14 февраля 1990 года Флёдстен, провинция Скрелингланд, Канада. (за двадцать пять лет до основных событий)
В пустом двухэтажном доме тихо и темно. Только в прихожей горит тусклая лампочка, запрятанная в оранжевый абажур с золотистой бахромой. Дурацкий цвет, мне он никогда не нравился. Наконец-то можно выбросить. Теперь можно, хоть всю мебель — взять и вынести на помойку. Можно и нужно. Завтра. Сегодня Патрик сидит на диване и развлекает себя тем, что крутит туда-сюда ручку-выключатель у старенькой, ещё отцовской, магнитолы. Щелчок-тишина, щелчок-тишина, щелчок-тишина… Как давным-давно позабытый метроном из детства отмечает промежутки времени равномерными ударами. Щелчок-тишина, щелчок-тишина, щелчок-тишина… Как выстрелы из охотничьей винтовки с глушителем. В дурацких фильмах про шпионов их еле слышно, в реальной жизни они резкие, сухие. Как сейчас. Щелчок-тишина, щелчок-тишина, щелчок-тишина… Патрик подходит к окну, прижимается лбом к стеклу, вглядывается в темноту. Снаружи одиноко бродит февраль. Снежный, холодный, горький… Бесконечный. Тянется как прокисший кисель. Кажется, сто лет прошло, а всего лишь середина месяца. Патрик должен радоваться, но ему тошно. Апатия накрутила все круги ада и навсегда застряла на девятом. Если бог всё-таки существует, у него должно быть отменное чувство юмора: надо же так подгадать — заключительное слушание в долгом разводе назначить именно на День валькирий. Как в насмешку: люди в этот праздник находят свои половинки, а Патрик получил одиночество и свободу. Долгожданную и пустую. Бессмысленную. Его брак не развалился, не сгорел, не стал ни для кого неожиданностью — он был фатальной ошибкой с самого начала. С того самого дня, когда, вернувшись после учёбы в родной городок, Патрик узнал главную новость Флёдстена: Ирэн вышла замуж за Райнара Бека и совсем скоро у них родится первенец. Счастливые родители даже имя выбрали — Лукас, в честь прадеда. Патрик не сомневался ни секунды — в тот же вечер позвонил увивавшейся за ним последние полгода смазливой блондинистой сокурснице и пригласил на свидание. А ещё через полгода она стала его женой и переехала во Флёдстен. Единственное хорошее за все девять лет супружеской жизни, что им удалось вместе сделать, это сын. И, слава богу, судье хватило ума назначить Патрика единоличным опекуном, потому что бывшая жена была не только плохой хозяйкой, но и никчёмной матерью. Патрику всегда казалось, что стоит от неё избавиться, жить сразу станет легче. Появятся желание и силы. Но он опять ошибся. Или нет, не ошибся. Знал, что так будет, просто позволил себе купиться на опасную иллюзию. Снова. А теперь, когда она разлетелась ошмётками прямо в лицо, страх и одиночество обступили со всех сторон плотной стеной, схватили за горло ледяной рукой и не дают дышать. Патрик должен сейчас праздновать. Только не с кем и негде. Единственный друг вряд ли в состоянии разделить радость вместе с ним — для того развод что-то сродни конца света, да и пить ему всё равно нельзя. Они с женой уже лет пять пытаются завести ребёнка, она ни за что не отпустит на попойку в другой город. А единственный бар во Флёдстене как назло принадлежит Бекам. Патрик сильнее прижимается к холодному стеклу, как будто пытается разглядеть что-то в темноте. Закрывает глаза. Вспоминает. Наверное, у него с Ирэн никогда не было шансов. Ни с маленькой соседской кудрявой девчонкой в смешной клетчатой юбке, со съехавшими гармошкой на худых ногах красных гольфах, ни с угловатым подростком с непослушной копной волос, ни с хорошенькой девушкой в светло-жёлтом платьице-футляре. Он всегда был для неё слишком взрослым, неуклюжим, незаметным и удобным. Не то что упакованный адвокатский сынок или его дружок, этот сероглазый дрыщ-выскочка. С ними она водила дружбу, в них влюблялась, за них мечтала выйти замуж. И ведь вышла. Патрик открывает глаза и внимательно следит за падающими снежинками. Интересно, Ирэн в курсе, что сегодня было последнее слушание? Наверняка. Но вряд ли позвонит поинтересоваться, как всё прошло. В их