Мой.

- Ты грустный? – Елена обнимает Деймона за плечи и, дотянувшись до его кружки с полу остывшим кофе, делает несколько глотков. - Малыш, я всегда такой перед днем рождения DSF, - Деймон устало трет глаза, чуть наклоняется и целует руку Елены, - просто ты видишь это в первый раз, вот и все. - Что-то может пойти не так? – она хмурится, обходит большой стул, гораздо больше похожий на трон, и усаживается к Деймону на колени. - Всегда что-то может пойти не так, - он зарывается носом ей в волосы, - это первое. И второе… - Что? - Есть один человек, который… в общем, после того, как мы с Мередит основали фонд… я основал… она мне помогала… называй, как хочешь, в общем… он считает, что появление фонда разрушило его жизнь. Если он сделает какую-нибудь гадость, он сделает ее сегодня. И, знаешь, вполне вероятно, что я трус, но я очень боюсь ненормальных. Так уж получилось. - А… - Елена хмурится, глядя в бездонные синие глаза – что он может сделать? - Если б я знал. Она, не отрываясь, смотрит на него, и, кажется, затаив дыхание слушает историю о знакомстве Деймона и Мередит. О ее бывшем парне, по имени Клаус, который любил ее до потери пульса, и от отношений с которым она устала настолько, что, встретив Деймона, почти сразу ушла к нему. Клаус был жесткий, требовательный и злой. И, несмотря на всю свою великую любовь, чаще всего он, как раз, срывался на свою девушку, доводя до того, что она с каждым днем начинала все сильнее и сильнее бояться его. Он мог целый день молчать, и его категорически нельзя было трогать, а мог наоборот приехать в три часа ночи в шикарном настроении с охапкой цветов и до утра читать наизусть русские стихи о любви. Он не знал русского языка, но, ради нее, с трудом складывая губы, он читал ей Есенина в оригинале, искренне не понимая, что такого особенного она нашла в этих замысловатых и, на его взгляд, достаточно корявых словах. Он рисовал ее портреты, до хрипоты признавался в любви, весь мир был готов сложить к ее ногам, только вот, ей не нужен был весь мир. Ей нужен был просто человек, который будет любить ее не сумасшедшей, а самой земной и обыкновенной любовью. Ей нужен был вкусный кофе и совместные завтраки по воскресеньям, вечерние прогулки и шумные выходные, нечастые поездки к солнцу и морю, уютный дом у озера и пара прекрасных детей, как две капли воды похожих на своего отца. Всего остального она могла бы добиться сама, а для того, чтобы сбылись эти простые и нетривиальные мечты, к сожалению, или к счастью, нужен был человек. А потом появился Деймон. Яркий, веселый. По-хорошему сумасшедший. Он говорил так увлеченно и так искренне, бешено заражая всех вокруг своим сумасшедшим желанием, во что б это ни стало спасти этот мир, что она слушала его, едва ли не открыв рот. Все так слушали. Стоило ему появиться, и в него все моментально влюблялись. Влюбилась и она. Ни на что не рассчитывая, ничего не подозревая и не предполагая. Просто влюбилась, и все. И ей хотелось слушать его, хотелось видеть его. Однажды она спросила его о том, что он думает о проблеме распространения наркомании среди подростков. Она тогда только поступила в колледж, и вся эта печальная статистика обрушилась ей на голову, как огромный снежный ком. Он стал отвечать. Что-то рассказывать, рассуждать. Говорить о программах в которых участвовал, о людях, которых видел. Она слушала его, открыв рот, и с каждой секундой все отчетливее понимала, что безнадежно пропала. В тот день Клауса не было, он уехал куда-то по работе, компания гуляла долго, половина быстро напилась. Никому не было дела до этой странной пары, а Мередит больше всего боялась того, что кто-то их заметит, Деймон смутится и больше не будет говорить с девушкой самого странного и угрюмого парня из всех. Но ему, похоже, было плевать. Уже совсем стемнело, он предложил проводить ее, они пошли пешком, и снова