Поющий на рассвете

cial Media На занятиях Леонт старался вникать в слова преподавателя, не отвлекаясь на Идзуо и мысли о том, зачем тот решил с ним подружиться. Старательно распевался, прогревал связки, в том числе и магически, хотя в коридоре уже «прогрелся». А ведь ни единой фальшивой ноты тогда не взял, как ни странно! Это было замечательно, значит, если что-то случится, он сможет нормально спеть. Сокашники на него косились, однако благоразумно помалкивали. Сплетни ходили о многих, порой и более страшные и странные. О том же китсунэ рассказывали такое, что дыбом стояли волосы, шерсть, перья и чешуя, но рассказывали тихо и с оглядкой: на первом курсе Идзуо голыми руками вырвал язык задиравшему его русалу. Русала спасли, возможность говорить — нет, видно, кроме физического воздействия лис применил и проклятье из богатого арсенала своей расы. А тут сирин… Подумаешь, секса затребовал. Тут порой многие на стенку лезут. Кому-то нельзя, но, насмотревшись на более раскрепощенных сокашников, хочется. Кому-то можно, но только с противоположным полом, а в академии учатся только парни. Кому-то просто не дают. Тот же Менедем — вряд ли он спокойно находил себе партнеров первые пару лет. Это потом уже стал легендой, как ненасытный, замечательный любовник, несмотря на размеры. В общем, от перешептываний Леонт был избавлен, а вот от проблемы в лице двух новых друзей — нет. Занятие по вокалу закончилось, но лис и не подумал отлипнуть, наоборот, дождался, когда Леонт соберет сумку, и снова прихватил под руку, утаскивая к очередному кабинету. — Я бы и сам дошел, — пробормотал Леонт, засмущавшись. — Я даже не сомневаюсь, пернатенький, — в своеобычной манере усмехнулся ему китсунэ. — И даже знаю, докуда. Вон до того коридора. А там тебя ждут очень злые за своего главнюка демоны. Иногда они меня поражают своей тупостью и недалекостью: сдал Клейта я, а злятся на тебя. — И что делать? — сирин перепугался. — Ничего, — китсунэ показал острые, как иглы, зубки, — пока я с тобой, они не сунутся. Леонт покивал, опасливо косясь на тот самый коридор. — Не смотри туда, глупый, спровоцировать хочешь? — зашипел, как змея, китсунэ. Леонт прижался к его боку. С одной стороны, Идзуо был и сам не подарок — опасен, к тому же лис, а Леонт, хоть и человекоподобная, но все равно птица. С другой, рядом с ним было почему-то спокойнее. Неизвестно еще, что задумал он, но хотя б заступается. Они так и проходили под руку до конца дня. Вернее, первых два занятия, а потом Идзуо встречал Леонта с его занятий и провожал к другому кабинету, а сам мчался на свои пары. После четвертой к ним присоединился Менедем, молча, словно всегда тут был — за спинами пернато-хвостатой парочки. С ним стало совсем спокойно, Леонт расслабился. Вечером его проводили в столовую, накормили и вернули в комнату. — Запрись и никого не впускай. Вообще никого, ясно? — велел китсунэ. — Утром мы зайдем. Минотавра не спросили, но он не возмутился. Ясно же, что сегодня первую половину ночи не будет спать ни он, ни Идзуо, ни их крыло общаги. Соседи провожали их ненавидящими взглядами, шипя проклятия. Менедем решил, что пойдет к ректору и согласится на домик на отшибе студгородка. Пусть от него до учебных корпусов идти полчаса скорой минотаврской рысью, но зато он никому не станет мешать. Но сегодня соседи все-таки потерпят, потому что сам минотавр терпеть уже не мог. Идзуо терся об него своим хвостом, боком, заводил одним своим видом, ясно и четко говорящим всем вокруг, куда и зачем он идет, и сколько удовольствия от этого получит. Синие глаза прикрывались в предвкушении, а на губах растекалась медом улыбка. Менедем не понимал, зачем это нужно лису, но покувыркаться еще ночку был совсем не прочь. Между их мирами не было противостояния, но и торгово-дипломатических связей тоже было очень мало. Для минотавров мир китсунэ был странной экзотикой, редкостной и непонятной, лисы-оборотни были закрыты и самодостаточны. Менедем знал, что недавно они пережили войну между двумя родами оборотней. Китсунэ победили, но Идзуо, который у них был то ли принцем, то ли сыном принца, сплавили подальше, на нейтральную территорию. Записать Идзуо себе как еще одну победу минотавр был не прочь. Но утром придется расстаться… Ни к чему продолжать отношения дольше необходимого. А пока… Он отпер дверь, зачарованную только на его кровь, подхватил лиса, едва та захлопнулась за их спинами, и понес на ложе. Через минуту сыгравшийся оркестр соседей вместе с их спевшимся хором принялся под стук со всех сторон желать им много всего нехорошего. Идзуо стонал и хохотал, но остановиться не мог, было слишком хорошо. Слишком, чтобы продолжать эти встречи. Но как отказаться? Он избалован вниманием, властью и потаканием своим прихотям. Он не желал выпускать из рук эту рогатую загадку, ведь секрет Менедема еще не разгадан. — Если еще раз сегодня будете трахаться — трахалку оторву, — заорали сверху. Идзуо взвыл и от смеха пополам с наслаждением кончил бурно и продолжительно. Менедем задумался, сможет ли ехидна оторвать ему член, решил, что злить лишний раз не стоит. Когда выкупанный лис уютно свернулся клубком у него под боком, словно так и надо, и спокойно уснул, минотавр поднялся и сел за стол, придвигая к себе чернильницу и кипу листов тонкой бумаги. «Прекраснейшей из смертных, королеве Аспасис мой привет и любовь. Как ваше здоровье, драгоценная матушка? Все ли в порядке дома? Здоровы ли мои сестры и брат? У меня все хорошо, благословением богов». Он запечатал послание и отправил его вместе с магическим вестником. После просмотрел несколько бумаг, спрятал в зачарованную опять же на свою кровь шкатулку и с чистой совестью улегся, обнимая любовника. Он теплый, жаль, что завтра придется его выставить… Никаких близких отношений… Все равно они обречены на провал. Рано или поздно он вернется к себе, а китсунэ — к себе, обоих ждет династический брак. Да и миры — они настолько различны, что он бы не смог представить Идзуо в коротком хитоне и плаще среди золотых прибрежных дюн его родного острова. Как и себя в этих его многослойных одеждах среди цветущих деревьев или где они там живут, лисы. Утром оказалось, что, отыгрывая свою роль недалекого глупого минотавра, с трудом осиливающего программу одного года за три, он не может внятно объяснить Идзуо, почему им не следует продолжать спать вместе. — Ну… Соседи жалуются… — Хорошо, я попрошу кого-нибудь навесить на твою комнату заглушек, — беспечно отмахнулся лис. Менедем тяжело вздохнул и задумался. Что же китсунэ от него нужно? Только ли в сексе дело? — Менедем, я сегодня не успею провести Леонта на пару по межрасовому праву, ты не мог бы?.. — Да, могу, — сразу согласился минотавр. — Спасибо, мой герой, — лис повесился ему на шею, чмокнул в нос и умчался. Менедем вздохнул и пошел искать птицу. Зачем Идзуо сирин? Только ли потому, что он экзотичен? Или из-за его магии? Надо будет потом разобраться с этим всем. Пока же он постучал в двери комнаты Леонта и на робкий вопрос, кто, прогудел: — Менедем, птица. Тебе пора на занятия, я пришел вместо Идзуо проводить. Леонт сразу же выскочил, видимо, минотавр внушал ему доверие. До колокола, возвещающего начало занятий, оставалось совсем немного времени, а сирин так смешно семенил в своих длинных одеждах, что Менедем просто подхватил его, усадил на плечо, велел держаться за рога и прибавил шагу. Задуматься о том, как это выглядит, он не успел. Их провожали странными взглядами. Опустив птицу на пол у порога его аудитории, минотавр пообещал, что зайдет за ним после колокола, посоветовал ждать и никуда не уходить одному, может, если не успеет он, примчится Идзуо. — И никому не давай свои перья, — напоследок сказал он, проведя широченной ладонью по крылу сирина. — Они очень красивые, лучше им быть на твоих крыльях, чем в чужих руках. — Но… — Леонт опешил. — Ведь… Да, ты прав, — он вспомнил, что теперь под защитой. Голоса Менедем не приглушал, все, кто зарился на перья сирина, прекрасно слышали его в гулкой аудитории. Можно было быть уверенным: больше никто