отношениях роль верного пса и заботливого друга принадлежит Патрику. Вполне справедливо — это ведь его угораздило влюбиться в неё: сильно, глупо, безнадёжно. Навсегда. Ирэн знает об этом со школы, но много лет успешно делает вид, что всё давно в прошлом. Теперь они друзья и соседи. Всего лишь. Он мог прийти сейчас к Бекам: набросить пальто с шарфом, перебежать через заснеженный пустырь, подняться на скрипучее крыльцо, постучаться. Патрика выслушают, ободряюще похлопают по плечу. Скажут, что всё наладится. Всё ещё обязательно будет хорошо. Даже чая нальют и угостят яблочным пирогом с корицей — у Ирэн он получается волшебным. Бывшая жена тысячу раз брала рецепт, пытаясь повторить, и всё без толку. Так и не научилась. Патрик ни за что не станет этого делать. Ему не нужно их бесполезное сочувствие. Тем более сочувствие Райнара. Пусть тот «отличный парень», трижды друг бургомистра и лучший друг ленсмана — в глубине души Райнар Бек всё тот же дрыщ, который увёл у Патрика из-под носа любимую девушку. Если бы не он, всё могло сложиться иначе… Не просто могло — сложилось бы. Не было бы ни нелюбимой жены, ни потраченных впустую лет, ни напрасных сожалений. Вот только Райнар Бек существует и исчезать не собирается. У него счастливый брак, двое чудных мальчишек. Ирэн говорит, что хочет дочку. А когда она хочет — Райнар выполняет. По какому-то необъяснимому и абсолютно несправедливому стечению обстоятельств именно он умеет делать Ирэн счастливой. Райнар для неё — вся её жизнь, смысл всего, центр крошечной Вселенной. Патрик для Ирэн — никто. Он отходит назад, останавливается, выхватывая на стекле собственное нечёткое отражение. Придирчиво вглядывается в него и на удивление остаётся доволен: высокий, статный, молодой. Перспективный и разведённый без алиментов. Ему всего тридцать три, вся жизнь впереди, как говорит отец. И карьера тоже впереди — не зря помощник прокурора взял к себе под крылышко. Что-то из этого да выгорит. А ещё у Патрика есть сын. Не так уж и мало, чтобы суметь оттолкнуться от дна и выплыть. А Ирэн… Она счастлива, пусть и с другим. Ему не привыкать жить с этой мыслью. Патрик снова смотрит в окно — снегопад усиливается. Жалобно подвывает вьюга, кружит хоровод снежинок, укутывает белым саваном соседние дома. Тихо, неумолимо. В такую погоду лучше не выходить на улицу, тем более не выезжать на шоссе. Но тишина сводит с ума — Патрик знает, что в этот вечер ни за что не сможет уснуть. Что стоит лечь в огромную постель, как навалятся пустота и холод, прихватив с собой извечную подружку-бессонницу. И снова он будет лежать до рассвета, мёрзнуть от одиночества и тоски под толстым ватным одеялом и представлять, как где-то там вдалеке лежит Ирэн, как обнимает мужа, как целует его, как засыпает. С Райнаром. С проклятым Райнаром Беком, а не с ним! Патрик решительно направляется к вешалке, срывает пальто. Новая жизнь начнётся завтра. Сегодня Патрику надо напиться.***
Снег сыпется с чёрного неба без остановки, тяжёлыми белыми хлопьями кружит в воздухе, липнет на лобовое стекло — дворники едва справляются. Как будто боги разрезали над Флёдстеном огромную пуховую подушку и завалили город гагачьим пухом. — Гаги, — говорит Патрик вслух и смеётся. Название этих неприметных серых уток сейчас веселит. Наверное, потому что он пьян. Очень и очень пьян. Патрик торопится. Снежный буран усиливается, по радио только об этом и трещат, дорожная полиция уже перекрыла все основные шоссе. По-хорошему ему стоило остаться в Хильмерстаде: рядом с баром есть неплохой мотель. Чистенький и уютный. Но Патрик заупрямился. Это в старой жизни не грех было проснуться в чужой постели, новую надо начинать в собственной. Зато утром он встанет, выпьет аспирин, заварит свежий крепкий кофе. Потом позвонит родителям, чтобы не волновались, и наведёт в доме порядок. Выбросит всё ненужное… весь накопленный годами хлам, из-за которого невозможно дышать. Разберёт наконец-то подвал. А когда дороги откроют, привезёт домой сына. Патрика клонит в сон, белый хоровод снежинок в выхваченном