UnderVille

Фриск не любила набирать скорость в автомобиле, особенно теперь, когда медленно и плавно надвигалась зима, и ветер просачивался в каждую щель. Дороги постепенно сковывало льдом, а каждый лучик солнца начинал казаться последним в этом сезоне. Совсем скоро небо снова станет серым, как картонка, а весь свет и всё тепло будет сосредоточено здесь, внизу. Хорошо это или плохо? Теперь для Фриск такие мелочи не имеют никакого значения. С неба валил мелкими белыми мушками мощный снег, а сама она, сидя в таком родном, но всё-таки ещё чужом салоне, чуть поёжилась инстинктивно. Здесь было невероятно тепло, но один только вид порывов ветра со снегом там, снаружи, побуждал к не самым приятным мыслям о холоде. Она немного набрала скорость, самую малость, и автомобиль устремился куда-то в недра Вотерфолла. Да, это была её личная машина. Пепельно-серая, на которой даже не были видны мгновенно тающие снежинки. Наконец удалось самой встать на четыре колеса. Даже после увольнения эта машинка осталась у неё в качестве подарка. Да, Фриск уволилась. В последние две недели она ловила себя на том, что ей и вправду необходим отдых. Большой и объёмный, который позволит ей хоть немного прийти в себя и разобраться с «хвостами», что торчат из этой истории. А заодно, быть может, проверить психику. Она самолично пришла к Меттатону, когда тот более-менее пришёл в себя, и поговорила с ним по душам. На её просьбу о бессрочном отпуске он лишь вздохнул и прижал девушку к себе. Метта отпустил её, не возразив ни слова. Лишь попросил когда-нибудь вернуться в город. Здесь многое переменилось с тех пор, как она была тут в последний раз. Нет, их с Чарой заветная постройка всё ещё почему-то стояла на своём месте, но теперь вокруг неё, как и вообще на территории болот велись безумные и шумные работы по строительству каналов и возвращению реки на место. Голоса строителей и шум техники был слышен даже в машине. Да уж, похоже, что Азриэль, оказавшись на посту мэра, не стал терять времени даром. И вообще, он уже достаточно сделал, чтобы дать понять – у него есть амбиции на этот город. Река с тысячей водопадов – его новый проект, согласно которому он хочет вернуть ту прекрасную реку, о которой ходили как-то разговоры в его семье. В городе открываются всё новые и новые заводы, а частное предпринимательство также потихоньку начинает расцветать. Андервилль менялся. После того, что произошло в Ядре, Азгор практически сразу сложил с себя полномочия. Он сказал, что чудовищно устал от всей этой катастрофы, в которую превратился его город. И потом, как ты можешь управлять жизнями людей, если ты не в состоянии даже семью удержать в одной куче? Именно этим мистер Дриимурр и решил заняться после такого капитального разноса собственной личности. Да, его имя кое-как смогли отмыть после всего того, что вскрылось из поступков Чары. Стало ясно, чьи руки на самом деле по локоть в крови, и чьи приказы об убийстве штамповались в главном офисе. Фриск отлично помнила, как он опустил голову перед своей женой, не зная, что ей толком сказать на всё то, что случилось. Как ответить на её взгляд, прогрызающий дыру в сердце? Но почему-то Фриск казалось, что их примирение - только вопрос времени. Ведь их сблизило новое счастье – давно утерянный и считавшийся мёртвым сын наконец нашёлся. Он вырос, превратившись в статного, сильного и невероятно доброго человека с большим сердцем. И такая находка просто должна была объединить семью снова. Азгор и Ториэль были слишком счастливы для ссор между собой, а потому их примирение, хотя бы в качестве старых друзей, было только вопросом времени. Ну, или Фриск так казалось. Теперь, так или иначе, храм перестал существовать как таковой. Он закрылся на реставрацию, а в будущем из него планируется сделать общегородской музей или ещё что-нибудь более уместное. Когда Фриск зашла к ним, чтобы попрощаться, этот Большой Пушистик даже ухитрился расплакаться. А Ториэль, заворачивая свежий пирог и термос с глинтвейном на прощание, пожелала ей удачи там, в будущем. И тоже попросила вернуться. Ведь они все будут безумно скучать. Азриэль переехал в семейный дом, поселившись с родителями и окончательно решив, что теперь будет одна реформа за другой. После всех его пламенных речей, взрыва Ядра и полноценного раскрытия карт он полностью заверил народ в том, что теперь уж точно всё переменится. И, когда ему наконец поверили, сел в отцовское кресло. После он резко ударил по герантократии в полиции и полностью обновил офицерский состав, и теперь можно было не опасаться внеочередной коррумпированности и купленности органов правопорядка. Конечно, гражданские теперь нескоро начнут снова верить полиции, но Андайн, что теперь заведовала полицейским участком, уверена в том, что она способна об этом позаботиться. Множество мелких чиновников и никчёмных служб было ликвидировано, реку, что полностью погрязла в болотах, принялись снова раскапывать, а доверие всех ко всем – восстанавливать из пепла. Кстати говоря, Андайн. Эта девушка тоже в дураках не осталась и не позволила никому встать у себя на пути, как и всегда. Она твёрдо решила навести в полиции порядок, а также была торжественно награждена Азриэлем за отвагу и за всё то, что она сделала для округа. А потому, взяв участок под свой личный контроль, она запустила капитальную программу по защите населения и по устранению последствий