ее кейс и багаж. — Стив! — приветствовала Пеппер, вытягиваясь, чтобы поцеловать его. — Я слышала, что ты здесь, — она взяла его под руку и позволила проводить себя в отделанный мрамором холл. — Как дела? Очень рада видеть тебя. — Взаимно, — искренне отозвался Стив; Пеппер ему действительно нравилась. — Хорошо, что я наткнулся на тебя, хотел обсудить кое-что, — консьерж в лифте ждал их. — Кажется, мне бы пригодилась твоя помощь… — Разумеется, — Пеппер с любопытством уставилась на него. — Что я могу…? Стив обдумал, как все изложить, затем скроил гримасу. — Сам не окончательно уверен, о чем прошу. Думаю, я бы хотел — в смысле, как Капитан Америка… — он тряхнул головой и начал заново: — Когда я был ребенком, знаменитые люди выступали по радио, читали книги, рассказывали истории, — объяснял он на ходу. — А потом, во время войны, я тоже участвовал в передачах, но… знаешь, там было все больше про войну, покупку облигаций и… — Пеппер с вежливым смущением смотрела на него, поэтому он остановился и попытался еще раз: — Я бы хотел сделать что-то для детей, — пояснил он. — Как Капитан Америка. Что-то… познавательное, — добавил он. — Может, в библиотеке. Или на радио… Лицо Пеппер озарилось. — Улица Сезам! Почему бы тебе не выступить в Улице Сезам? Ты идеально подходишь. — Я не знаю, что это, — правдиво ответил Стив. — Это то, о чем ты спрашивал, — с абсолютной уверенностью заявила Пеппер. — Детское телевидение. Я все устрою, — обещала она. — Скоро, — выпалил Стив. — Если возможно — пожалуйста, — добавил он, вспомнив о манерах. — Если сможешь. — Думаю, — иронично улыбнулась Пеппер. — Они будут просто счастливы… Дверь лифта открылась, и там стоял Тони Старк с огромным букетом маргариток. — Милая, — сказал он, затем глянул на Стива. — Это не тебе. Пеппер нежно улыбнулась ему, а затем закончила свою мысль, пока Стив вытаскивал ее кейс и багаж из лифта и нажимал на кнопку своего этажа. — Уверена, они из кожи вон вылезут ради тебя. Они захотят, чтобы ты это сделал. — Кто захочет, и что он должен сделать? — спросил Тони. — Улица Сезам, — ответила Пеппер, и Стив втихаря нажал на кнопку «закрыть». Тони моргнул. — Он снимается в Улице Сезам? Я хочу на Улицу Сезам! — Неужели? — спросила Пеппер, слегка поморщившись. Стив снова нажал кнопку: закрывайся, закрывайся. — Конечно! Почему бы нет, мать вашу? — интересовался Тони, когда дверь закрывалась, но Пеппер должно быть переубедила его, потому что ни Тони, ни Железный Человек не появились следующим утром. Только Клинт блекло глянул от своего кофе на Стива, возвышавшего в своей самой яркой и красочной униформе, и сказал: — Это я должен видеть, — и Стив вымученно улыбнулся, убеждая себя, что Клинт не буквально, что это не задание. Пеппер на лимузине отвезла его на студию в Квинс, где Стив провел пять счастливых часов на съемках сюжетов для детского телевидения, главным образом играя обычного человека рядом с куском розового меха. Прошли годы с тех пор, как он делал нечто подобное, но раньше у него хорошо получалось. Он видел, что режиссеры приятно удивлены его успехами, потому что они стали предлагать ему сыграть еще. Он много рассуждал о букве А (А — это Америка, объяснял он, показывая на свой лоб. А — это Мстители (Avengers), А — это орангутанг — что, не правильно? Что значит, не правильно?). Он разрешил Супер Груверу сопровождать себя на миссию и обменивался гримасами с детьми, когда Грувер все путал. Он напомнил, что Звезды (Stars) и Полоски (Stripes) начинаются с одного звука ST, тут ему надо было указывать на ST у себя над головой, там, где зеленая лента и где возникали буквы, но для него никогда не было проблемой попасть в цель. Это как в водевиле, объяснял он. Так и было. *** Ее телефон просигналил. Нат, — прислал текст Клинт. — СГР едет в Квинс на Улицу Сезам. Она уставилась на текст, а затем вышла на улицу и дождалась, пока лимузин Пеппер не вырулил из гаража Старка, как будто лимузин мог ответить на ее вопросы, придать происходящему смысл. Улица Сезам? Но