Жизнь в письменных строчках...

      Парень с перьями вместо волос, перелистывал пожелтевшие страницы книги, которую когда-то читала книжная воровка, желая разбудить еврея от глубокого сна. Ванденбург всё не мог заснуть, думая о грядущем. Ему больше и ничего не оставалось, кроме того как разрушать себя изнутри, мыслями.       Еврей бы продолжил это бесконечное занятие, но в его тайное убежище зашла тихими и неуверенными шагами Мемингер.       — Нет сна? - после этого вопроса девочка осеклась, возможно, заходя в подвал, она надеялась, что Макс спит.       — Да, — кратко ответила Лизель, осторожно захлопнув дверь.       Парень указал движением рук, сесть девочке рядом с ним, и Мемингер не думая, удобно расположилась рядом с другом. Всегда, когда жизнь лишалась смысла, появлялась она. Лизель казалась ему лучиком солнца в мыслях, полных фашистов.       — Помнишь, ты обещал никогда не покидать меня. — Воришка посмотрела в глаза болотного цвета, явно не желая говорить следующие слова. — Думаю всё же зря, люди должны быть свободными, не хочу, чтобы тебя и этого лишили.       На лице Макса появилась грустная улыбка, так согревающая сердце Лизель. Ванденбургу было приятно, что хоть кто-то заботится о нём, о его свободе. Он отложил книгу. Аккуратно, словно Лизель являлась некой иллюзией, парень обнял её, наполняя лёгкие ароматом девочки.       — Я уже не в силах покинуть тебя, Лизель, прости, — прошептал Макс, всё ещё обнимая Мемингер.       На глазах Воришки появились слёзы, но они почему-то сушили кожу. Слова казались правдой, но даже такие чистые, не могли устранить грусть. Тусклый свет осветил миленькое и такое невинное лицо девочки, смотря на него можно, задуматься о людях. Как и делал Макс. Каждый раз, когда он смотрел на неё, понимал, в любом человеке есть что-то удивительное.       В одно мгновение их лица оказались близко к друг другу, запретно близко. Оба стали учащённо дышать, а гул сердец эхом раздавался по всему подвалу. Они не понимали, что это неправильно, они забылись, словно во сне.       — Макс, я лю.., — Мемингер не успела сказать последнее слово, как Ванденбург жадно впился в пухлые губы Воровки книг.