фарами светлом пятне только сильнее убаюкивает. Нет-нет, нельзя. Он должен ехать быстрее — до дома осталось всего-то пара-тройка километров. Ещё повезло, что старую окружную дорогу не успели закрыть. О ней вообще мало кто помнит и почти не пользуются: узкая грунтовка, петляющая через лес. Патрик делает громче радио, нажимает сильнее на газ. «Как я могу тебя винить, когда я строю свой мир рядом с тобой и надеюсь, что однажды мы смогли бы стать больше, чем друзьями?» — надрываются колонки. Он усмехается, вслушиваюсь в хриплый, грустный мужской голос. «Я не хочу знать цену, которую мне придется заплатить за мечту…» Патрик на миг прикрывает глаза. Всего на миг. В следующий уже видит перед собой зелёный бок автомобиля, в который вот-вот врежется. Отчаянно жмёт на педаль тормоза, но колёса не слушаются: несутся вперёд. Второй водитель оказывается быстрее — резко берёт вправо, чтобы уйти от столкновения, но его машину заносит, бросает на обочину в огромный сугроб — прямо набок. Патрик проносится мимо в каких-то жалких полутора метрах и наконец-то останавливается. Вылезать не спешит — сидит, вцепившись в руль и пытаясь осмыслить, что только что случилось. Вздрагивает, когда кто-то стучит в боковое стекло. Медленно поворачивает голову, щурясь от яркого света фонарика. Щёлкает замок, кто-то распахивает водительскую дверцу, продолжая слепить. — Ты как? — доносится сверху обеспокоенный голос Райнара. — В порядке? Говорить можешь? Он может, но молчит, уставившись в никуда. — Патрик?.. Он мысленно сыпет проклятиями, обращаясь к небесам. Кому-то там очень весело, раз из всех возможных попутчиков послал к нему ленсмана Бека. Какого хрена? Тот разве не должен сейчас находиться дома в постельке и обнимать любимую жёнушку? «Как мне вынести это, когда утрачен смысл всей моей жизни?» — печально вопрошает голос из радио. — Эй! Ты меня слышишь? — не унимается Райнар и трясёт за плечо. — Мудак… Циничный мудак… — бормочет Патрик, ухмыляясь и грозя небу кулаком. — Вот же мразь. — О-о, да ты вдрызг пьяный. — Тон Райнара меняется. В нём больше не слышно беспокойства, одно лишь презрение. — Двигаться-то хоть в состоянии? — Могу. В порядке всё… — Ага, вижу. Вылезай давай, — не отстаёт Райнар. Но хотя бы фонариком больше не светит в лицо, как на допросе. — Зачем? — Поможешь перевернуть мою машину. Потом отвезу тебя в участок. — Зачем? — спрашивает Патрик, предвидя ответ. Райнару всего тридцать, слишком молод для такой должности. Однако получил он её вполне заслуженно, не только потому что водит дружбу с бургомистром. Более честного, принципиального и неподкупного ленсмана Флёдстен ещё не знал и вряд ли узнает. Райнар такой с детства, правильный до мозга костей и не способный на компромиссы, а став полицейским, старается вдвойне — как будто пытается окупить сторицей все грешки старшего братца, вора и пьяницы. — Составим рапорт, отоспишься. Пошли. — Райнар разворачивается и возвращается к своей машине. Патрик нехотя вылезает следом. На мгновение теряет равновесие и, покачнувшись, хватается за распахнутую дверцу. Снег нагло липнет к щекам, лезет в глаза, моментально набивается за ворот рубашки — пальто осталось на заднем сиденье. Надо что-то делать. — Слушай, — Патрик догоняет Райнара у лежащего на боку автомобиля. Слава богам, не служебного. — Может, просто подбросишь меня домой, а? По старой дружбе. Нет между ними никакой дружбы и не было никогда. Патрика бесит сама мысль, что приходится унижаться, но другого выхода он не видит. Ради сына, ради будущего Патрик готов пойти и не на такое. — И тебе домой быстрее. Ирэн наверняка волнуется. — Так нельзя. — Никто не узнает. Зачем усложнять? Все же живы… Обошлось и… — А если бы не обошлось? — сердито цедит сквозь зубы Райнар, не оборачиваясь. — Думать надо было, когда садился за руль в таком состоянии. Много он понимает про его состояние... Но Патрик не спорит, пристыженно молчит, ёжась от холода. Сейчас это не главное. Главное — сын. Арест за вождение в пьяном виде и рапорт ленсмана — пятно, которое ничем потом не