Возвращение Ариэль

Великобритания, Годрикова Лощина, 1860 год. — Мама, мамочка, я не хотела… мамочка… пожалуйста… поверь мне, мама… Девочка в испачканном землей светлом платье сжимается в комок, раскачивается из стороны в сторону, расширенными глазами смотря перед собой. Ладошки закрывают уши, чтобы не слышать того, что скажет мать. Не слышать ее укоряющего тона, ее гневных окриков. Ведь девочка виновата, она заслужила. Она же обещала маме сдерживаться, и не получилось. Рыжеволосая женщина опускается перед ней на колени, прямо в густой, жирный пепел, не обращает внимания на запачкавшуюся пышную юбку. — Ариэль, посмотри на меня, — она с трудом отстраняет руки девочки от ушей. Маленькие ладошки ледяные, пальчики совсем не гнутся — настолько малышка замерзла. Женщина подносит ручки к губам, греет их своим дыханием. — Ничего страшного не произошло, родная. Это твой дар, твоя сила. Это… благословение, а не проклятие. Здесь нечего бояться. Девочка смотрит на мать неверящим взглядом, но та улыбается, тепло и обеспокоенно. Рыжие волосы ее спадают упругими локонами, оттеняют белоснежную кожу и изумрудные встревоженные глаза. От мамы пахнет белыми розами — самый любимый, сказочный аромат. Губы дрожат, из груди вырывается рыдание. Ариэль бросается на грудь матери, дрожит и заикается. Ей страшно, страшно, что оставят, бросят, скажут, что она чудовище. Но поверх гибких, как плети, рук матери ложатся крепкие, сильные руки отца. Мужчина-брюнет опускается на колени рядом со своей семьей, обнимает их, согревает. Его дочь, его единственное дитя и супруга важнее какого-то заброшенного поля. Но взгляд нет-нет, да и скользнет на черную, словно выжженную землю. В следующие пятьдесят лет здесь ничего не вырастет. Спонтанное проклятие дочери имело чудовищную силу. Шотландия, Хогвартс, 1996 год. — Привет, Гарри, что делаешь? — Гермиона упала в свободное кресло. Стол завален газетами прошлых лет, некоторые из них настолько старые, что хрустят от малейшего прикосновения, а люди на колдографиях не в силах двигаться. — Читаю, — односложно ответила девушка подруге, улыбнувшись уголками губ. Гермиона склонила голову набок, оглянулась на мадам Пинс и, воспользовавшись тем, что библиотекарь отвлеклась, навела чары против подслушивания. Самые мощные из своего арсенала. — Гарри, я ничего плохого не имею в виду, но… тебя редко можно застать в библиотеке, если только не прижмет невыполненное домашнее задание. В этом году ты практически поселилась здесь, с самого начала учебы. И я бы против слова не сказала, если бы знала, что ты занимаешься собственными предметами. Это как-то связано с Малфоем? С тем таинственным делом, что ему поручил… ну… Тот… — А? — речь подруги отвлекла от статьи, Гарри отложила очередной выпуск магической газеты, потерла глаза, приподняв ненадолго очки. — Нет, с Малфоем это никак не связано. На самом деле она не вспоминала о Малфое с тех пор, как пришли эти… сновидения. Гарри снова потерла глаза, откинулась на спинку кресла. Сновидения… странные, пугающие. В них другая Англия, другое время, но все та же… она. Маленькая, еще совсем ребенок. Летом Гарри наблюдала, как малышка росла, училась ходить и говорить, как колдовала с помощью палочки матери. Как смеялась в объятиях рыжеволосой женщины и мужчины-брюнета. Почему-то во сне не возникало сомнений в личности девочки, Гарри отождествляла себя с нею. Она была… ею. Можно решить, что это Том Реддл в очередной раз хочет свести ее с ума, однако что-то внутри, тот самый голосок интуиции, к которому привыкла прислушиваться волшебница, говорил ей, что сны никак не связаны с Темным лордом, не имеют к нему ни малейшего отношения. Это только ее, Гарри, дело. — Ищу упоминание о своей семье, о своих родственниках, — ей надо с кем-то поделиться. Не самим фактом сновидений — это слишком личное, интимное. Мысль о чужом вторжении в эту сферу вызывала отвращение, практически ненависть. Но Гермиона может помочь, тем более, что Гарри не собиралась лгать слишком сильно. — О ком-то конкретном? — все же в проницательности Гермионе не отказать. Гарри по привычке потерла тонкий шрам на лбу. Трудно раскрываться, но подруга смотрит с таким доверием, с душой нараспашку, поэтому нельзя… не попросить о помощи. Нельзя сказать, что не нуждаешься в поддержке. Тем более, что это не так. — Ее звали Ариэль Поттер, она жила с семьей в Годриковой Лощине. До девяти-десяти лет точно. Это все, что мне известно. Гермиона побарабанила пальцами по губам, задумчиво скользя взглядом по разбросанным газетам, но не видя их. — Ты не пробовала посмотреть в семейных хрониках. Пусть Поттеры не «древнейшие и благороднейшие», но и у них должны иметься какие-нибудь записи. Гарри скривилась, словно от боли, вспоминая разговор с гоблинами. — Пыталась, — последнее время особенно разговаривать не хотелось, поэтому девушка отделывалась короткими фразами. Не то настроение. — По правилам рода, затребовать семейный кодекс и хроники могут только взрослые волшебники, имеющие кровное отношение к моей семье и воспитывающие наследника или наследницу. — Другими словами, твои опекуны из рода Поттер, — кивнула Гермиона понятливо. — Но таких не осталось. — Да, хроники станут доступны мне только после совершеннолетия, а до этого придется искать обходные пути, — из груди поневоле вырывался тяжелый вздох. — Она могла учиться в Хогвартсе… — Нет, я проверила все имеющиеся альбомы выпускников, там ее нет, — поиск осложнялся тем, что Гарри понятия не имела, как именно выглядит Ариэль Поттер. Черные волосы, загорелая кожа, мама во сне хохотала, что дочка похожа на папу, но… этого мало, слишком мало. А с рассветом Гарри понимала, что подробности тают дымкой, ускользают, и она никак не может собрать их, словно вода уходит сквозь песок. — По какому принципу тогда ты ведешь поиск? Губы пересохли, язык словно увеличился в размерах. Гарри не знала, как отреагирует Гермиона на правду. В последнем сновидении Ариэль умертвила целое поле. Детский выплеск энергии расстроенной девочки привел к тому, что погибло все: кусты, деревья, насекомые, мелкие