Поющий на рассвете

Цепочка обожгла шею, с едва слышным звуком лопнула, и небольшой овальный медальон — дешевая безделушка из простого серебра, — оказался в руке Клейта, первого задиры и шила в заднице преподавателей закрытой межрасовой академии магии. Леонт неверяще вскинул руку к шее, ощупал след и срывающимся голосом сказал: — Верни! Не надо было говорить сразу, или хотя бы голос подстроить, чтоб не дрожал и не хрипел, он же сирин, он мог бы… Но было поздно думать об этом. — Не верну, — Клейт довольно ухмылялся. — Не так быстро, птичка. — Что ты хочешь? Снова слишком быстро, но вообще Леонт уже привык к тому, что всем нужны его перья. Они быстро отрастали, однако выдергивать их, особенно маховые, было больно и кроваво. Однако за мамин медальон он был готов хоть целиком ощипаться. Это была единственная вещь, которая ему осталась, самая памятная. — Тебе нужны мои перья? — он потянулся к крыльям. — Если б мне были нужны перья сирина, я бы просто выдернул их из твоего крыла, птичка. Рука Леонта замерла в воздухе. — Тогда чего ты хочешь? У меня больше ничего нет… Это было правдой: единственного сына послов Ирайи после внезапной гибели родителей отправили в академию за казенный счет, до достижения им двадцати пяти он не мог пользоваться оставленным ему наследством, все оплачивало посольство. Свободных денег из крохотного содержания хватало только на покупку писчих принадлежностей и кое-какой одежды. Если и это придется отдать… Ничего, перебьется. Главное, вернуть медальон. — Как это нет? — ухмылка Клейта становилась все более мерзкой. — Ты сам есть. Леонт шарахнулся, обнимая себя крыльями, в горле пересохло: если Клейт лишит его девственности, он не сможет петь. Заниматься сексом сирины могли только с тем, кого полюбили, и с кем их связали брачные узы, которые сковывали проклятье, и сирин не лишался голоса, потеряв чистоту тела. — Хочешь получить обратно эту штуку — топай в спортзал… — В спортзал? — недоуменно переспросил Леонт. — Именно. Там, посередине зала, разденься, встань на четвереньки и громко скажи, что хочешь, чтоб тебя трахнули прямо сейчас. — Ты с ума сошел? — вытаращился на него Леонт. — Мне нельзя… Я не смогу петь, если потеряю девственность. Клейт только пропустил цепочку между пальцев, покачал перед его лицом медальон: — Или я спущу его в сортир. — Пожалуйста… — Леонт задохнулся от ужаса перед таким выбором. — Пожалуйста… Не надо… — Выбирай. Глаза демона полыхали радостным предвкушением зрелища того, как гордый сирин будет умолять его на коленях вернуть оказавшуюся чем-то дорогой ему безделушку. Срывая ее с шеи Леонта, Клейт даже не думал, что попадет в десяточку. Леонт повернулся и побрел в сторону спортзала. Это был кошмар наяву, он все время щипал себя за руку, пытаясь проснуться. Не помогало. Он не оглядывался и не видел изумления, сменившего злорадство. Правда, только на секунду, потом багровый огонек предвкушения снова замерцал в глазах демона. В спортзале, по счастью, было только трое учеников, которые особого внимания на сирина не обращали. Менедем, из минотавров, звучно фыркая, качался на тренажере, кто-то смутно знакомый Леонту, с восточными чертами лица и плавными движениями, танцевал в предназначенном для этого углу с боевыми веерами, третьего он и вовсе не рассмотрел. За спиной сопели Клейт и его гоп-компания, и Леонт сделал шаг к середине зала, еще один. Рука легла на узел пояса, не дрожа. На следующем шаге пояс черной лентой соскользнул на пол, раскрывая все хитрое одеяние сирина, державшееся только на нем. На него уставились с недоумением: что это такое творится с сирином, совсем спятил, что ли? Цветной шелк стек на пол, раскидываясь под ногами, как лепестки гигантского цветка. Сирины ведь сами по себе не слишком красивы: белая кожа, светлые волосы, глаза, зачастую серые или голубые, такие светлые, что кажутся бесцветными. И только