Колыбель пламени

Раннее утро всегда было особым временем. Если приезжаешь в Нью-Йорк и видишь его впервые таким, то потом трудно поверить, как после этой благодатной тишины мирные, облитые нежными лучами цвета охры высотки становятся огромными, суетными муравейниками, уснувшие шоссе — гремящими трассами, а уютные улочки заполняются спешащими куда-то людьми. Город менялся до неузнаваемости. И в этом была его прелесть — он отражал суть самой жизни, того, как она умеет удивлять. Риана сидела на крыше, облокотившись спиной на огромную трубу, и наблюдала за парой ласточек, летающих в утреннем тумане. С того дня прошло уже больше месяца, и, казалось бы, она как никогда должна была ощущать эту тревогу от неопределённости, страх будущего. Ведь так чувствуют себя те, кто стоит на льдине, отколовшейся от айсберга и дрейфующей по течениям? Но, возможно, у неё уже выработался иммунитет, потому что на душе был покой. Такой глубокий и всепоглощающий, что в его истинности просто не оставалось сомнений.  — Возможно, кто-то забыл, но у тебя в восемь приём лекарства. Донателло прислонился плечом к кирпичной кладке, щурясь от солнца, и Риана грустно улыбнулась. Как по часам. — Как он?  — Температура не повышалась с прошлой недели, уровень гемоглобина, как и сатурация, пока колеблется, но в целом состояние удовлетворительное, — почти на автомате отрапортовал Донни, но тут же поморщился. — Насколько это можно назвать удовлетворительным в данных обстоятельствах. Риана вздохнула, ощущая, как хрупкое тепло рассветных лучей рассеивается, причём изнутри. Рафаэль всё ещё не приходил в себя. Тогда Донни сказал, что единственный шанс спасти ему жизнь — это искусственная кома и донорская кровь. Спустя долгие часы, когда Риана каким-то чудом морально не сгорела заживо, Донателло вышел из своей мастерской, пошатываясь, с трудом стягивая окровавленные перчатки, и объявил, что состояние стабилизировалось, и осталось только ждать.  — Лео очень беспокоится о тебе, — негромко продолжил черепашка, и девушка фыркнула. Ну да, больше ж не о ком.  — В этом году ты должна была поступить в колледж. К слову, две недели назад пришли результаты вступительных экзаменов, и… у тебя получилось. Ты можешь ехать в Аризону, поздравляю. — Я никуда не поеду. — Риана… — Донателло прижал два пальца к переносице, в точности копируя старшего брата. — Мы больше не можем ждать. Твоя жизнь продолжается, и он… — Желал бы этого для меня? — девушка резко вскочила, от чего несколько мелких камешков с хрустом покатились вниз и бесшумно исчезли за краем крыши. — Ты же это хотел сказать?! Боже, Донни… — она в отчаянии взъерошила рукой волосы, борясь с новым приступом истерики. Удивительно, девушка, которая не плакала шестнадцать лет, теперь каждый раз едва сдерживала себя, потому что ожидание, пропитанное страхом, вытягивало из неё все силы, как токсичная смола. Потому что это было слишком тяжело. — …вы, все вы ведёте себя так, будто он уже умер, будто ждёте этого! Должен быть кто-то, кому не всё равно. — Ты правда считаешь, что нам нет дела? — его голос дрожал от еле сдерживаемого гнева. До этого Риане казалось, что, даже если кто-то прольёт все колбочки с растворами двухлетней выдержки, Донателло ограничится замечанием вроде: «Что ж…у меня ещё осталось несколько свободных часов в грядущем году». — Что мы скажем ему, когда он придёт в себя, или, когда он спросит нас… Черепашка запнулся, а Риана зло прищурилась:  — Да, вот и я о том же. Она пронеслась мимо ниндзя и спрыгнула с крыши, сделав сальто, чтобы приземлиться на обе ноги.