грызуны и даже земля. — В то время, когда она проживала в Годриковой Лощине, произошло нечто необычное, — решила ограничиться полуправдой волшебница, — умерло целое поле. Просто умерло все живое. Круг радиусом в десять метров, где-то так. Необъяснимое явление. Гермиона кивнула, притянула к себе стопку бумаг. — Значит, нам надо искать необычное событие в Годриковой лощине, начиная с прошлого века. — Да, — обрадовалась помощи Поттер. И тому, что подруга не стала задавать лишних вопросов. На некоторые Гарри и сама не имела ответа. Годрикова Лощина, 1860 год. Ариэль девять лет, целых девять лет. В зеркале отражается черноволосая девочка с зелеными, как у матери, глазами. Кошачьими, как смеется всегда отец. Травяными — говорит бабушка. Лиственные — шутит мама. Красивые — так считает сама Ариэль. Все ее костюмы напоминают «амазонки» для верховой езды, разве что детский вариант. Светлое платье с плотной юбкой и легким лифом, поверх которого дополнительной защитой ложится приталенный пиджачок. Под горлом — персикового цвета бант, единственная уступка просьбам матери, так как все эти девчачьи вещички вроде ленточек, рюшей и воланов Ариэль терпеть не может, они мешают ей заниматься колдовством, собирать травы для зелий. Не то, чтобы мама допускала ее к приготовлению серьезных снадобий, но собирать ингредиенты, подготавливать самые простые из них позволяла. — Ариэль, милая, ты собралась? — мама заглянула в комнату, закалывая шляпку. Ленточки своей Ариэль уже давно завязала под подбородком. — Да, мама. — Тогда идем. Папа не сможет нас сегодня проводить — срочный вызов на работу, — рыжеволосая улыбается с толикой грусти. Ариэль знает: это из-за скорого расставания. — Мне обязательно переезжать к бабушке? — жалобно смотрит она на маму, словно молит не отпускать. — Да, родная, — мама треплет по волнистым волосам, затем поправляет слегка сдвинувшуюся шляпку. — Таким, как ты, нет дороги в Хогвартс. Поверь, я знаю, я училась там и видела, как травят темных магов. Просто за то, что они существуют, — возле уголков рта мамы прорезались горькие складки. — Бабушка научит тебя управляться с даром, контролировать его и применять во благо. К тому же, — женщина подмигивает лукаво, — кто сказал, что ты не сможешь приехать к нам? Это будет… совсем как школа. На каникулах мы станем встречаться, собираться всей семьей, как раньше. Ариэль кивает, успокоенная теплым, честным тоном мамы. Та не имела привычки лгать своей дочери. Они выходят на крыльцо, где-то там, за деревьями, поврежденное проклятием поле. Папа зачаровал его, создал иллюзию и многочисленные отталкивающие чары. Хотя бы на какое-то время скроет темную магию, а там уже и следы развеются. Ариэль стыдно и немного страшно. Бабушку она никогда не видела, только слышала от родителей, что та всегда помогает потомкам, если потребуется. Тогда она просто не может быть злой. Может, уродливая, как старухи на картинках в магловских книжках? Ариэль не знает. — Держись, — голос матери выдергивает из раздумий о причинах скрытности бабушки. Ариэль принимает теплую руку, крепко обхватывает тонкие пальцы — мама замечательно играет на фортепиано — второй рукой сжимает подол широкой юбки. Они аппарируют. Хогвартс, 1996 год. — Скоро Рождество, Гарри, а мы так ничего и не нашли. Ты уверена, что Ариэль Поттер на самом деле существовала? Гарри ничего не оставалось, кроме как кивнуть. У нее нет ничего, кроме интуиции, странного ощущения, что все предопределено, что все идет так, как задумано. Простое знание о реальности существования Ариэль Поттер живет в ней, в ее венах, в ее легких, в ее дыхании. В ее голове, в ее памяти. Ариэль Поттер существовала на самом деле. И была чертовски похожа на саму Гарри в детстве. Более тонкие черты лица, чуть полнее нижняя нежно-розовая губа, но в остальном… Черные, как смоль, волосы, зеленые глаза — лиственные — привычка встряхивать головой, отбрасывая непослушную гриву назад, за спину. Они почти идентичны, зеркальные отражения. От этого становится немного не по себе, но в груди поселилось с недавних пор странное предвкушение чего-то хорошего, нет, чего-то совершенно потрясающего. Увлекательного, неповторимого. — Кстати, ты пойдешь на вечеринку к Слизнорту? — Гермиона потянулась, разминая затекшие мышцы. — Нет. А ты? Подруга неожиданно покраснела. — Меня Кормак пригласил. — О, ну тогда ты просто обязана пойти, — засмеялась Гарри и увернулась от шлепка газетой. Мысли пошли в прежнее русло. Они зря ищут описание необычного события возле Годриковой лощины. Отец Ариэль постарался и прикрыл колдовство дочери. А сама Ариэль не училась в Хогвартсе, так что время на альбомы выпускников она потратила зря. Из груди вырывался вздох. Гарри запустила пальцы в отросшие пряди. Надо бы подстричься, но рука не поднимается. Если раньше было удобно с короткими волосами, то теперь дух перехватывает, стоит только вспомнить полночный шелк локонов Ариэль, то, как ее рыжеволосая мать укладывала их в прическу, заплетала на ночь, напевая под нос колыбельную. Гарри до сих пор ощущает прикосновение тех мягких рук на своем теле, на своей коже. Они обжигают и рождают странное давящее чувство в груди, которое подбирается к глазам и жжет их невыплаканными слезами. Девушке должно быть стыдно, ведь на пороге война с Волдемортом, его Пожиратели активизировались, следующий год станет еще более трудным. Но сейчас… ей нет никакого дела. Гарри увлечена решением загадки Ариэль Поттер и их удивительной схожести. Годрикова Лощина — единственная зацепка, которая у нее имеется. Англия, Блэквудское кладбище, 1860 год. Маленькие девочки из приличных семей не ходят по древним магическим кладбищам. И уж тем более, не восхищаются ими. Наверное, стоило испугаться. Но Ариэль не боится. В этом месте нет уныния и грусти, ни малейших следов запустения, как на кладбище рядом с поселением, где они живут. Разливается между надгробиями и склепами предвкушение темной волной, густое, замешанное на любопытстве, насмешке и… веселье. Тот, кто обитает здесь, легко относится к жизни, не