Ангелы во тьме

В эту осень гестапо постоянно организовывало чистки. Гай уже привык к этому. На войне многое перестает удивлять. И вообще теряет значение. Бывшие друзья могли стать врагами, а те, кого считал ничтожнейшим из людей, приходили на выручку. Война обнажала все, что старательно скрывали, не желая обличать. И Гай знал: осталось только одно, по-настоящему важное, по-настоящему ценное — любовь. Холодными ночами его грела лишь любовь к Аде. Еще совсем недавно Гаю казалось, что любовь к ней померкла, затерялась в парижской пыли, перестала иметь всякое значение. Но так было до тех пор, пока он снова не сжал ее в объятиях, не ощутил вкус ее губ. Не знающий человек, вероятно, мог бы это назвать простой тягой. Однако у Гая было достаточно женщин, чтобы с уверенностью заявить, что чувства к этой особе и есть любовь. Он любил Аду, а она любила его. Но что тогда творилось с ним, когда он оказывался с Тэмми? Гай и сам не знал. Совсем не понимал, зачем снова спутался с ней, заставил страдать, тяготиться тем, что творилось между ними. — Что с тобой? — Тэмми поднялась на локте, смотря на Гая, который задумчиво курил, уставившись в потолок. — Ты явно не трещины на потолке разглядываешь. — Думаю о том, сколько людей за эти месяцы послал на верную смерть, — отозвался Гай, стряхивая пепел в стеклянную пепельницу. — Тридцать два человека, а этот проклятый год еще не закончился. — Мы с тобой оба знаем, что люди умирают на войне. Так происходит. — Уголки губ Тэмми дрогнули. Она тоже потянулась к пачке сигарет. Однако в последний момент передумала. — Я убил тридцать два человека, которые могли бы дышать сейчас, думать, говорить, любить, — прошептал он. Он собирался сделать очередную затяжку, но рука с зажатой между пальцами сигаретой замерла на полпути. Мысли, и без того мучившие мужчину, навалились с новой силой, разрастаясь в сознании, словно ветвистое дерево. — А сейчас о чем задумался? — снова спросила Тэмми. Женщина была соблазнительна, даже слишком. Волосы цвета шоколада водопадом спадали по спине, однако даже эта красота не могла отвлечь Гая от тяжелых размышлений. — О тех расстрелянных братьях Леруа. — Гай все так же смотрел в потолок. — Такие молодые. Обоим всего по двадцать два года. Порой я думаю, что это им следовало остаться в живых, а не мне. Я должен был устроить диверсию. Знаешь, кажется, я все сделал в этой жизни, чтобы умереть трагически. Никто не будет оплакивать меня, когда я умру, ведь я никого не оставил после себя. У меня нет детей, да и такими темпами, думаю, вряд ли появятся. Маловероятно, что я когда-нибудь женюсь, потому что единственная женщина, которую я люблю, замужем. Я обречен на душевное одиночество, заглушаемое периодическими, случайными связями. Тэмми села, подтянув колени к подбородку. Она не знала, что ответить. Все слова будто вылетели из головы. Тэмми любила его, любила как могла, хотя и понимала прекрасно, что им не суждено жить счастливо вместе. Гай знал о ее связи с тем немцем. Это всегда ложилось тенью между ними. Наверное, женщина смогла бы найти счастье с кем-то другим, с тем, кто не знал бы о ее жизни в оккупационном Париже и этой злосчастной связи с фашистом. Но Тэмми слабо в это верила. Сказать о себе что-то не составляет такого уж большого труда, а вот убедить… Сердцу ведь не прикажешь. Она до сих пор помнила, как Гай обнимался с Адой, как они о чем-то шептались, и та плакала у него на плече. Однако также Тэмми помнила, что это она, а не Ада всегда поддерживала Гая в трудные периоды жизни. Именно она беспокоилась о нем, когда тот пропадал на своих заданиях, искала сама и заставляла это делать других. Лечила после драк и ранений, латала истерзанную душу. И сейчас ей придется делать то же самое. — Послушай, Гай, все еще впереди. Еще ничего не потеряно, и эта треклятая война когда-нибудь закончится. Послушай, ты еще сможешь быть счастливым. Я верю в это. — Она повернулась к нему, видя, как тот глубоко дышит, словно вспомнил нечто страшное. — Верю, что у нас с тобой все получится, и мы вместе встретим окончание войны. — Тэмми. — Гай снова затянулся. — Тэмми, мне в следующем году исполнится тридцать пять лет. В моем возрасте Александр Македонский завоевал половину известного ему мира, а Иисуса Христа распяли на кресте в расплату за грехи всего человечества. Я же в своей жизни не видел ничего, кроме войны и хаоса. — Ты делаешь правое дело, — попыталась утешить его женщина. — Ты делаешь то, что должен. — Вот именно то, что должен! — воскликнул Гай. — Я исполняю