всех тех событий, что были учинены в Андервилле за последние несколько лет. Бумаги и материалы из папок она лично обнародовала и выступила в этой связи на пресс-конференции, где торжественно заявила: - Видала я всё это в гробу. Если мои предшественники развели здесь такой срач, то мой долг его подчистую стереть. И, уж поверьте, я этим займусь лично. Она всё также приезжала к Герсону на мотоцикле, кормила черепашку и болтала с ним обо всём на свете. Разок даже умудрилась вывезти старика в свет, чтобы тот повидался с Азгором. И после этого визита, когда падчерица везла его домой, старик лишь хихикал, что-то бормоча о том, что Пушистик с женой совсем скоро помирятся. Им надо всего-то вспомнить лучшие стороны друг друга. Андайн лишь отмахнулась, этот старый дурак вечно пытается всех переженить. Также штаб работников полицейского участка пополнился ещё одним человеком. Альфис уволилась из корпорации МТТ и официально была переведена в полицейский участок, теперь восседая в отделе технологий и устроив там собственную берлогу программиста. Правда, живёт она всё равно в МТТ, в старой комнате общежития. Просто потому, что ей так хочется, она слишком сильно привыкла к комнате и к своему соседству с Пэнтсом. Джерри же наконец уволили, настолько сильно он всех достал своим нытьём о плохой связи и о том, что кто-то должен подбросить его домой. Да, этот парень по-прежнему никому не нравился. Зато теперь Андайн и Альфис даже работать ухитрились рядом, вот же удачно обстоятельства складываются. Фриск только дивилась на то, как быстро город стал вставать на ноги после того, как сменился мэр. Похоже, Андервиллю и правда серьёзно не хватало хорошей твёрдой руки, обладатель которой будет знать, что делать. Автомобиль промчался мимо указателя деревни Тэм, и девушка коротко хмыкнула, вспоминая единственную странную встречу с этими дурочками. Доказать вину главы деревни в распространении наркотиков так и не удалось, никто не раскололся, даже Боб, а потому всех отпустили за нехваткой улик. Того парня, что воображал себя грибом, отправили в госпиталь, приходить в себя и хоть как-то сохранить его психическое здоровье. Сама Тэмми же до сих пор притворяется дурочкой и контрабандой толкает какие-то вещи из-за границы, если попросить. Хотя, с новым мэром, подобное вряд ли затянется надолго. Опустевшая хижина в лесу была со всеми правами передана под присмотр того, что осталось от «Скелетов». По личной просьбе Фриск эти ребята навсегда прекратили свой подпольный образ жизни, получив очаровательный домик на отшибе. Теперь они жили там втроём: Санс, Папирус и Гастер. Оказалось, что совместными усилиями вывести сумасшедшего учёного наружу и тайком разобрать его конструкцию из банок с формалином – не так уж и сложно, общими-то силами. Его жена наконец-то была похоронена, а сам Гастер теперь медленно, но верно реабилитировался, много времени проводя в лесу, стараясь объединиться с природой и понемногу осознать то, что всё наконец-то хорошо. Теперь, лишённый возможности постоянно смотреть на тело жены и говорить с ним, доктор приходил в себя. Он находил нечто новое для себя в наблюдении видов свысока, уходом за яблоневым садом и играх с собакой, что тоже переехала с ними в новый дом. Гастер не выправился полностью, конечно нет. Но, похоже, что скоро он будет готов даже выйти в общество. Интересно, что из этого получится. Санс больше не ходил в исповедальню и даже честно старался завязать с выпивкой, хотя получалось у него скверно. Он не чувствовал себя плохо и делал вид, что больше ничего не боится, но, если присмотреться к нему, то можно увидеть, как порой он выглядывает на улицу по ночам, просыпается от кошмаров и снова тянется к бутылке скотча. Или же по несколько часов подряд сидит на ступенях крыльца и курит одну сигарету за другой, глазея на огни Андервилля там, вдали. Он прекрасно понимал, что больше он уже ничего не сделает, ведь он своими руками застрелил Чару Дриимурр, а та ли это была Чара, было известно лишь немногим. Санс старался много улыбаться и не поддаваться мраку внутри. С другой стороны, его жизнь восстанавливается из пепла. У него есть отец и брат, и оба они, кажется, счастливы. Это ли не прекрасно? Папирус же исполнил свою давнюю мечту – поступил в полицейскую академию. Теперь, когда за сложную и запутанную систему органов охраны порядка можно было не волноваться, он пришёл туда новобранцем с сияющими глазами. Андайн лично взяла его под свою опеку и начала тренировать. Кажется, она была уверена в том, что из этого парня при должном упорстве может получиться отличный коп. Каждый вечер он возвращался на том самом легендарном автомобиле домой и второпях рассказывал брату и отцу о том, как сегодня прошёл день. Папс отлично знал, что не так уж всё и хорошо. Но знал, что хотя бы часть справедливости восстановлена, а мэр будет стараться. Папирус снова мог видеть, как его брат улыбается, как любовно отец носится с новым саженцем яблони, что ему подарили знакомые. И наконец-то мог понадеяться на будущее. Они с Сансом даже начали снова играть в баскетбол каждые выходные, в небольшом гараже, что был рядом с домом. Когда-то, когда старший брат был ещё выше ростом, нежели младший, они частенько этим занимались. На небольшой площадке в Сноудине. Вот только теперь Санс гораздо быстрее валится с ног, теряет дыхание, да и смеяться без причины стал чаще. Но, с другой