это же… … черт, она позволила себе отвлечься, а он уже схватил ее, металлическая рука сжала горло, втащила ее через дверь в китайский ресторан. Она боролась, пиналась, пыталась вцепиться в его уязвимые части — лицо, глаза, пах — но у него была чертовски хорошая хватка. Ее сапожки волочились по земле. — Я пытаюсь проявлять терпение, — рявкнул он, — но вы его испытываете, дамочка. Не лезь к нему. Оставь его нахрен… — Нет! — зарычала она, пытаясь отодрать его руку от своего горла. — Нет — пока не скажешь, что… — Я перед тобой, — процедил он. — Не отчитываюсь, — но тут ее рука нащупала тазер, от первого разряда он пошатнулся и отпустил ее. Она крутанулась, ударила его дубинкой по коленной чашечке и, когда он упал, пнула подбитым сталью сапогом: дважды по почкам и один раз по голове. Он побелел от боли, но не потерял сознания и не замедлился — просто схватил ее за ногу и вывернул. Она кувыркнулась назад, готовая к его атаке. Сцепившись, они выбили обветшалую дверь на кухню и свалились на древнюю железную печь, со всеми ее острыми углами. Она снова ткнула его тазером в шею, и он выбил его из ее руки. Он был намного, намного сильнее ее, но она оседлала его, обхватила ногами со всей силы, и под ее весом он покачнулся. Она старалась держаться как можно ближе, чтобы он не мог ударить ее, не пострадав сам, хотя бы немного. Ногтями вцепилась ему в лицо, но металлические пальцы стиснули ее руку, и она задохнулась от боли. Он упал на колени, резко дернув ее за руку, а она скользнула вокруг его тела, почти оседлав — и тут он ее поймал. Его живая рука ощущалась столь же сильной, как и металлическая, и он уже был готов размазать ее по бетонному полу. Ей нужно найти оружие — и быстро. — Пегги Картер сказала, он трахал тебя, — выдохнула Наташа, цепляясь за него. — Ты этого от него хочешь? Хорошего траха? — это был отчаянный ход, но он сработал превыше самых смелых ожиданий: он остановился, замер, шокированный до полной неподвижности. Она постаралась развить преимущество. — Про этот лакомый кусочек в Смитсоновском музее ни слова, — заметила она, прищелкнув языком. — Люди в наше время слишком небрежны с проверкой фактов. Никакой гордости за свою работу. Его подбородок напрягся, но лицо стало тверже. — Ты ничего обо мне не знаешь. Она увидела трещину и быстро постаралась расширить ее. — Что ж, я знаю, что ты чуть не угробил его, — твердо и уверенно сказала она. — Четыре пули, три из них — в живот. Раны в живот весьма болезненны — желудочная кислота разъедает внутренности, ты знал об этом? — она не была готова увидеть спазм боли, исказивший его лицо. — Ты размозжил ему скулу. Повредил глазницу. Три недели в больнице — ты основательно постарался, — к ее ужасу, его глаза наполнились слезами. Такого… развития событий не предполагалось, думала Наташа. Зимний Солдат не должен вот так вот просто сломаться. Его хватка ослабла, и она вырвалась, шарахнулась назад и выхватила оба своих пистолета. Он не замечал ее, просто опустился на пол и уставился в никуда. — Это был не я, — у него был потерянный вид. — Это был не я… я бы никогда… — Это был ты, — возразила она. — Можно сравнить пули из твоего пистолета. Можно сравнить твои кулаки с его кровоподтеками и твои пальцы с отпечатками на его шее, — он съежился и рвано зарыдал, мокро и безобразно. Закрыл глаза ладонями, пытаясь взять себя в руки. Она в замешательстве уставилась на него. Но добивать было у нее в натуре, и теперь она почуяла кровь: Стив был его точкой надлома, точно так же, как он был точкой надлома Стива. — Самое лучшее, что ты можешь сделать, — сказала она. — Дать им упрятать себя, прежде чем он поймет, что ты пропал. Конечно, он будет грустить, могу поспорить, он все равно будет искать тебя, но я, черт побери, найду ему занятие на уикенды, и ты не потащишь его за собой вниз. Она говорила, продолжая держать его на прицеле, ибо знала, что не стоит его недооценивать, но рассчитывала, что, если его спровоцировать, задействовать эмоции, он может сделать ошибку. Эмоции делают человека предсказуемым, но Зимний Солдат всегда был хладнокровным, практичным и внушающим ужас. Он затих, хотя его плечи все еще вздымались в такт с тяжелым, рваным дыханием. Когда он уронил руки и поднял голову, слез уже не было, но его лицо было странно обмякшим. — Хорошо, — сказал он. Я просчиталась, подумала она. Он был далеко, глядел на что-то, чего она не могла видеть, вслед за болью по его лицу промелькнуло сожаление, после — нечто, весьма близкое к ужасу, а затем он вытянул руки, подставляя ей запястья, ладонями вверх. У него были на редкость изящные пальцы, даже металлические. — Ты права, — сказал он. — Я сдаюсь, — а затем, пробормотал больше себе, чем ей. — Я смогу это сделать, — взгляд у него был расфокусированный. — Что бы это ни было, я смогу… — он с трудом сглотнул и вытянул руки дальше. При себе у нее имелись наручники и мощные седативы, но она не хотела использовать ни то, ни другое. Она не могла сдать его ЦРУ: он слишком ясно представлял, что его ждет. Она изучала его: впервые она могла хорошо его рассмотреть. Джеймс Барнс. Он с трудом контролировал лицо — его рот удивленно изогнулся и слегка подрагивал. Она задумалась: не потому ли его держали в маске все эти годы. Значит, Старк. Она сдаст его Старку. Очевидное решение: Башня поблизости, в Башне его можно удержать, оставить взаперти, пока они не придумают, что с ним делать. Если возможна реабилитация, если в нем действительно так много уцелело от Джеймса Барнса, она обернет его в фантик и вручит Стиву на рождество — небольшой подарок в знак благодарности. Это сделает его счастливым, подумала она. Только… Только Роджерс снялся в Улице Сезам, вспомнила она — и нахмурилась. Барнс с любопытством глядел на нее настороженными глазами, и она передумала — была почти уверена, что сможет снова захватить его, теперь, когда знает, как работают его мозги, но если он попадет в тюрьму, то никогда не выйдет оттуда. — Уходи, — сказала она, запихивая пистолеты в кобуры, и не знала, кто больше удивился — он или она. — Уходи отсюда, — а затем мир окончательно свихнулся, потому что он не пошел. Просто остался сидеть с потерянным видом: человек, разрываемый двумя противоречащими друг другу приказами. — Но, — начал Барнс и глубоко вздохнул. — Ты же сказала… — Забудь, что я сказала, — огрызнулась она и тут же поняла, что нужно сказать. — На тебя мне плевать. Я делаю это ради Стива. Пытаюсь решить, как лучше для Стива, — он быстро кивнул и размытым движением рванул к выходу, его мир, очевидно, снова обрел смысл. Около двери он заколебался и оглянулся. — Я тоже, — неловко произнес он. — Если ты в это поверишь, — и исчез. Все наоборот. Она поняла — Улица Сезам, думала она, качая головой. Это наследие. Стив Роджерс размышлял над своим наследием как Капитан Америка, и это представляло все, что он делал, совершенно в другом свете. Стив не пытался уговорить Зимнего Солдата сдаться. Стив пытался уйти. Он не собирался вытаскивать Барнса из его норы, он искал нору Барнса, чтобы прыгнуть туда и исчезнуть вместе с ним. Пегги Картер так и сказала, секундой позже осознала она — и черт все побери, надо было прислушаться к Пегги, потому что та действительно знала их, их обоих. Он собирается спасти Стива, сказала она, и Наташа припомнила напряженное, несчастное лицо в рамке на столике Пегги, припомнила пустую квартиру Стива, его странную полу-жизнь вместо жизни. Даже когда у меня не было ничего, у меня был Баки — и вот вам пожалуйста: Джеймс Барнс вернулся из мертвых и пришел спасти его. Вот только у них ничего не выйдет. Она знала лучше, чем кто-либо, сколько агентов следит за Стивом. Правительство Соединенных Штатов следило за Стивом Роджерсом с тех пор, как его разморозили в 2011 — черт, да еще с 1943, скорее всего. Достаточно важная фигура, куда более заметная, чем рядовой солдат, сказала Пегги. За ним наблюдали в больнице, в ЩИТе, в его квартире в Вашингтоне — может, они и давали ему больше четырех минут, но не намного больше. К Стиву