менее легко — к смерти. Он часть всего этого пейзажа. Ровные надгробия серого камня с аккуратно вырезанными буквами последних слов, имен похороненных волшебников и сквибов. Не всех предавали огню, многие хотели иметь место, куда можно прийти, поговорить — хотя бы создать иллюзию. Чередуются надгробия со склепами, красивыми, маленькими домиками с осенними листьями на крышах. Плети плюща и дикого винограда обвивают искусную резьбу, закрывают двери, чтобы…? Не впустить или не выпустить? Пахнет сырой землей, осенью, дождевой водой, застывшей в маленьких ямках. — Кладбище называется Блэквудским, — мама уверенно ведет ее каким-то только ей известным путем. — Потому что располагается на границе Черного Леса. В магической Англии всего два волшебных леса, древних и могущественных — Запретный, что у Хогвартса, и Черный, здесь. Находиться без присмотра там опасно. — Бабушка живет здесь? — Да, милая, вон там. Ариэль следует взглядом по вытянутой руке матери. Обычный, ничем не примечательный склеп, что не отличается от остальных на этом кладбище. Хотя… у двери его Ариэль замечает яркие пятна. Это единственный склеп, в вазонах возле которого растут живые цветы. Белые розы. На звонкий стук дверь распахивается немедленно. И Ариэль приоткрывает рот от изумления. Лишь хорошее воспитание матери не позволяет ей выкрикнуть нечто… нечто. На пороге стоит девочка лет двенадцати, в белом простом платье, босая, с распущенными черными волосами, что вьются змеями по спине подобно плащу. У нее изумрудные глаза, не такие, как у мамы, не теплые, а на оттенок холоднее, но за этим холодом чувствуется сдерживаемое веселье. Ариэль слегка расслабляется, когда улавливает в глазах девочки радость встречи, толику удивления и крохи надежды. — Рада снова тебя видеть, моя дорогая Аврора, — голос девочки взрослый, мелодичный и молодой. Ариэль надеется когда-нибудь звучать также. — Мне тоже не хватало тебя, бабушка, — улыбка матери слепит. Ариэль распахивает изумленно глаза. Бабушка? Это — бабушка? Девочка проводит их в гостиную, заваривает чай. Внутри дом ничем не напоминает склеп. Внутри он намного больше, чем кажется снаружи. Красивые комнаты с крепкой, не лишенной изящества мебелью, пейзажами на стенах и высокими шкафами с полками, заполненными различными книгами. Казалось, книги есть в каждой комнате. Поэтому, наверное, пахнет пергаментами. И белыми розами. У бабушки — как же трудно называть ее подобным образом! — нет ни домовиков, ни палочки, все заклинания она выполняет взмахом руки или щелчком пальцев. Ариэль снова ощущает ту силу, приветливую, дарящую умиротворение и спокойствие. А вот мама почему-то ежится. И виновато улыбается. — Прости, мне не по себе от твоего дара. Грусть в глазах девочки ощутима. — Понимаю, — она вздыхает, разливает чай. Ариэль только сейчас замечает, что ножки у нее чистые, нежные, хотя должно быть все наоборот, она же босиком бегает! Точно магия. — Что же привело вас ко мне? — Моя дочь, Ариэль, — мама облизывает губы, — она… в ней пробудился дар. Малефицизм, проклинание. Она умертвила целое поле. Взгляд девочки становится цепким, ее глаза — льдинки цвета морской волны. — Сколько тебе лет? — Девять, леди, — Ариэль старается ответить, нельзя не ответить этому строгому голосу. Девочка удовлетворенно кивает, отчего волосы ее скользят шелковыми шнурами по плечам и платью. — Я возьму ее на обучение. Мать облегченно вздыхает. — Спасибо, бабушка. — Не выдумывай глупости! — отмахивается девочка. — Это незыблемое правило Певереллов — помогать своей семье. Так Ариэль впервые узнает фамилию бабушки и род, из которого она происходит. Так начинается ее обучение. Хогвартс, 1996 год. — Обязательно из-за этого плакать? — Гарри подает очередной платок рыдающей взахлеб Гермионе. Подруге катастрофически не везет с парнями. Кормак весь вечер у Слизнорта всячески пытался зажать девушку в каком-нибудь укромном уголке, как будто не на праздничный вечер пришел, а на деревенскую дискотеку. Что дальше — сеновал? Гарри чуть не прокляла его. И не сомневалась, что Ариэль именно так и поступила бы. Она же малефик. Малефицизм или малефициум в буквальном переводе означало злодеяние. Маги этой направленности могли проклясть, сглазить кого угодно и на что угодно. Правда, на плетение требовалось время, из-за чего малефики считались не самыми лучшими бойцами, но сам дар Гарри нравился. Хотелось бы проклясть чем-нибудь Волдеморта на пару с Малфоем, чтобы отвязались от нее раз и навсегда. Рон пришел бы в ужас, если бы узнал, какие сны видит подруга. Да что там — потребовал бы немедленного экзорцизма и изоляции в покоях Дамблдора, от греха подальше. В отношении темных искусств друг весьма категоричен. У Гарри не получалось считать малютку Ариэль плохой. С ее радостью, оптимизмом, любовью к родителям, восторгом, пусть и перед кладбищем. Неважно, что она темный маг, не предопределено, что Ариэль — плохой человек. И бабушка у нее замечательная, это видно по глазам, слышится в голосе, в каждом движении. Ариэль слишком маленькая, чтобы понимать все, но Гарри уже достаточно большая, поэтому, вспоминая, перебирая сновидения, как бусины на шелковой нити, Поттер видит, как обрадовалась бабушка ученице, какая звериная тоска была в глубине ее глаз, таких взрослых на детском лице. — Рон… он… — прерывисто вздыхает Гермиона. Ах, да, про невезение подруги. Гарри обнимает Грейнджер за плечи, подавая еще один платок, так как предыдущий промок. Они сидят в заброшенном классе неподалеку от гостиной Гриффиндора. Гермиона убежала сюда, когда увидела, как Рон целуется с Лавандой. Плечи девушки под свитером крупной вязки непрерывно содрогаются, по виску катится капелька пота. От кожи и спутанных волос пахнет чем-то пряным и немного — шоколадным. Восточная нота сердца. Во сне Гарри ощущала и мягкость ткани, и аромат осени. Она чувствовала все, как будто жила там. Хотя раньше ничего, кроме страха и боли в сновидениях не имела. Но тогда они принадлежали Волдеморту, а не ей. Ариэль подарила покой. В любое другое время Гарри попыталась бы утешить