стороны, теперь он хотя бы смеётся. Искренне и от всей души, словно по-настоящему счастлив. Папирус был полон веры в будущее. Он хотел жить дальше и рваться вперёд. Мороженщик до сих пор катается по улицам в своём фургончике, продавая своё волшебное мороженое детям и взрослым. Надо сказать, на его оптимизме всё случившееся почти не отразилось, ну, или он просто очень хорошо это скрывал. Он не хотел возвращаться домой, в Хэвен, а особенно расхотел тогда, когда получил новенькую, с иголочки, комнату в МТТ, которая была невероятно уместна после разрушения Убежища. Когда Меттатон узнал о вкладе этого паренька в общее дело, да и просто о том, что теперь брату Пэнтса негде жить, он мигом устроил Мороженщика на новое место, ведь это он мог. Теперь и ему было куда возвращаться, было где парковать свой фургон и не бояться, что за ним следят. Плюс ко всему, с появлением новой подруги он и вовсе позабыл о любой тоске, ухитряясь по мелочи помогать и ей. Новой подругой оказалась Маффет, на которой случившееся весьма и весьма отразилось. После прохождения курса лечения у психиатра, она полностью встала на ноги, а также получила совет заняться чем-нибудь, что будет раздражать её меньше, чем табачный дым. И она приняла новое, необыкновенное для себя решение – закрыть кальянную. Она распродала всё, что только могла, а в старом здании решила оформить пекарню. И, что удивительно, не прогадала – красочные сладости с лёгким пугающим видом, будто делаются на Хэллоуин, очень сильно нравились молодёжи, и вскоре Маффет нашла свою нишу и новое удивительное увлечение, которое ей безумно нравилось. Да и семье теперь ничто не угрожало, они проходили по защитной программе полиции и мэра. А с Мороженщиком она познакомилась, когда он по простоте душевной решил торговать около её лавки. Сперва она недолгое время пыталась выгнать его, чтобы клиентов не отбивал, а после, постоянно болтая с ним и даже разок прогулявшись, смирилась и перестала это делать. Из простого частника на личном фургоне он превратился в самого настоящего делового партнёра Маффет, а заодно и стал для неё хорошим другом и компаньоном, которого ей всегда не хватало. Навязчивый запах сладкого дыма вскоре навсегда исчез с этой улицы, больше не надоедая людям и не раздражая саму Маффет. Меттатон, надо сказать, почти ни в чём не изменился, разве только стал помягче и старался куда меньше пить. Он подолгу смотрел на себя в зеркало, ничего не делая и не говоря, просто оценивая ту личность, что смотрит на него из стекла. Ожоги на теле довольно быстро зажили, и потом, он ведь переживал вещи и пострашнее. Помимо собственных линеек продукции, что уже существовали, он открыл приют для животных, в который регулярно ездил лично и нянчил зверей там. Его лечащий врач называл это «зоо-терапией», а сам Меттатон был просто в восторге от заботы над кем-то пушистым и одиноким. Да и характер его шоу и концертов до странного изменился. Он стал проводить множество благотворительных акций и каких-то странных собраний по психологии, искренне улыбался и не позволял себе прыгать выше головы. Даже на подчинённых старался больше не кричать. Фриск едва ли не опьянела от радости, когда однажды, на одном из публичных выступлений, он неожиданно выволок следом за собой, на сцену, оторопевшего Бургерпэнтса и попросил спеть вместе с ним. Сперва несчастный не мог войти в колею, но буквально через полминуты разгорячился и показал неплохую харизму. Плюс ко всему, кажется, Меттатон затевал полное обновление персонала, в связи с чем он отправил Шайрен петь в оперу. Должно быть, так и должно было случиться? Ведь она всегда была не на своём месте. И теперь её прекрасному поставленному голосу наконец нашлось место. Похоже, Метта вставал на верный путь. По крайней мере, он очень старался. Блуки медленно, но верно пошёл на поправку. Используя какие-то старые связи, Азриэль по просьбам Фриск отыскал врачей, способных поставить его, наконец, на твёрдую ногу. Малыш Блуки больше не хромал, его ножки наконец получили свою прежнюю красоту. Глаза, увы, восстановлению не подлежали, но Блуки, как оказалось позже, неплохо ориентируется в пространстве иными путями и отлично слышит. Остатки депрессии также остались при нём, но ведь теперь у Блуки есть целый мир, в котором его, талантливого танцора и любителя джазовой музыки, наверняка полюбят. Фриск лично присутствовала в тот момент, когда Меттатону сказали, что его брат здоров. Сперва её босс свалился в обморок, и далеко не притворный – у него просто закружилась голова, а каблуки не дали выстоять. А после, стоило ему проснуться и увидеть лицо Азриэля, озарённое довольной улыбкой, как он разрыдался, полностью забыв о накрашенной мордашке. Он плакал и плакал, тиская в руках маленького братика, который наконец заставил себя улыбнуться. Да, лицо юноши в тот день озарилось искренней, прекрасной улыбкой, которую никто из присутствующих не смог забыть. В тот же день они уехали домой из клиники. Насовсем. На Бургерпэнтса же всё это не так уж сильно повлияло. Когда после увольнения Фриск пошёл слушок о том, что Метте нужен новый секретарь, он даже ничего не сказал. Ждал, когда Меттатон сам явится и попросит его об этом, глядя в глаза. Это произошло практически в тот же день, у босса даже не возникло никаких сомнений на эту тему. И теперь, как в старые добрые времена, они снова всюду катались вместе, теперь