всегда были приставлены агенты, и так оно и останется. Теперь она поняла, почему легко получилось подтолкнуть Барнса к отчаянию: он-то знал, под каким пристальным наблюдением находится Стив. Вероятно, он знал об этом еще в 1943, Джеймс, как объяснила Пегги, был реалистом. *** Проведя все утро в униформе Капитана Америка, он чувствовал зуд, будто побывал под микроскопом, поэтому, вернувшись в Башню, Стив переоделся в самую неприметную одежду, какую смог найти, и отправился на Центральный вокзал выпить кофе. Он обошел ресторанный дворик, попивая кофе и отмечая комнаты на схеме у себя в голове. Понятно, почему Баки выбрал это место: не только огромная лестница и два эскалатора, но еще и куча выходов на платформы во все стороны, не говоря о служебных коридорах, трапах, входах для поставщиков, сервисных панелях водных и газовых линий, используемых для приготовления пищи. И множество заброшенных подвальных ходов. Он дошел до конца коридора, затем повернул, и мужчина в костюме, разговаривающий по телефону, сразу же остановился вместе с ним. Четыре минуты, размышлял Стив, поглядывая на часы. Маловато для… его внимание привлек пожилой мужчина с неопрятной седой бородой, сидящий на полу в грязной нише. На нем была армейская куртка и солдатские ботинки, он держал потрепанную картонку с надписью: БЕЗДОМНЫЙ ВЕТЕРАН. ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ. Стив выбросил свою чашку из-под кофе в урну, не раздумывая направился к нему, присел на корточки. — Какое подразделение? — спросил Стив. — 103е, — ответил мужчина, руки у него были грязными. — Операция Быстрая Ярость — Гренада, 1983. А ты? Стив скривился. — Моя ситуация несколько… сложнее. Меня вроде как приписали к 107му, — он достал бумажник, вытащил пять двадцаток — всю имеющуюся при нем наличность — и маленькую прямоугольную карточку со своим именем и выгравированным маленьким щитом. Сначала он не хотел обзаводиться карточками, но они не раз ему пригодились. Он вытащил ручку из внутреннего кармана, перевернул карточку и написал там: «Боб, — Роберт Тернер управлял приютом для ветеранов, Стиву он нравился — прошу, помоги владельцу этой карточки, не как одолжение мне, а потому что один раз вовремя лучше, чем ничего. СГР.» Он отдал деньги и карточку мужчине и сказал. — Знаешь Приют Роузмонт вниз по Бовери? — Ага, — спустя минуту, ответил мужчина. — Знаю. — Спроси главного и отдай ему карточку, — сказал Стив. — Он тебе поможет, — он сделал движение, чтобы встать, и тут мужчина протянул ему чашку из-под кофе. Стив взял ее, поблагодарил, поднимаясь, затем вежливо улыбнулся. — Это не моя. — Конечно, твоя, — ответил мужчина, и Стив присмотрелся к чашке. Она была из «Цельного Зерна», там было написано: «СТИВ» черным маркером на одной стороне, а на другой маленькими буквами: «Нам не стоит этого делать. Это ошибка». — Я его убью, — выпалил Стив, не раздумывая. — Я его… — он присел снова и спросил. — Где он? Парень, который дал вам это? — мужчина только таращился. — Мне надо его увидеть, — настаивал Стив. — Прошу. Это мой лучший друг, он был моим сержантом, и он собирается совершить огромную ошибку, — ветеран на минуту нахмурился, возможно, взвешивая слова Стива и сопоставляя с тем, что поведал Баки. — Путь 125, — сказал мужчина, его глаза были ясными и серьезными. — Служебный коридор. — Спасибо, — поблагодарил Стив. Не беги, говорила Наташа. Иди — и Стив засунул руки в карманы и заставил себя прогулочным шагом вернуться через ресторанный дворик. Парень в костюме все еще болтал по телефону, или притворялся, что болтает, но он держал некоторую дистанцию, возможно, опасался, что Стив его заметит. Тем не менее, Стив знал, что в помещении такого размера должен быть, по меньшей мере, еще один оперативник, может быть больше. Знак на стекле, гласивший Путь 125-126, находился возле лотка с мороженым, и Стив остановился и уставился на округлые контейнеры за холодным стеклом, как будто выбирал. Золотистые двойные двери к платформам были закрыты, но