Ангелы во тьме

Ада прекрасно помнила то время, когда ей было легко скрывать свое положение. Она надевала просторные вещи, прячущие выпуклый животик, чтобы никто в хирургии не начал шептаться за спиной, будто женщине здесь совсем не место. Вскоре после того, как обо всем узнал доктор Моррис, Ада начала раздуваться как шар. Какое-то время ей еще удавалось работать, несмотря на то, что из хирургии ее выгнали, но в октябре пришлось чаще бывать дома. Теперь Ада совершала лишь деловые визиты, однако все чаще приглашала гостей домой. Женщина постоянно встречалась с Клементиной. Они решали вопросы «Фонда помощи России», особенно теперь, когда русские дошли до Сталинграда, и там готовилась крупная битва. Беременность давалась ей нелегко: изжога, постоянная усталость, боли в спине и ногах… Глядя на то, сколько женщин рожают детей, можно подумать, что это легко. Однако на самом деле все оказалось совсем по-другому. Некоторые подруги проявляли к ней сочувствие; некоторые рассказывали о ложных тревогах и неудачных абортах. Особо эмансипированные восхищались Адой, считая беременность демонстрацией ее убеждений, отрицанием традиционных ценностей, ведь Ада совсем не собиралась сидеть дома, превратившись в подобие тех наседок, каких презирала всей душой. Прочие, в том числе секретарша ее врача и управляющая отдела женской одежды в «Селфридже» [1], где Ада часто любила покупать вещи, не скрывали презрения. Они явно думали, что зря Ада решилась в такое время завести ребенка, когда многие боятся об этом даже думать. Наверное, считали, будто ребенок — очередная прихоть богатых, ведь им порой позволено то, на что простые смертные никогда не решатся. Порой Аде вообще казалось, словно окружающие видят в ней падшую женщину. До войны многие бы смотрели на нее так, не будь у нее мужа. Но у нее был Адриан. Кольцо на пальце. Они были женаты почти восемь лет. Это немалый срок, и им давно бы пора обзавестись потомством. Единственный, кто смотрел на нее как на героиню, был Джош. Они продолжали дружить, несмотря на все сплетни, ходившие вокруг них. Часто ужинали вместе, ходили в театр, но в последние пару месяцев, когда Ада уже больше не могла скрывать свое положение, они стали реже бывать на публике, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания и не навлечь на себя гнев Адриана и Грейс. Так случилось и сегодня. Ада поблагодарила водителя, что помог ей донести покупки до квартиры Джоша, а потом закрыла за собой дверь. На улице лило как из ведра. Холодный, безжалостный ноябрьский дождь, но ей пришлось из соображений безопасности добираться на такси, а не на служебной машине Адриана. Ада прошла в дом, зная, что Джош скоро вернется. Повесила плащ на крючок в ванной — с него побежали ручейки воды. В спальне Ада кое-как стащила с ног влажные чулки: пальцы просто переставали ее слушаться, так сильно они распухали порой. Удивительно, думала она, как беременность меняет тебя: на седьмом месяце она уже не узнавала собственные лодыжки — бесформенные, распухшие, они больше подошли бы той усталой коренастой работнице, которая шла на автобусную остановку — пока Ада пыталась поймать такси, — но никак не ей. Ада прошла на кухню и стала распаковывать сумки. В ресторане они могли бы повстречать знакомых, поэтому женщина сказала, что сама приготовит ужин. Она очень тщательно подбирала меню: мягкий сыр на кружках помидора, куриные рулеты и рисовый пудинг. Они не виделись почти три недели, и Ада страшно по нему скучала. Что-то постоянно мешало Джошу встретиться с ней. Хотя, чего скрывать, Ада знала причину — его работа. Джош тоже был разведчиком, только он, в отличие от Гая, не исполнял чужие приказы. Поэтому Аде было проще приехать к нему домой — тем более он сделал ей ключи, и она могла прийти, когда пожелает. Джош же считал, что она у него дома находится одна без присмотра и постоянно бубнил заученную фразу: — Вдруг что-нибудь произойдет, — беспокоился он. — Что если роды начнутся раньше срока? А тем временем на кухне полным ходом шла готовка. В какой-то момент, наклонившись, чтобы достать с нижней полки блюдо, Ада в панике ощутила, что не может разогнуться. Боль прострелила поясницу, не позволяя совершить даже мельчайшее движение. Тем не менее, взяв себя в руки, женщина кое-как смогла