Меттатон доверял ему вести машину, стараясь избавиться от своей никчёмной фобии. Хотя, если бы только этим всё и ограничивалось, о нет. Он таскал его за собой повсюду, где только хватало сил, не желая больше его упускать. Пэнтс по-прежнему жил в комнате общежития, вместе с Альфис, как они и привыкли. Снова наводнил помещение запахом сигарет и перегревшегося ноутбука. Но, кажется, он стал намного мудрее, чем когда-либо, рискнув своей шкурой ради Меттатона. Надо сказать, что на его теле ожоги проходили куда медленнее. Но это мало в чём их двоих останавливало – они снова бегали по встречам, клубам и студиям, снова взрывали петарды, а праздники, как прежде, проводили в большом семейном доме в Тихой Зоне. А да, ещё был котёнок. Это рыжее создание теперь тоже жило в комнате общежития, постоянно играя с пачкой от сигарет, чем-то шурша под кроватью и доставая Альфис, которая души в нём не чаяла. Теперь, пожалуй, Бургерпэнтс мог сказать, что подарок и правда удался. Этот зверёныш был ну очень мил, более того, к нему очень быстро привыкло всё общежитие. И назвали они его Симба, кстати. Малыша без имени наконец нашли родители, хоть и не те, что погибли при пожаре в их доме. Догамий и Догаресса, решив завести ребёнка, забрали мальчика в свой дом, став ему полноценными мамой и папой. Да и имя у него теперь было, его, как оказалось, звали Кид. Просто Кид. Он всё ещё кое-как оправлялся после того, как взорвалось Убежище, но хотя бы само наличие родителей уже во многом помогало ему встать на ноги, выпрямить спину и глубоко вдохнуть. Новая мама даже связала ему своими руками очаровательное полосатое пончо. Предыдущее ведь сгорело, когда Убежище разорвало. И на этом, новом, наконец-то появились рукава, дающие свободу рукам. Но это было не так уж и важно, ведь теперь у него был дом, семья, вкусная еда и тёплое пончо. Хотя, и «Скелетов» он не забывал, как и супруги тоже. Когда правда о братьях обнародовалась, они захотели залечь на дно, и только лишь иногда дружная семья из отца, матери и маленького мальчика приезжала к ним на такси, в гости. Ведь когда-то, пусть и жестоким кровопролитием, они спасли жизнь целой семье. И далеко не одной. Фриск тяжело вздохнула, покосившись на домик там, на вершине горы. Отсюда его было очень хорошо видно. На нём, как и во всём городе, были подвешены мигающие гирлянды, а во дворе красовалась наряженная ёлка. Новый год был совсем близко, и Фриск догадывалась, кто и как сейчас его встречает. Она откуда-то была уверена в том, что её Меттатон и Пэнтси сейчас в большом доме в Тихой Зоне, возможно даже вместе с Блуки, взрывают петарды. Знала, что Андайн и Альфис сейчас заперлись в кабинете на ключ, укутавшись в пледы и вооружившись кучей еды и сериалами на всю ночь, а Мороженщик распродаёт последнее, чтобы осталось время на прогулку с Маффет. Она же закрывает лавку, кутаясь в любимую шубку, и уже идёт в сторону Центральной площади, где стоит фургон. Папирус готовит праздничный стол, Санс созванивается с Догамием, желая позвать его с семьёй на праздник, а Гастер молча залипает на огни красивой ёлки, сидя на снегу в растерянности. Была уверена в том, что Азгор и Ториэль сейчас тоже где-то там, в семейном доме, вместе наряжают ёлку, а Азриэль, освободившись от обязанностей, уже едет к ним, ведь новогоднюю речь для телеэфира он записал заранее. Флауи. А что же с ним после всего могло произойти? На самом деле, его судьба сложилась не так уж и страшно, как могла бы. Разумеется, его судили первое время, за всё, что он совершил. В ходе следствия всплыла ужасная правда о его родителях-героинщиках, что попросту продали сына за дозу, а также всё то, что было с ним после. Но в итоге судебного разбирательства, получив защиту со стороны Фриск, а особенно Азриэля, он остался в психиатрической клинике на реабилитации. Там, что странно, он показал очень хорошие и быстрые результаты, хоть и подтасованные, после чего был отпущен под тщательный надзор Ториэль. Она согласилась заботиться о нём и забрала его под свою опеку, домой, ведь ему даже не было восемнадцати. Теперь, должно быть, он тоже там, с ними. Пьёт крепкий чай из кружки и поглядывает на то, как Дриимурры наряжают ёлку и пререкаются о том, куда и что вешать. Разумеется, за ним до сих пор тщательно следят, но он, похоже, привыкает к людям вокруг себя. Надо сказать, что после всего случившегося он полностью замкнулся в себе и ни с кем, кроме Азриэля, не разговаривал. Ему тоже неслабо досталось от взрыва и, вероятнее всего, он получил серьёзную моральную травму. Потому не общается ни с кем. Он не говорил, но прекрасно реагировал на всё вокруг. Словно общался, но не вслух. И Фриск считала, что скоро он справится с этим. Ведь у него есть тот, кому он до сих пор доверяет – Азриэль. А когда у тебя есть те, кому ты веришь – это лучший способ выкарабкаться. Фриск разулыбалась, где-то в глубине души ощущая, как льётся тепло от одних только мыслей об этом. Этот город идёт на поправку, чувствуя чужую твёрдую руку, руку Азриэля Дриимурра. Она прекрасно помнила, как они остались вдвоём после судебного заседания. Как они вышли из широких дверей, наконец разобравшись с целым самосвалом груза, что повис на городке. Фриск остановилась на большом широком крыльце и неожиданно для себя разрыдалась. Да, в такие дни Фриск просто валилась с ног, как и тогда – ей просто хотелось упасть и лежать. Она рыдала и