говорили-говорили-говорили… в итоге, они прогуляли всю ночь, встретили рассвет, сидя на огромном старом мосту, а утром, когда Деймон, наконец-то, довел ее до дома, вместо прощания он взял ее за руки, притянул к себе и поцеловал. На мгновение в тот момент ей показалось, что у нее остановилось сердце. Но секунды шли, сердце, видимо, билось, а он все не отпускал и не отпускал ее. Они стали встречаться, она сразу обо всем честно сказала Клаусу, а тот… сначала все было в порядке, он ответил, что для него самое важное, чтобы она была счастлива, а все остальное он переживет, но потом… он начал сходить с ума. Он звонил ей, встречал, караулил у дома и колледжа. Он бесконечно преследовал Деймона, угрожая ему и обещая убить. Расставание с Мередит начисто снесло его, и без того поехавшую крышу, Клаус стал больше пить, еще больше работать и еще меньше спать. Когда Мередит и Деймон занялись фондом, он почему-то окончательно понял: она не вернется. И дело было не в ней, и, как ни странно, даже не в Деймоне. В их союз он по-прежнему, не верил, будучи убежденным в том, что рано или поздно они разойдутся, но этот фонд… общее дело, борьба за спасение человечества… все, то, что так любила и чем, многие годы жила Мередит… все это дал ей Деймон, не Клаус. И именно этот факт оказался последней каплей. На открытии фонда, он позвал Мередит поговорить заперся с ней в комнате наверху и пытался вместе с ней выброситься из окна. Спустя год, водитель Деймона случайно обнаружил в машине, на которой он должен был ехать на вечеринку, перерезанный тормозной тросик, еще через год кто-то, (они так и не выяснили, кто именно, но все подозревали, кто же к этому причастен), пытался поджечь себя на участке перед особняком. А потом они расстались. Появилась Энди, и весь шум вокруг фонда неожиданно разом ушел в небытие. Только вот теперь, Деймон и Мередит хотя бы снова заговорили, он позвал ее на день рождение фонда, она пообещала прийти, а это означало, что этой ночью факт самосожжения снова получил все шансы на существование. *** - Я очень тебя прошу, держись! – огромные голубые глаза Кэролайн просто переполнены паникой, - пойми, если ты сдохнешь, мне придется покупать сумку-холодильник, потому что на нормальный у меня не хватит денег! - Зай, ты понимаешь, что ты говоришь с… - Холодильником! – Кэролайн резко оборачивается к Уэсу, - я говорю с холодильником. А, что мне еще остается, если эта зараза издает какие-то совершенно противоестественные звуки?! - Не волнуйся, если что-то случится, мы купим новый, - Уэс обнимает ее, облокачиваясь подбородком о ее макушку, - что с тобой сегодня? Почему ты нервничаешь? - Рейна… - еле слышно отзывается Кэролайн, а Уэс тяжело вздыхает. - Кэр, она твоя подруга, я все понимаю, но… - Раз понимаешь, - голубые глаза смотрят на него непривычно серьезно, - тогда не надо «но». Она моя подруга. Единственная. Мы дружим всю жизнь. И, поверь мне, она не заслужила всего того дерьма, в которое вляпалась, и… слушай, а… - Кэролайн хмурится с сомнением глядя на парня, - а ты почему такой… странный? Уэс моментально становится серьезным, отходит на шаг и неохотно отводит глаза. Из светила современной медицины он как-то одним махом превращается в неуверенного, провинившегося школьника, который еще ничего не ответил, но уже заранее отлично знает, что ему обязательно поставят два. И его вытертые джинсы со светло серой рубашкой внезапно становятся не крутым образом, а просто рубашкой и джинсами, в карманы которых он невольно начинает засовывать руки. И Кэролайн лучше, чем кто-либо понимает, что означает подобное поведение. Ее парень что-то скрывает, и это что-то, очевидно, очень тревожит его. И почему-то он не хочет об этом ей рассказать. - Уэс. - Я нормальный. - Максфилд, не ври мне, я тебя знаю. - Да все хорошо… - Уэс!!! - Клаус Майклсон утром приехал в Уитмор. *** - Мам! – Джо страдальчески