***

      В логове было тихо и непривычно пусто. Даже спустя шестьдесят дней она так и не смогла к этому привыкнуть. Риана уныло побрела в свою комнату. Когда она проходила мимо лаборатории, пришлось опять сжать руки в кулаки, чтобы всё-таки пройти мимо, но раздражение от копившейся всё это время обиды ещё тлело внутри, и вдруг вырвалось, как голодный тигр из плохо запертой клетки. Она открыла дверь. Рафаэль лежал на приподнятой сверху кушетке, весь в каких-то трубках и маленьких датчиках, которые Донателло сделал под размер его пальцев. Справа от его запястья тянулась тонкая прозрачная трубочка, ведущая к высокой капельнице с пакетиком крови. С другой стороны стояла такая же капельница с аналогичным пакетиком, но цвет жидкости внутри имел зелёный цвет. Он всё ещё спал. И, если раньше девушку раздражал его громкий голос, грубые тычки и вечно неуместные шутки, то теперь хотелось кричать, пока не порвутся связки, лишь бы эта тишина исчезла. Потому что её невозможно было выносить. Риана медленно подошла к кровати, осторожно погладив огромные пальцы трехпалой руки. — Проснись. Она тихонько всхлипнула и отвернулась, как будто Рафаэль даже так мог видеть её слёзы, а куноичи нельзя плакать. Такой Рианой он бы никогда не стал гордиться. Ведь так? В сущности, зачем она вообще здесь? Что она может дать ему, кроме своей глупой, бесполезной веры в чудо? — Донни… — она прокашлялась, плечи всё ещё тряслись. — Ну…он хочет, чтобы я поехала учиться. А я не хочу. Точнее…мне это больше не нужно. Вечная учёба, вечное одиночество. Посмотри на себя, ты… — нервный смешок. — Ты тоже не кажешься особо умным. И ничего, они тебя любят. Улыбка погасла, девушка вытерла лицо рукавом и устало опустилась на край кушетки. В пакетике что-то булькнуло, будто отвечая ей, но она не заметила. — Наверное, я снова неправильно решила. Всю жизнь всё делаю не так, пытаюсь доказать, что я не хуже других, но от этого всё только сложнее. Как будто плывёшь, воды становится всё больше, ты стараешься, а на берегу только кричат, что недостаточно. И никому не приходит в голову протянуть тебе руку. Она просто смотрела в одну точку. Казалось, даже тишина прислушивалась к её словам, стала вдруг мягче, обвиваясь вокруг её плеч. — Идиотка, — негромко выплюнула девушка. В конце концов, в этой жизни каждый сам за себя. Иначе думают только те, к кому она почему-то была особенно благосклонна, но по сути судьба никому ничего не должна.  — Это у нас семейное. Сначала она не поняла, откуда идёт звук, точнее решила, что он был в её голове (Риана давно смирилась с тем, что вот-вот сойдёт с ума). Но потом послышалось кряхтение и сдавленные ругательства, когда пальцы под её рукой пошевелились, ведь Рафаэля всегда раздражали мешающие факторы на теле. Риана повернулась и зажала рот рукой, чтобы сдержать радостный крик, потому что это могло быть просто миражом. На неё в упор смотрели два недовольных тигриных глаза, в которых, впрочем, плясали смешинки.  — Мы оба слишком красивые, поэтому плохо соображаем, — он с трудом поднял руку, от чего капельница угрожающе покачнулась, и приставил два пальца к виску. Риана сдавленно рассмеялась, ощущая, как в лёгких становится непривычно много воздуха.  — Ты…пришёл в себя, придурок, мы так переживали! Она наскоро вытерла мокрые глаза и шутливо ударила отца по зелёному кулаку. — Не двигайся, тебе нельзя.  — Ты злишься, потому что верила в меня, так? — темперамент вымученно улыбнулся. — Чуть ли не единственная, кто. Черепашка печально усмехнулся, отводя взгляд.  — Ты и вправду похожа на меня, — ответил он серьёзно. — Но вот привычку осуждать других брать не стоит. Все по-разному переживают боль. Он снова посмотрел на неё, и девушка кивнула.  — Здесь должна быть ванильная тирада о том, как сильно ты меня любишь и просишь прощения? — Рафаэль шутливо поднял бровь. — Ты сам сказал, что я похожа на тебя, — Риана сложила руки на груди. — Поэтому закатай губу.  — Приму это, как комплимент. Рафаэль подмигнул ей и чуть сжал тонкие пальчики.

