Прикосновение

— Нет, не так, — руки Ло неожиданно легли на плечи Хэнкок, отчего она вздрогнула: чувствовать чужие прикосновения девушке было до сих пор непривычно. Она дёргалась и шугалась, всякий раз вспоминая того Тенрьюбито, что заклеймил красной меткой чудную мягкую кожу на спине. И хоть она знала, что Трафальгар никогда не причинит вреда невинному человеку просто так, это не мешало ей чувствовать себя неуютно, когда она ощущала тактильный контакт с пальцами парня. Они были невероятно аккуратными и уверенными, двигались чётко и чутко, что, как он рассказал бывшей рабыне, было заслугой долгой медицинской практики. Трафальгар Ло работал на Дофламинго Донкихота, но вот в семью Донкихот не входил, что почему-то доставляло «Небесному Дьяволу» удивительное наслаждение. Он как будто кайфовал, каждый раз слыша один и тот же отрицательный ответ, остающийся неизменным на протяжении многих лет, которые «Хирург Смерти» провёл на Дресс Роуз, штопая всех бойцов, выступающих на арене. За это он получал бешеные деньги, но Трафальгар этому не радовался: как был угрюмым от рождения, так таким и остался. Про собственное прошлое он упорно молчал, как будто набрал в рот воды, но Сандерсония где-то успела раскопать информацию о том, что он ранее болел неизлечимым вирусом, который до сих пор никто не знал, как вылечить — «болезнью янтарного свинца». Хворь была смертельной, но он умудрился получить дьявольский фрукт «опе-опе», управляющий пространством, что подарило парню чудесное исцеление. Только вот оно стоило дорого: за жизнь Ло умер другой человек, который был дорог ему. — Сконцентрируйся. Почувствуй, как сила течёт по твоему телу. Как она окутывает каждый твой нерв, — он провёл кончиками пальцев по обнажённому плечу Боа, которое покрылось «гусиной кожей», слегка царапнув ногтями, а потом пропустил длинные чёрные волосы Хэнкок сквозь них. — Как течёт по венам, артериям и капиллярам вместе с кровью. Как мерно гудит при каждом твоём вдохе и выдохе, как покрывает твои кости второй оболочкой. Позволь ей быть твоей защитой. Только так можно стать сильным. И сбежать отсюда, потому что только сила может сделать тебя свободным. Хоть она и избавилась от унизительного статуса рабыни, но настоящей свободы так до конца и не приобрела, как и Мэриголд с Сандерсонией. Они все тренировались, как могли, но сверхспособность Боа оказалась более капризной, чем у её сестёр, которые вовсю осваивали свои возможности, делая значительный акцент на физические упражнения: как-никак, а змеиные зоаны подразумевали, что тело у носителя должно быть крепким и выносливым. Тренировки с Волей шли куда лучше. Хэнкок пока была единственной из всего молодняка на Дресс Роуз, кто освоил Волю Вооружения, которая позволяла покрывать всё тело крепкой, неразрушимой бронёй. Да и Воля Наблюдения у девушки была на достаточно высоком уровне. Трафальгар на эти успехи обычно никак не реагировал, продолжая копаться в различных растворах, выводя специфические лекарства. Но когда он вспоминал о том, что на его плечах лежит ответственность ещё и за бывшую рабыню, Боа хотелось взвыть. Каким бы хорошим ни был Ло учителем, каким бы он ни был талантливым в медицине, как бы ни был умён и сообразителен, но это не отменяло замкнутого, холодного характера и циничного отношения к жизни. А ещё он до глубины души ненавидел Дофламинго. Но, вопреки этой ненависти, всегда выполнял его заказы, вызывая на лице Хэнкок хмурую гримасу крайней задумчивости. У Ло были свои причины не доверять «Небесному Дьяволу», а у девушки — свои. Сальная ухмылочка на лице Донкихота заставляло старшую из сестёр Боа напрягаться, потому что она знала: если Дофламинго чего-то не запрещал подчинённым, то это автоматически означало, что это можно делать по умолчанию. А если он что-то делал, то все члены семьи Донкихот старались угодить предпочтениям «молодого господина» и начинали себя вести, как он. Но абсолютная власть Дофламинго над его пиратами не распространялась на Трафальгара, который плевать хотел на это всё дерьмо с колокольной башни. И — Хэнкок просто не могла найти другого достойного и настолько логичного объяснения — он симпатизировал ей, бывшей рабыне, познавшей, что значит унижение и потери. Вот только Ло потерял всех близких людей, а она смогла найти новых, заменив сосущую чёрную дыру в груди хоть кем-то. — Послушай, я не могу, — тихо пробормотала девушка, потупив взор. Она уже знала, что если поднимет глаза и посмотрит на «Хирурга Смерти», то увидит на осунувшемся лице лишь неумолимость и капельку разочарования на самом дне зрачков. Но не от того, что она не смогла освоить силы собственного фрукта, а от того, что он не смог достаточно сильно воздействовать на подсознание