распрямить спину, уцепившись за ручку кухонного шкафа. Первым делом решила приготовить салат. Смешать мягкий сыр с салатной заправкой. Шарики сыра положить в середину кружков недозрелых томатов. Что поделать — нынче в Лондоне и такие не просто достать. Потом Ада взялась готовить рулеты из говядины. Когда она обжаривала лук, зазвонил телефон. Ада бросилась к аппарату, думая, что это Джош, который обещал перед приездом позвонить. Оказалось, что звонил не Джош, а кто-то из его знакомых, кажется, Натаниэль Говард — он сообщал, что Алиса, швея, у которой Ада часто заказывала наряды, согласилась выйти за него замуж, и хотел пригласить Джоша отпраздновать их помолвку в ресторане «Лэмб» [2] на Кондуит-стрит. Нэт удивился, что Ада у Джоша, но ничего не стал говорить. Она уже давно привыкла, что все считали, будто они любовники и ее ребенок именно от Джоша, а не от Адриана, у которого все меньше и меньше становилось друзей. Многие считали ее мужа надменным, высокомерным и старались не иметь с ним никаких дел. Ада поздравила Нэта и сказала, что все передаст Джошу, а потом, учуяв запах горелого, быстро попрощавшись, повесила трубку. Кухня была полна дыма, лук на сковороде почернел. Она слишком устала, чтобы нарезать его снова, поэтому просто выбрала наименее подгорелые кусочки. Потом заварила себе чашку чаю и присела на диван. Глядя на кофейный столик, где в беспорядке были разбросаны журналы, книги и стояли пустые чашки, она подумала, что не помешало бы прибраться. Служанка приходила к Джошу теперь только два раза в неделю, поэтому в квартире царил разгром. «Сейчас я все уберу», — подумала Ада и прилегла на диван, прикрыв глаза. Она сложила руки на животе, ощущая, как внутри легонько шевелится ребенок. Когда она проснулась, часы показывали девять. Заспанная Ада прошла на кухню. Открыла дверцу духовки и потыкала ножом в мясо. Рулеты выглядели отвратительно: начинка растеклась, а соус превратился в розово-серое месиво. Оставался рисовый пудинг. «Четыре недели, — уговаривала она себя. — Четыре недели — и все закончится». Она взглянула на часы. Четверть десятого. Джош должен прийти в половину, а она еще даже не приготовила ужин. Вся кухня была заставлена грязной посудой; нет времени мыть пол — она быстро его подмела. Ада налила воду в раковину и взглянула в зеркало. Оттуда на нее смотрело бледное лицо с запавшими глазами и грязным следом на щеке. Джош опаздывал. Наверное, проблема с такси: в дождливую погоду его не так-то просто найти. Он пришел поздно. Наверное, уже давно стоило бы уйти, но Ада решила остаться у него на ночь, да и Адриана с Грейс сегодня не было дома. Они поехали в Бат на свадьбу, предусмотрительно не взяв с собой женщину, объяснив это тем, что при беременности лишние потрясения ни к чему. — Думал, ты все же поехала домой, — произнес Джош, снимая пальто. — Ада, не стоит тебе в таком состоянии мотаться по городу, еще и одной. — Мой муж вообще думает, что до родов еще много времени, поэтому не сильно переживает. — Ада устало улыбнулась. — Сегодня они с Грейс уехали. Дома одиноко. — Ада… — Джош хотел было поругать ее, но не стал. — Ада, что ты скажешь мужу, когда ребенок появится раньше времени, ведь он же не знает ничего. — Тут я оказалась хитрее Грейс и Адриана. Доктор Харрисон будет принимать у меня роды. Он скажет, что должен. — Ада провела Джоша на кухню. Тот сразу заметил грязную посуду, но ничего не сказал. — Тем более он сказал, что ребенок не крупный. — Ты, кажется, все продумала. — Джош разлил по бокалам вино. — Именно, — прошептала она. — Ты скажешь ему? — Голос Джоша дрогнул. — Думаю, что нет. — Она ощутила на себе удивленный взгляд Джоша. Наверное, он совсем не понимал, как можно скрывать подобную тайну от отца ребенка. — Это неправильно, он должен знать! — воскликнул Джош. — Ты не знаешь Гая. Он не оставит все просто так. Не станет молчать. Одно дело скрывать любовную связь, а другое — ребенка. Да и у Гая нет своих детей, он… — Он будет рад, — сделал вывод Джош. — Сделай его счастливым. Я могу через своих людей передать ему сообщение. — Нет, — категорично ответила Ада. — Нет. Я могу все потерять. Адриан может вышвырнуть меня из дома, в обществе от меня отвернутся, и потом Гай может не вернуться в итоге с войны. Ты сам говорил, что все может