подругу, оправдать Рона, но память Ариэль, ее жизнь, ее маленькое мудрое мировоззрение что-то изменило в ней. Не сломало, не прикрепило к душе, а… Гарри не могла найти слов. Как будто кто-то деликатной, нежной ручкой отвел полог и протер мутное, пыльное стекло. Сосуд с прошлой жизнью. Впервые Гарри начала задумываться, что сновидения пришли не зря. Возможно ли, что… Ариэль и она — одна и та же душа? Всего лишь догадки, но других у нее не имелось. Как они связаны с Ариэль, жившей… неизвестно, когда. — Как он мог?.. — Гермиона шумно высморкалась. — Он ничего тебе не обещал, — пожала плечами Гарри. — К тому же, если честно, считаю, что вы… ну… не совсем подходящая пара, — опыта задушевных разговоров у нее ноль, потому что и друзей раньше не было. Да и проблемы подобного плана встали впервые. Гермиона возмущенно уставилась на подругу. Даже слезы высохли. — Почему это? — вспыхнула она. — Рон — хороший, добрый, верный. Гарри вздохнула, не зная, как объяснить собственные мысли, изложить их правильно, чтобы не получилось недопонимания. — Гермиона, я ни в коей мере не хочу умалить достоинств Рона Уизли, — начала она и поймала себя на том, что говорит почти так же, как Ариэль. Что с ней происходит? А главное — почему ее это не пугает? — Но он… его интересует только квиддич, еда, развлечения. Разве ты не думаешь, куда направишься после школы? — Но Рон тоже мечтает стать аврором… — тоненько возразила Гермиона. — Потому что его больше никуда не возьмут с такими отметками! — отрезала Поттер, не выдержав упрямства подруги. — Ох, — наклонилась, потерла лицо. Гермиона молчала, от нее по пустому кабинету расходилось потрясение, и Гарри обрадовалась, что перед разговором она поставила заглушку. — Мне надоело сражаться и воевать, — тихо проговорила она. — Надоело терять тех, кто дорог, пусть даже они не умерли. По какому-то глупому стечению обстоятельств я стала мишенью и символом. И единственным оружием, — по мере произнесения Гарри осознавала правдивость своих слов. Одно дело, думать об этом, и совсем другое — проговорить вслух. Как будто признать реальность мыслей. — Но когда летом попыталась найти новую вакансию, узнала, что даже в разрушители проклятий меня не возьмут, так как нет рун и арифмантики. Мы выбрали самые глупые предметы, теперь нам либо переучиваться, либо идти в Министерство. Сама понимаешь, ко второму варианту теплых чувств я не питаю. Потрясение Гермионы сменило направленность, стало другого рода. — Прости, я как-то не подумала об этом, — прикусила губу девушка. — Поэтому поищи того, кто разделяет твои взгляды. Безусловно, я ценю Рональда, но рядом с ним есть большой шанс превратиться во вторую Молли Уизли, которая будет решать все и за всех. Гермиона все еще вздрагивает, но это уже остаточное явление. Гриффиндорская львица вполне пришла в себя, вытерла слезы, убрала платки и слабо улыбнулась. — Спасибо, — искренне, от всего сердца. И вышла из кабинета, направившись в гостиную факультета. Гарри осталась одна в пыльном, пустующем помещении. Сразу стало неуютно, мрачновато. По углам заскользили тени, огоньки свечей не прогоняли мрак полностью. Таинственно белел возле доски кусочек мела, его следы сохраняла черная поверхность. К счастью, поглощенная переживаниями, Гермиона не спросила, как продвигается «расследование». Иначе Гарри не была уверена, что смогла бы обмануть подругу. Когда не надо, Гермиона становилась до ужаса проницательной. Делиться новыми кусочками головоломки Поттер пока что не желала. Отчего-то ей казалось, что Блэквудское кладбище — не то место, о котором должна упоминать студентка Гриффиндора. Информации о самом кладбище, равно как и о Черном лесе, в библиотеке нашлось мало. Возможно, есть какие-то книги в Запретной секции, но рисковать Гарри не собиралась. Черный лес значился зоной повышенной опасности, как и Запретный возле Хогвартса. Но если в последнем проживали кентавры, которых можно было уговорить помочь, то Черный лес официально считался местом обитания акромантулов, черных единорогов, различного вида нечисти. Поговаривали, будто дементоры тоже появились впервые оттуда. Кладбище возле леса упоминалось мимоходом, книги, на которые давались ссылки, в общем доступе отсутствовали. Мадам Пинс с сожалением просветила девушку, что их все изъяли еще до Первой магической, так как считалось, будто там говорилось о темных искусствах. Единственное, что удалось найти Гарри и выцарапать себе у библиотекаря — сборник баек, напоминавших лагерные страшилки на ночь. Выдумки разной степени невозможности, от восстания мертвецов до зубастой посуды. Но среди них имелась байка о некроманте Черного леса. Ее-то и планировала почитать Гарри. Гермиона права: раньше девушка не могла переносить библиотеку. Ариэль, ее память, сны о ней подарили Гарри давно забытый восторг новых открытий, учебы, восхищение волшебством. Маленькая темная колдунья отдала Гарри невосполнимый свет души, ту самую детскую нотку наивности и веры в лучшее, которую девушка почти утратила после смерти Седрика и Сириуса. В коридоре никого не было, до отбоя оставался еще час, можно не спешить. Гарри вышла из кабинета, прижимая к себе книгу, раскрытую на байке о некроманте. Но разве могла она обойтись без приключений? К студентке подлетел нахальный Пивз. — Что это читает у нас Поттер-дурашка? — запищал противно полтергейст и вырвал книгу из рук волшебницы. Гарри схватилась было за палочку, как вдруг… Взгляд Пивза упал на название байки, он побледнел, если можно так сказать о призраке. Будь он человеком, Гарри бы сказала, что Пивз в шоке, а зрачки его глаз панически расширены. — Иди за мной, — приказал призрак и полетел куда-то, не выпуская книгу из рук. Вся его веселость мигом испарилась. Мадам Пинс будет в ярости, если девушка не вернет фолиант. Гарри руководствовалась этим, когда пускалась вслед за привидением. Этим и любопытством. Что же такое увидел-понял Пивз, что заставило его испугаться и так кардинально измениться? Полтергейст плутал долго, Гарри половины ходов не знала, вряд ли они имелись на Карте мародеров, потому