рыдала, наконец-то ощутив на себе всю мощь безумного, адского нервного срыва. Азриэль покачал головой и тепло обнял её, прижимая к себе и бормоча что-то о том, что выплакаться порой очень даже полезно. Тогда он снова миловидно улыбнулся, закрывая за ней дверцу автомобиля и заводя мотор. А в его машине уже валялись заранее купленные новогодние игрушки. Ведь иначе у него попросту не будет времени нарядить домашнюю ёлку. Теперь же на соседнем сидении валялся термос, наполненный красным тёплым глинтвейном с корицей и апельсинами. Белые мушки снега уже выросли до размера хлопьев, а тьма всё сильнее и сильнее надвигалась. Пирог, что Ториэль дала ей на прощание с собой, прекрасно пах на весь салон. - Возьми кусочек, чего ты там без дела сидишь? Чара сидела сзади, безучастно глядя в окно. Что сейчас творилось в её голове? Это не было известно никому. Могло показаться, что она и вовсе не слышит окружающих, но это было не так. Она внимательно слушала своего Пушистика, когда они прощались. Азриэль обещал как можно скорее управиться с любыми последствиями того, что она сделала. Обещал, что если она покажет хорошие результаты в клинике, то они постараются однажды вернуть её. И, разумеется, обещал не терять их из вида и звонить. Чара согласилась на то, чтобы вместе с Фриск покинуть Андервилль на некоторое время, хоть и не знала, что её ждёт там, за пределами. Фриск вела машину неспешно, ведь торопиться им определённо было некуда. Мимо пронеслась табличка «Вы покидаете Андервилль», и автомобиль нырнул в пещеру, что когда-то была старательно кем-то проделана в горе Эботт. Быть может, кто-то из «Скелетов» в домике на возвышении сейчас может их видеть, этого они тоже не могли знать. В какой-то момент с ними поравнялся автобус с таким знакомым для Фриск водителем в капюшоне, под которым практически не было видно лица. Девушка за рулём приветливо помахала ему рукой, желая поздороваться с уже знакомой, хоть и такой странной персоной. - Тра-ла-ла. Вы слышали песню, что поют скалы? Фриск в ответ лишь вздохнула, снова переводя взгляд на дорогу. Похоже, что автобус, который медленно перегнал их и скрылся в ночном снегопаде, был полностью пустой. Из Андервилля на нём уже много лет никто не ездил. Но этому парню до сих пор по какой-то причине не надоело мотаться туда-сюда и порой разговаривать с самим собой на странные темы. Что ни говори, но Андервилль был доверху наполнен странными людьми. И неформалы, которыми кишит город, тут не причём. Фриск покрепче вцепилась в руль и слегка набрала скорость, выезжая на основную, расчищенную большую трассу. Где-то там, вдали, мелькали огни мегаполиса, которые она недолюбливала. Дорога им двоим предстояла не такая уж и долгая, если посудить, всего сутки пути. Да, для Фриск это было немного. У них была заранее запакованная еда, кое-какие напитки и алкоголь, припасённый под сиденьем. Фриск отлично знала, что там, в её родном городе, её никто не ждёт. Но, с другой стороны, она заработала достаточно для того, чтобы выкупить у тёти Мэй свою старую квартиру? Вряд ли та будет слишком упорно возражать. Ей ведь всё равно, из чего в конечном итоге делать свою треклятую фото-студию. Радио что-то сдавленно шипело, андервилльскую станцию становилось слышно всё хуже и хуже. Снег усиливался, и «дворники» на стекле еле-еле успевали очистить его, чтобы дать водителю обзор. Фриск почувствовала, как её клонит в сон, и решила слегка притормозить на обочине. Они свернули в пустынные поля, что простирались за дорогой, и затерялись там, присыпанные снежком. - Ну и что я буду тебя как ребёнка уговаривать? Это же твоя мама делала. Чара бросила на неё странный взгляд, что выражал множество эмоций сразу, но отчего-то притихла и послушно взяла кусок пирога в руки. Всё ещё тёплый и невероятно сладкий, он привычно оставил осадок из сахарной пудры на её губах. Чара смотрела сквозь пелену апатии на свою девушку и едва ли понимала – как получилось то, что получилось? Как так вышло, что она сейчас не в тюрьме, что она не убила Фриск, хотя тысячу раз могла это сделать? Почему эта девчонка увозит её из родного города навстречу неизвестности? В конце-концов, почему именно появление Фриск в Андервилле в итоге заставило весь город перевернуться с головы на ноги? Чара не могла найти ответа ни на один из этих вопросов. Она помнила, даже слишком хорошо помнила, как Фриск закрыла её собой, когда «Скелеты» после спасения из Ядра хотели учинить над ней самосуд. Сложно было относиться к этой девчонке как-либо однозначно. Было ли то, что она сделала, предательством в конечном итоге? Чара окончательно запуталась. - Ты зачем ешь всухомятку? – Фриск сдвинула брови и открыла термос. Мягкий запах горячего глинтвейна разнёсся по салону. Она аккуратно разлила сделанный вручную напиток по стаканчикам и отдала Чаре один из них. В нём плавала апельсиновая долька, пропитанная красной жидкостью. Мама явно знала толк в самодельном алкоголе. Терзаемая вопросами, Чара взяла стакан и, кутаясь в свою куртку, вылезла из машины на улицу, под снег. Фриск последовала за ней, мигом получив в нос порцию крупных снежных хлопьев. Похоже, в этом году зима будет очень даже удачной. По крайней мере, есть все предпосылки для этого. Ведь снега уже сейчас было едва ли не по колено. Из поля, в котором они застряли на небольшой сон, что был необходим водителю, было отлично видно маячащий вдалеке