крылья — черные, с зеленым, алым, синим и золотистым отливом перьев, и яркие одежды делают их хоть чуточку красивее. — А что ты делаешь? — все-таки спросил минотавр, глядя, как сирин опускается на четвереньки посреди зала. — Я хочу, чтобы меня трахнули прямо сейчас, — мертвым, шелестящим голосом проговорил Леонт. — Ч-что? — глаза минотавра выпучились так, словно ему на штангу повесили все наличные «блины». — Вот же малахольный, — фыркнул как-то резко потерявший интерес к происходящему Клейт, швырнул медальон под коленки Леонта и вышел. Следом за ним потянулась вся его «свита». Идзуо свернул и засунул боевые веера за пояс сразу, едва в зал вошел этот крылатый мальчик. Когда сцена закончилась, он с места перепрыгнул ограждающий барьер и бросился к нему, на ходу подбирая странную одежду и укутывая в нее непристойно обнаженное тело. Сирин слепо шарил руками по полу, и Идзуо вложил в его ладонь отлетевший в сторону медальон. Когда тонкие пальцы сжались на серебре, сирин покачнулся и завалился набок, теряя сознание. Видно, на большее не хватило душевных сил. — Ну, и что ты сидишь, как истукан? — зашипел китсунэ на минотавра. — Помоги отнести его в медпункт! — Ага, — до Менедема доходило плохо, однако приказы он выполнять умел. Никто не обратил внимания на третьего студента, затаившегося, сливаясь со стеной, становясь почти невидимым. — Как любопытно, — пробормотал тот себе под нос. — Очень любопытно… прямо очень. Жаль мальчика… Идзуо велел Менедему остановиться в полутемном переходе, с трудом разобрался, как крепилась одежда сирина, и одел его. — Все, идем. И никому ни слова о том, что там было, ясно? — Умгм, — промычал тот. — А что было? — Ничего не было. Дурная шутка демона, ничего кроме. Шевели ногами, красавчик, давай-давай. — Что случилось? — поинтересовался в медпункте дежурный целитель. — Нервное перенапряжение, Улисс-сама, — поклонился китсунэ. — Мальчик перенервничал из-за потери своего медальона. Разжать намертво стиснутую ладонь сирина целитель так и не сумел. — Положите его вот сюда, сейчас разберемся. А вы свободны, юноши. Идзуо снова поклонился, цапнул минотавра за руку, хотя пальцы на этом запястье и не смогли сомкнуться, потянул за собой на выход. — Идем, рогатик. Ну, шагай же ты быстрее! Менедем все еще ничего не понимал, но шаг ускорил, практически вынося китсунэ из медпункта. — Ты не помнишь, кто третий с нами занимался? — задумчиво проговорил Идзуо, повесившись ему на шею и обхватив длинными ногами за пояс. — А с нами был третий? — Менедем звучно поскреб меж рогов. — Точно, был, но не помню. Ух, как ты повис… — Красавчик, ты такой тугодум, что мне даже нравится. Шевели ногами, рогатенький, где твоя комната? — сощурил миндалевидные глаза, необычайно синие и в густых черных ресницах, китсунэ. — Там, — простодушный Менедем направился в свою комнату сразу же. Лис-оборотень предвкушающе усмехнулся и облизнулся. Не в первый раз он облизывался на этого здоровяка, но впервые рискнул — и, кажется, выиграл. — Вот моя комната, — его донесли до просто обставленного помещения. — А тебе зачем? Идзуо закатил глаза, соскользнул с него и принялся раздевать, хотя на минотавре и без того оставались только спортивные штаны. Потом разделся и сам, призывно поманил Менедема к широкой кровати. — О! — в мозгу того словно зажглась лампочка. — Понял… Китсунэ рассмеялся, и смеялся все то короткое время, что понадобилось минотавру, чтобы дойти до постели. А потом надрывно застонал, принимая в себя его член, воистину подходящий больше быку. Еще через пару минут в стенку застучали с воплями перестать трясти общежитие и вести себя потише. — Хотя бы один вечер я могу провести в тишине! Один вечер! Мне надо готовиться к экзаменам! — Не-е-ет, — простонал Идзуо, понимая, что не сдержится, даже если запихнет себе в рот свои белые таби. Просто потому, что нашел, наконец, то, что