Он пришел из снов...

Запьянели мы, как я и предполагала, быстро. Мы с Катрин трещали о своих женских штучках, а Эрик, абсолютно не обращая на этот гомон внимание, сидел рядом и лениво перебирал пряди моих волос, изредка вставляя в диалог шутки, подколки, да и просто вопросы, и мы охотно отвечали ему. Под конец вечера Кэт окончательно захмелела и вырубилась на полуслове. Эрику пришлось нести ее до кровати, а мне – раздевать. - Ну, теперь и мы спать пойдем... - А я думал, что мы еще посидим, - вполне себе трезво промямлил мой Ангел. - Ладно. Только пить больше не будем, хорошо? – бросила я через плечо, направляясь прямиком в кухню. Там наши разговоры не будут мешать Кэт. Хотя ее сейчас вряд ли пушечный выстрел разбудит, ну да ладно. Я уселась в свой любимый угол, из которого можно было видеть все помещение и часть коридора, и приступила к расспросам: - Расскажи, как ты попал сюда? Эрик зыркнул на меня исподлобья и сел. - Я точно не помню... Шел на уровне третьего подвала тем ходом, которым я нечасто пользуюсь. Потом вдруг увидел, как ты плачешь, и решил подарить розу. Ты тогда шептала мое имя, но я не знал, как привлечь твое внимание, поэтому хотел оставить тебе тот веер, что нашел однажды в ложе и... - Постой, - я перебила его, - В ложе? В твоей пятой ложе? Призрак хмыкнул и вздернул брови: - Ну да. Я и сам удивился, когда обнаружил его там, думал, Антуанетта оставила. Потом вспомнил, что у нее нет такого платья, чтобы веер подходил. А Кристина таких вещей вообще не носит... - тут Эрик запнулся и замолчал, ошарашено уставившись на меня. Повисло секундное замешательство. - Я... Я... - он попытался оправдаться. Я махнула рукой: - Да Бог с ней, с Кристиной... - Нет-нет, я просто хотел сказать... - он как-то уж очень странно посмотрел на меня, - Я сейчас понимаю, что не люблю ее. Никогда не любил... И он улыбнулся, совмещая в этой улыбке радость от обретенной свободы, удивление от собственного открытия, и разочарование. И я как никогда понимала его - он сам себя обманул. Сам настроил воздушных замков и попался в их призрачные, манящие сети. Окутал себя приторной дымкой. А сейчас дымки вдруг не стало и романтические чары развеялись. Все стало проще, чем дважды два, и воздушные замки рухнули сами собой. У Эрика «открылись глаза». И сейчас он не знал, что ему делать - прыгать от счастья, или же предаться мрачным мыслям. - Она была лишь голосом для меня, инструментом... - Я рада, что ты понял это сейчас, - как ни странно, но на сердце стало легче. И у меня, и у моего Ангела - я видела это по глазам. - Спасибо. - Знаешь, наверное, я должна ответить откровенностью на откровенность... Эрик мотнул головой: - Не нужно. Я так долго был один, теперь чувствую необходимость рассказать тебе о свой жизни и ответить на любые твои вопросы. А потом ты сама расскажешь о себе то, что считаешь нужным. Итак, я начну. Я родился девятого сентября тысяча восемьсот тридцать девятого года в семье английского гранда, несколько лет, как переехавшего из Эксетера в Версаль. Мои отец и мать были одаренными от рождения людьми, и я унаследовал все свои таланты от них. Отец увлекался науками, мать учила меня языкам, музыке и актерскому искусству. Она сама научила меня письменности и чтению, привила правила этикета. Я очень ее любил, и отца тоже, пока не произошло самое ужасное в моей жизни. Однажды я наблюдал за химическими экспериментами отца. Он попросил меня подать ему колбу с какой-то жидкостью. Я с воодушевлением кинулся выполнять порученное, а когда бежал обратно, споткнулся о небольшой короб с мензурками. Я упал, разбил колбу, дальше ничего не помню... Когда снова осознал себя, был уже далеко от дома, связанным в цыганской кибитке. Еще помню, тогда щека болела – щипало очень... – тут