Академия Мстителей

Брюс. Мария Хилл никогда не испытывала нежных чувств к студентам технического направления. Весь этот физ-мат казался ей какой-то обязаловкой, вынужденным шагом человека, не способного понимать прекрасное. Во всяком случае, на большинство технарей она смотрела именно так. Она знала, что её коллега, приходящий преподаватель истории и основ правоведения Фил Коулсен не разделал её мнения и был бы рад поспорить и доказать свою точку зрения… Но сейчас он выслушивал доклады и вопросы её любимых учеников второй параллели гуманитарного направления, в то время как ей приходилось вколачивать принципы взаимосвязей между звукописью и настроением читателя по средствам зачитывания огромных кусков из Уильяма Блэка третьему курсу тех самых технарей. Класс практически полным составом дремал. Староста курса и президент школьного совета Тони Старк беззастенчиво чертил что-то в планшете, не реагируя даже на оклики. Брюс Беннер, его лучший друг… Подняв взгляд на Беннера, мисс Хилл на мгновение сбилась со строчки. Брюс был страшно бледен, под плотно прижатой к тетради напряжённой ладонью бумага коробилась от пота. Плохо. — Мистер Беннер? Брюс! — в такие моменты мисс Хилл чувствует себя протокольной учительницей, и её от этого тошнит. — С тобой всё в порядке? — Нет, мисс Хилл… — голос Брюса сложно узнать. — Мне нужно выйти… — пальцы сминают тетрадь. — Конечно, Брюс, иди… Только в ответ на громыхнувшую дверь, Старк оторвался от своего чертежа. Мисс Хилл тяжело вздохнула и вернулась к Блэку. То, что происходило за дверьми аудитории было вне её компетенции. Это всегда происходило неожиданно. Ярость накатывала широкими волнами, сначала сбивая сердцебиение и дыхание, потом парализуя мышцы, потом… Что происходило после, Брюс не знал и, благодаря лекарству, не помнил. Но порой, когда происходило что-то плохое или раздражающее, чувствуя, как пот струится по телу, Беннер готовился к худшему. Всем телом навалившись на дверь мужского туалета, Брюс буквально рухнул внутрь и… повис на крепких и очень знакомых руках. — Стив? Возможно, порой Стивен Роджерс отличался вопиющей наивностью, ретроградностью взглядов и консервативностью вкусов, а порой даже заторможенностью реакций… В чём нельзя было отказать всё тому же Стивену Роджерсу, так это в умении соображать и не поддаваться панике в самой сложной и неоднозначной ситуации. А потому, получив на руки, выходя из туалета, крупно подрагивающего, мокрого как мышь Брюса Беннера, Стив практически моментально понял, что происходит. — Лекарство? — сухой приказ, а не вопрос, точно в тело шестнадцатилетнего подростка в такие мгновения вселялся старый, видавший виды военный. — Пояс… — Брюс обхватил себя руками, ногтями разрывая тонкую ткань чёрной водолазки. — В сумке шприц… Несколько коротких, отточенных движений. Быстро, задрав футболку, извлечь из поясной сумки небольшой шприц с зеленоватой жидкостью. Снят защиту зубами. Сбить дрожащими пальцами пузырьки воздуха и выдавить их из иглы. Короткий и резкий удар в бедро, и тонкая игла до пластикового основания входит в сильную мышцу. Почти сразу, наверно, получив психологическую разрядку от сулящей облегчение боли, Брюс разжал кулаки, втянул воздух носом. — Ты уколы менее болезненно, чем Тор делаешь… Как так? Откуда ты вообще такой взялся? — Какой? — швырнув использованный шприц в мусор, Стив привалился спиной к стене, сел на пол, вытянул ноги. — Добрый, мягкий, честный… — Брюс отзеркалил его движение, запрокинул голову, чувствуя, как понемногу утихает сердцебиение и перестаёт клокотать в горле смертельное раздражение. — Не от мира сего. — Кто-то должен быть таким, — Стив пожал плечами. Брюс закрыл глаза, тяжело провёл пятернёй по волосам. Родители отказались от него в 12, когда он впервые сорвался. До прошлого года он скитался по детским домам, меняя школы и приёмные семьи как перчатки, с трудом оставаясь прилежным учеником, избегая всяческих увлечений, начиная с конструирования моделей самолётов и заканчивая влюблённостями. В позапрошлом году он получил эмансипацию, а Старки выбили ему гранд на обучение в этой школе. Тогда ему только исполнилось 16. Этим летом ему будет уже 18… И за минувшие почти два года изменилось так много… — Брюс? — от тяжёлых мыслей отвлёк негромкий голос Роджерса. — Я не хочу давить, но… Ты думал о том, что может случиться, если твоё состояние выйдет из-под