что Пивз пробыл в Хогвартсе гораздо, гораздо дольше отца с друзьями. И возможностей изучить замок у него имелось больше. Еще один заброшенный кабинет. На стенах — остатки плакатов, мел рассыпан по полу. Пыль толстым, непроницаемо-серым слоем лежала на каждой поверхности. Даже стрельчатые окна казались темными из-за слоя грязи. Когда Гарри пересекла порог, то поняла, что чувствовала Ариэль на кладбище. Вернее, во сне она и так это понимала, но сейчас это ощущение пришло наяву. Умиротворенность, спокойствие, место, где можно позволить плечам чуть опуститься, уголкам губ — чуть подняться. Пивз парил над старым креслом, как будто сидел. Гарри расположилась напротив него, в другом кресле, предварительно убрав с него пыль и выгнав насекомых. — Никогда никому не говори, что ты ищешь, — Пивз ткнул пальцем в легенду. — Ссылайся на Черный лес, но не кладбище. — Почему? — Ты знаешь, кто жил на Блэквудском кладбище? — серьезность полтергейста пугала. Гарри подобралась, по спине пробежали мурашки. Ее бил озноб, пальцы замерзли, палочка в них ходила ходуном. — Девочка лет двенадцати. Черные волосы, зеленые глаза, — ответила она. Пивзу можно доверять — так говорила интуиция. Он мог поднять ее на смех, мог доложить директору, но вместо этого потащил сюда, объяснять и учить. Пивз посерел, замерцал. Книга с оглушительным стуком упала на пол. Гарри тут же подняла ее, прижала к груди, как щит. — То, что я скажу, не должно уйти дальше тебя, — Гарри кивнула в ответ на пристальный взгляд привидения. В горле пересохло. — На Блэквудском кладбище жила Гарриет Певерелл, последний некромант Великобритании. Могущественный маг, потомок Смерти. Ее род был славен и силен, но светлые уничтожили его. Некромант жестоко отомстила всем виновным, но от семьи остались считанные единицы. Говорят, она погибла вскоре после смерти своей последней ученицы. И до сих пор скитается призраком по кладбищу. Если это так, то в нашей иерархии привидений она окажется на первом месте. Не хочу ссориться с таким существом, — забормотал Пивз, мотая головой. Затем снова посмотрел на собеседницу. — Никому не говори, что искала. Потому что Певерелл обучала только темных магов. И только темные маги разыскивают ее. Гарри облизнула пересохшие губы. — Ты никому не проговоришься? — Никому, — мотнул головой полтергейст. — Почему ты рассказал мне об этом? Пивз криво усмехнулся. — Потому что Поттеры — потомки Певереллов, это все знают. В гостиной Гриффиндора непривычно тихо. Студенты разъехались по домам, осталась одна лишь Гарри. Рон приглашал ее в Нору, от приглашения девушка вежливо, но непреклонно отказалась. В любое другое время она бы с радостью окунулась в семейную атмосферу праздника в Норе, однако сейчас тайна Ариэль Поттер манила, завораживала ее. Не хватало времени на исследования, поиск информации, не хотелось отрываться от расследования. Проницательный взгляд Гермионы говорил, что она прекрасно понимает причину такого поведения подруги. Однако сейчас у мисс Грейнджер имелись другие неотложные дела и вопросы, над которыми необходимо поразмыслить. Гарри не сомневалась в том, что за время выходных подруга оценит и взвесит каждое сказанное ей в той приватной беседе слово, каждый взгляд Рона подвергнется жесткой оценке. Когда необходимо, Гермиона умела отстраняться, а сейчас к тому же была обижена на их общего товарища, что только усилит критику. Впрочем, думать об этом не хотелось. Уютно было свернуться клубком в глубоком кресле, сбросив осточертевшие ботинки, от которых жутко уставали за целый день беготни ноги, закутаться в клетчатый плед. На столе возле кубка с горячим шоколадом веером белели газетные статьи и выпускные альбомы прошлого века. Мадам Пинс, удовлетворенная поведением — взрослением, как это она назвала — мисс Поттер, разрешила той в честь праздника забрать материал для исследований с собой в гостиную. Тем более, что библиотекарь планировала уехать на два дня к родственникам, и библиотека закрывалась на это время. Гарри нашла Аврору Поттер. И ее тогда еще будущего мужа. Рыжеволосая, зеленоглазая, она действительно чем-то напоминала Лили Эванс. Задорным блеском глаз, гордо поднятой головой, улыбкой, таящейся в уголках выразительных очей. Казалось, она вот-вот качнет венцом из толстых кос и помашет рукой. В такие моменты Гарри жалела, что тогда не существовало фотоаппаратов, а специально приглашаемый в школу художник делал миниатюры для памятных альбомов неподвижными — все же рисунков требовалось очень много, поэтому использовались копирующие чары. Выпускница Когтеврана, призер чемпионата по Чарам. Ее мужем стал Эмори Шаффик, староста школы, чемпион Дуэльного клуба, лучший ученик своего выпуска. Если бы Гарри не видела во сне, как выглядит отец Ариэль, все равно вычислила бы мужа Авроры — эти черные, шелковые кудри, эти изящные черты лица невозможно не узнать. Дочь действительно пошла в отца. Кроме зеленых, как у матери и бабушки, глаз. Аврора, судя по всему, темным даром не обладала, он даже причинял ей некоторое неудобство. А вот Ариэль в присутствии бабушки чувствовала себя вполне комфортно. Как и Гарри в старом кабинете ритуалистики, из которого до сих пор не выветрились темные эманации. Неужели она тоже темная? Не поэтому ли Пивз рассказал ей о некроманте Черного леса? В благородство и щедрость полтергейста девушка не верила, наверняка тот преследовал какие-то свои цели, но… Директор до сих пор не вызвал ее, значит, Пивз не проболтался, остальные призраки тоже не беспокоили. Может ли доброта полтергейста связана с возможным родством Певереллов с богиней Смерти? Гарри нашла сказку о трех братьях. Миф, выдумка, легенда, если бы… не мантия-невидимка, передающаяся в роду Поттер. Только сейчас Гарри припомнила, что мантия защищала ее сильнее, чем чары, глушила дыхание, когда поблизости находились люди, от которых девушка скрывалась. Беседа в хижине Хагрида на втором курсе… Министр, Малфой-старший не заметили ее, хотя комнатка в домике лесничего маленькая, в такой очень тяжело не расслышать шумное дыхание взволнованного