Эрик положил на изуродованную половину лица ладонь, скривившись, словно от боли, и поднял на меня взгляд, - Про цирк ничего говорить не буду, ты и сама все прекрасно знаешь... Скажу лишь то, что прожил там с семи до четырнадцати лет, пока не встретил Антуанетту. Она спрятала меня в подвалах оперного театра и показала все тайные ходы, которые знала сама на тот момент. Потом приходила навещать меня и приносила с собой одежду, еду и книги. В оперной библиотеке в основном были книги о вокале и музыкальных инструментах. Как-то я спросил у нее, нет ли в театре сломанных, и в первый раз она принесла мне скрипку и флейту. Затем последовали другие мелкие инструменты, которые Антуанетта могла беспрепятственно пронести в подвалы, и никто не задаст ей вопросов. Со старым сломанным органом у нас вышло очень смешно: Антуанетта целый месяц таскала мне клавиши под корсажем, после, каким-то неведомым мне образом, приволокла переднюю панель. Не самую большую, но все же. А когда мы перетаскали все составляющие, и я собрал его и проинспектировал на наличие звука, то инструмент оказался вполне рабочим. Только вот расстроен был ужасно. Когда я его отладил, орган запел, и вполне сносно. Проходило время – я обставил мебелью свое жилище, Антуанетту взяли в штат оперных работников, она и меня потом вписала, как неведомого помощника концертмейстера. Я даже оставлял театр. Когда мне было семнадцать, я под видом странного странствующего музыканта в маске объездил практически всю Европу. По возвращении в Оперу, я узнал, что Антуанетта вышла замуж и родила дочку – маленького, светловолосого, капризного ангелочка. А потом она привела Кристину. Крошечную девочку, доверчивую, верящую в фей ангелов и чудеса. С малюткой Мэг они сразу же подружились, но Кристина горевала втайне от всех окружающих. Когда я представился ей Ангелом Музыки, о котором она грезила, Кристина рассказала мне, что она сирота. Я понял, что нашел еще одну одинокую, родственную мне душу. Я обещал ей тогда, что буду защитой и опорой, ее невидимым стражем, буду всегда и везде приглядывать за ней, и она верила. Верила, пока не сорвала с меня маску... Остальное ты знаешь. Эрик вздохнул и выжидающе посмотрел на меня. Я улыбнулась. - Ну вот ты и развеял все свои страхи, мучавшие тебя. Сам. Призрак округлил глаза: - Я не п... понимаю... Я только что излил тебе душу, а ты... – запинаясь, промямлил он. - А я считаю, что ты самый добрый и самый смелый человек на земле. Самый чистый. И даже убийства не омрачают твоей светлой головы. Ты сам сейчас это доказал. Эрик все так же ошарашено глядел на меня. - Ладно, потом обдумаешь. А кстати, Эрик! Когда ты ездил по Европе, ты был в России? Он оживленно кивнул. - Был. В Петрограде... – Призрак осекся, завидев мою загадочную улыбку, - Что? - За прошедшее время город успел четыре раза сменить название. Сейчас его называют Санкт-Петербург. И, да, надеюсь, что ты сумеешь оценить Россию из ее глубины. - А... чт... Я ЧТО, В РОССИИ?! - Не кричи так, Кэт разбудишь... Да, Эрик, ты в самой глубине Российской Федерации, только не нервничай так... Призрак с негодованием крепко приложился ладонью по столу. - Вот дьявол! – потом резко успокоился, - А я еще думал, почему вдруг стало так трудно говорить... Значит, Россия... - Ну, не так то уж и трудно. Ты разговариваешь без акцента, - я оценивающе пробежала по нему взглядом. Эрик смутился, но через секунду грустно улыбнулся. - А что у тебя было в жизни подобного? На секунду задумавшись, я отвела взгляд в окно, разглядывая кружащиеся снежинки. - Знаешь, пока я училась в школе, меня сделали изгоем. Называли уродиной. Учителя меня старались не замечать и обходили стороной. Одноклассники... ребята, с которыми я училась, поджидали меня за школой и всячески