Алхимик который знал Истину

1907 год. Аместрис, Ризенбург. Эдвард Элрик, 8 лет. Алхимик.       Сейчас, стоя на перроне и ожидая поезда до столицы, я вспоминал о том, что произошло. Что было за предыдущие годы и к чему всё в итоге привело. Мои ошибки и их последствия, мои неверные решения. Больше восьми лет прошло с тех пор, как я оказался здесь, в этом мире. Много ли вы читали про путешественников по мирам? Возможно я — один из них.       Я не знаю, как это случилось и почему именно со мной. Однако в один далеко не самый приятный момент я осознал себя в детском теле. Этим моментом были роды. Считается, что рождение — самое прекрасное событие в жизни человека. Новая жизнь — чудо и с этим сложно поспорить. Вот только сам процесс рождения связан с не очень приятными ощущениями. К сожалению, мы приходим в этот мир через страдания. Страдает мать, страдает и дитя. Но если, повзрослев, мы не помним, что происходило с нами в момент рождения, то вот я запомнил очень хорошо. И я искренне восхищался мужеством той женщины, что произвела меня на свет.       В тот момент, зажмурив глаза от яркого света и надрываясь от крика, так как впервые вдохнувшие воздух лёгкие обожгло болью, я смог различить слова этой женщины, обращенные ко мне.       — Какой красивый, — сказала она тогда, прижав моё слабое только что омытое и завернутое в пеленку тельце к себе. — Эдвард.       Это были первые слова, услышанные мной в жизни. Странно, что я их смог различить и разобрать, ведь я только что родился. Однако так и было. Может возникнуть впечатление, что, раз я родился уже с взрослым разумом то и вести себя я стал по-взрослому. Однако это было не так. Первые полгода своей жизни здесь я в основном спал и ел. Как раз те самые занятия, которыми отличаются новорожденные младенцы. У меня даже не было особо много времени подумать, потому, как организм не мог долгое время бодрствовать. Но, всё-таки кое-что удавалось.       К примеру, я размышлял над тем, почему слова матери были мне понятны. Язык, на котором говорила эта женщина, оказался мне знаком. Хотя этот язык и не относился ни к одному из известных мне языков, я заметил, что в своей основе он имеет латынь. По сути, он представлял собой некую смесь английского, голландского и немецкого языков, на которых в моём мире говорили жители северо-запада Европы. Эти языки я знал, а потому и понял тогда её слова.       Изменения начали происходить, когда мне было примерно полгода. Теперь я уже меньше спал и больше бодрствовал. Постепенно я начал предпринимать попытки ходить, так как взрослый разум требовал большей самостоятельности, а возможности организма позволяли этой самой самостоятельности достичь. Окружающий мир также начал восприниматься более полно, а не обрывками, как раньше. Речь моих родителей стала более понятной для меня и больше не требовала мысленного перевода.       Мои родители, видя мои «успехи» не могли нарадоваться. Правда, радовались они по-разному. Если мама радовалась как дитя, весело и открыто, то вот отец был куда скромнее в выражении своих эмоций. Что особенно я запомнил, он всегда боялся даже прикоснуться ко мне. И при этом было видно, как он хочет этого. Я не совсем понимал его боязни, а потому намерено тянулся к нему. Хотя я и обладал взрослым разумом, я был безмерно благодарен этим людям за ту заботу, что они проявляли ко мне. Именно поэтому я и хотел отплатить им хотя бы своей любовью.       Вскоре, радость моих родителей проявилась ещё в одном. Когда мне было чуть больше года, я заметил что мама ходит с животом. А значит, скоро я должен буду обзавестись братиком. Не сестрёнкой, а именно братом. Мне почему-то это казалось логичным. Так и случилось. У моей матери родился второй сын. Такой же золотоглазый малыш, как и я.       Вместе с рождением моего брата, Альфонса, у меня появилось смутное беспокойство. Я долго не мог понять, с чем оно связано. Вроде и в семье у нас всё хорошо. Родители любят друг друга, я сам не ревную их к брату, которому уделяли куда больше внимания, чем мне. Да и отец стал чаще брать меня на руки. И, тем не менее, беспокойство было. Ощущения чего-то, что я забыл.       Прозрение пришло внезапно. Был солнечный весенний день. Я сидел на крыльце дома и грелся на солнышке.       — Ван Хоэнхайм! Возьми, наконец, своего сына на руки! — раздался из дома голос матери. В нём были нотки веселья. Она иногда называла отца полным именем, когда тот чего-то не хотел делать. Вообще его имя было довольно странным для нашей местности, но все уже привыкли.       И тут у меня в голове что-то щёлкнуло. Также звали известного алхимика из моего мира. Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст Ван Хоэнхайм, также известный как Парацельс. Мой отец тоже занимался какими-то исследованиями. Едва эта мысль пришла в голову, как моё беспокойство усилилось. Я уже слышал это имя. Вот только где?       Зайдя в дом, я стал рассматривать моего отца, который сейчас сильно смущаясь, держал Ала на руках. А тот что-то весело щебетал. Его золотые глаза, были как у нас с братом. Разве что отличались какой-то печалью и усталостью. Его длинные золотые волосы были собраны в хвост. Аккуратная борода и очки на словно вырезанном из камня лице довершали картину. Отец редко проявлял эмоции как сейчас. А уж плачущим или смеющимся я не видел его никогда.       — Эд, ты нагулялся? Иди мыть руки. Скоро придут дядя и тётя Рокбеллы вместе с Уинри, — произнесла мама, расставляя тарелки на столе.       Рокбеллы и Уинри. Ван Хоэнхайм и Альфонс. Мою маму зовут Триша, а меня самого — Эдвардом. Всё это вместе стало ключом к моей памяти. Я вспомнил, почему я это знаю и даже то, что ожидает нас в будущем. Как наши семьи, так и ту страну, в которой мы живём и в которой меня угораздило родиться.       — Эд, что с тобой? — обеспокоенно спросила меня мама. Да, все эти мысли у меня в голове пронеслись буквально за мгновения после того, как она упомянула Рокбеллов.       — Задумался! — веско сказал я. На это мама улыбнулась.       — Какой ты у меня серьёзный, — согласилась она и начала меня щекотать. Я не стал возмущаться и позволил веселью захватить меня. И до вечера того дня я больше не давал родителям причин для беспокойства.       Однако то было лишь внешнее. Внутри же я всерьёз задумался. Кому-то такая ситуация может показаться смешной, но только не мне. Ни мои родители, ни дядя и тётя не были для меня персонажами книги, которую я читал когда-то давно. Они были для меня живыми людьми, которыми я дорожу и которых люблю всем сердцем. И хотя мне не хотелось верить в то, что я знал, факты убедительно доказывали обратное.       Стоило мне осознать, что меня ожидает в будущем, как у меня тут же появилось желание предотвратить грядущую катастрофу. Потому я сразу поставил перед собой настоящую ЦЕЛЬ и был намерен следовать ей независимо от того, через какие реки грязи придется перейти.       С того дня многое в моей жизни изменилось. Пускай мне и было полтора года, но мой возраст играл роль больше для моих родителей. Мне же ничто не мешало учиться самому. Конечно, не забывал я и про Ала и про Уинри. Мы росли вместе, и жизнь текла своим чередом. Однако я также понимал и то, что до перемен осталось совсем немного.