Хэнкок, повлиять на мировоззрение и убеждения. — Сколько бы я не пыталась… И совершенно неожиданно на её плечи легли мужские ладони, от холода которых она судорожно вздохнула, чуть не поперхнувшись воздухом, который камнем застрял в лёгких. А потом проникновенный шёпот Ло, склонившегося к маленькому женскому уху, пощекотал нежную шею и часть щеки, заставив скулы покрыться стыдливым румянцем: — Ты можешь всё, Хэнкок. Использование любой силы сначала завязано на эмоциях: отрицательных, положительных — неважно. Ты должна чувствовать соперника и желать победить. Ты красива, как никто другой, — Боа хотела повернуться, чтобы увидеть выражение лица «Хирурга Смерти», настолько эти слова шокировали, но он не дал девушке этого сделать, положив одну руку на шею так, чтобы она не могла сменить положение. — И потому должна использовать это. Ты должна стать сильной. *** Но вопреки проникновенным словам Трафальгара, по которым можно было писать сонеты, оперы и задушевные истории, которые могли бы затрагивать самые тонкие струны души и заставлять рыдать даже самых чёрствых, это не проняло девушку. Как бы она ни старалась, но всегда чувствовала, что что-то сдерживало возможности, закрывало способности дьявольского фрукта непреодолимой стеной. И сколько бы Хэнкок не билась о холодный бездушный камень свой силы, он оставался равнодушным к мольбам. Зато Воля, как оказалось, была у Боа Королевской, что в порыве гнева позволяло легко манипулировать людьми, просто не оставляя никому право на возражения. Однако она не действовала на Ло по каким-то никому неведомым причинам. Даже когда бывшая рабыня в порыве злости от полученного минутного унижения вспылила больше обычного, не удержав в узде агрессию и чуть не убив давлением Воли пациента, он лишь равнодушно посмотрел на ученицу и лёгким щелчком пальцев переместил девушку далеко за пределы операционной. Уже позже, поумерив пыл и хорошенько поразмыслив над той ситуацией, Хэнкок ужаснулась сама себе: если бы она не остановилась, если бы «Хирург Смерти» не оказался бы невосприимчивым к Королевской Воле, то она бы легко убила и без того раненого воина, перекрыв дорогу кислороду! На красивые глаза Боа навернулись слёзы, когда она беззвучно всхлипнула и медленно сползла по стенке вниз, зажав рот обеими ладонями. — Ну и чего ты этим добилась? — внезапно её тихий плач был прерван спокойным голосом Ло, который бесшумно оказался рядом с бывшей рабыней, воспользовавшись «пространством». Она повернула заплаканное лицо, посмотрев на парня снизу вверх, но Трафальгар даже не соизволил посмотреть в ответ, уткнувшись в какие-то медицинские документы. Пола белого халата, в котором он совсем недавно спасал кому-то жизнь, мягко скользнула по щеке девушки, как будто утешая и пытаясь вытереть слёзы, но она знала, что не было более рассудительного и безэмоционального человека на всём Дресс Роуз, чем Ло, так что это точно была нелепая случайность, что он, на миг отвлёкшись от бумаг, скосил один глаз на скрюченную Боа и понимающе кивнул. Это была лишь галлюцинация, мираж, навеянный пеленой слёз, которые так и не исчезли до конца, но хотя бы перестали литься нескончаемым потоком. — Своей истерикой и некомпетентностью ты чуть ли не убила того глупца, — он фыркнул каким-то собственным мыслям. Хэнкок на автомате отметила, что Трафальгар был недоволен тем, что этого человека Дофламинго направил к лучшему доктору на острове — к Ло. Видимо, тот пациент был на службе у семьи Донкихот. — Впредь держи себя более… — он повернулся к ученице и галантно (?!) протянул руку, чтобы девушке было легче встать, —уравновешенно, а иначе… Он не договорил, просто многозначительно усмехнувшись, но бывшая рабыня без труда угадала подтекст, отлично зная, насколько парень любит свою работу и насколько не любит, когда туда вмешивается Шичибукай, который по совместительству был ещё и подпольным торговцем, имеющим связи с Йонко. Боа не могла точно сказать, что узнала всю эту информацию от Трафальгара, но тот иногда как бы невзначай бросал фразы, которые сами, непроизвольно, подталкивали к этому выводу. А учитывая то, что на Дресс Роуз был «мир да благодать», то есть в политику острова не вмешивался никто — по крайней мере, в открытую, — то было очевидно, что у семьи Донкихот есть могущественная «крыша». Подумав обо всех известных Йонко пару бессонных (порой старые воспоминания возвращались ужасными кошмарами, которые хотелось поскорее забыть) ночей, она пришла к выводу, что «крыша» Дофламинго явно не была Биг Мам, а это значит, что оставался лишь один достойный кандидат на эту должность, кого «Небесный Дьявол» уж точно боялся и уважал: Кайдо, якобы бессмертный пират «Сто Зверей». Она вложила хрупкие