издевались надо мной, однажды даже избили. Я тогда месяц не вставала с постели, даже думала вскрыть вены. А потом решила во что бы то ни стало доказать, чего я стою. Я принялась яростно учиться, следить за внешностью. Мне стала свойственна точность и расчетливость. В то время я уже закончила обучение игре на фортепиано и принялась за вокал и живопись. Вызвалась выступать от школы на различных конкурсах. Когда я пришла на занятия после длительной болезни, меня не узнали. Одноклассники спрашивали, кто я, а потом и вовсе решили, что я новая ученица. Я молчала и лишь зло улыбалась им в ответ. А когда на уроке назвали мою фамилию, я прошла к учебной доске и ответила на уровне высшей академии. С тех пор учителя ставили мне только высшие оценки. В этот же день меня вызвал директор школы. Я открыто сказала, что в скором времени желаю сменить учебное заведение. Директор поспешил собрать преподавательскую комиссию. Они все дружно давили на меня, унижали, спрашивали, куда же я пойду со своими оценками и набором знаний, не учитывая мои нынешние познания предметов наук. И тогда я взбунтовалась... *** Семь лет назад. Гомон учителей довел меня до бешенства. Вывел до трясучки. Я сжала руки в кулаки, пытаясь усмирить себя и сохранить холодную голову. - А теперь все заткнуться и послушают меня! - я ненавистью и удовольствием наблюдала, как полные изумления и возмущения двенадцать пар глаз обратились в мою сторону, - Здесь владелица своей судьбы я, и не вам решать, что мне делать в дальнейшем. Если я хочу уйти - значит уйду, и никто не сможет мне помешать! - мой голос звенел под сводами актового зала ледяной сталью, - Или на мое мнение вам всем просто напросто насрать? Я долго терпела и молчала. Теперь меня вам не остановить. Я буду говорить, нравится вам это или нет... Тут влезла учителка по истории, та еще стерва: - Не смей выражаться подобным образом!.. Я зло улыбнулась: - А ты, сука, не смей трахаться с учителем физкультуры во время занятий! Вас двоих на всю школу слыхать! - физрук заскрежетал зубами, но промолчал, а историчка позеленела, - То дерьмо, в которое вы превратили учебное заведение, между прочим для маленьких детей, меня принуждает доходить до крайностей! Теперь директриса смотрела на меня с нескрываемым интересом, ожидая, что же еще я могу поведать о ее сотрудниках. В это мгновение географичка нервно дернулась, так как теперь я в упор глядела на нее. - Я умолчу, как преподаватели измываются над учениками, не думая, что те в любой момент могут отомстить. Я самолично ничего вам делать не буду, но кто знает?.. Взгляд директрисы выражал уважение. Завуч по учебной части затравленно заозиралась, ища пути к отступлению. Я продолжила: - Я предлагаю несколько вариантов - мы мирно все обговариваем и я ухожу, есть возможность закончить школу экстерном, или же мы расходимся и оставляем все как есть, но за последствия я ответственность не несу. Сейчас же я горю желанием перешагнуть все это. Топтание на одном месте приводит к деградации, а я хочу развиваться, но от чего-то перспектив к развитию не наблюдается. *** Наши дни. - Ну, и что же они решили? - Эрик тронул меня за руку, так как на некоторое время мне удалось выпасть из реальности, полностью провалившись в воспоминания и эмоции. Я опустила взгляд, рассматривая, как моя рука утонула в ладони Призрака. - Конечно они моего мнения не разделили. Пришлось обращаться в министерство образования. Там то уж мне не отказали. - У тебя случалось в жизни что-то очень страшное? - немного подумав, выдал Призрак. Я посмотрела ему в глаза. В них отражалось то, что Эрик не подумал, перед тем, как задать вопрос. - Да, Эрик. Меня постигла участь худшая, чем смерть. Меня изнасиловали... *** Три года назад. Я быстрым шагом рассекала