нужно. — Да чтоб у вас обоих нестояк начался! — взвыл сосед еще громче. — Как ты меня достал уже, бычара! Ни одного спокойного вечера! Я про ночи молчу! Я на тебя жалобу напишу! Менедем молчал, сопел и сотрясал китсунэ, кровать, стену и, похоже, даже здание общежития мощными толчками. Идзуо начал подвывать, сходя с ума от наслаждения, царапая его мощные плечи и оставляя на руках полукруглые следы острых зубов. О том, что Менедем кончает, знали все соседи по этажу слева, справа, через две комнаты, сверху и снизу. Проливались чернила, ронялись вещи, набивались шишки при подпрыгивании, когда среди ровного гула голосов внезапно раздавался этот дикий рев. Все мечтали, чтобы тугодум-минотавр поскорее закончил обучение и свалил в преисподнюю своего мира. Однако Менедем учился тут уже десятый год и никак не мог освоить программу четвертого курса. Ему предлагали помощь в учебе, вовсю вытаскивали на зачетах и экзаменах, однако программа становилась все сложнее, а минотавр не умнел. Идзуо, заканчивавший тот же курс, что мучил сейчас Менедем, подозревал кое-что, но доказать пока не мог. И ради любопытства, ну и ради отличного секса тоже, решился на сближение. Случай с сирином послужил отличным предлогом. Возмущения умолкли после того, как замолк минотавр, только сосед слева, грозившийся жалобой, не унимался и что-то въедливо бубнил. Идзуо бессильно пошевелил хвостом, распластанный по постели, как камбала под китом. Но дергаться не спешил, ему нравилась тяжесть чужого тела и его тепло. Минотавр скатился с него, разлегся рядом, довольно улыбаясь. — Мне будет нужен душ, ты позволишь воспользоваться твоим? — проурчал лис, скосив глаза на дело своих зубов на его плече. — Пользуйся, — разрешил Менедем. Китсунэ отметил ответ, пришедший без обычной задержки, хитро усмехнулся: после секса минотавр был расслаблен и не замечал некоторых проколов в своей легенде. Он очень хорошо играл туповатого здоровяка, качающего мускулы, а не мозг. За десять лет уже, наверное, перечитал и выучил всю библиотеку не только по своей специальности, но и вообще. Менедем собрался в душ, когда Идзуо оттуда вышел. — Будешь уходить, дверь закрой. — А если не буду? — лукаво прикрыл глаза ресницами оборотень. — Не будешь — что? — Уходить не буду. — Тогда не закрывай, — очень логично сказал минотавр. — Ты такой каваи-и-и, — протянул Идзуо, зная, как бесит его нарочитое употребление родных обращений, словечек, приветствий всех вокруг. В академии ее студенты и профессора предпочитали использовать всеобщий язык и обезличенные обращения. Были свои братства, объединяющие выходцев из одного мира или расы. Внутри них предпочитали придерживаться правил и обычаев мира или расы. Идзуо нарочно выделялся среди всех, носил кимоно и деревянные сандалии вместо формы. И присматривался к тем, кто поступал так же. — Я не ужасный, — буркнули из душа. — Я не сказал «коваи», я назвал тебя «каваи», это значит «милый», — рассмеялся Идзуо, не торопясь вытираться и покидать ванную, рассматривая через запотевшее стекло душевой кабинки мощное, поросшее густым, курчавым каштановым волосом тело, еще недавно дарившее ему такое наслаждение. Хвост непроизвольно снова скользнул в сторону. Идзуо подумал, выдержит ли еще один марафон, насаженный на толстую дубину минотавра, тряхнул длинными волосами и решил, что можно попробовать. В конце концов, у него секса не было уже неделю. Менедем вышел из кабинки, посмотрел на лиса. — Надо тебя чем-то угостить. — И я даже знаю, чем, — усмехнулся тот, ловя длинными руками его бедра и сдергивая с них полотенце. — Ты же не думал, что мне хватит одного раза? — А что, ты еще хочешь? — уточнил минотавр. — Похотливый лисеныш… — О, еще какой. Так что, м-м-м, порадуешь? — Идзуо, не отводя взгляда, опустился на колени и высунул длинный язык, обвивая им член минотавра, как будто у него во рту росла темно-алая