он мог поспорить, что не заперты. Четыре минуты, думал он, глядя на часы. Может, настало время убедиться, насколько это много. Он вдохнул, нажал кнопку на часах и спокойно, но целенаправленно двинулся к дверям — открыл их и проскользнул внутрь. Только на другой стороне он сорвался на бег, понесся вдоль пустой платформы и вверх, по неподвижной лестнице эскалатора, на дальнюю сторону. Выскочил в сумрачный холл с надписью от руки ВЫХОД на заляпанной грязью табличке и стрелкой, указующей направо — и понесся в противоположную сторону, туда, где он знал, расположен служебный коридор, едва не сшиб пожилую женщину, свернув за угол. — Я… простите, — выдохнул Стив. — Простите, — и, господи, ну что он за идиот: коридор был полон людей, большинство тащили с собой всю свою жизнь в мешках, коробках или тележках, а он — сколько у него этих карточек? — но Баки был здесь, удивленно уставился на него, приоткрыв рот, и Стив схватил его за руку и потащил дальше по коридору, через ржавую металлическую дверь, которая выглядела так, будто ее взломали гигантским консервным ножом. Добравшись до электрической подстанции, с гудящими трансформаторами и легким металлическим привкусом в воздухе, Стив развернул его, ткнул пальцем и сказал: — Не тебе принимать решения! Слышишь меня? Я не позволю тебе снова это сделать: ты не можешь принимать решения за нас обоих. У тебя нет такого права, Бак. — Но, — запротестовал Баки, и Стив заткнул его, схватив за плечи и поцеловав, обхватил руками его лицо, чтобы удержать на месте. Баки удивленно дернулся, потерял равновесие, но Стив не отпускал. Время замедлилось. Они держались друг за друга, и время остановилось, и мир согрелся впервые за вечность, рука Баки тяжело легла на его плечи, он приоткрыл рот. Поцелуй углубился, стал голодным, они привалились к грязной стене и целовались как попало — щеки, подбородок, влажные от слюны, они прижимались друг к другу, где только можно. Господи, как же он соскучился по Баки, соскучился по сексу, соскучился… и Стив задыхаясь, пропускал пальцы сквозь волосы Баки и притягивал его ближе, пробуя на вкус… Его часы издали серию пронзительных металлических трелей. — Надо идти, — выдохнул Стив, сумев отшатнуться назад, но Баки привалился спиной к стене, хватая ртом воздух, он выглядел опустошенным. Стив схватил его и встряхнул: — Ты будешь придерживаться плана, — настойчиво приказал он. — Понял? Прошу тебя, Бак, ты уже сделал так много, был таким сильным… и мы уже так близко… — Стив, — выражение лица Баки было измученным. — Я просто не хочу тащить тебя вниз, за собой. Я никогда не хотел… — Прекрати это. Прекрати, — пальцы Стива непроизвольно сжались. — Это не так. Слушай, с этого момента, куда ты, туда и я, понятно? Мы пробовали по-другому, и ничего путного не вышло. Теперь вместе или никак — хорошо? Хорошо? — Хорошо, — согласился Баки как раз тогда, когда часы Стива вновь звякнули. — Иди, — и Стив сорвался на бег, проскочил через заржавевшую дверь, перепрыгивая через мусорные баки и другие препятствия, а люди шарахались в стороны — и вместо того, чтобы вернуться на платформу, он свернул туда, куда указывал нарисованный знак ВЫХОД, зная, что тот выведет к главному ресторанному дворику. Там есть камеры, ему надо вернуться на радар — и быстро. Голос Наташи в голове: «Когда ты в бегах — иди», но сейчас он хотел, чтобы его заметили, нужно, чтобы заметили — и он вбежал на ресторанную площадку, по диагонали пересекая помещение, настолько подозрительно, насколько мог, разве что руками не размахивал перед камерами. Собратья-ньюйоркцы инстинктивно расчищали ему путь, некоторые покрепче сжимали сумки и бросали на него подозрительные взгляды, как на нарушителя. Стив быстро пересек Грейбар Пассаж, остановился под огромной камерой и заказал дюжину пончиков, неторопливо выбирая. Он возьмет два… нет, три с желе, два глазированных, и вон там, это что, жареные пирожки? *** — Мы его засекли! — услышал Клинт в наушнике вместе с треском статики. — Он только что показался