не подойдет и не выдернет внаглую перо из крыла. Клейта на занятиях не было, остальные демоны зло поглядывали, но не приближались. Менедема же перед его аудиторией перехватил дух-посланник и передал приказ директора явиться пред его светлы очи. Минотавр что-то промычал и поплелся в указанном направлении. В просторном кабинете, светлом и золотистом от обилия полированной бронзы и дерева, его уже ждали. — Проходите, студент, — кивнул директор. — А что случилось? — Менедем не понимал, в чем причина его вызова сюда. — На вас жалуются, Менедем. Вы возмущаете спокойствие общежития. Минотавр приободрился и отбросил маску. С директором не было нужды в ней, этот мужчина и так знал его, его ситуацию и причины. — Господин директор, я как раз собирался просить вас предоставить тот дом, о котором вы говорили год назад. — Вы все-таки готовы перебраться туда? Отлично… Одна проблема решена. — Есть еще какие-то? — поинтересовался минотавр, следя, как по мановению руки директора на столе разворачивается свиток приказа о заселении Менедема в означенный дом, прикреплении к оному двух духов-служителей и выдаче всего необходимого для обитания вне общежития. — Ваш курс обучения… Сколько вы намерены еще затягивать его? Менедем опустил голову. — Я не знаю. Срок моего изгнания еще не окончен. — Что ж… Тогда продолжайте. Только не бодайте больше демонов. — Если эти демоны не станут приставать к тем, кто слабее — обещаю, и кончиком рога не трону, — усмехнулся минотавр. — Ну и красные рубашки… Он здорово рисковал, и не только из-за меня. — Я напомню правила поведения в академии, — уверил директор. — Тогда я могу идти, господин директор? Менедема отпустили, видимо, больше никаких претензий к нему не было. У двери его ожидал один из духов-служителей, сообщивший, что все вещи студента Менедема перенесли в дом, там навели порядок и скоро закончат обставлять и раскладывать все по местам. — Благодарю, ты свободен. Пора было идти на занятия, а потом еще и птицу ловить. В обеденный перерыв он встретился с Идзуо, тот, выпытав, что минотавр переселился, загорелся отпраздновать его новоселье. — Му-у-у-у! — больше ничего Менедем придумать не смог. — Зачем? — Затем! Решено, я достану немного вина, вечером можно будет украсить дом живыми звездами, — так называли магических светляков. — Пернатенький, хочешь с нами? Леонт поперхнулся своим яблочным соком и мучительно закашлялся. Идзуо похлопал его по спине. — Хочешь или нет? — Я… кха… — Ты никуда не выходишь из общежития, только в сад, и то редко, — усмехаясь, говорил лис. — Так нельзя. С нами тебя никто не тронет, а о репутации не беспокойся, мы пригласим еще кого-нибудь, все будет пристойно: танцы, песни, немного вина, сладости. — Тогда я согласен, — осмелел Леонт. — Вот и чудесно. Менедем, рогатенький мой, ты ведь проводишь птичку на занятия? Мне нужно все организовать, полагаюсь на тебя, — китсунэ собственнически, но очень ласково почесал минотавра за ухом, не дав ему вставить и слова, снова чмокнул в нос и испарился. Менедем только моргал. Что это сейчас было? Как это понимать? Леонт даже рассмеялся, глядя на его морду: — Кажется, один белохвостый лис решил прибрать тебя к рукам. Они такие… наглые, но обаятельные, эти китсунэ. — Зачем меня прибрать? — минотавр уставился на него. — Ты красивый, сильный, умный и надежный. Теперь подавился глотком воды Менедем, едва не расплескав всю ее из широкого серебряного кратера. — Я — какой? — прокашлялся он. Леонт повторил, наивно хлопая серебристыми ресницами. — Что не так? — Я — тупой и злобный минотавр, птица. Сирин улыбнулся и покивал: — Хорошо-хорошо, Менедем, как скажешь. — Так ты придешь ко мне? Не знаю, зачем вечеринка, но будет здорово, наверное. — Конечно, я приду. И даже не потому, что мне скучно или нечем заняться, а потому что у меня все перышки в крыльях целые. Леонт привстал и легонечко коснулся губами теплой бархатистой шерсти на морде минотавра. — М-м-му? — растерялся тот. Леонт развеселился, чмокнул еще и в широкий, чуть влажный нос. — Ты