змейка. Минотавр порадовать согласился сразу же, он вообще был не прочь покувыркаться с этим пушистохвостым еще пару раз за сегодня. Смотреть на то, как исчезает в зубастой, не совсем человекообразной пасти собственный член, было несколько волнующе. И удивительно: размерами боги Менедема не обидели, скорей уж наоборот, но Идзуо умудрился насадиться горлом на него, да так, что губы ткнулись в густую курчавую поросль в паху. Он уже стоял, цепляясь когтистыми пальцами за бедра минотавра, и тот подумал, что был бы совсем не против увидеть еще кого-то позади Идзуо. Представлять его насаженным на два члена с обоих концов было безумно. Впрочем, пока что они были вдвоем, это было ничуть не менее волнительно. Соседи опять застучали в стены и потолок кто чем мог, когда Менедем поощряюще застонал. Гладкие, словно грива ночной кобылы, волосы, в которые он запустил свои ручищи, растрепались, в зеркало он видел, как поблескивает влагой все еще приоткрытый после прошлого раза анус под отведенным в сторону хвостом и покачивается поджимающаяся гладкая мошонка между стройных ног. Длины рук и гибкости ему хватило, чтобы, упершись спиной в стену, наклониться и загнать под этот серебристый, с черной кисточкой на конце, хвост два пальца, заставляя подавшегося назад лиса снова насаживаться на его член. Кто получил за сегодня удовольствия больше, сказать было трудно, вымотались оба одинаково. Идзуо не стоял на ногах, так что позволил Менедему выкупать себя, вытереть и отнести на кровать, перестеленную прислуживающими духами. — Никуда не пойду, — заплетающимся языком пробормотал он. — Ладно, — минотавр рассчитывал на утренний секс перед занятиями. Китсуне, не долго думая, забрался на него и с непринужденным изяществом растянулся, словно кот на ветке, засыпая. Менедем с удивлением посмотрел на него, но потом решил, что ничего отлежать ему лис не успеет. В академии было всего три представителя этого мира. И только один из них — белый. Двое остальных — юноша и девушка — совершенно явно считали Идзуо своим господином, заискивали и старались предугадать каждое желание, слово и жест. Тот же не ставил их потуги и в медный обол, отмахивался и старался остаться один. Его совершенно явно аристократические замашки презабавно сочетались с похотливостью, мнимой открытостью и веселостью. У шкатулки по имени Идзуо было даже не двойное дно, а Аид знает сколько секретов. Менедему было любопытно посмотреть, что этот лис таит, но времени не было — еще столько секций библиотеки не прочитано. Покувыркаться с ним было приятно, но позволять втереться в свой ближний круг? Ни за что. Тем более что ближнего круга у него, опального принца, одиночки и тупицы, считай, не было. А любовники в душу не допускались. Пускай все так и остается. Ничего большего никто не заслуживает. Главное, сыграть достоверно и убедительно, чтобы отвадить и этого лиса. С этой мыслью Менедем заснул, прижав лиса покрепче к себе. Леонт проснулся в медпункте. Он понял это сразу, даже узнал койку, не поворачивая головы, чтобы осмотреться: трещинка над нею была ему знакома до мельчайших подробностей. Он на этой койке оказывался с завидной периодичностью: то неловко выдернет перо из крыла и едва не истечет кровью, то попадет под ноги минотаврам, для которых низкорослый и хрупкий сирин — что тростинка. Минотавры, конечно, извинялись потом и сами отнесли его в медпункт, но провалялся Леонт тогда около недели, пока магия сращивала ребра и ключицу. А что он здесь делает сегодня? Леонт сперва нахмурился, потом вспомнил и едва не завыл от нахлынувшего беспросветного отчаяния. Его видели таким… И теперь слухи по всей академии разнесутся… Что ему делать? Рука метнулась к шее, нащупала тонкий рубчик, оставшийся от царапины, но не нашла медальона. Не может быть, он потерял его?! Леонт вскочил и с облегчением, пригасившим даже отчаяние от грядущего позора, схватил