силуэт знакомой дырявой горы. Фриск даже казалось, что она видит отсюда домик на ней, там, высоко-высоко. Но ей, скорее всего, только мерещилось. Молчаливая пауза висела долго. Чара была в полнейшей растерянности теперь. Да, её вырвали из рук суда, даже от мести «Скелетов» спасли через подставное убийство. Казалось бы, она вышла сухой из воды и даже ухитрилась не убить Фриск. В какой-то момент ей даже показалось, что она уже не сможет взять в руки привычный нож. Руки дрожали до сих пор. То ли от страхов и сомнений, то ли от банального холода, ведь Дриимурр была без перчаток. Она делает глоток сладкого мягкого глинтвейна и довольно жмурится – всё же этот вкус никому не повторить. Даже Герсон так вряд ли смог бы. Мама слегка пересластила его, что лишь добавило странности в эту ночь. Стало слегка тяжело дышать, будто бы ком застрял в горле. - Чара, успокойся, - раздаётся рядом её безмятежный голос, - Мы справились. Теперь нам просто нужно немного времени. - Времени на что? Я не знаю, что будет дальше, Фриск. Не знаю, что теперь делать, куда мы едем, зачем мы едем? – Чара, кажется, едва ли могла говорить после столь долгого молчания. И глинтвейн сейчас будто бы ласкал мягкими прикосновениями иссушенное горло. Они так и стояли, опираясь на капот машины и кое-как кутаясь в верхнюю одежду, чтобы не сковало холодом. Порывы ветра становились всё менее и менее резкими, оставляя пушистые хлопья равномерно сыпаться вниз и покрывать их головы белым слоем меха. - Я помогу тебе, Чара. У тебя есть тысячи причин, чтобы не верить мне. Но ты должна знать одну вещь: я никогда не хотела тебе зла. Я не хотела зла никому в Андервилле, я лишь хотела, чтобы этот кошмар закончился. И теперь, когда это произошло, я могу забрать тебя домой. Мы поедем в мой родной город, я выкуплю свою старую квартиру, где мы с мамой раньше жили. А там уже и разберёмся, что делать дальше. Тебе надо отдохнуть от Андервилля, Чара. Надо. И не спорь. Андервилльская радиостанция хоть и ловила, но кое-как, постоянно перебиваясь помехами. Было слышно, как новый мэр, Азриэль Дриимурр, подводит итоги уходящего года и снова обещает, что всё наладится. Что совсем скоро всё будет в порядке, нужно только быть достаточно решительными. Ведь если у одной маленькой Фриск это получилось, то у всего города уж точно получится, верно? Фриск замолчала, глядя куда-то вперёд, на огни города, что отсюда были едва-едва видны. Город, незнакомый Чаре, полный неизвестности и сомнений. Чара перевела взгляд на неё, на свою девочку, пока та наблюдала за снежинками вдалеке. Всё такая же. Маленькое, низкорослое и вездесущее создание, которое она когда-то полюбила. Фриск пришла ей на помощь, когда ей так сильно не хватало тепла и поддержки. И почему-то теперь её позиция становилась куда яснее и понятнее, чем там, в Ядре. Теперь Чара не видела перед собой предательницу, очередную, как под копирку с предыдущих шестерых людей. Она видела перед собой смелого, но очень и очень усталого человека. Внутри маленького тельца в полтора метра высотой, гнездилось столько терпения и храбрости, порядочности и настойчивости, доброты, справедливости и той же решительности, что в это сложно было поверить. Глубокая царапина от её ножа всё ещё рассекала смуглую щеку Фриск. Изменилась ли эта девчонка за время жизни в Андервилле? Чара не знала. Знала она лишь то, что готова меняться следом за ней, если та будет ей помогать. Ведь рядом с таким решительным человеком просто нельзя дать слабину. Чара осознала для себя – она будет стараться. Ради Азриэля, ради мамы и папы. И ради своей девочки, что никак не может перестать улетать в свои глубокие мысли. Фриск отстранилась от капота и полезла в салон, доставая оттуда пачку бенгальских огней. Стаканчики с глинтвейном снова наполнились до краёв, снежинки падали в багровую жидкость и мгновенно растворялись в ней. Пальчики Фриск коротко чиркнули спичками, и пучок искр запестрил в её руках. Откуда-то из магнитолы доносились финальные поздравления Азриэля и бой курантов – кажется, год подошёл к концу. Послушно взяв второй огонёк из рук Фриск, Чара не могла перестать смотреть ей в глаза. - С новым годом, Чара, - Фриск тепло улыбнулась ей, не разрывая контакта. Так странно, так невероятно, словно Чара только что наладила контакт с внеземной цивилизацией, ведь ей не верилось в то, что такие люди вообще существуют. Словно в эту самую минуту Фриск рассмеётся, схватит её за руку, посадит в летающую тарелку и увезёт на другой конец Вселенной, туда, где Чару уж точно никто и никогда не вспомнит. В ледяной прекрасный и незнакомый космос. - С новым годом, - негромко отвечает Дриимурр и улыбается, вглядываясь в её глаза сквозь бенгальский огонёк. Стаканчики с глинтвейном соприкасаются, несколько оброненных капель падают на снег, словно кого-то пырнули ножом. На губах остаётся сочный вкус корицы и апельсинов, а где-то там, за горой Эботт, взрываются праздничные салюты. Они взлетают так высоко, что их можно рассмотреть, кажется, со всех концов Земли. Чара смотрит в глаза Фриск сквозь бенгальский огонёк, замечая, как та неожиданно щурит их в улыбке. - Чего улыбаешься? – с лёгким недоверием Чара наклоняет голову набок, словно желая рассмотреть ответ в глазах Фриск. А Фриск и не думала отвечать. Она молчала, опустив огонёк вниз, а вскоре и вовсе уронив его в сугроб. Поискрив немного там, он потух, оставив за собой