замечательный, знаешь? Я совсем не удивлен тому, что Идзуо пытается не выпустить тебя из рук. — Но зачем я ему… он шутит. Точно. Шутит. — Он, конечно, злобный и жестокий маленький бог, но не думаю, что вот так можно шутить. Да и в чем соль шутки? Я слушаю его голос, в нем нет никакого дурного намерения. Это Менедема немного, но успокоило. Может, Идзуо и впрямь не шутит. Причины и цели его поведения пока оставались за гранью его понимания, но можно будет напоить лиса и выспросить у него все. Интересно, насколько китсунэ устойчив к алкоголю? Были у Менедема небольшие запасы вина, привезенного с родины, из винограда, который целовало жаркое солнце, напитывая своей силой. А пока что надо бы выяснить размах праздника, который решил закатить Идзуо. — Ну, будут Талион и Гиперис, — начал перечислять китсунэ, загибая украшенные длинными отполированными до блеска коготками пальцы, — Киоши и Аяно от меня, Витольд, Фламена и Морганис. Он перечислил практически всех, с кем Менедем общался более-менее близко и дружески. — Погоди… И твои лисы тоже будут, да? — Они будут танцевать для нас. Менедем просиял: танцы — это хорошо. Несмотря на кажущуюся неповоротливость, минотавры были не только отличными бойцами, но и прекрасными танцорами. На его родине даже устраивались специальные Игры, где главным был посвященный его отцу танец: лучшие девушки танцевали с избранными воинами, чтобы затем подарить им ночь любви. Женщин у минотавров не было, они всегда брали в жены человечек. — А ты будешь танцевать для меня, лис? — А я буду танцевать только для тебя, — улыбнулся тот. — Почему? — тупо спросил минотавр. — Я же не особенный. — Глупенький мой рогатик, — рассмеялся китсунэ, но, как всегда, ничего больше не сказал, только погладил жесткую курчавую гриву Менедема. — Собираемся после занятий в холле первого учебного корпуса. — Хорошо. Мне надо что-то принести или купить к празднику? — Я договорился, что каждый из гостей принесет что-то из пищи родного мира. Поэтому мне стоит поторопиться, чтобы успеть приготовить свое любимое блюдо, — лукаво подмигнул Идзуо. — Увидимся после занятий, Менедем. — Хорошо… Так мне ничего не надо делать? — Наслаждаться! Китсунэ уже умчался, только хвост мелькнул, а Менедем еще пару минут стоял, изображая статую, и думал. Что он вообще делает? Зачем согласился? Так ничего не придумав, он побрел к домику. Конечно, просто так сидеть он не стал, сгонял одного из духов на местный рынок «Двенадцати порталов», куда привозили все, что только было возможно протащить через портал, из всех миров. Их было на самом деле больше, но название не меняли уже пару веков, и все привыкли. Он же хозяин дома, а какой же хозяин оставит гостей голодными, без сытного стола и радушных объятий? Будет все — и фрукты, которые любят близнецы Талион и Гиперис, тоже минотавры, и запеченная с чесноком и травами кабанятина для Витольда, и сладости для Фламены, и ореховые булочки для Морганис. А китсунэ, кажется, любят рыбу и птицу? Знать бы, что именно готовит Идзуо… Ну, много — не мало, пусть будет еще рыба. Он едва-едва успел приготовить все необходимое, чтобы встретить гостей, как полагается: невысокий стол, за которым полагалось сидеть на пышных подушках, чаши для омовения рук, кратеры для вина. Раз уж это его пир, то пусть все будет в традиции его мира, а минотавры не пользовались приборами, предпочитая есть руками или пить из пиал. — Рогатик, мы пришли! А ты готов? — весело воскликнул Идзуо. Менедем поспешил открыть двери, приветствуя друзей. — Мой дом открыт для вас, — проговорил он ритуальную фразу. И они все хлынули в его дом, шумные и веселые. Скромно себя вел лишь Леонт, улыбаясь застенчиво, еле-еле продвигаясь в дом. Идзуо подтолкнул его: — Не пугайся, пернатенький, здесь тебя никто не обидит. — Ага, — Менедем сгреб сирина, посадил на сгиб руки. Леонт терялся в чувствах, в эмоциях. С одной стороны, ему было страшно: он впервые за два года в академии куда-то пришел, где будут веселиться и общаться. С другой, Идзуо и Менедем пообещали