медальон с прикроватного столика. Цепочка, конечно, порвана, но он может обратиться за помощью к кому-то из подгорного народа, еще немного денег у него есть. Может быть, все еще и обойдется. Кто же его видел? Клейт, но этот болтать не станет — ему же первому и прилетит за издевательства. Кажется, еще кто-то из минотавров… Они тоже не склонны обсуждать чужие желания, потому как у самих морды в пуху по самые кончики рогов. Никто не может похвастать такой любвеобильностью, как эти рогатые парни. Кто еще? Кажется, китсунэ, они не были близко знакомы, хотя посещали несколько курсов вместе — танца, пения и каллиграфии. Но ему-то точно болтать незачем. Леонт слегка успокоился. Что-то цепляло, но он устало откинулся на постель. Все будет хорошо. А если нет… Ему хотелось жить, но если его жизнь здесь станет невыносимой, он лучше споет последнюю песню на своем погребальном костре. Упрекать его все равно некому, родителей больше нет. Пришел дежурный целитель, поводил руками, кивнул: — Вы можете идти, Леонт. С вами уже все в порядке. — А что со мной было? — решил все-таки уточнить он. — Нервное истощение и вследствие него — срыв. Постарайтесь больше отдыхать, Леонт. Учеба учебой, но нужно давать мозгу передышку. Сирин покивал. Знал бы добрый целитель, что учеба тут ни при чем. — Я приготовил вам мазь для крыльев. Они больше не немели? — целитель заставил его развернуться, осторожно ощупал покрытую иссиня-черными перышками спину, плавно переходящую в короткий толстый хвост, больше похожий на слишком туго связанную перьевую метелку. Свой хвост сирины разворачивали только перед избранником, перед тем, как отдать свою девственность супругу или супруге. — Нет, больше нет, в прошлый раз вы мне очень помогли. — Что ж, хорошо, переодевайтесь, я напишу вам освобождение от гимнастики и танцев на два дня, а от риторики и философии на три. Леонт обрадовался: еще несколько дней не видеть обидчиков, а тем временем Клейт найдет себе другую жертву. Однако он сильно ошибся. По академии уже вовсю ходили красочно расписанные истории про сирина, который разделся посреди спортзала. На него бросали многозначительные взгляды, фыркали, шептались за спиной. Кто побойчее, пытался пощупать, прижать. Леонт не понимал, что творится, отбивался. — Надо было быть в том спортзале. — И чем я тебе не хорош, а? — Ты ж сам хотел, чтобы тебя трахнули. Непристойные шутки так и сыпались. — Отвяли от парня, — голос минотавра перекрыл смешки и шепотки, как гул лавины перекрывает все остальные звуки. Менедем обвел взглядом коридор и выпустил из ноздрей, по традиции украшенных золотым кольцом, две струйки пара, напоминая, чьей он крови. Неожиданно рядом с ним, за другим плечом сирина словно из тумана соткалась изящная фигура в лиловом с серебром кимоно, сверкнули льдом глаза китсунэ: — Маленькая птица под нашей защитой. А кто распустит язык — очень быстро лишится его. — Вроде и не трахнули, а так заступаются, — длинный раздвоенный язык Клейта сослужил ему плохую службу. Менедем видел плохо, но при его сложении это были уже не его проблемы. Минотавр злобно копнул пол ногой, выпустил еще две струйки пара и пошел в атаку. Клейт даже ничего сообразить не успел, когда украшенные накладками, тяжелые изогнутые рога нанизали его рубашку, дальше Менедем понес его куда-то вперед, в ближайшую стену, разгоняясь все больше. От удара из демона вышибло дух, хрустнули кости, хотя они у демонов прочнее металла. Но очень уж Менедем был зол. Взъярился за секунду, собственно, как и всегда, не помогли и сдерживающие амулеты. Мешавшееся нечто на рогах раздражало все больше. Избавлялся он от помехи, как и все минотавры: мотал башкой и бил о стену, надеясь, что эта тряпка сползет от ударов. Злобный рев оглашал коридоры. На помощь Клейту бросились еще трое демонов, плохо соображающие минотавры мигом просекли, что тут собираются бить