в главном ресторанном дворике, в «Пончике» — но Клинт уже двигался в другую сторону, отслеживая все еще видимый путь Роджерса в толпе. Через пассаж, откуда тот вышел сквозь служебный выход — металлические хлопья с петель осыпались на пол — вниз, на станцию. Он выскочил в пустой коридор, но услышал голоса снизу. Он учуял бездомных прежде, чем увидел. Те замолкли и уставились на него: стена враждебных, настороженных взглядов. — Прошу прощения, — сказал Клинт. — За беспокойство, — и он уже собрался идти дальше, когда подметил быстрый обмен взглядами, встревоженные умные глаза — и ощутил возрастающее напряжение, когда свернул в коридор, а не прошел мимо. Он знал, что они всерьез обсуждают, не напасть ли на него — чтобы загородить дорогу, остановить, блокировать — но оставались неподвижны, пока он проходил мимо. Чернокожий мужчина в пыльной куртке и с торчащей изо рта зубочисткой недобро поглядывал на него, прислонившись к стене. Две пожилые женщины, сидящие на ящиках из-под молока, сверлили его злыми взглядами. Грязный старик в армейской куртке лежал на куске картона, рядом с ним около стены, подтянув к груди колени и опустив голову, сидел солдат помоложе, девушка со светлыми косичками и грязной гвоздикой… Клинт остановился и повернул назад. — Барнс, — пробормотал Клинт, и, господи, до чего же он быстрый — вскочил на ноги еще до того, как Клинт успел руку поднять, его пальцы лишь мазнули по ткани куртки, ухватив воздух. — Черт, — буркнул Клинт, бросаясь в погоню — он собирался схватить этого ублюдка, он знал, кто это — Зимний Солдат не оторвется от него в пустых коридорах и туннелях, а если он рванет вверх, там будут люди — и он так и сделал, плечом выбив дверь в публичную зону станции, но толпа замедлила его. Клинт двигался за ним, так же лавируя, они сорвались на бег, держа курс на вход в подземку, к поездам 4, 5 и 6. Зимний Солдат перемахнул через турникет — он что, рассчитывает сесть на экспресс? — и Клинт сиганул за ним, расталкивая людей по пути, и помчался вниз по ступенькам. Поезд только что ушел, и потому людей на платформе было немного. Зимний Солдат шел по платформе впереди него, опустив голову, спрятав руки в карманы. Клинт шагал за ним, собираясь с мыслями, оценивая возможности. Он был вооружен, но здесь повсюду гражданские, и можно предположить, что Зимний Солдат тоже вооружен, хотя и не вытащил оружие. Поэтому он пошел медленнее, подняв подбородок и демонстрируя пустые руки. Казалось, Зимний Солдат даже не смотрит в его сторону, но Клинт не обольщался: это оперативник мирового класса, Наташиного класса. Он замедлил шаг, затем остановился, не доходя до конца платформы. Зимний Солдат обернулся и уставился на него. Волосы он подстриг, но его глаза ни с чем не спутать: стальная голубизна в темных, напоминающих синяки, провалах. Клинт подходил, подняв руки повыше. — Сержант Барнс! Я хочу лишь поговорить! Он не ожидал, что Зимний Солдат ответит, и был удивлен, услышав: — Нам не о чем говорить! — У вас есть выбор, сэр, — сказал Клинт, подходя ближе. — Вы можете принять решение. Они хотят, чтобы вы считали себя загнанным в угол, но это не правда. У нас есть варианты. У Капитана Роджерса имеются друзья, которые… Зимний Солдат вскинул руку в черной перчатке, и Клинт понятливо остановился — дальше не надо. — Из этой ситуации есть больше одного выхода, — убеждал Клинт. Зимний Солдат смотрел на него. Теперь он был так близко, что Клинт мог рассмотреть болезненные морщинки, которых не должно быть — у такого молодого парня они выглядели неестественно. Джеймс Барнс выглядел измотанным и потрёпанным. — Больше одного выхода? — повторил он, с таким видом, будто хотел рассмеяться, но не мог. — Я был бы счастлив иметь хотя бы один, — Клинт почувствовал дрожь под ногами и понял, что собирается делать Барнс. Он кинулся к нему, надеясь ухватить или сбить с ног на платформу, но Барнс оказался быстрее — Клинту оставалось только смотреть, как тот повернулся и прыгнул перед приближающимся поездом.