лишь струйку дыма. Отвечать не хочется, да и нет в этом никакого смысла. Фриск и сама не знала, по какой именно из миллиона причин она улыбалась. Быть может, потому что все кошмары наконец позади, и возня с бумагами тёти Мэй теперь будет казаться сущей ерундой? А может, потому, что весь этот дурдом кончился, и она наконец осознала, в какой же степени она герой? Ведь подобные драмы ей доводилось видеть лишь в кино. Или вообще потому, что она вдруг случайно подумала о том, как маленькие тюлени учатся плавать? Чара никогда не могла проследить полёт её мысли. - Ничего. Я просто радуюсь. Без всякой причины. Я всегда так радуюсь, когда праздники. - Дура, - отмахивается Чара и, также выбрасывая огонёк прочь, прижимает к себе эту странную, никому не понятную девчонку. Фриск в её руках, кажется, становится ещё меньше. Она подняла свою до ненормального милую щекастую физиономию вверх, желая поймать выражение лица Дриимурр, и неожиданно для себя видит слёзы. Они слегка стынут на морозе, оставляя болезненные, мгновенно замерзающие, дорожки на щеках. В эту секунду Чара ощутила себя конченой плаксой и слабачкой, ведь она этого не хотела. Эмоции сами вырвались наружу, и она честно пыталась их остановить. Дриимурр коротко вздрогнула и прижала эту мелкую к себе покрепче. Фриск была самым дорогим, что у неё сейчас оставалось. И теперь Чара дала себе слово – она сделает всё, чтобы больше её не подвести. - Не плачь, не плачь. Нельзя плакать на морозе. Слёзы замёрзнут, - она слегка улыбается. Губы Фриск накрашены этой дурацкой бесцветной помадой со сладким вкусом Фанты. Вкус навязчивый, но приятный. И не даёт этим прекрасным, мягким губам потрескаться. Фриск протягивает руки к её лицу и плавно, нежно касается щёк. Эта девчонка удивительная. Даже сейчас, когда её волосы заметает снег, а под пальто проникает ветер, где-то внутри горит негасимое пламя. В мысли пришла одна дурацкая, излишне романтическая аналогия, что она когда-то прочла в книжке. Да, пожалуй, именно это сравнение всегда казалось Чаре уместнее всего. Как никакое другое. И она решилась спросить Фриск об этом вслух. - Ты мне скажи честно, - вопросила Дриимурр, поспешно вытирая слёзы, - Тебя что, и правда солнце поцеловало? Мордашка Фриск выглядела весьма озадаченной, она словно и не знала, что сказать. Где-то там, неподалёку, на трассе, проносились машины, но никто их особенно и не замечал. И потом, незаметный серый автомобиль уже изрядно припорошило. Обе смолкли. Чара медленно осознавала, как же по-идиотски звучал вопрос, а Фриск поспешно соображала, что именно на него ответить. Но в какой-то момент взгляд последней прояснился, и она вновь лукаво улыбнулась. Схватив Чару за воротник любимой чёрной куртки, она слегка подпрыгнула и, встав на цыпочки, горячо и ярко поцеловала её. В эту секунду Дриимурр решила для себя, что это правда. Она и есть солнечный лучик, почему-то с лёгкостью живущий среди снега и не перестающий греть всех, кто находится рядом. Фриск была для неё невозможным человеком. Таких не бывает. Поцелуй длился долго, Чара плавно переняла инициативу и повалила свою девочку на заснеженный капот спиной. Слегка завалившись на него, они никак не могли оторваться друг от друга. Спокойствие и безмятежность, почти как в детстве, разливались внутри обеих. То, чего не хватает каждому повзрослевшему человеку – чёрт возьми, безмятежности. Того самого блаженного чувства, когда в какой-то момент тебя не тревожит ровным счётом ничего. Когда ты забываешь обо всех проблемах, о любых напастях, что ждут в будущем и были в прошлом. Ты просто погружаешься в счастье с головой, упиваясь им и требуя, чтобы оно длилось вечно. Но дышать носом в такой снегопад у обеих получалось неважно, а потому Фриск, восстанавливая дыхание, вскоре оторвалась, снова касаясь щеки Чары пальцами. - Теперь да, - она лукаво закусила губу, хихикая почему-то. - Что «да»? - Теперь меня точно поцеловало солнце. Чара была готова зарыться в снег от смущения. Таких слов, пожалуй, ей никто не говорил. Они звучали одновременно наигранно, излишне романтично, но в то же время и удивительно искренне. Словно Фриск ненароком процитировала слова из романтической комедии, даже не зная о существовании этой комедии. Поймав Дриимурр на смущении, она лишь рассмеялась и стала понемногу слезать с капота. - Нам пора спать. Залезай в машину. Поспим до утра, а потом в город поедем, нас тут всё равно не видно. Тебе надо выспаться, - она допила одним махом свой глинтвейн и нырнула на водительское кресло, закрывая дверцу. Очень скоро Чара тоже была внутри, они разложили сиденья до горизонтального положения, образовав неплохую кровать. Благо, когда Меттатон заказывал личное авто для Фриск, он позаботился обо всём на свете. Чара укуталась в одеяло, которое они достали из багажника, и устроилась на своей, правой стороне, чувствуя, как сходит с ума от полученного за сегодня тепла. - Доброй ночи, Чара, - раздался голос рядом. Свет в машине погас, хлопья снега стали снова навязчиво залеплять стекло. - Я люблю тебя, Фриск. Спи, - больше Дриимурр не говорила ничего. Да и Фриск ей не отвечала. Хотя Чара была точно уверена в том, что эта сияющая мордаха сейчас улыбается, снова о чём-то мечтая. Это было не так уж важно. Надо было просто погрузиться в сны. Фриск честно старалась не разбудить её наутро, складывая свою половину кровати обратно, в состояние