ребенка. И тем не менее… А еще палочка директора походила на один из эскизов Бузинной палочки — с тремя бусинами возле рукояти. О последнем некроманте Великобритании сведений не имелось никаких. Равно, как и об ее ученице. Гарри не знала, где дальше искать следы Ариэль Поттер. Ведь ясно же, что в Хогвартсе та не училась, открытий в магическом мире не совершала. Раздумья прервало появление домовика с негромким хлопком. Чистое полотенце, герб Хогвартса на одном из уголков. — Мисс Поттер, директор просил передать, — пропищал он радостно, протягивая конверт. Гарри вздохнула про себя, улыбнулась домовику. Нужно скрывать от директора ее расследование, правду, что она ищет. Имя той, что она ищет. Иначе… Гарри не могла объяснить причину, но в душе возникало плохое предчувствие, стоило только подумать о раскрытии секрета Дамблдору. В конце концов, он директор, у него десятки учеников под наблюдением. — Спасибо. Домовик поклонился и исчез. Ну и скажите на милость, зачем нужно тогда передавать записки с учениками, когда можно прислать домовика? Если только директор не хочет, чтобы все вокруг знали, что он обучает Гарри. Девушка мотнула головой. Еще немного, и заговоры будут мерещиться за каждым углом. Старый волшебник звал ее на очередную встречу. Наверное, снова будет показывать воспоминания о Волдеморте. Вопреки ожиданиям, ничего, кроме жалости и сочувствия те у девушки не вызывали. Легко представить, как она сама оказывается на месте Тома Реддла, если бы Дурсли однажды выполнили одну из своих многочисленных угроз и сдали ее в приют. Там жизнь не сахар. Девушка обулась, поправила школьную форму и вышла из гостиной. Ей нужно поторопиться. Но у жизни и знаменитой удачи Поттер свои планы. В паре метров дальше по коридору, ведущему к одной из лестниц, в неровном, трепещущем свете факелов, жемчужной тенью через стену просочился Кровавый барон. Гарри бросилась за ним. Она должна узнать, должна спросить. У кого, как не у привидения слизеринского факультета. Змеи не выдают своих секретов и разговоров. — Барон, подождите! — близко, очень близко, только бы успеть. — Сэр Годфрид! — имя вырвалось само по себе. Привидение замерло, глаза его расширились, когда он повернулся к девушке. — Откуда… откуда вы знаете мое имя? Его уже много столетий никто не произносил… — призрак был изумлен. Откуда? Гарри и сама не могла понять, слова сорвались с губ легко, непринужденно, как будто всегда хранились в глубине разума, только сейчас выбравшись наружу. Снейп часто говорил, что она действует неразумно, импульсивно, совсем не думает о последствиях, целиком и полностью полагаясь на удачу. Та, кстати, ее еще ни разу не подвела. Что она хотела спросить у Барона? Знает ли он некую Ариэль Поттер? Почему привидения боятся Певереллов? Снова импульс, оставалось надеяться, что вреда он не причинит. — Не знаю… — тихий шепот повис в воздухе бархатной лентой. Барон… неожиданно он улыбнулся. Неразговорчивый, нелюдимый призрак с каменным лицом… улыбнулся. Пальцы его скользнули к отросшим волосам Гарри, та ощутила дуновение ветерка, запах тлена и почему-то лаванды. — Вы очень похожи на нее, мисс. — На кого? — сердце замирало. — На Ариэль Поттер. — Она была здесь? — не верилось, что все время источник информации находился под самым носом. — Один раз. Приходила снимать проклятие, — лицо призрака сделалось мечтательным. — Сильная темная колдунья, очень похожая на свою прародительницу, — он снова склонился над Гарри. — Пивз рассказал нам о своем предупреждении вам, мисс Поттер. И я повторю: будьте осторожны. Мы, призраки, уважаем род Певереллов и не хотим ссориться с теми, кто и в посмертии способен доставить неприятности. Но того же нельзя сказать о директоре. Призрак откланялся, оставив ошеломленную девушку в коридоре. Гарри прикусила губу. Теперь хотя бы становились понятны мотивы Пивза. Опасение и уважение по отношению к сильным противникам. В кабинете директора как всегда царил приятный полумрак, разбиваемый лишь серебристым свечением огромной чаши Омута памяти. На боковом столике позвякивали хрупкие серебряные приборчики, некоторые мелодично посвистывали. Надо же, а она считала, что разбила их все неконтролируемой яростью после смерти Сириуса. Портреты прежних директоров дремали, что-то бормотали в полголоса в полусне, курлыкал феникс на жердочке. Фоукс красовался золотисто-малиновым оперением взрослой птицы, чистил перышки, как прихорашивающаяся красотка перед зеркалом. С другой стороны от директорского места, под светильником, появился еще один, небольшой, столик. На нем лежала губная гармошка и… кольцо. Массивное, из тяжелого золота, с матово черным камнем, которые был разрезан на две части, как будто его рубили мечом. Интуиция кольнула где-то на грани сознания, Гарри присмотрелась. Плохое зрение к общим картинам компенсировалось четкостью деталей. Именно так она могла ловить снитч. На камне тонкая линия — словно царапины от гвоздя — вычерчивала рисунок. Знакомая по сказкам пирамида с кругом и палочкой. Символ Даров смерти. Неужели директор — потомок первого брата? Или он просто решил собрать все Дары? Она не собирается отдавать свою мантию! Даже на время. Гарри опешила от возмущенного вопля разума. Но это была не злость и не жадность, а… предосторожность. Нехорошее предчувствие настаивало на сохранении мантии. Отец отдал ее перед самой смертью. Возможно ли, что он… мог бы спастись, будь у него мантия? И спасти жену с дочерью? Нет, нельзя думать об этом! Подобных мыслей Гарри боялась, ибо они рушили ее привычный мир, уклад всей ее жизни, все ее страдания, ненависть Дурслей, смерти и лишения, опасности делались… напрасными, бесполезными. — Добрый вечер, директор, — она присела в кресло. По ногам прошелся теплый ветерок, камин грел на славу. — Добрый день, девочка моя, — тепло улыбнулся Дамблдор. Он выглядел усталым и в то же время весьма довольным собой. Загадочно мерцали голубые глаза, почерневшая рука лежала мертвым грузом на столе. Когда взгляд упал на сведенные вечной судорогой пальцы, в бок впилась тоненькая иголочка