чужие приказы и при этом умудряюсь отдавать их другим. Я послал на смерть многих людей, я знал, что они умрут, предпочитая не делать сложную работу самому. Я эгоист, Тэмми. Женщина зажмурилась. Она помнила историю, произошедшую две недели назад. Обычно Гай быстро оставлял все плохое позади. Быстро забывал свои ошибки и просчеты. Но тут все было иначе. Он знал, что случится облава. Прекрасно понимал, что двух молодых парней немцы сразу же заберут и спустя несколько дней допросов расстреляют. Он все это знал, но позволил этому случиться. Его люди, пусть и смолчали, но Тэмми всегда считала, что Гай чего-то не договаривает. Гай не все рассказал ей в ночь налета гестапо. Гаю действительно было что скрывать, но он считал: все во благо. Тэмми не нужно многое знать, чтобы та легче выполняла свою работу. Он не сказал ей, что в этом изначально и состоял план. Забрать документы другого звена, чтобы немцы знали об этом. Английская разведка хотела, чтобы немцы заполучили ложные данные. Гай сам выбрал двух парней, ни о чем не подозревающих, не знающих о том, что этот день станет для них последним. Он и Анри Деке пошли следом за братьями Леруа. Просто для подстраховки, да и замести все следы, чтобы другие партизаны не поняли, что случилось на самом деле. Они наблюдали за тем, как черную папку забирал Луи, как они с братом смотрели за связующим, покидавшим темный переулок. Гай видел, как за ними приехала машина гестапо, как их забрали. Всего этого можно было избежать. Следовало просто назначить встречу на час раньше, но, по сути, вышло так, что Гай и Анри сдали своих же, и все для того, чтобы англичане пустили по ложному следу нескольких немецких военачальников. Конечно, все не просто так. Но осознание того, что эти парни стали жертвами большой политической игры, сильно било по Гаю. Анри же просто похлопал его по плечу и тихо сказал: — В этом городе многое происходит. — Он зашарил по карманам в поисках сигарет. — Знаешь, когда многие говорили о зарождении фашизма во Франции, я в это не верил. Считал, что это все сказки для впечатлительных детей, пропаганда демократических партий, чтобы все проголосовали за них, а не за ФНП [1]. Я думал, что Жак Дорио [2] просто глупец, непонимающий, что французы не станут перенимать идеи Гитлера и Муссолини. Мне казалось, будто тот же «Огненный крест» [3] навсегда прекратил свое существование, а теперь вижу, как те, кто еще несколько лет назад пытались организовать штурмовые отряды, влились в ряды фашистов и теперь помогают оккупантам терроризировать город. Это ужасно, но мы должны принять, что происходит вокруг нас, и что кто-то должен умирать во благо великой цели. Так надо. Однажды, когда война окончится, мы вспомним всех, кто положил свои жизни на алтарь всеобщей свободы. — Ты прекрасно знаешь, что мы эту войну проспали. — Гай закурил. — Их расстреляют, Анри, как и многих других. — Да, но такова жизнь. Тэмми то же самое сказала Гаю, когда он пришел и напился. Она стучалась в его дверь и не нашла нужный ключ. Впервые она видела Гая таким опустошенным. Это усталость, утешала себя Тэмми. Просто усталость от всего происходящего, от бремени, свалившегося на их плечи за последние два года. — Ты не эгоист, Гай, — вдруг сказала Тэмми. — Ты совсем не такой. — Откуда ты знаешь? — резко спросил мужчина. — Думаю, за столько лет я успела понять, какой ты на самом деле. — Тэмми обернулась к нему. Приблизившись к Гаю, женщина взяла его лицо в ладошки и нежно поцеловала. Однако он не спешил отвечать. Тэмми подумала, что мужчине просто нужно немного времени, что он обязательно ответит, но тот лишь спокойно отстранился и, убрав ее руки от лица, прижал их к кровати. — Все будет хорошо, с тобой все будет хорошо. С нами все будет хорошо. Я всегда буду с тобой, Гай Данбар, — не унималась Тэмми. — Нет. — Он все же поднялся с постели. Женщина хотела что-то сказать, но решила промолчать, потому как знала, что лучше к Гаю не приставать в такие моменты. Он не был упрямым мулом, однако случались моменты, когда спорить с ним и настаивать на своем не следовало. Эффекта в любом случае не будет. Она откинулась на постель, видя в отражении зеркала стройную фигуру Гая. Старый рубец понемногу затягивался, но, скорее всего, белый след останется на коже. Смежив веки, Тэмми серьезно задумалась. Она не знала, что с ними будет дальше. Знала пока только одно: завтра у нее ужин с дружками Мюнса, а значит, ей нужно быть в форме, чтобы ничто не отвлекало от работы. Возможно, завтра решится многое в ее жизни.