смоешь. Будущий мировой судья должен быть безупречен и чист перед законом. Личный пример и прочая чушь… Жена обязательно воспользуется ситуацией и подаст на апелляцию. А потом отберёт у него сына. — Ну, что замер? Помогать будешь или как? — по-прежнему стоя спиной, бросает Райнар. Наклоняется, словно пытается что-то разглядеть в тёмном салоне через окно. — Вот гадство… Дверцу заклинило… Однажды Райнар Бек уже испортил Патрику жизнь, когда увёл Ирэн. Из-за него, из-за проклятого Райнара Бека, всё пошло наперекосяк. Больше такого не случится. Патрик подходит ближе, судорожно соображая. Наверняка он сильнее, да и выше Райнара, но сейчас слишком пьян. Не успеет — тот скрутит его и нацепит наручники. А ещё у ленсмана оружие. Жаль, отобрать не получится — кобура наглухо застёгнута, пистолет на предохранителе. Слишком долго. Оглушить бы чем-нибудь в начале, тогда можно рискнуть. Патрик натыкается взглядом на болтающийся на ремне Райнара охотничий нож. Не думая, бросается вперёд. Рывок, и нож уже в его руке. Сильный удар между лопаток. Райнар с глухим стоном оседает, а потом как срубленная сосна валится на снег — прямо к ногам Патрика.***
Патрик распахивает глаза, вскакивает с дивана. На осознание, что находится в собственной гостиной, уходит несколько секунд. Ещё пара — на то, чтобы всё вспомнить. На нём вчерашняя одежда: чёрные штаны и вымазанная в бурых разводах серая рубашка. На полу вокруг — пара смятых пивных банок и одна бутылка из-под бурбона. Вьюга закончилась. За окном ослепительно светит солнце. В пустом двухэтажном доме всё так же тихо и темно. В дверь продолжают барабанить, рискуя выбить её напрочь. Полиция? Уже? Быстро. Придётся открыть, но сначала надо найти халат. Не выходить же к ним в таком виде… — Ты… — На порог стоит друг в огромном синем пуховике и вязаной шапке с эмблемой местной больницы с хмурым беспокойством разглядывает Патрика с ног до головы. С явным облегчением выдыхает: — Ну, жив хотя бы. Я тебе весь телефон оборвал уже. — Жив конечно, — бормочет он и не узнаёт собственный голос. — Что случилось-то? — А ты не в курсе? Ну да, тебе не до этого было, — друг понимающе машет рукой и косится на разбросанные по полу пивные банки. — Ленсмана нашли. — Что значит нашли? Он разве терялся? — Спросить получается легко. Теперь главное — не отводить глаз. Патрик с силой сжимает виски, притворяться, что раскалывается голова, не приходится. Кажется, мозг сейчас взорвётся от напряжения. — Повёз вчера младшего в приёмный покой и пропал. Всю ночь их искали. Нашли вот... Старший сын с друзьями. — Нашли? Ну, слава богу, — Патрик выдавливает из себя улыбку, хватаясь за дверь. Неужели в машине был ребёнок? Как? Откуда? Не мог он там быть! — Нашли… да… в лесу, — продолжает рассказывать друг, пряча взгляд. — Видимо, авария. Такая вьюга была, замело всё на свете, а они посреди ночи на дороге одни… — Что с ними?! — Переохлаждение. В больницу увезли, Ирэн уже там. А Райнар… Райнар погиб. Полиция считает, его волки загрызли. Насмерть… Патрика мутит. Пульс бешено стучит в висках и затылке. Сердце проваливается в желудок и застревает, ноги подкашиваются. На лбу — испарина. — Волки? — он зачем-то переспрашивает, всё ещё не веря, что удалось обмануть всех. — Я сейчас туда. Хочешь со мной? — В лес?.. — В больницу, дурень. В лесу уже нечего делать, там теперь криминалисты. — А… ну да… да… — кивает Патрик, пятясь от двери к лестнице. — Погоди, я сейчас. Только переоденусь. — Он останавливается, испуганно смотрит на друга. Машинально кутается в халат — по телу пробегает озноб. — Думаешь, он видел, как отца… — Закончить фразу не выходит. Слова комом встают в горле. — Вряд ли. Ему же всего три года. Даже если видел что-то, не понял. Скорее всего, крепко спал. Мальчонку в больнице накачали лекарствами, это и спасло. Ну и что нашли вовремя, конечно. Иначе... — друг недвусмысленно качает головой. — Да-да… Ясно… Да, конечно… нашли… Я сейчас, мигом. Ты проходи. Я сейчас… Господи, что же он натворил?! Только бы мальчишка ничего не запомнил. Только бы не…