узнавания. Ладони девушки потеплели — от руки веяло опасностью и смертью, хотелось прикоснуться, расплести зловещую паутину. Гарри с трудом перевела взгляд на директора. — Прости, что помешал тебе отдыхать, но время не ждет. Сегодня мы с тобой отправимся в очередное путешествие, — он сделал приглашающий жест к Омуту памяти. Маленький Том Реддл был мальчиком самостоятельным, хотя и закомплексованным слегка. Впрочем, это не изменилось со временем. Он хотел, чтобы им восхищались, хотел всеобщего признания, уважения, но достигать этого предпочитал жестокими методами. Если честно, от них выворачивало. Даже в детстве, как бы больно и обидно ни было, Гарри никогда не хотела причинить боль Дурслям, лишь уйти от них. Найти какого-нибудь родственника, чтобы тот забрал сироту к себе. Теперь у нее есть магический мир, где все друг другу родственники. И одновременно нет никого. Не после смерти Сириуса. Как у Тома Реддла. В отличие от нее, он добился популярности, стал старостой. И узнал про крестражи. Название показалось знакомым на вкус. Слово скользило по языку, спотыкалось неровностями согласных, перчило резкостью гласных. Словно все из углов и прямых линий. Гарри пробовала и пробовала его, пытаясь нащупать ту самую ниточку, что дергала ее сердце каждый раз, когда она говорила «крестраж». — Что это такое, сэр? — не выдержала в конце концов она. — Чтобы узнать это, ты должна добыть подлинное воспоминание профессора Слизнорта, Гарри. Ты видела, он отдал мне отредактированную версию. Боюсь, никто кроме тебя не в силах уговорить его открыть ту тайну, которую Гораций наверняка считает постыдной. — Понятно, — Гарри прикусила губу. Рука директора все еще отвлекала ее, манила. Такое простое, такое искусное… Мысли, ощущения принадлежали ей и не ей… Гарри совсем запуталась. — Слышал, ты увлеклась флорой магического мира, — заметил директор. — Ну, — Гарри смутилась, щеки ее залила краска стыда. — Не стоит стесняться, девочка моя, ты можешь все мне рассказать, — мягкий голос с доверительными, успокаивающими нотками. Гарри вздохнула. — Знаете, директор, летом наткнулась совершенно случайно на книгу магловских сказок, которую читала в детстве. Мне захотелось узнать, есть ли еще в магическом мире леса, подобные нашему Запретному. Потом нашла истории о Черном лесе. И некроманте. Очень… колоритная фигура, — после появления сновидений обычного косноязычия как не бывало, Гарри подбирала слова быстро и точно, как будто училась вместе с Ариэль. Дамблдор поднялся, сделал несколько шагов по кабинету и подошел к окну, повернувшись спиной к студентке. — Многие легенды магического мира имеют под собой реальные основания, девочка моя. Некромант Черного леса — одна из таких историй. Ее звали Гарриет Певерелл, она была главой своего рода и, как ты, наверное, поняла, некромантом, — старый волшебник повернулся. — Она была истинной темной колдуньей, которой претили любовь, которая не знала сострадания. Преследуя какие-то свои цели, она прокляла двадцать маглов и тридцать пять волшебников, заставила их медленно гнить изнутри. Никто не смог им помочь, никто не смог их спасти. Медленное, мучительное разложение привело к смерти. Будь осторожна, девочка моя, Темные искусства заманчивы для обретения силы, но и цену требуют немалую. Как ты видишь на примере Тома и Некроманта из Черного леса, иногда платой становится человечность. Гарри замутило, ей стало не по себе. Неужели та девочка в белом платье… — Извините, я, пожалуй, пойду, директор, — больно, обидно, как будто предали, обманули. Неужели Ариэль училась у такого чудовища?! — Подожди, девочка моя, — остановил ее Дамблдор. — Есть еще кое-что. На днях министр Скримджер просил устроить встречу с тобой. Думаю, он планировал уговорить тебя на сотрудничество с Министерством. Гарри фыркнула. — Даже не подумаю, сэр, — вздернула подбородок. Министерство не вызывало у нее ничего, кроме отвращения и отголосков сдавленной душевной боли. — Конечно-конечно, я так и передам. Можешь идти. Спокойной ночи, Гарри. — Спокойной ночи, сэр. Блэквудское кладбище, 1866 год. Полная луна висела над кладбищем головкой ноздреватого сыра, крошки от которого были щедро рассыпаны вокруг. На кладбище непривычно тихо, не слышно даже сверчков — волна шевеления прекратилась два дня назад, и живые обитатели кладбища, за исключением людей, не совсем от нее отошли. Благодаря чувству юмора некроманта, кладбище периодически поднимается. За основную ограду зомби и умертвия никогда не выходят, но попугать заблудших путников могут. А путники тут бывают частенько — Черный лес богат на ингредиенты. Носителей крови Певерелл они, правда, не трогают. Ариэль удобно расположилась на внушительном надгробии, тем более, владелец не особенно возражает. Бабушка забралась на любимый постамент — он повыше, пошире, как настоящий каменный стол. Гарриет обожает проводить лекции на свежем воздухе. — Несмотря на пошедшее разделение магии, — рассказывать некромант умеет, этого у нее не отнять. Ариэль всегда заслушивается, — по-настоящему темных искусств не так уж и много. Равно, как и светлых. Некромантия, малефицизм, демонология — вот то, что можно отнести к темной стороне. Друидизм, чистая стихийная магия относятся к светлой. — А как же химерология? — Этим могут заниматься, как те, так и другие, — пожимает плечами бабушка. — Разделение идет лишь по используемым материалам. Темные преимущественно его себе откапывают, светлые — выращивают или ловят. Она делает паузу, и у Ариэль замирает дыхание. Сегодня она узнает тайну внешности бабушки и тайных сил собственного семейства. — Род Певерелл относился к темным. Его основателями стали три брата-темных. Антиох был боевиком, Кадмус — малефиком и алхимиком, а Игнотус — некромантом. Он-то и связался со смертью. Каждому брату богиня преподнесла дар, который двое старших по-глупому упустили. Заполучив свой дар, погиб Антиох, не оставив потомства. А Кадмус, возгордившись, создал свой собственный род, навсегда отделившись от Певереллов. Младший не желал могущества или бессмертия, все, чего он