ему защиту и уже доказали, что могут защитить его. Однако… кто защитит глупого сирина от них, случись что? А он уже видел амфоры и кувшины с вином на столе. — Тебе налить чего-нибудь? — спросил минотавр. — Можем и разбавить. — Я-а-а… я никогда раньше не пил вина, — растерянно сказал Леонт. — Тогда я налью тебе немного кносского и разведу родниковой водой. На это Леонт согласился, решив, что будет растягивать это вино как можно дольше. Наконец, все расположились за столом: как сказал Менедем, он не может заставлять гостей танцевать и веселиться на пустой живот. Каждый принес понемногу, но стол ломился от блюд, и минотавр был горд собой: все было так, как это принято у него на родине. Горящие глаза близнецов это подтверждали. Все они соскучились здесь. Но, если Талион и Гиперис могли уехать на каникулы домой, то Менедем был лишен и этой привилегии. Десять лет он в глаза не видел ни мать, ни родной остров. — У вас отличный праздник, — вежливо сказали оба китсунэ, улыбаясь. Вернее, говорил один парнишка, девушка молчала, улыбалась и старалась не поднимать глаз. На этот вечер все пришли в тех одеждах, что были приняты у них, и минотавры щеголяли почти обнаженными телами, прикрытыми мягкими складками коротких, до середины бедра, туник ярких цветов, Витольд — кожаными штанами и расшитой жемчугом рубахой, Фламена — ярко-желтым пышным платьем и кружевами, Морганис — почти такой же туникой, как у минотавров, но более скромной — до пят, и покрытой сверху клетчатой шалью. Киоши и Аяно были в своих привычных одеяниях, многослойных, со странными рукавами, широкими поясами и прочими атрибутами. Менедем углядел на них беленькие носочки и усмехнулся: смотрелось обворожительно. Сирин тоже блистал, рискнув надеть самое красивое, что у него было: темно-зеленый, с синими и изумрудными искрами, наряд был расшит золотыми цветами и птицами. — Какие же вы сегодня все красивые, мои глаза радуются, — Менедем не преминул поделиться с гостями счастьем. После того, как был утолен первый голод после целого дня занятий, а отличное, густое темное вино позволило расслабиться, Идзуо незаметными жестами приказал своим спутникам начать играть и танцевать. Их танцем залюбовались все, ибо было на что посмотреть. Плавность и изящество движений завораживали настолько, что Менедем потерял ощущение времени. Была в танце китсунэ магия, но навеянное ею наваждение разбила Фламена, наколдовав себе звенящие браслеты и маленький бубен, закружилась, зажигая гостей жаждой движения. Все решили, что это вечеринка, отчего бы и не сплясать. Веселье, радость, гостеприимство хозяина и друзья вокруг… Даже тихие и слегка пришибленные этим весельем (кроме Идзуо, конечно) китсунэ стали больше улыбаться. Хотя они не танцевали, только их господин, вместо привычного строгого наряда вырядившийся в гораздо более свободный, позволявший и Фламену в танце закружить, и с близнецами побеситься. Леонт тоже позволил себе поплясать в удовольствие, вспомнив танцы своей родины. Вино, которое минотавры неустанно разбавляли, все равно к ночи закончилось, опустел стол с едой, да и гости уже подустали. Первыми откланялись китсунэ, хотя Идзуо, подмигнув Менедему, шепотом посоветовал тому не расслабляться, он проводит своих и вернется. Следом и все остальные потянулись в общежитие. Остался только Леонт, в одиночку идти боявшийся. — Я могу проводить тебя, — Менедем подумал и добавил: — Или ты можешь остаться на ночь. На чердаке есть еще одна маленькая комната, там стоят чары полога безмолвия, и мы не потревожим тебя. — Правда, можно остаться? Возвращаться к себе сирин все-таки слегка побаивался. — Правда, пернатенький, — Менедем погладил его пушистые волосы, улыбаясь. — Здесь много лучше, чем в общаге. Воздух свежий, птицы поют, деревья шелестят. — Тогда я останусь, если и правда можно. — Я могу дать тебе химатион, искупаешься и укутаешься в него. Леонт закивал, радуясь, что не придется возвращаться в общагу. В легкий плащ минотавра он смог обернуться три раза, даже с крыльями. От