сгущающиеся сумерки, спеша добраться до дома после прогулки с очередным бойфрендом. Зря в этот день я выбрала путь через гаражи. Была пятница, а в пятницу как обычно «гаражные заседатели» пьянствовали водку. Вырулив из-за угла, я узрела компанию уже достаточно отъехавших троих мужчин лет тридцати пяти - сорока. Надеясь проскользнуть незамеченной, я прибавила шагу. Тут один из пьяниц толкнул локтем другого со словами: «Глянь, какая цыпочка к нам сегодня прилетела!», и целенаправленно преградил мне путь. Я резко тормознула каблуками по щебенке и вскинула на него взгляд полный бешеной животной злобы, ненависти и безумия. Мужик отпрянул сначала, окинул взглядом своих дружков и, допетрив, что их трое, а я одна, решительно улыбнулся: - Куда ты так летишь, девочка? - Не твое алкогольное дело! - рявкнула я ему в лицо. Тут меня обступили два других пьяницы, беря в кольцо, заставляя ощутить собственную беспомощность. - Тише, девка, - раздалось из-за спины, и нечто очень острое врезалось мне между ребер, - Заголосишь - вспорю живот. Будешь послушной и составишь дядям компанию - получишь удовольствие, и мы тебя отпустим. Я усмехнулась. - Реж, не стесняйся. В Аду я замолвлю за тебя словечко, благо это нетрудно. - Вот и посмотрим! Ледяная Сталь резанула по левому боку, разрывая ткань платья. Резанула неглубоко, но больно было неимоверно. Я стиснула зубы чтобы не вскрикнуть. Мне лишь хотелось забыться, чтобы не чувствовать под платьем влажных ладоней, затхлого запаха перегара, ударившего в нос, и этого тошнотворного чувства заполненности внизу живота. Хотелось забыться, чтобы не слышать их пьяные стоны и треск разрываемой ткани. Эти трое будто хотели разорвать меня на части, и двигались во мне рывками, не жалея сил. Но я молчала. Терпела, до скрежета стиснув зубы. Спустя какое-то время меня оставили в покое. Оставили валяться у оплеванной бетонной стены забора. Единственное, чего мне хотелось в тот момент... УМЕРЕТЬ. *** Наши дни. - Меня нашли в бреду, и отвезли в больницу. Тот молодой человек, которому я стремилась остаться верна, назвал меня шлюхой, - я старалась не смотреть Эрику в глаза, мысленно сжавшись в комок. Я не хотела увидеть на его лице то же презрение, что вылилось на меня из моего бывшего. - Я чувствую себя грязью, Эрик, я по сею секунду чувствую себя грязью. Через месяц после случившегося я узнала, что беременна. Я хотела избавиться от ребенка, но мне вправили мозги местные доктора, сказав, что этот ребенок ни в чем не виновен, что он чище всего мира. У меня родилась дочка, я назвала ее Ангелиной. Сейчас ей два с небольшим. Я ее очень люблю. И я благодарна той акушерке за то, что помешала мне убить этого крохотного ангелочка. Ангелина стала лучиком счастья в моей жизни. Я живу только ради нее... Призрак обхватил мое лицо ладонями и стер большими пальцами выступившие слезы. - Ты все сделала правильно, Кристин. Ребенок ни в чем не виноват. Ты очень мужественная женщина... - Нет, Эрик. Я слабая и лишь стремлюсь, чтобы меня видели несгибаемой. Я так устала от всего, Эрик... - Да уж, - произнес он, немного подумав, и усмехнулся, - Мой случай – тихое безумие, по сравнению с твоей жизнью... Я встрепенулась, стряхивая с себя ужасные воспоминания: - Поздно уже. Пойдем спать. Было далеко за полночь, но я все еще ворочалась, пытаясь уснуть. - Знаешь, Кристина... – прошептал Эрик. Я подлетела над кроватью, как наскипидаренная: - Я думала, ты спишь! - Могу я сказать? Я глубоко вздохнула, успокаивая бешено колотящееся сердце: - Говори... - Пообещай, что покажешь свою дочку. - Ладно... - Пообещай! – с нажимом произнес Призрак. - Обещаю. Эрик обнял меня, положил мою голову к себе на плечо и стал тихо напевать колыбельную. Колыбельную из моего сна... ...что стал явью.