хотел — это любви своей богини. Поэтому попросил мантию-невидимку, в которой Смерть ходит по миру. Чтобы вернуть артефакт, богиня искала младшего, он играл с ней, рисковал, пока не завоевал сердце бессмертной. Тогда она отказалась от своей вечности на одну короткую человеческую жизнь и стала супругой Игнотуса. С тех самых пор в жилах членов нашего рода течет кровь самой Смерти. Ее не разбавить временем, она либо есть, либо ее нет. Это выражается во владении темным даром. Долгие годы мы пестовали дар, заключали браки только с чистокровными магами. И первыми поняли, что это ведет к вырождению. Слишком часто повторяющаяся наследственность губила природные таланты, делала магов безумными. Певереллы пожертвовали чистотой крови ради сохранения рассудка и возможного наследования дара. Бабушка делает глоток вина, она любит красное, как рубин, как розовые лепестки. Ариэль больше по вкусу легкое белое. Как жемчуг, как лепестки белых роз. — С тех пор в нашему роду стали появляться нейтральные маги. Они не могли защитить себя, как настоящие темные, поэтому, чтобы уберечь их, создали Поттеров. Фамилии Певерелл и Поттер стали обозначением наличия темного дара — наследия богини. Если он есть, ты Певерелл и отвлекаешь внимание от «светлых» Поттеров, среди которых может родиться очередной Певерелл. Но все мы являемся членами одного рода, никто не ниже, не хуже и не лучше. Мы — одна семья, — девочка говорит это гордо, в такие минуты ее возраст видится невооруженным глазом. — Как случилось со мной? — улыбка сама скользит по губам Ариэль. — Именно так, — кивает бабушка. — Все уже давно забыли, как появились Поттеры. Они считаются светлыми. А легенда о братьях Певерелл превратилась в сказку. — Но тогда почему я не видела других Певереллов? Почему мама никогда не встречается с тобой? — спрашивает Ариэль и кусает губы в отчаянии — лицо бабушки искривляет ненависть и старая, не изжившая себя боль. — Потому что других Певереллов не существует, — глухо произносит бабушка, отворачивается, смотрит в сторону. Ей так проще говорить. — Некроманты застывают в том возрасте, в котором происходит полная инициация их силы. Обычно это случается годам к двадцати, но я… я всегда была… гением, вундеркиндом, как называют это сейчас, — губы кривятся в печальной и злой усмешке. Ариэль почти физически больно. — Мой возраст навсегда застыл на отметке двенадцать — именно тогда я полностью овладела своим даром. Мои младшие брат и сестра давно переросли меня, а я все еще оставалась малышкой. И главой рода. Мама с отцом отошли от дел, как только поняли, что я сильнее и могу защитить семью. Не смогла… не защитила… — глухо, потусторонне, как рыки волков в лесу, как глухой скрежет открывающейся двери склепа. В этом голосе — крики давно умерших людей, стоны боли и слезы, слезы, которые не увидит никто и никогда. — В то время возникла проблема с Источниками Британии. Они начали исчерпывать себя, закрываться изнутри, что грозило большими проблемами волшебникам. Как глава сильнейшего темного рода, я отправилась на Совет, покинула ненадолго Лондон, а тем временем… магловское правительство во главе с магами вспомнили, что пробудить Источники можно старинными ритуалами. Достаточно устроить массовое жертвоприношение на главном Источнике — в Стоунхедже, как остальные восстановятся по цепочке. И начать решили с нашего семейства. Чтобы темная, злая кровь послужила благому делу, — как яд выплескиваются слова, и Ариэль приходит в ужас. Если только представить, что ее маму и отца… — Я опоздала, — тихое признание собственной вины. — Когда почувствовала неладное, переместилась порт-ключом, но было уже поздно. Поместье разрушено, мужчины убиты, а женщины и дети в плену. Они сражались, но их просто задавили числом. Когда прибыла в Стоунхедж… Источник создал границу вокруг себя, чтобы никто и ничто не мешало жертвоприношению. Мою семью убили у меня на глазах, пока я топталась перед прозрачной гранью, пытаясь преодолеть ее. До сих пор перед глазами стоят их искаженные лица, слышу их крики по ночам, — бабушка обхватывает себя руками в жалкой попытке согреться. — Источники восстановились, а глупые маглы и маги посчитали, что я не смогу отомстить всем, — некромант берет эмоции под контроль, в голосе — холод и… наслаждение. — Всех, кто причастен, я прокляла. Медленная гниль. Они начали гнить сначала изнутри, а потом снаружи. Нет спасения, нет лечения, только мое слово может отменить агонию и смерть. Но я наслаждалась каждой минутой их страданий, каждым криком и стоном. Болью тех, кого мои родные умоляли пощадить хотя бы маленьких детей. Ариэль дурно, Ариэль плохо. Она слышала о той катастрофе. Часть магловского правительства, лучшие сотрудники Министерства магии погибли, сгнили заживо. Ей страшно, но вместе с тем… Заслужили. Потому что боль бабушки обжигает кислотой, сдирает кожу и мясо до костей. Потому что невозможно жить с этим адом в душе, а некромант живет, и не один уже год. — Что случилось дальше? — Я ушла, — пожимает плечами девочка. — Сюда, на семейное кладбище. Мало, кто помнит, но оно издревле принадлежало нашему роду. Некроманты всегда жили здесь до полной инициации, обучались, чтобы не ходить далеко за учебным материалом, — кивок на захоронения. Черный юмор темных магов во всей красе. — От рода осталась только семья Поттеров и моя младшая сестра, Доротея, которая была вместе со мной в ту ночь. Она ушла в мир маглов, полюбила и вышла замуж за какого-то Эванса. — И ты не препятствовала? — Зачем? Сестра заслужила счастье. Доротея неплохой демонолог, именно она написала учебники, по которым я тебя тренировала, — теплая улыбка. — Если суждено, дар проявится, как в твоем случае. Ариэль улыбается, подлетает к девочке и обнимает бабушку. Эту старую, молодую вечно двенадцатилетнюю колдунью. Каково ей — физически не иметь возможности продолжить род? Девочка астенического телосложения, она просто не сумеет выносить и родить ребенка. Да и опасно ей в одиночку. Но теперь бабушка никогда не останется одна. Певереллы должны держаться вместе. Они же семья.