контроля? Если ты причинишь вред себе? Окружающим?.. Наташе? Дёрнувшись как от удара, Брюс открыл глаза, и Стиву показалось на мгновение, как по карамельно-коричневой радужке пробежала ярко-зелёная, практически малахитовая волна. — Я этого не переживу… — Правильно, — вспомнив, что всё же не мешало бы вернуться в класс, пред ясны очи мистера Коулсена, и без того отпускавшего в туалет только своих любимчиков, Стив медленно поднялся на ноги, отряхнул джинсы. — Потому что Клинт тебя на месте пристрелит. И я буду свидетельствовать в его защиту. Стерев с очков жирные отпечатки пальцев, Брюс водрузил их обратно на нос, посмотрел на своё отражение в зеркале. Всклокоченные, всегда немного засаленные кудрявые волосы, одутловатое из-за бессонницы и таблеток лицо, чёрная водолазка, чёрный пиджак, чёрные брюки, испещрённые, если присмотреться, дырочками от таких же как сейчас экстренных уколов. Единственная яркая деталь — кислотно-салатовая пряжка в виде знака радиации. Да подвеска со знаками Весов и Рака на плетёном кожаном браслете на руке. Как и когда он успел так влюбиться, Брюс не знал. Знал только, что в России застегнуть на руке любимого браслет или завязать фенечку считалось когда-то чуть не свадебным обрядом… — Барнс хочет разобраться с природой наших повторяющихся снов? — резко сменить тему — лучший выход из любой неудобной ситуации. Всегда. — Да, — Стив толкнул плечом дверь, готовясь к допросу о том, куда пропал аж на пятнадцать минут. — Я не хочу говорить с ним, — Брюс вышел вслед за Роджерсом, перещёлкнул несусветно длинными костлявыми пальцами. — Я напишу тебе e-mail, хорошо? Тор. Странно, но в Америке люди вообще разговаривают между собой значительно больше, чем в Белоруссии. Там прохладный климат, тяжёлое наследие СССР, сдержанное воспитание и ещё множество других факторов держит людей на расстоянии друг к другу. Только на курортах они, кажется, немного оттаивают. И то — не полностью. Готовые помочь любому, кажущиеся, наверно, любому северному или западному соседу экспрессивными балоболами, белорусы зачастую не знают даже, как зовут того, с кем живут на лестничной клетке дверь в дверь. Здесь же все люди — братья, особенно те, с которыми учишься. А, если уж кому-то выпала честь тебе помочь, он точно будет ходить за тобой по пятам ближайшие пару недель, громко приветствовать, чуть не виляя хвостиком. Хвостом. Толстым хвостом длинных густых рыжевато-пшеничных волос. Нельзя сказать, чтобы дружелюбие и озабоченность настроением и состоянием здоровья знакомых Тора беспокоило Баки. Отнюдь. Скорее даже наоборот, было весьма забавно каждое утро получать аж по три одинаковых по содержанию сообщения: «Доброе утро, Баки! Заеду за тобой через час. Как ты себя чувствуешь?» — от Стива. «Привет! Как ты сегодня?» — от Локи. «Доброе утро, Джеймс! Как твоё самочувствие? Увидимся в школе?» — от Тора. В конце концов, прежде мало кого волновало, как дела у просто ещё одного странного человека в целой школе странных людей, чья странность заключается лишь в том, что его зовут Джекки и слушает он олд-скульный русский рок… Солнце, перевалив за зенит, расстилало по территории школы длинные розовато-жёлтые лучи. Сидя на ступеньках гуманитарного корпуса, Баки отчаянно жалел о том, что так и не научился рисовать. Слова, музыка, истории, сухие описания — ничто по сравнению в кистью какого-нибудь живописца, с предельной точностью пропускающего своё собственное восприятие этого света через призму своих чувств и переносящего их на холст. Он вспоминал, как кто-то писал ему о парне, увлекающемся графикой и коллекционирующим синие камни, мечтающем увидеть рассвет и не способном к этому и только потому пишущим новые и новые песни о тьме*. Погрузившись в невесёлые аллегории, Джеймс и не заметил, как рядом материализовался Стив. — Привет, — вот Роджерс всегда говорил спокойно. Если дело не касалось нарушения чьих-то прав или мировой справедливости в целом. Это Баки уже успел просечь. — У тебя пары закончились? Поехали? Повернув голову, Баки почувствовал, как внутри что-то незнакомо дёрнулось, и по телу, от горла до поясницы пробежала волна напряжённой дрожи. На миг обострились все чувства. Ярко-голубая с розово-белым звёздно-полосатым узором распахнутая куртка Стива, переливающиеся серебром под нежарким ещё мартовским солнцем короткие, по случаю тренировки не уложенные сегодня, волосы… Острый