сородича… Месилово вышло знатным, Идзуо довольно усмехнулся, увлекая испуганного и растерянного сирина в оконную нишу и ставя на нее одно из сильнейших щитовых заклятий. Только их можно было использовать в коридорах академии, и только это не позволило драке перерасти в форменное смертоубийство: опомнившиеся демоны, подхватив изрядно побитого и переломанного вожака, сообразили выставить щиты перед минотаврами. Не всем помогало, конечно, рогатики пробивали магию голой силой. — Леонт, ты должен спеть, иначе пострадают не только виноватые, — осторожно обнимая сирина, вкрадчиво зашептал ему на ухо китсунэ. — Спой им, успокой. Леонт посмотрел, как студенты разбегаются, сообразив, что лучше не встревать, как Менедем снова добрался до Клейта, чья модная алая рубашка его предсказуемо бесила. — А зачем? — Видишь ли, если ты не успокоишь минотавров, наш с тобой рогатенький красавчик вылетит из академии, не успев сказать «му-у-у», а нам это не выгодно. Ну же, птичка, тебе не жаль бедняжку? Он ведь заступился за тебя. Это подействовало, Леонт набрал побольше воздуха в грудь и запел. Минотавры сразу повернулись к нему и побрели как коровы на лугу, покачивая рогами, покорные и притихшие. — Вот умница, вот молодец, пернатенький, — китсунэ ласково гладил мягкие перышки между лопаток, пользуясь тем, что поющий сирин ни на что не отвлекается. Когда пламя в глазах минотавров окончательно угасло, прошептал: — Хватит, не зачаровывай их совсем. Леонт умолк. Минотавры потрясли головами и повернулись уже к вбежавшим преподавателям. — Что здесь происходит?! — невысокий сухопарый мужчина с заплетенной в косичку бородкой, в строгом костюме и очках обвел всех кинжально-острым взглядом. Идзуо плавно соскользнул с подоконника, развеивая щит изящным движением пальцев, поклонился: — Директор-сама, произошло прискорбное нарушение правил внутреннего распорядка, и зачинщик всего безобразия — вот этот демон. Дело в том, что он на протяжении нескольких лет издевался над нашим другом, но вчера перешел все границы, заставив невинного сирина произнести недостойную повторения фразу и сделать нечто, выходящее за рамки его здравомыслия и понимания, шантажируя единственной ценностью, что осталась у Леонта от родителей. К сожалению, кто-то, кроме нас, стал свидетелем этому и распустил порочащие честь сирина слухи. Ками-сама, я нижайше прошу вас отыскать клеветника и наказать его по всей строгости Устава Академии, — Идзуо низко склонился перед директором, молитвенно прижав сложенные у груди руки. — Так-так, — опешил тот. — Минуточку, давайте по порядку. Кто кого шантажировал? — Клейт из рода Асперионов шантажировал сирина Леонта, ками-сама, — снова поклонился Идзуо. — Это правда? — директор обратил загорающийся золотым пламенем взгляд в сторону Клейта. Тот с хрипом дышал, но был в сознании, убить демона даже минотавру-полубогу проблематично. — Я не думал… что этот пернатый… согласится, господин директор… — Итак, несмотря на имеющиеся взыскания, вы все-таки продолжаете задирать своих товарищей… И что же вас на этот раз заставили сделать? — взгляд перешел к Леонту. Идзуо снова сделал шажок вперед, заслоняя собой сирина, кланяясь и улыбаясь: — Ками-сама, позвольте моему другу не повторять этого, дабы не осквернять свои уста еще раз подобной мерзостью, тем более мерзостной, что произнести ее заставили чистое дитя неба. — Идемте со мной, Леонт, — по лбу и щекам директора на миг пробежали золотистые всполохи, затем погасли. Сирин просеменил к нему, опустив голову и пряча лицо в прядях пушистых, вьющихся волос, собранных на затылке скромным костяным гребнем. — Итак, рассказывайте, — директор сотворил завесу магии, отсекшую их от всех остальных. — Владыка, я… Идзуо все верно рассказал. Клейт отобрал у меня мамин медальон и пригрозил, что, если я не сделаю… и не скажу… кое-что, он бросит его в унитаз, — запинаясь и