***

Риана сильнее стиснула ручку рюкзака, нервно скользя взглядом по суетящимся на вокзале прохожим. Осталось пятнадцать минут до отправления её поезда в Финикс.  — Не волнуйся, он наверняка доедает пятый чизбургер. Стоящий рядом Леонардо сжал её плечо. Он старался звучать беззаботно, но взгляд оставался серьёзным. Лео был единственным, кто понимал её чувства полностью. Рафаэль находился на больничном ещё две недели, и за это время ему была необходима постоянная нянька, которая следила за тем, чтобы он не таскал сладости с кухни и не пытался выдрать с руки иглы раньше времени, ибо ему, видите ли, надоело ждать. Риана спала по четыре часа, так как дежурила у его постели чаще всех и постоянно готова была вскочить со своей раскладушки, чтобы отобрать у отца банку с колой или пакет чипсов. Рафаэль обиженно сопел, но она была чуть ли единственной, кому всё же удавалось уложить его в постель. И, хотя атмосфера в доме поменялась и там стало чуть ли не более солнечно, чем на улице (зима в этом году выдалась сказочной), Донателло с завидным занудством говорил о том, что сейчас организму необходим длительный период восстановления, так как риск рецидива очень высокий, а сердечные ритмы всё ещё нарушены. Вот почему девушка так переживала, если темперамента долго не было в поле её зрения. — Ага, дорвался наконец, — прыснул Микеланджело.  — На самом деле, учитывая период поглощения чизбургера, — Донни поправил очки. — если верить тому, что их было больше пяти, он может опоздать примерно на одну минуту и сорок шесть…  — ДОННИ! Хор из трёх голосов получился таким громким, что парням пришлось поправить свои капюшоны, так как люди начали оборачиваться. Черепашка негромко засмеялся и миролюбиво поднял ладони в огромных перчатках вверх.  — А вот и он, — кивнул Леонардо, и Риана заметила, как из входа в торговый центр появилась огромная фигура, которая агрессивно швырнула в мусорку салфетку с недоеденным куском сандвича. — Просил же без халапеньо, олухи! — капризно буркнул он на весь вокзал. Риана бросилась вперёд раньше, чем успела понять, зачем. И уже через несколько секунд повисла на удивлённом Рафаэле, крепко обвив его шею тонкими руками. — Эй…ты чего? — он осторожно обнял дочь в ответ, мягко опуская на землю. — П-просто, — девушка шмыгнула носом, испытывая невыразимый стыд из-за своего порыва. — Тебя…долго не было. В этот момент она вдруг поняла, что говорит не только про это утро.  — Но я здесь. Мы все здесь. Трёхпалая ладонь гладила её по спине, и все демоны внутри потихоньку успокаивались. Насовсем. — Да, ты прав. Они вернулись в компанию, и Риана снова заметила, что никто не задал никаких вопросов и вообще все сделали вид, что ничего не произошло, и у неё совсем не красные глаза. Она вздохнула с облегчением. — Ну, мне пора. Поезд задорно засвистел, и проводницы как по сигналу засуетились в три раза сильнее, загоняя зазевавшихся пассажиров по вагонам. — Напиши нам из Аризоны! — напомнил Донателло.  — Обязательно. — Риана Армстронг? Женщина в форме с эмблемой Amtrak и с планшетом в руке подошла к девушке, сверяя её документы с информацией на экране.  — Армстронг — Хамато. — Наша девочка, — прошептал над её ухом Рафаэль. Она обняла каждого из них по очереди, а затем запрыгнула в уже отходивший поезд под возмущённый взгляд проводницы, впервые ощущая себя чем-то большим, чем отколотая от айсберга льдина. Теперь она была частью семьи фриков или самой лучшей семьи, которую могла себе представить. Она прошла на своё место. Открыла рюкзак и выудила из него старую мамину гирлянду, которую всегда таскала с собой, вне зависимости от времени года. Девушка знала, что включит её только ночью. Потому что теперь между точёными под драгоценные камни разноцветными фонариками располагались четыре фотографии в красной, голубой, фиолетовой и жёлтой рамках.