***

Она уже любила этого ребенка. Еще до того, как этот маленький комочек радости стал толкаться, по вечерам Ада пела ему песенки. Она все время гадала, а как бы все сложилось, если бы ребенок оказался не от Гая, а от Адриана. Любила бы она его так же? Лелеяла бы? Ада не знала и уже вряд ли теперь узнает. — Ты так сияешь, — часто любила говорить Лорен. — И как ни прискорбно, но тебя скоро отправят на покой. — Лорен, я беременна, а не больна. — Ада не хотела расставаться с работой. Она стала ее частью. — Я могу работать, и все это прекрасно знают. Тем более меня некем заменить. — Ну, дорогая, есть много молодых девушек, неплохо обученных и закаленных прошлогодними налетами. — Женщина налила им чаю. — Тебе в любом случае придется оставить эту работу. Однако ты все еще можешь работать с Клементиной, а это самое важное. Думаю, это куда как приятнее работы в этом госпитале. — Да, пожалуй, ты права. — Ада слабо улыбнулась. Она совсем и забыла об этом. Последние несколько недель ей не так часто удавалось встретиться с Клементиной, которая по уши была завалена работой. Требовалось помогать русским, которые все отступали и никак не шли в наступление. Клементина постоянно находилась в разъездах, у нее было много встреч, даже чашечку чаю с подругами не находила времени выпить, ну, если только с королевой Елизаветой [4], ведь они так давно дружили и во всем поддерживали друг друга. Ада тоже давно знала королеву. Она помнила, когда та являлась всего лишь женой принца, который никогда и не думал, что в один миг станет королем. И все изменилось за год до войны. За год до того, как Ада встретила Гая в Париже. Тогда все только и обсуждали короля и его роман с американкой, как он выбрал любовь вместо короны. Но Аде всегда казалось, что это всего лишь сказки, красивая история, придуманная администрацией дворца, чтобы народ легко воспринял смену власти. Хьюго, к примеру, считал, что все дело в том, что Эдуарду нравились идеи Гитлера, и поэтому Уоллис стала лишь поводом избавиться от неугодного короля, ведь был уже подобный случай в истории, когда англичане изгнали с трона короля-католика [5]. Именно тогда Ада и познакомилась с Елизаветой. Ей казалось, что в этой женщине нет ни капли царственности, в отличие от королевы Марии [6]. Ада послушала Верену, которая с давних времен не любила нынешнюю королеву. Она не знала причин этой нелюбви, да и сейчас это не имело никакого значения, потому что у Ады сложились довольно теплые отношения с Елизаветой. — Думали, я не замечу? — спросила Елизавета. Ада вопросительно взглянула на королеву. — Ваше Величество? — тихо спросила она, совсем не понимая, о чем сейчас пойдет разговор. — О вашей беременности, — продолжила Елизавета. — Ах, это, — пролепетала Ада. — Да, мы с мужем давно хотели ребенка, но все никак не получалось его завести. — Это чудо. — Королева улыбнулась. — Поверьте, это именно оно. — Да, я знаю, — отозвалась Ада. — Конечно. — Я слышала о вашей деятельности в организациях красного креста. — Елизавета подлила себе чаю. — Вы очень сильная молодая женщина. — Я делаю что могу, Ваше Величество. — Ада сделала глоток теплого чая. — Советы сейчас очень нуждаются в нашей поддержке, они терпят поражение, а мы пытаемся помочь чем можем. — Миссис Равенхарт, вы самое очаровательное существо. Но скоро вас затянут другие дела и обязанности, и мы с вами будем видеться гораздо реже. — Да, — согласилась Ада. — Однако я бы очень хотела видеться с вами почаще. — Удачи вам, миссис Равенхарт, при родах. Это самое сложное. — Она снова улыбнулась, но улыбка вышла какой-то грустной. Наверное, все дело в том, что у них с мужем так и не родилось сына, но зато были две здоровые дочери, одна из которых станет однажды королевой. Адриан злился на Аду. Она и сама понимала, что поводов для этого было слишком много. Ада работала, ее многие знали в свете. Она была знакома с влиятельными людьми Англии, и от этого муж считал, что она воровала его внимание. Конечно, все это настоящая глупость, но разве можно переубедить разгневанного мужчину, который уже сложил в голове максимально логичный, по его мнению, пазл. В