произойти во Франции. Я могу все потерять, понимаешь? — У тебя есть я. — Он сжал ее руку. — Я всегда у тебя есть. Даже если от тебя все разом откажутся, я буду с тобой. — Не давай обещаний, которые не сможешь исполнить. — Ада опустила глаза. — И ты можешь оставить меня. — Ада, сейчас же не Средневековье, чтобы покрыть тебя позором и навсегда поставить на тебе крест, — продолжил Джош. — Времена изменились. — Да, только все равно люди косо смотрят на женщину, которая одна растит ребенка или развелась с мужем, — прошептала Ада, отпивая вина. — Все скоро изменится, война смоет все плохое. — Джош отодвинул от себя тарелку с едой. — Скажи, я волную тебя? — Этот вопрос застал его врасплох. Джош совсем не думал, что Ада однажды спросит его об этом. — Просто… Просто ты всегда даешь мне понять, что я тебя не интересую… — Ада. — Джош снова дотронулся до ее ладони. — Ада… пойми, я могу тебе сказать почему. В общем, женщины меня не особо волнуют… — Ты… ты… — Она не могла подобрать правильные слова, чтобы не обидеть его. — Тебе нравятся… мужчины… — Да. — Джош не стал отрицать. — Я всегда любил компанию женщин. Меня волнует их красота и их ум. У меня было пару любовниц в молодости, но со временем я понял, что это не совсем мое. Я всегда чувствовал себя не в своей тарелке. — Понятно. — Ада поджала губы, не понимая, как теперь ей быть с Джошем. Хотя какая разница, кто он на самом деле. Гарри постоянно рассказывал, что в актерской среде, как и среди богемы, это вполне распространенное явление, и не стоит считать это чем-то странным. Просто она была не совсем готова к этому. Не думала, что когда решилась соблазнить его из-за одиночества, то Джош отказал ей, потому что интересуется мужчинами, а не потому что хотел быть правильным. Тогда ей казалось, будто он отводит от нее беду, заставляет поступать верно, а сейчас все предстало совершенно в новом свете. — С тобой все в порядке? — спросил Джош. — Да, все хорошо. Я устала, пойду спать. — Ада поднялась из-за стола. — Я всегда буду рядом. — Он дотронулся до ее круглого живота. — С тобой и твоим ребенком… — Я понимаю. — Ада слабо улыбнулась. Она плохо спала всю ночь. Порой ей казалось, будто она лишится всего в жизни. Ада так боялась остаться одна. Нет, она не боялась остаться одна с ребенком, а боялась, что рядом с ней никого не будет, когда наступят трудные времена. Возможно, весьма заманчивая идея написать Гаю, чтобы тот знал о ребенке, но к чему это? Он на войне. Далеко отсюда. Он должен исполнять свой долг, а она — свой. Иначе сейчас в это непростое время просто не получится так, как они хотят. Каждый должен жить своей жизнью.

***

Утро было безумно холодным. Ветер задувал во все щели. Следовало нанять рабочих, утеплить старый отель, но вряд ли у мадам Перекур найдутся на это деньги, ведь многие ее постояльцы не платили по пару месяцев, потому что были эмигрантами с фальшивыми документами и случайной работой. Мадам Перекур терпела все, считая, что людям нужно обязательно помогать, и однажды добро вернется к тебе. Она презирала немцев и ждала, что однажды Францию очистят от немецких захватчиков. Оставалось только верить в это, ибо немцы просто так не собирались сдавать позиции. Гай провел ладонью по постели. Тэмми рядом не было. Она явно ушла еще рано утром. Наверное, поэтому Гаю казалось, что ему холодно: Тэмми не согревала теплом своего тела. После прошлой ночи Гай сильно устал. Долгая ночь в борделе, последующая слежка, а потом убийство очередного офицера гестапо, который уж больно часто стал писать доносы на честных парижан. Тэмми очень разозлилась, когда услышала его путаный рассказ. Особенно ей не понравилась часть про бордель. Вот только тогда Гай понял, как она ревнует его на самом деле. Он не думал, что ее вообще волнуют такие вещи. Да, у него не было других женщин помимо нее: как-то не приходилось ради достижения поставленной цели затаскивать в постель хорошенькую офицерскую жену, чтобы она во время секса выдала ему некоторые тайны своего мужа. Его работа все же была совсем другой. Как же хороша была Тэмми в ту минуту. В гневе она стала еще красивей. Глаза ярко пылали в полумраке гостиной, а между бровей пролегла галочка, какую Гай видел, только когда она сердилась. Она кричала на него так, что Гай думал, будто