выпитого вина и теплой воды его так развезло, что до чердака он не добрался, уснув на сложенных в один угол подушках. Менедем с легкой улыбкой смотрел на него, любуясь выскользнувшей из-под ткани длинной и крепкой ногой с круглой аккуратной коленкой и тонкой щиколоткой. — Красиво, — протянул он, кивая на сирина вернувшемуся Идзуо. — Нежная птица, которая вынуждена оставаться в одиночестве или полюбить клетку, чтобы петь, — китсунэ присел рядом с подушками, невесомо проводя кончиками пальцев по гладкой, словно шелк, ноге сирина. — Не буди его. Он так изящно спит. И почему клетка? Может, он полюбит кого-то всем сердцем, а его полюбят в ответ. — Много ли ты встречал таких пар? — китсунэ оставил в покое сирина и скользнул к разлегшемуся на низком ложе минотавру. — Я их встречал, это главное. — Что ж, надежда — это последнее сокровище, которым владеет живой, так говорят у нас. Он развязал пояс и сбросил кимоно, под которым предсказуемо ничего более не было. Минотавр протянул к нему руки, ухмыльнувшись. — Ты безумно притягателен, — перекидывая ногу через его бедра, прошептал Идзуо. — И сводишь с ума меня. На риторике я думал вовсе не о том, как словами подчинить себе толпу, а о том, как приду к тебе и коснусь твоего тела… Танцуя, я представляю себе, как ласкаю тебя, и только тяжелая ткань кимоно прикрывает мой позор. Менедем тяжело задышал, слова китсунэ словно прямо в душу проникали. — Я хотел бы быть с тобой всегда. Забрать себе без остатка… Накормить тебя персиками бессмертия, чтобы быть уверенным, что ты мой до конца вечности… Идзуо изогнулся, словно змея, и язык его запорхал по пришедшему в полную готовность члену минотавра, словно змеиное жало, неторопливо, нежно. — Я бы тебя угостил… амброзией… Но ты моим не будешь, — нечленораздельно изъяснился Менедем. — Прости за это, — печально согласился китсунэ, и больше не проронил ни слова, занявшись тем, зачем пришел. Они оба старались сохранить тишину и не разбудить сирина, но это было попросту невозможно. Леонт приоткрыл глаза, разбуженный очередным стоном Идзуо, повернул голову и уже не смог отвести взгляда, словно зачарованный, глядя на то, как извивается в крепких объятиях минотавра изящное тело китсунэ, как скользит по постели, бьется от переполняющего душу наслаждения пушистый длинный хвост, и его черная кисточка словно рисует невидимыми чернилами знаки страсти. Внутри стало как-то горячо и немного тяжело. Сирин прикрылся ладонью, потом понял, что внимания на него не обращают. Им было не до него, а Леонт всей душой впитывал то, что видел, зная, что спеть об этом сможет только в полном одиночестве — это не должно было выйти за пределы этого дома. Все, что было меж ними раньше, было словно преддверие, нарочито-яркая занавесь, цепляющая глаз и скрывающая то, что за ней надежнее тяжелой двери. Все настоящее было здесь и сейчас. Горячечный шепот китсунэ — ни минотавр, ни сирин не понимали его языка. Рваный ритм движения, когда любовники почти замирали, силясь переждать подступающий оргазм, протянуть время, и снова начинали двигаться, медленно, ускоряясь и опять замирая. Леонт даже о себе забыл, настолько это зрелище его захватило. И когда оба кончили, испытал что-то, похожее на чувство зависти и тоски. Может быть, у него тоже когда-нибудь будет так? Ведь будет же? — Мы разбудили птицу, — тихо прошептал в ухо минотавру Идзуо, он еще не отдышался и совершенно не хотел вставать, выпуская его из себя. — Леонт, мы потревожили тебя? Поднимешься наверх? — пророкотал Менедем. — Я… д-да, я поднимусь… — пролепетал сирин, бочком пробираясь к двери. Выскользнул из комнаты и мигом взлетел по узкой лесенке на освещенный магическим фонариком чердак. И только там позволил себе, сбросив плащ, упасть на приготовленную для него постель и заняться изнывающим от нереализованного желания телом. Рукоблудие сиринам не запрещалось, вернее, теперь не запрещалось. — И ведь точно не спать там лег, — пробурчал Менедем. — Ничего, завтра все равно выходной. Отоспится утром, — улыбнулся Идзуо. Минотавр