беременности было много плюсов. С одной стороны, у Ады освободились руки. Она могла делать все, что ей было угодно, а муж не мог ей сказать и слова. Боялся навредить ребенку, ведь доктор Харрисон настоятельно рекомендовал не кричать в ее присутствии и вообще воздержаться от резких фраз. Адриану было тяжело соблюдать эти простые правила, но все же он выполнял данное врачу слово. Хотя все же был отрицательный момент. Грейс теперь поселилась в их доме и внимательно следила за невесткой, чтобы та, не дай Бог, не убила будущего ребенка. Женщина стала как Цербер следить за Адой, словно та была катастрофически глупа и совсем не понимала, что можно делать сейчас, а что стоит отложить до рождения ребенка. — Ты совсем не думаешь о моем внуке! — резко сказала Грейс. — Только и думаешь о своих грандиозных планах. Тебя интересует только твоя карьера, что подумают о тебе люди. — Это не моя проблема, что у вашего сына дела идут плохо. — Ада расправила складки синего платья, поглаживая ладошками уже порядком округлившийся живот. — Не я причина всех его бед. — Ты стала слишком наглой, — отметила Грейс, подходя к окну. — Раньше тебя спасало только одно: мой сын очень любил тебя и постоянно защищал ото всех, даже от собственной матери, но сейчас… Тебе повезло, что ты так вовремя забеременела. Ада сдержала смех. Ей порой так хотелось сказать, что Адриан тут вообще ни при чем и что, судя по всему, это именно он, а не она не способен зачать ребенка. Сейчас под ее сердцем толкался ребенок. Живой, из плоти и крови. — Я знаю, что он хотел развестись со мной. — Ада сложила руки на животе. — Но вы же сами понимаете, что развод бы сильно навредил его репутации, учитывая, какие у меня знакомые. Вы оба это прекрасно знали, к тому же вас всегда волновало, что скажут о вас другие. — Раньше ты была молчаливей, — напомнила Грейс. — Я и тогда вам не нравилась. Вы считали, что такая тихоня, как я, совсем не может помочь вашему сыну в политических делах. Будто я ни на что не гожусь. Мямля и тихоня. Но вы сильно ошиблись. И потом, ваш сын сам виноват во многом… — Следовало начать подлизываться к Черчиллю, как это делаешь ты? — Она резко обернулась к невестке, видя, как та с довольной улыбкой, выставив живот, пила чай. — Хотя бы и так. Знаете, порой все средства хороши. — Ада поставила чашку на поднос. — Иногда нужно хоть чем-то жертвовать. А это не такая уж проблема. Грейс молчала. Она и не знала, что сказать. Ей хотелось думать, будто именно беременность так дурно влияла на Аду, но так было лишь отчасти. Ада действительно изменилась, и уже очень давно. Стала совсем другой. Признаться, перемены в ней Грейс совсем не нравились, но приходилось мириться. — Не думай, что долго будешь танцевать, — выдохнула Грейс. — Отчего же? — Адриан сделает все, чтобы поскорее вышвырнуть тебя из нашей жизни. — Ада тихо засмеялась. — Каким же образом? — Да вот хотя бы обвинить тебя в связи с другим мужчиной. — У вас нет ни одного доказательства, — выпалила женщина. — Ни измены, ни вызывающего поведения. Ничего. И ни один судья в мире не встанет на вашу сторону. Каждый житель Англии знает, что я примерная женщина и верная жена. — Не будь так уверена в своей силе. Ты не всемогущая. — Грейс решила уйти, пока не наговорила лишнего. Если с ребенком невестки что-то случится, то, конечно, она будет виновата в первую очередь. Ада, эта лживая стерва, обязательно воспользуется подобным случаем, чтобы избавиться от ненавистной свекрови. — Увидимся за ужином! Ада понимала, что играет с огнем, что совсем не стоит так поступать. Но она так устала пресмыкаться перед ними. Так устала делать только то, что ей велели. Столько лет она жила словно с закрытыми глазами, и под руки ее всегда вели Верена и Грейс. Сейчас мамы не было, но теперь Грейс пыталась усилить свою власть. И в противовес этому Ада ощущала себя такой сильной. Ощущала, что теперь ради их с Гаем ребенком сможет все преодолеть. Она ничего уже не боялась. Как жаль, что нельзя было написать ему, нельзя сказать, что у него будет ребенок. Как жаль, что их разделяют снова километры и неизвестность. Когда же эта война закончится?