сейчас сбегутся все соседи, чтобы посмотреть, как супружеская пара не может решить сердечные дела. Он просил ее сдерживаться, но Тэмми совсем не собиралась молчать. Ей не нравилась сама мысль, что Гай мог спутаться с французскими шлюхами, которые раздвигают ноги перед всеми, кто согласен платить и купить пару безделушек. Тэмми презирала таких женщин, хотя в глазах людей когда-нибудь она будет такой же — нацисткой шлюхой, спавшей с мужчинами ради денег и побрякушек. Гай тогда решил просто молчать, пока та не выскажется — ее гнев все равно утихнет. Они занялись любовью, хотя от нее пахло другим мужчиной, а от него несло за километр сладкими духами. В постели они всегда забывали о таких мелочах, забывали о том, что проводят время с другими людьми, ибо все это было ради дела. Тэмми явно ушла к Мюнсу сегодня, пусть и так рано. Хотя… Вот черт, сегодня же Новый год, и, конечно же, Тэмми проведет этот день именно с Мюнсом и его дружками. Гаю же придется коротать эту ночь в одиночестве, если только не удастся раздобыть бутылку вина, а еще лучше — найти шлюху, чтобы та просто посидела рядом. Ничего больше — просто составить компанию на эту ночь. Что нес им всем 1943 год? Трудно сказать. Возможно, ничего хорошего, хотя хотелось верить, что война станет совсем иной. Что Сталин все же перейдет в наступление. Дела в Египте станут еще лучше, как и на морских театрах сражения. Они должны выиграть эту треклятую войну, пока люди не уничтожили друг друга совсем. Вечером Гай собрался, не желая всю ночь оставаться дома. Пойти, что ли, в какой-нибудь дешевый бордель, куда вряд ли забредут немцы, потому что их завоевателей не интересовали какие-то девки, которые еще вчера могли стоять на улице, зазывая мужчин в подворотню, чтобы быстро за монетку заняться сексом у стены. Гай решил пойти в одно место, где они однажды бывали с Анри. До войны это был всего лишь бар с довольно скандальной репутацией, но любители острых ощущений приходили сюда, чтобы посмотреть на шлюх, танцующих какие-то экзотические танцы. Сейчас же здесь можно снять девку на ночь. Немцы просто бы не поняли всю эту экстравагантность, царившую в баре, и отправили бы всех в лагеря, как сделали с «Силуэтом» [3] у себя в Берлине, где мужчины одевались как женщины, а женщины облачались в смокинги. Страх одолевал многих. В баре было много народу. Все хотели напиться и забыться — хотя бы на одну ночь забыть о том, что творится вокруг. Однако Гай порой сомневался, что многие испытывали хоть какую-то вину за то, что работали на немцев и вообще воспринимали многое как должное. — Что с вами? — Милая девушка, наверное, лет девятнадцати села ему на колени. От нее пахло сладкими духами и вином. — Ничего. — Гай поднял на нее глаза и теперь смог ее разглядеть. Она была невысокая и очень молоденькая, возможно, ей даже меньше лет. Светловолосая, с голубыми грустными глазами. Она и виду не подавала, как ей не комфортно здесь, но Гай понял, что та села ему на колени, потому что заставил хозяин. — Как тебя зовут? — Жюстина, — пролепетала она. — Ты не обязана делать это. — Гай сжал ее тонкие пальцы. — Спать со всякими ничтожествами. — Я… — Она встала, взяла его за руку и показала жестом, чтобы они пошли наверх, где могли бы уединится. Гай пошел за ней, понимая, что ту могут наказать за невыполнение работы. Звучит смешно, но и такое бывает в их просвещенный век, когда шлюху наказывают за то, что та не хочет спать со всеми подряд. Они прошли в небольшую комнату. Жюстина указала, чтобы Гай сел на кровать. Она сразу же стала раздеваться, скидывая с себя дешевый халат, призванный, по мнению хозяйки, пробуждать похоть в мужчине. — Сколько тебе на самом деле лет? — вдруг спросил Гай, останавливая ее руку, когда девушка потянулась к его ширинке. — Семнадцать. — Гай встал, подавая ей халат. — Месье, не уходите, иначе… — Послушай, ты не должна этого делать, — повторил еще раз Гай. — У меня нет выхода. Мама болеет — не может работать, папа умер, а еще у меня две сестры. Есть все равно надо что-то, — начала плакать девушка. — Да, надо, — согласился Гай. — Ты бы работала на меня? — На вас? — удивилась она. — Работа опасная, но ты могла бы переписывать для меня документы, а я бы платил тебе, — предложил Гай. — Кто вы, месье? — Сопротивление.