сиденья. Она ненадолго вылезла из салона, снова потягивая утренний глинтвейн и щурясь. Надо было слегка приободриться прежде, чем куда-либо ехать. Всё-таки это питьё было совсем некрепким, Тори не дала бы им с собой крепкий алкоголь. Похоже, температура была даже не минусовая, а машин на трассе почти не было – ещё бы, первое января. Все по домам наверняка валяются. Ан нет, всё-таки один автомобиль неожиданно показался на трассе, притормозив у обочины. Оттуда раздавались чьи-то громкие голоса – кажется, парня и девушки. - Да я говорю тебе, мы не сбились с пути! - Ты карту держишь вообще вверх ногами. Как это не сбились? - Хорошо, вот давай я спрошу, - из машины вылезла девушка, которая, кажется, даже не потрудилась надеть куртку. На ней красовался большой розовый свитер с ярким рисунком в виде радуги, а длинные волосы развевались на зимнем ветру, - ЭЙ, ПРИВЕТ! Не подскажешь, как на Гравити Фолз проехать? Фриск знала, где находится этот городок, и уж точно понимала, что эти двое ошиблись – эта трасса так или иначе приведёт их в андервилльский тупик. Она подошла к незнакомцам, коротко окинув их взглядом и улыбнувшись. - Вы, ребята, промахнулись. Карта у вас правильная, вы просто повернули не там. Надо было поворачивать гораздо южнее, вот здесь. А тут вы только на тупик наткнётесь. В ответ девушка в свитере просияла и резко, неожиданно обняла Фриск, залезая обратно в автомобиль и тыкая пальцем водителя. Им оказался её ровесник, парень лет 20-ти с точно такими же каштановыми волосами, спутанными ото сна и забавной сине-белой кепкой с рисунком ёлочки. Он устало улыбнулся, отмечая в навигаторе правильную дорогу. - Ладно, Мэйбл, признаю. Карта у тебя правильная. Но мы так или иначе сбились, - он выдохнул и взглянул на странницу, что подсказала им дорогу, - Спасибо вам. Вы там чего на обочине застряли, помощь не нужна? - Нет, спасибо. Мы просто пережидали ночь. Удачи вам, постарайтесь доехать до метели. - Спасибо! – улыбалась ровными зубами девушка, тиская спутника, - Ну же, Диппер, поехали уже! Мы так в жизни не успеем ничего. Пока-пока! Чужая машина развернулась на пустой трассе и вскоре скрылась в снегопаде, пропав без следа. Фриск и знать не знала, кто были эти ребята, так неожиданно решившие путешествовать в этих бескрайних снегах. Неудивительно, что в такой метели они перепутали поворот. Фриск же поспешила вернуться в салон, где её ждало мирно спящее создание. Она завела мотор уже разогретого автомобиля, решив, что уже и им пора трогаться с места. Чара стала медленно ворочаться там, на своей половине, что была ещё разложена. - Кто там кричал? Что-то случилось? – кажется, спрашивала она кое-как, досматривая уже пятый сон. И не горела желанием просыпаться пока что. Ведь только девять часов утра. - Ничего-ничего, всё хорошо. Мы едем домой, Чара. Мы едем домой. Машина наконец-таки завелась и, лениво поднявшись с обочины на асфальт, стала набирать скорость. Андервилль исчезал вдали, и даже станция больше уже не ловила. Даже помех не оставалось. Фриск переключила радиоволну, оставив негромкую, спокойную клавишную музыку, под которую сон Чары не прерывался, а лишь дополнялся новыми странными картинками, будто в калейдоскопе. Она негромко поговорила по телефону с тётей Мэй, предупредив о том, что скоро приедет и будет разбираться с маминым завещанием. Ведь деньги на карточке не должны уйти впустую. Кажется, тётушка не испытала вообще никаких эмоций от разговора. Ещё Фриск поймала себя на желании связаться с Баттером и поболтать. Но это, наверное, следовало сделать уже после того, как они смогут устроиться в большом городе. Андервилль остался позади, скрывшись в новогодней метели. На пустой трассе им больше никто не встречался. Там, вдалеке, остались они все: семья Дриимурров, «Скелеты», Андайн и Альфис, Меттатон и Бургерпэнтс. Кстати, она ведь так и не узнала его настоящее имя. Как и Мороженщика. Вот чёрт, а вот это и правда досадное упущение. Но теперь, пожалуй, задавать вопросы уже очень поздно. Она справилась, она разобралась и своими усилиями, своей решимостью, что в нужный момент закипела в сердце, спасла целый город, сумев объединить всех. Сейчас, когда всё это было позади, такая история казалась Фриск просто какой-то криминальной драмой из телевизора. Хотя тело всё ещё слегка ныло от не до конца прошедших ожогов, напоминая о реальности произошедшего. Она вспоминала о том, как на неё впервые наставили пистолет, как она в первый раз пересеклась взглядом с каждым из них, что почувствовала. И что же чувствует теперь. Фриск не знала, что она теперь будет делать. Ей больше не хотелось замыкаться в себе и слушать наушники, сливаясь в огромной толпой. Не хотелось ничего из того, что было прежде. Ей хотелось только будущего. Серая машинка, сливаясь со снегопадом, летела в неизвестность, а внутри Фриск царило спокойствие и свет, которых не было никогда в её жизни. Снежная буря прятала под собой любые страхи и сомнения. Фриск знала, что рано или поздно она вернётся туда. Не сможет однажды, сорвётся, заскучает по ним всем до смертельного. По мрачным кварталам Сноудина, по бескрайнему Вотерфоллу и по высотному Хотлэнду. И по всем их обитателям. Однажды она вернётся, и наверняка не одна. Чара тоже захочет взглянуть в глаза своим страхам рано или поздно. Но пока что спешить им было некуда, ведь всё было ещё далеко впереди. Они ехали домой. Всё было хорошо.