закатывает глаза, - мам, я очень тебя прошу, мне почти сорок! - Не смей напоминать мне о моем возрасте! - Не вопрос! Но ты прекрати выбирать для меня одежду! Я уже взрослая, я сама справлюсь! Где ты вообще взяла это платье?! Хотя, нет, не отвечай!!! Я не хочу знать, потому что есть реальный шанс, что это бабушкино свадебное! Мне не идет ветошь! - Это не ветошь! - Мама, все!!! - Мам… - со второго этажа медленно спускается Стефан, и Джо тут же застывает, удивленно глядя на сына. - Костюма пострашнее у тебя не нашлось? - Мама… Он закатывает глаза в точности, как и она сама минуту назад, но ни Джо, ни Лили этого не замечают. Они наперебой начинают критиковать пиджак Стефана, который, по их мнению, оказывается слишком приталенным и слишком неформальным для такого торжественного мероприятия. - Слушайте, хватит, а?! – Стефан, наконец, не выдерживает и злобно смотрит на мать и бабушку, - если есть претензии, предъявите их, пожалуйста, Дею! Его идея, что на этой вечеринке все должны быть в белом! Открою вам двоим секрет, любой костюм в белом цвете, похож на пидорский! Не фыркай, бабуль, это твое выражение! Вы еще Рика не видели! А про дедушку я вообще молчу! Джузеппе Сальватор – владелец сети гостиниц, взрослый, умный, немного занудный и давно уставший от бесконечной суеты, которая окружала его вот уже почти сорок лет, казалось, попал в эту семью по ошибке. Он не умел повышать голос, не любил лезть в чужие дела, и единственным, кто, по сути, оказался близок ему по духу, стал Аларик, который тоже медленно, но уверенно сходил с ума в том безумии, в котором ему приходилось жить. Но Джузеппе так же, как Лили и Джо ненормально и безоглядно, свято любил Деймона. Даже не просто любил. Он гордился сыном, восхищался им, каждый его успех воспринимал едва ли не острее, чем свой собственный, а всем знакомым, как мантру повторял, насколько же его Деймон благородный и добрый человек. Он поражался его характеру и принципам, как в детстве, так и теперь, позже, когда Деймон вырос. Маленький синеглазый мальчик, с черными, как смоль волосами и болезненно белой кожей казался этому серьезному и где-то очень суровому мужчине, практически, идеальным. Деймон стал тем, кем сам Джузеппе подсознательно всегда хотел быть, но, к сожалению, или, к счастью, так и не смог себе позволить. Но сына он боготворил. Так же, как и Лили. Так же, как и Джо. Так же, как и Стефан, и, что самое странное, Аларик, который, по всем законам логики, должен был ненавидеть брата жены за то, что она любит его сильнее, чем сына и мужа вместе взятых. *** - Только не говори, что вы угробили мой куст чертополоха, - Коул соскакивает с мотоцикла и, смешно сдувая челку с лица, прямо по газону идет навстречу к матери. - Сын, - Эстер сдержанно поджимает губы, - как можно погубить куст чертополоха, скажи мне, пожалуйста? Это сорняк. Он не выводится так просто. - Отлично, - он с удовольствием кивает, снова поднимая на лоб, съехавшие с него очки, - тогда где он? - Сын… - Розы Ника растут. - Сын, это розы! – Эстер с укором смотрит на Коула, - а ты привез мокрый после дождя веник с огромным куском земли, весь в пыли от дороги. - И я хочу знать, где он. - За домом, - женщина обессиленно разводит руками, - уже заполонил половину заднего двора. Ты рад? - Мам..? – Коул хмурится и закусывает нижнюю губу, - какие-то проблемы? Самый младший, единственный нежеланный ребенок из всех. Эстер забеременела меньше, чем через полгода после рождения Ребекки. Беременность была случайной, незапланированной, они больше не хотели детей. Трижды она собиралась сделать аборт, и трижды что-то ее останавливало. В конечном счете, было принято решение, что ребенка все же оставят, но все девять месяцев Эстер не сильно тряслась над своим еще народившимся малышом. Но, когда она впервые увидел его. Совсем еще маленького, сморщенного, почему-то что-то больно кольнуло