Ночи и дни

Ночной воздух заставлял дышать глубже, но желанного облегчения не приносил. Дэрил устал. Дэрил чертовски устал от всего: от этого города, от новых опасностей, от самого себя. Наверное, больше всего он устал от самого себя. И от той игры, которую они вели здесь с Кэрол. Или это была не игра? Или игрой было все то, что происходило между ними раньше? А теперь просто закончилось. Игра окончена. И упрекнуть некого — окончена она целиком и полностью по его инициативе. Сейчас он не понимает, почему поступил именно так. Чего хотел добиться этим? Вывести все на новый уровень? Изменить? Сделать решающий шаг? Выяснить наконец то, что не давало ему покоя долгие месяцы? Наверное. Вот только Дэрил не сделал ровным счётом ничего. Втайне надеялся на какой-то первый шаг от Кэрол, но не видел его. Только фальшивые улыбки и чужой взгляд. Она стала чертовски чужой и ненастоящей, и самое страшное в этом было то, что он иногда думал: а вдруг все наоборот? А вдруг это тогда она была ненастоящая, а теперь стала такой, какой и должна быть? Тогда шансов нет. Никаких. Он сделал обжигающий глоток виски из фляги, которую в последнее время носил с собой, каждый раз при откручивании крышечки вспоминая Мэрла и выпивая за его здоровье. Брату бы понравилось. Брат бы сейчас посмеялся над его фигурой, сгорбленной на пороге дома, оглашаемого сдавленными стонами из комнаты Рика, и дал бы пинка в направлении комнаты Кэрол. А почему бы и нет? Почему бы не сделать эти несколько шагов, составляющих на самом деле один-единственный, самый сложный шаг в жизни, и не постучать в её дверь? Почему бы не войти и не сделать вид, что последних месяцев просто не было? Что все осталось по-прежнему? Но что ему сказать? Я скучал? Я устал? Я хочу? А можно просто промолчать — как бывало нередко. Просто прижать к себе, просто подтолкнуть в сторону кровати, просто навалиться всем телом и получить то, чего так хочется. Так давно, так сильно. Он тщательно закрутил крышечку фляги и растоптал ногой окурок. Сделал несколько шагов, возвращаясь в дом, и постучал в закрытую дверь одной из спален. Ответом ему стала звенящая тишина. Даже Рик с Мишонн уже успокоились. А Кэрол в комнате не было. Когда только успела уйти? Как раз перед тем, как он вышел на улицу, не выдерживая пытки сидения в четырёх стенах? Или она ушла сразу после ужина? Но куда? Куда ей идти, когда завтра они отправляются убивать этого неизвестного, зовущегося Ниганом, и его людей? Дэрил вспомнил маленькую могилу мальчика по имени Сэмми и печенье, которое всегда там лежало. Она пекла печенье для мертвого мальчишки. Она ходила с этим её чертовым печеньем по городу и с застывшей улыбкой предлагала его всем вокруг. Она собралась завтра вместе с остальными идти и убивать. Он все еще уверен, что ей нужен? Что ей нужно то, что он хочет ей предложить? Да. Слегка заплетающейся походкой он направился вниз по тёмной пустынной улице — к кладбищу. Плевать на все планы и желания. Её нужно хотя бы просто привести домой. Как выяснилось через две минуты — за шесть минут до кладбища — её не нужно никуда провожать. Слишком уж хорошо она чувствовала себя на ступеньках чужого дома, к которому зачем-то пришла сегодня посреди ночи. Сама ведь пришла, Дэрил даже не сомневался. Слишком хорошо знал о том, что она сама способна взять все, что захочет. Как сделала это когда-то с ним. Как долго делали они это друг с другом. Взаимовыгода — вроде того. Так отчего же сейчас так паршиво на душе? Сейчас, когда он стоит, укрытый от ее глаз за деревом, а Кэрол сидит и улыбается этому увальню. Как там его… Том? Тод? Тобин? Дэрил не знает, чего он ждёт и на что надеется, но продолжает стоять под деревом напротив дома Тобина, наблюдая за тем, как эти двое общаются. Так легко и просто, как никогда не выходило у него самого. Он жадно ловит каждый взгляд и улыбку Кэрол. И облегчённо выдыхает — все та же фальшь. А потом снова напрягается — или она настоящая? Или фальшь — это все, что было раньше? А может быть, раз настоящую её не знал он, не узнает и Тобин? Может быть, настоящая была с Эдом? Или ещё до него? А может быть, её, настоящей, вообще не было? Была лишь кукла, оболочка, быстро приспосабливающаяся к любым обстоятельствам и готовая на что угодно ради своих близких? Прущая напролом и рискующая жизнью? Умывающаяся кровью врагов и давно забывшая о том, что она тоже — человек. Дэрил больно прикусывает губу, видя то, чего у него никогда не было — поцелуй. Неловкий, короткий… с этим чертовым Тобином. Почему ему? Что он ей сказал? Какие слова нашёл? Чем заслужил? Медленно зализывая рану, ощущая на языке вкус крови, он напряжённо следит за тем, как эти двое поднимаются. Обнимаются, снова целуются и заходят в дом. Дверь закрывается. А в голове проносится вихрь идей. Только и надо, что громко постучать. Только и надо, что выдумать какой-то повод, любой, все равно какой, только бы Кэрол вышла на улицу, вышла из этого дома, чтобы больше сюда никогда не вернуться, чтобы не принадлежать этому увальню, которому выпала честь целовать её губы, держать её в своих руках и делать с ней то, что даже представлять, облекать в слова нет никаких сил. А потом заявить ей, что она его, Дэрила, личная собственность. Что она стала ею там, на большой дороге, вскоре после падения фермы. Что она стала ею по своей воле. Что она просто не может сейчас взять и отдаться этому чертовому Тобину, так как делала это с Дэрилом. Что это будет… Это будет предательством, это будет убийством, это будет концом всего — для него. Но кого и когда интересовал он? Кому и когда были интересны его мысли и чувства? Когда-то ему казалось, что таким человеком стала она. Та, которая была другом днём. Та, которая была любовницей ночью. Ему как всегда показалось. Он медленно отвинтил крышку фляги, отпивая новый глоток виски и прожигая взглядом запертую дверь. Все ещё надеясь, что она откроется. Что Кэрол оттуда выйдет. Что она по-прежнему будет его. Его женщиной. Этого, конечно, не случилось. И Дэрил отправился домой, делая по маленькому глотку на каждый шаг. И вспоминая о том, как все началось. Как их группу посетила болезнь, как им двоим пришлось поехать на поиски лекарств, и чем все это закончилось…