запах самого простого и самого патриотичного, какое только можно найти в магазине, мыла, европейской пены для бритья и ношеной футболки… Ударная доза сумасводящего человеческого тепла… И почему-то становится больно отвечать отказом. Ведь пользоваться его добротой уже успело войти в привычку, а чужой мотошлем давно поселился на полке в прихожей…. — Не, я Локи жду. Он сказал, что Тор обещал меня подвезти. Но у него сейчас ещё одна пара, мы в столовке договорились встретиться. Вот, вышел подышать… — Понятно… — солнце, точно издеваясь, не в силах забраться под тёмные очки за длинной, выпущенной из-под хвоста чёлкой, давит на слух, вычленяя горькую обиду с немалой толикой разочарования. Аж сердце начинает ломить… — С кем ещё успел пообщаться по поводу снов? — Только с Клинтом. Мне казалось, после него Скотт легко поделится своими кошмарами и соображениями на этот счёт, но он целый день увиливал от разговора. Локи тоже молчит… У тебя что? — Брюс Беннер. Он учится в классе Тони, редкостный гиг, но для меня сделал исключение. — Крупная рыба? — И не говори… Нечеловеческое тепло. Будто его тело — сталеплавильная печка. Не удивительно было бы узнать, что он ходит зимой в этой же куртке без подкладки. Разве что застёгивает её. Разве что надевает под неё сине-бело-оранжевый** шарф. Такое знакомое, это тепло. Оно отдаёт надеждой. Холодом металлического бока самолёта. Прогретым брезентом палатки. Тем, что не снится. Тем, что поглощено и уничтожено, погребено не под обломками воспоминаний, прошедших пятнадцати лет, нет… Это то, что было всегда. Впилось в геном и не отпускало. Его тепло. Его в четыре раза усиленный метаболизм. Его горячие ладони. Его гладкая кожа. И самые умные и добрые, всёпонимающие за щёточками длинных полуопущенных ресниц глаза. И тёплые сухие губы, когда… — Бак? Струйка холода ускользающего сознания между своим плечом и его. От резкого движения век Баки снова дико затошнило. От разноцветных пятен, заплясавших перед глазами, снова головокружение. Ничего нового. — Прости, голова… — приступ ниоткуда взявшейся неловкости, точно Стив — не сокурсник и близкий друг, а невинная первокурсница. — Тебе на тренировку нужно, я тебя задерживаю… Порывисто вскочить оказалось первой по степени провальности идеей за последние 10 дней. До этого момента почётную верхнюю строку занимала инициатива самостоятельно тащить хоть и сложенного, но невероятно тяжёлого и длинного картонного Бэтмана из кинотеатра до дома. В прошлый раз Баки хватило сил не упасть в обморок и дождаться отца на машине, сидя в тени собственного приобретения. Но теперь… Движение вышло оборванным. Всё, что Баки успел почувствовать — как кто-то точно подрубил каркас, выдернул из его тела плотно натянутые резинки, и все суставы-шарниры сложились безвольно рассыпаясь на пологой лестнице. Перед глазами мелькнуло яркое солнце, и тут же почти воцарилась тьма. Стив не был готов к тому, что резко поднявшийся на ноги друг, неожиданно потеряет сознание и рухнет как подкошенный. Однако природного проворства и каких-то навыков, которые он сам относил к генетическим, доставшихся от отца-военного, хватило на то, чтобы подняться и схватить Баки. Но сил поднять его не было. Опустившись, обнимая тяжёлое костлявое тело, Стив почувствовал острый приступ злости. Годы тренировок, жизнь между школой и стадионом, врачи, правильное питание… Кому всё это нужно, если твоих сил всё равно не хватает на то, чтобы поднять на руки и отнести в медпункт… Додумывать мысль до конца было страшно, а потому Стив постарался как можно быстрее от неё отделаться. Дотянувшись до рюкзака, он выудил из него телефон и набрал единственный номер, который считал правильным. — Алло? Тор! Это Роджерс. Прости, пожалуйста, я знаю, что у тебя пара, но мне очень нужна твоя помощь! — Привет, Стивен! — голос Тора как всегда звучал приглушённо, но очень живо и сосредоточенно. Будто он — инопланетянин, попавший на Землю не больше месяца назад и не до конца понимающий, что такое, все эти люди. — Что случилось? — Джеймсу Барнсу из класса Локи стало плохо на лестнице гуманитарного корпуса. Я не могу… — чтобы закончить, Стиву пришлось проглотить комок горечи. — Я не могу один поднять его… Подумав буквально секунду, Тор заговорил громче и твёрже. Теперь он действительно напоминал настоящего врача скорой помощи, которым всегда мечтал стать: — Я сейчас