в сердце и ей показалось, что именно этот ребенок будет любить ее сильнее, чем все остальные. Так и вышло. Между ними была какая-то необъяснимая, особая связь. И, нет, они не ходили вместе в походы, не пели вечером в караоке, и он не катал ее на своем мотоцикле. Но, когда что-то случалось, Коул чувствовал это. Даже не будучи рядом. Даже не видя ее, не говоря с ней. Он так или иначе всякий раз понимал, что с ней что-то не так. А она бесконечно ценила это. - Отец. - Что отец? – Коул хмурится, инстинктивно сжимая кулаки. - Мы опять любим «нашу девушку»… - Мам… - Колу берет ее за плечи и заставляет посмотреть ему в глаза, - ты же понимаешь, что это бред? Он никогда не уйдет от тебя к проститутке. - Рейна не проститутка. - А как называется женщина, которая спит с мужчинами за деньги? - С мужчиной, Коул, - Эстер сверкает глазами, - она всего с одним мужчиной спала за деньги. И это удовольствие, на мой вкус, обошлось нам слишком дорого, ты так не считаешь? - А ты не считаешь абсурдным после всего этого утверждать, что отец любит ее? - Но он любит, Коул, - женщина слабо кивает, - и сейчас меня гораздо больше волнует не то, что он не уйдет от меня, а то, что он уже эти чертовы шесть лет любит другую. *** - Деймон… - Елена неуверенно облизывает губы, робко поправляя новое белое платье, которое они два дня назад купили вместе с Викки. Он вздрагивает от ее голоса, резко оборачивается, и невольно начинает улыбаться, глядя на достаточно закрытое, совсем не вызывающее платье, которое, несмотря на это, ему моментально хочется с нее снять. Она тут же краснеет под его пристальным взглядом, покорно опускает глаза и, переминаясь с ноги на ногу, мысленно начинает искать способ побыстрее провалиться под землю. Деймон слабо усмехается, внимательно изучая ее образ, и почему-то вся нервозность этого дня отступает, оставляя место наслаждению, восхищению и предвкушению будущей ночи. - Да, милая? - Ты… - она прерывисто вдыхает воздух, - ты уверен, что мне нужно идти с тобой? Я могу приехать с Викки, это не проблема, просто… ты только расстался с Энди, да и потом, я… я не твой хвост, не обязательно меня везде таскать за собой, ты не должен… - Елена, - он продолжает улыбаться, подходит ближе и касается большими пальцами ее лица, - я хочу, чтобы ты поехала со мной. И, нет, ты не хвост. Ты моя девушка. Не обязательно ходить со мной в туалет, как пыталась делать Энди, но на прием в честь дня рождения моего фонда ты должна ехать со мной. - Ты не обязан… - Я знаю. Я знаю, Елена. И ценю. Правда. Когда будет лучше, чтобы я пошел куда-то один, я скажу. И я благодарен тебе за то, что ты не обидишься. Но сейчас я тебя прошу, пожалуйста… давай поедем вместе, - ее огромные шоколадные глаза, не отрываясь смотрят на него, и он едва ли не тонет в них. Энди приходила в ярость, если на какую-то вечеринку он собирался отправиться без нее. Куда угодно, включая долгие скучные приемы, она тащилась вслед за ним, и, порой, часами не знала, чем бы себя занять, пока Деймон, как она сама выражалась, «торговал лицом», позируя для назойливых папарацци. Видеть рядом с синеглазым красавцем «душу и сердце DSF», хотело далеко не каждое издание, и, что бы там ни было, Энди, так или иначе, приходилось с этим мириться. Елене было всего девятнадцать лет. Она была влюблена в Деймона, она была очарована Деймоном, она хотела быть рядом с ним каждую минуту своего времени, и она просила его поехать на прием одного, потому что боялась, что, если они вдвоем выйдут из машины у входа, ее посчитают его «хвостом», а самому Деймону может быть неудобно. Он не мог объяснить, почему, но осознание этого внезапно поразило его. - Елена, пожалуйста, - он подходит еще чуть ближе и встает к ней, практически, вплотную, отчетливо ощущая жар ее тела, - ради меня. - Хорошо, - она покорно кивает, а Деймон начинает счастливо улыбаться. - Спасибо.