пригреб его к себе, притиснул, пытаясь показать, как не хочется отпускать. Когтистые пальцы расчесывали его челку, перебирали гриву, и ему уже не хотелось докапываться до правды — зачем он китсунэ сдался. Можно ведь просто наслаждаться тем, что есть. — Давай спать? Во мне много вина и танцев… — Не боишься, что хвост приклеится? — пошутил Менедем. — Я отнесу тебя в душ. — Неси, — согласился Идзуо. Хвост он отмывал тщательно, потом сушил, расправляя. И косился на минотавра, улыбаясь. Про себя он загадал: если Менедем сейчас уснет вот в такой позе, как лежит: вытянув руку и откинув голову чуть в сторону, открывая горло, он откроется ему тоже. Однажды он расскажет ему все. Минотавр медленно моргал, потом закрыл глаза, задышал тише и медленнее. И прикрыться не подумал. Физической угрозы от любовника он не ждал. Хотя уж кто-кто, а он должен знать, как смертельно опасны могут быть лисы… Идзуо лег на откинутую руку, зажмурился, чувствуя растущий ком в горле. Его пригребли. — Спи, — хрипло и сонно прошептал Менедем. Он уткнулся носом в плечо минотавра и вдохнул его запах, терпкий, резковатый, с травяной горчинкой от шампуня и мыла. Спать с ним было уютно. И жаль, что это все так ненадолго… Идзуо решительно оборвал мысли. Хватит, он не будет думать о грустном. Все будет так, как ему быть должно, и изменить течение реки времени не в силах даже боги, что уж говорить об одном маленьком китсунэ? У них все будет так, как предначертано заранее. Может быть, птица тоже присоединится к ним, ведь треугольник всегда очень устойчив, как ни поверни. Он видел пока еще слабый интерес Менедема к сирину, пока только готовность любоваться красотой. Но если показать, что он ничего не имеет против… Но все равно, это ненадолго, и Менедем останется со своей птицей один, даже если и согласится… Мысли роились, словно дикие пчелы, были так же злы и горьки и больно жалили. — Спи, — снова прогудел Менедем. — Не верти хвостом. — Я просто думаю… — О чем? — минотавр перекатился, навис над ним, влажный нос захолодил кожу на груди, в контраст к нему широкий язык Менедема был горячим. — Глупости всякие, — Идзуо сразу засмеялся, потеребил уши минотавра. Они были мягкие, бархатные, и очень нежные — слабое место у любого минотавра. Поэтому во младенчестве многим из них купируют уши. А еще слабое место — нос. Если потянуть за кольцо-украшение, Менедема можно в считанные секунды поставить на колени. Поэтому Идзуо ласкал его уши очень бережно, показывая, что не хочет навредить никоим образом. Язык минотавра скользил по телу ниже и ниже, целоваться и он, и его сородичи не умели, хотя о поцелуях знали. Но когда у тебя вместо человеческой — бычья голова, кое-что становится недоступным. Хорошо хоть к ласкам это не относилось. — Теперь ты успокоился и будешь спать? — Менедем счел, что приласкал лиса достаточно. — Не-ет, — протянул Идзуо, мягко и ненавязчиво направляя его еще ниже. Минотавру ничего другого не оставалось, как забрать в рот член китсунэ, продолжив ласки. Со стороны выглядело это угрожающе для самой нежной части Идзуо. Он закрыл глаза, отрешаясь от того, что видел, застонал тут же — то, что чувствовал было стократ прекраснее. Менедем не зря числился среди самых потрясающих любовников академии. Соскользнуть в немедленный оргазм теперь не позволял уже он сам, заставляя Идзуо извиваться и умолять, царапать простыни и пытаться ухватиться за ускользающее чувство реальности. А ведь минотавр практически ничего не делал, только осторожно ласкал пальцами изнутри и языком снаружи. Наконец, он сжалился над китсунэ, позволив тому бурно кончить, понадеявшись, что измотал лиса достаточно для спокойного сна без лишних мыслей. И верно: Идзуо уснул, даже толком не отдышавшись, словно погасили магический фонарик. — Вот и славно, — усмехнулся Менедем, аккуратно обтирая его влажной салфеткой. Во рту остался привкус меда и корицы — такая вот у китсунэ была на вкус сперма. Сам минотавр засыпал и просыпался легко, так что вернулся к прерванному сну почти сразу же.