пальцы в ладонь Ло, на автомате отметив, что кожа у Трафальгара не такая уж и холодная *** Задумавшись о причудах «Хирурга Смерти», девушка не заметила, как вышла на улицу и направилась прямиком в череду запутанных улочек, куда лучше никому не соваться по той простой причине, что можно было тогда оттуда и не выйти живым или хотя бы не покалеченным. Выдернуло бывшую рабыню из собственных мыслей лишь мерзкое похотливое хихиканье, масляные взгляды и свист, по достоинству оценивающий шикарную фигуру. — Ого, какая красавица в наших краях! — одноглазый типчик неопределённого возраста восседал на бочке в конце тупика, куда унесли ноги Боа, чтобы хоть как-то казаться выше, поскольку природа не наделила мужчину длинными ногами, зато дала длинный болтливый язык, из-за чего он когда-то и лишился глаза и был изгнан из пиратской команды. Мало кому нужны были люди, неспособные контролировать собственные низменные инстинкты хотя бы самую малость. А потому он собрал шайку головорезов, похожих по характеру, и поселился на острове, куда не рисковали соваться морские дозорные из-за Шичибукая, что правил здесь. — Сейчас повеселимся, парни! У нас сгодня просто шикарный улов! — он достал кривой короткий ножик и, расплывшись в самой доброжелательной улыбке из своего арсенала оскалов, ласково расписал ошарашенной Боа, что лучше показать все свои прелести добровольно и дать каждому члену «команды» оценить такую фигуру по достоинству, чем гнить в канаве с перерезанной шеей. От неожиданности Хэнкок даже не смогла сообразить, что случилось, когда к прекрасному платью, что постоянно дарил глава семьи Донкихот, потянулись грязные лапы, целью которых было банальное изнасилование. Колени девушки затряслись, когда она вспомнила, что бывший хозяин Тенрьюбито порой поступал так же, не гнушаясь при этом ещё и побоев. Но мгновением позже девушку накрыло осознание того, что тот ужасный человек мёртв, что она больше не безмолвная рабыня, не имеющая права голоса или шанса на отпор, а свободная женщина, которая могла применить силу… дьявольского фрукта и собственного врождённого очарования. — Пожалуйста… — тихо прошептала она, чувствуя, как в душе поднимается волна гнева и как на бушующие чувства откликается Воля, — не делайте мне больно…. Я же вам нравлюсь? — Боа подняла глаза на одноглазого предводителя разбойников, преднамеренно прижав сжатый кулачок ко рту, чтобы никто не увидел хищной усмешки на милых губах. Глаза у всех насильников от такого очаровательного зрелища сразу же стали по уши влюблёнными, полными обожания. — Вы же любите меня? — она уж видела, что никто из этих «мужчин» не мог стоять на ногах от волн обаяния, которые испускала Хэнкок. — Да-да-да!!! — одноглазый буквально ползал у стройных ног бывшей рабыни, пуская слюни в песок, в то время как его друзья повторяли незавидную участь главаря. — Мы сделаем ради тебя всё, что угодно! Распоряжайся нами, богиня! Девушка прикрыла глаза густыми чёрными ресницами, деланно зарделась, отчего все вокруг мгновенно возопили о безграничной любви к ней, и сложила руки сердцем перед собой, откуда-то зная, как пользоваться силой своего дьявольского фрукта. — Я всегда любила искусство, хоть и не была близка к нему, — неожиданно громко произнесла Боа, — но больше всего мне нравились статуи. Вы же не откажете мне в одной малюсенькой просьбе, верно? — она мило улыбнулась, подумав, что, наверное, ещё никто во всём мире не догадался так деликатно и одновременно обезоруживающе использовать Королевскую Волю, просто чтобы больше понравится собеседникам или оппонентам. Вкупе с её неземной красотой это становилось просто устрашающим коктейлем, который мог сразить любого. — Просто умрите. Волны розовой энергии, которые вышли из изящных рук Боа, прошли потенциальных насильников насквозь, без предупреждения превратив людей в камень. Она опустила руки и, подойдя к одноглазому, просто толкнула отвратительную статую рукой, укреплённой Волей, с такой силой, что камень, столкнувшись с песком, раскололся. «Это чувство… вседозволенности… так опьяняет». Бывшая рабыня нервно рассмеялась, обхватив себя руками. Она только что без зазрения совести убила столько человек и даже ничего не почувствовала. Ни сострадания, ни угрызения совести. Ни-че-го. Будто её руки в тот момент подчинились не хозяйке тела, а давящей воле «Небесного Дьявола». По щекам Хэнкок снова потекли слёзы, на этот раз — от отчаяния. Она так не хотела становиться похожей на Дофламинго, но всё равно медленно начала превращаться в Шичибукая. — Мне нужно, — девушка совсем не красиво икнула, — увидеть Ло… «Ведь только он сможет меня успокоить. Он работает на Дофламинго, но ни капельки на него не похож. Я должна узнать…» — …почему.