сглатывая, прошептал сирин. — И что именно он потребовал сделать и сказать? Белая кожа сирина покрылась некрасивыми пятнами румянца на скулах, стали четче видны венки. Он еще больше опустил голову. — Пройти в спортзал… раздеться и сказать, что хочу, чтобы меня… — голос сорвался на чуть слышный писк и умолк. — Вот как. Что ж, не волнуйтесь, Клейт будет наказан. — Надолго ли? — шепнул Леонт. — Потом он еще больше разозлится на меня и в самом деле утопит медальон… Это все, что у меня осталось от родителей. Совсем все… — Я наложу заклинание на медальон, — директор успокаивающе погладил сирина по голове. — Его нельзя будет украсть или потерять. Но это все, что я могу для вас сделать. — Я понимаю, Владыка, и благодарю, — Леонт поклонился ему. Все знали, что сирины очень привязаны к своим родителям, пока не построят собственную семью. Но и то, что отец Клейта был самым щедрым спонсором академии, тоже следовало учитывать. Демонское братство было в академии самым крупным, здесь учились отпрыски самых благородных семей этого мира. Ангелы, изначально бывшие антагонистами демонам, теперь предпочитали сохранять нейтралитет и не вмешиваться в отношения демонов с народами иных миров. Как именно приструнить Клейта, директор пока не знал, но чаша его терпения понемногу переполнялась. Этот признанный вожак демонов был ему особенно ненавистен из-за личностного аспекта силы — директор был богом справедливого воздаяния. Он зачаровал медальон сирина, вложив искру личной силы, очень надеясь, что Клейт попытается украсть украшение. Ожоги с его пальцев никогда не сойдут. Цепочка починилась сама, звенья, разорванные грубым рывком, словно срослись и спаялись, как новые. — Вот и все. Я вижу, в стенах академии у вас, наконец, появились друзья и защитники. Будьте аккуратны с ними. Я бы посоветовал вам осмотрительнее выбирать тех, с кем собираетесь дружить, но не стану. Можете идти, Леонт. Сирин не совсем понял совет насчет аккуратности. Может быть, директор имел в виду, что не стоит злить Менедема? Да и китсунэ был опасен. В своем мире он считался не то могущественным демоном, не то коварным и злым божком, и такое покровительственное отношение было по меньшей мере странно. Вот Менедем, несмотря на то, что полубог, прост и, если его не злить, дружелюбен, хоть и туповат на первый взгляд. Но зато его всегда можно попросить достать яблоко на высокой ветке, заброшенную кем-то из расшалившихся сильфов на верхушку ленту, или щелкнуть пару орехов. Сейчас они оба сидели на скамье, ожидая Леонта. Клейта и других пострадавших утащили в медпункт, минотавры разошлись. Сирин осторожно подошел к ним, кашлянул и постарался выразить голосом всю глубину своей признательности: — Идзуо, Менедем, я очень благодарен вам за помощь и защиту. Нежный, переливчатый голос бальзамом пролился на души минотавра и китсунэ. Менедем, не размениваясь на слова, просто пригреб Леонта к себе, что-то промычав. Нет, он, остыв от вспышки ярости, прекрасно понял, что проклятый белохвостый лис втянул его в какую-то игру, и надо бы поразмыслить над этим, чтобы не подставить голову под топор, как его незадачливый прародитель. Но китсунэ не давал сосредоточиться, льнул и нашептывал непристойности, отвлекая внимание. Минотавр только фыркал и пытался полегче отпихнуть его. Не то, чтобы хотелось… Но неприлично же — штаны на паху топорщатся теперь. Голос сирина смыл гадесово наваждение лиса, именно из благодарности за это Менедем и обнимал теперь мальчишку, стараясь не помять его нежные пернатые крылышки. — Не боись, малой. — Уже не боюсь, — уверил его Леонт, пытаясь улыбнуться. — Вот и хорошо. Менедем, мы найдем тебя после занятий, — царственно кивнул Идзуо, вкрадчиво, но так, что не вырвешься, захватил локоть Леонта и поторопился в аудиторию — у него с сирином было занятие по пению. «Утащила лиска птичку», — подумал минотавр, поднимаясь.