спущусь. Не отключайся. Мистер Стрендж! — судя по активному шуршанию и призрачным ударам где-то за горизонтом слышимости, Тор прижал трубку к груди. — Прошу меня простить, но мне нужно уйти. Друг моего брата нуждается в моей помощи. Алло? Стив, ты меня слушаешь? Проверь пульс. Лоб, шея бледные? Уложи его так, чтобы запрокинуть голову и расстегни куртку, сними часы. Я иду! Тор материализовался точно из воздуха уже через пару минут. Ощупал одному ему известные точки на теле Баки, с видным усилием, но всё же поднял его на руки, кивнув Стиву на сумки, зашагал в сторону медпункта. Медпункт в школе напоминал, пожалуй, маленькую больницу или изолятор в летнем лагере. Три палаты по три койки, большой приёмный кабинет, собственный рентген, зубоврачебное кресло за ширмой, общий душ и туалет. Милашка мисс Картер наскоро освободила от своей сумочки и порвавшихся чулок приёмную кушетку, приволокла тонометр. Совместно с Тором, стащила с Баки куртку, достала из аптечке какие-то препараты… Стив смотрел на всё это действо с непонятной смесью чувств. Связывать свою жизнь с медициной, как мама, он хотел в самую последнюю очередь. В конце концов, именно неуёмное желание спасти всех в мире её и погубило: в очередной выездной миссии Красного Креста она подцепила малярию и умерла в страшных муках через четыре месяца после возвращения. Потом — больница снова. Одна из тех, где Стив провёл огромную часть своей жизни. Страшно матерящийся по-немецки Эрскин, готовый драться за право опекунства над сыном своей коллеги, как лев… А пустота в душе стала только больше. И, если бы не Пьеро, если бы не мотоцикл… Но Пьетро в больнице. Ванда не пускает к нему ни родителей, ни врачей, боясь, что те отключат брата от системы жизнеобеспечения. Сама ухаживает за ним, уговаривая себя и заговаривая его незаживающий раны… И в этом тоже Стив винил исключительно себя… А ещё, наблюдая, как мисс Картер, маленькая, хрупкая с виду, но сильная англичанка, едва ли старше Тони, ставит капельницу, звонит по телефону, а Тор гладит медленно приходящего в себя Баки по волосам и говорит ему что-то забавное, Стив испытывал что-то, что Ванда уже успела обозвать ревностью. Целый клубок жалящих змей. Орущих банши, носящихся по голове. «Не трогай его, он мой!», «Не подходи к ней, животное, она же идеал!», «Не говори с ним, его голос только для меня!»… Встряхнув головой, Стив поднялся на ноги, собираясь подойти, как дверь тихо скрипнула, и в палату заглянул сам преподаватель физики — мистер Стрендж. — Всё в порядке? — осторожно осведомился он. — На столько, насколько это возможно в его состоянии, — отозвалась, подойдя к учителю мисс Картер. И безумные банши в голове немедля заткнулись: всё встало на свои места. — Я бы рекомендовала тебе отпустить мистера Одинсона, чтобы тот отвёз мистера Барнса домой. — Хорошо, Пегги, я так и сделаю, — послав медсестре нежную улыбку, физик взглянул на замершего у стены Стива. — А Вы, мистер Роджерс? Почему до сих пор не на тренировке? — Я поеду с Тором и Баки… — говорить достаточно твёрдо мешал медленно рушащийся мир, к которому Стив так привык за последние два года. — Ладно, — мистер Стендж потёр глаза, посмотрел на Тора, что уговаривал Баки не дёргаться и дождаться пока капельница закончится. — Я позвоню мистеру Хоулетту, и скажу, что это я задержал Вас, и что Вы приедете на вторую половину занятий, вместе с Тором. Но получите дополнительное задание по физике на следующем уроке. Договорились? — Договорились, — Стив с трудом выдавил улыбку. Ему нравились молодые преподаватели. Все кроме мистера Ксавье. Но с ним он и не пересекался. Способность соображать вернулась к Стиву только машине. Точно большой переключатель щёлкнул в голове, и он ощутил сквозняк от отсутствия у автомобиля крыши, тёплое тело, привалившегося к нему обессиленного после обморока Барнса, немаленькую скорость… — Мне всю жизнь снится, что я умею летать, — заметив, что пассажир отвлёкся от своей личной прострации, громко прокомментировал Тор. — А, что касается кошмаров, можешь вписать в них историю о том, как я сражаюсь с всемирным диктатом преступников под личиной добродетели бок о бок с Клинтом Бартоном из твоего класса. До Стива дошло, что показалось в этом сообщении странным только, когда они, уложив Баки в постель и выпив, с его разрешения, кофе, отправились на тренировку. Кое-что начинало понемногу проясняться.